Галчонок с подбитым крылом...

Часть пятнадцатая. Долгий путь к правде - 3. …Чтоб ясной любовью наполнилось сердце… Все в тающей дымке. Стихи Н. Рыленкова. Вместо эпиграфа… Сестра Вета позвонила утром. Она снова звонила со стационарного телефона с поста дежурной медсестры городской клинической больницы и говорила: - За мной приехали психиатры вместе с милицией. Меня выписывают из этой больницы, забирают и снова отправляют в больницу психиатрическую. Женщина услышала то, что хотела сказать ей младшая сестра. Она сказала в динамик своего мобильника: - Вета, подожди! - И бестолково заметалась по комнате. Муж был на дежурстве, на работе. От праздника Рождества Христова прошло всего несколько дней. В училище, где служил сторожем муж, еще продолжались зимние каникулы. Поэтому мужчина пропадал на своих празднично - суточных дежурствах с утра до вечера. И дети спали. И были слишком малы еще, чтобы возможно было что - нибудь спросить у них. Поэтому оставалось женщине надеяться только лишь на себя. Но вот какой же дать Вете совет, она не понимала. Слишком уж недавно началась ее городская жизнь. Слишком уж недавно она перебралась в город и стала городским экономистом, вместо привычной работы экономистом сельского хозяйства. А сельская жизнь требует от девочки, девушки, женщины, абсолютного подчинения мужчине. Сначала отцу, потом мужу, либо старшему брату, либо другому старшему родственнику - мужчине. И только лишь потому, что слишком много сельскохозяйственных работ на селе остаются работами тяжелыми, ручными, а не механизированными. И требуют постоянного вмешательства мужчины. А женщина для выполнения этих работ: косьба травы ручной косо́й, вспашка огорода лошадью с сохой или на тракторе. А женщина для выполнения этих работ слишком часто бывает неприспосо́блена и слаба́! Привыкнув всегда подчиняться отцу или мужу, женщина бестолково мельтешила по комнате. И никак не могла собраться с мыслями. Потом подносила к уху свой старенький мобильный телефон и начинала давать сестре советы: - А ты себя хорошо чувствуешь, ты уже вылечилась? - Ну, - протянула, в ответ Вета. - Мне уже стало получше, хотя болят места ударов, ушибов, кровоподтеков и синяков. - Знаешь, Вета, тогда ты не выписывайся! - Вдруг озарила женщину ослепительная и новая идея. - Нельзя насильно выписать человека из больницы, если он еще чувствует себя плохо! И закон такой есть , я читала закон этот! Я, правда, номера этого закона сейчас не помню. Но ты ссылайся на него. И отказывайся из обыкновенной больницы переходить в больницу психиатрическую! - Женщина подумала и добавила: - И я к тебе сейчас подъеду! Для помощи и для усиления нашей позиции! Вот только детишек разбужу, завтраком их накормлю. А младшего ребенка напою молочной смесью и к тебе подъеду. Тебе останется совсем недолго без моей помощи продержаться. Ты, если что, в палате закройся пока. И ни за что из палаты не выходи! И можешь ручку двери ножкою от табуретки или стула закрыть, как забаррикадировать. А я постараюсь подстраховаться на этот случай. И взять с собою корреспондента какой - нибудь городской или центральной газеты. - И, обязательно, Вета, - добавляла женщина. - Если уж прорвутся психиатры вместе с милицейскими не только внутрь больничного комплекса, но и внутрь твоей палаты, то ты за койку, нет, за батарею отопления покрепче ухватись! Как жаль, что я опять опоздала! Говорила в сотовый телефон и переживалаженщина. - И когда я ездила с фруктами и продуктами к тебе в больницу, не успела раздобыть настоящие железные наручники, чтобы ты могла бы их одним кольцом за батарею застегнуть, а другим концом застегнуть на своей руке, на запястье. А ключ обязательно бы надо было в окошко выкинуть, в снег. Ну, так, как делают активистки «зеленого движения», когда пристегивают себя наручником к рельсам железнодорожным, чтобы не пропустить в страну железнодорожный состав с радиоактивными или другими опасными отходами для захоронения на местных свалках. Наручники я не успела найти, - горевала женщина, но ты можешь пока простыней за батарею отопления сильнее привязаться! Пока все узлы распутают, я, дай - то Бог, с корреспондентом вместе к тебе в больницу прибегу! И мы остановим этот процесс твоего незаконного в психбольницу перемещения! Сестра подумала очень недолго, потом сказала: - Я лучше соберусь и выйду сама, добровольно. И добровольно поеду в психбольницу. - По интонациям голоса можно было понять, что младшая сестра никогда не считала свою старшую сестру ничем иным, кроме