Конечно же вернувшийся в Крепость слуга боялся, что его накажут. Теперь вся его идея с тем, чтобы следовать за господином в город, казалось провальной с самого начала. Гредо и сам не понимал, зачем сделал это, чего ждал от этого. Он спрятался в хлеву, изо всех сил делая вид, что его заботит только чистота кормушек и стойл, хотя в глубине души ожидал, что вот-вот и его позовёт кто-нибудь из других работников поместья, чтобы вывести к Алексису и послушать, какое наказание ему придумали