как фантазеркой! … Опять вот мелькают холмы, перелески, - крутилась в голове и памяти чужая стихотворная мысль. Женщина тряслась в автобусе. …Здесь краски неярки, здесь звуки нерезки… - Что - то спросила соседка по селу и по автобусному сиденью. Женщина беспомощно пожала плечами. Старый автобус грохотал, при движении, так что услышать и разобрать человеческий голос в шума́х мотора, было невозможно. А на подъемах весь автобус визжал мотором так, что казалось вот - вот остановится сердце. Или у кого - то из пассажиров, от ужаса, что автобус не вытянет подъем, сорвется и улетит в кювет. Или весь мотор остановится, как главное сердце всего автобуса. …Здесь медленны реки, туманны озера… - Проплыли рядом с дорогой глубокие овраги, сплошь присыпанные мусором из которых торчали то странные звериные черепа с зубами, то кости. В оврагах располагались основные свалки близко уже расположенного села. На дне оврагов, что углублялись каждый год от таяния снего́в и размыва ручьями и талыми во́дами, не плескалась, а смирно стояла зеленая примороженная жидкость, в которой чистую воду узнать было невозможно. …Здесь все ускользает от беглого взора… - Поплыли мимо обледеневших окон автобуса развалины сначала одной птицефабрики. Птицефабрику эту успели достроить. Вот только в производство не смогли запустить. Сменилась политика, подорожали корма и комбико́рмы. Стало ненужным производство диетического мяса цыплят - бройлеров. Закрыли новую, так и не вошедшую в полное производство куриного мяса птицефабрику. Теперь только развалины корпусов щерились, как наполовину повыпавшие зубы. Из большой и никому ненужной челюсти. …Здесь мало увидеть, здесь нужно всмотреться… - И вот, чуть подальше, начинались корпуса другой, тоже закрытой навсегда птицефабрики. Эта сельская птицефабрика производила раньше куриное яйцо, давала области и стране куриное, утиное, индюшиное мясо. И создавала рабочие места для половины жителей села. Другая половина сельских жителей работала на животноводческом комплексе по производству и откорму КРС (Крупного Рогатого Скота). Доили коров, растили телят, забивали или сдавали на мясокомбинат, на убой, молодых бычков. Теперь была навсегда закрыта птицефабрика, потому что производство яиц тоже признали ненужным и нерентабельным. …Чтоб ясной любовью наполнилось сердце… - На этих поэтических мыслях выученного ещё в школе стихотворения известного поэта, автобус встал у остановки. А женщина приехала в село, которое раньше, в далёком детстве, любила всей душой. И в этом селе по - прежнему жила ее мать. Теперь женщина рассказывала своей старенькой матери, которая несколько раз уже стала и бабушкой тоже. И снова напоминала сама себе женщина вампира, неудачника и головотя́па, который предлагает один идиотизм поменять на другой… - Сегодня мне позвонила Вета. - Докладывала женщина своей матери, подробно и по всем пунктам доклада сразу. - Сестру переводят сегодня из обычной городской больницы опять назад, в психиатрическую. - Хорошо, - сказала мать. - Я съезжу на выходных в психбольницу. Свезу передачу дочке и Вету навещу. - Бабуля, - попросила женщина. - А, давай, мы все - таки съездим с тобой в прокуратуру. Пойдем на прием к дежурному прокурору. Или напишем заявление для прокурора, что нельзя нашему деревенскому участковому так, как он вёл себя с нашей Ветой себя вести. Ведь ни в одном российском законе такого же нет, чтобы хватали обыкновенную гражданку на улице, потом избивали ее. И всю избитую кидали в психбольницу! Я что - то недавно читала про «оборотней в погонах». Мне кажется нам надо пожаловаться на действия нашего сельского участкового. Мне кажется, что он нарушил все законы, что он этот самый «Оборотень в погонах» и есть! - И что же отвечала бабушка, престарелая женщина, даже не законопослушная,а законобоязненная до такой степени, что понимала их мать и бабуля что нужно и можно собрать и отнести передачи в тюрьму или психбольницу, как помощи «страдальцам» или «терпельцам», которые терпят разные беды от действий самых разных властей. А вот протестовать, добиваться исполнения законности, как возвращения справедливости, их мать и бабуля была не приучена. И, даже понимая все правильно, даже зная о том, что Вета после своего избиения сельским участковым, могла бы погибнуть с такими травмами или от травм, или от холода в психбольнице, бабуля все равно перепугалась так сильно, что заявила резко и гневно: - Нет! Я этого делать не буду! И ни в какую прокуратуру я жаловаться не поеду! Нет!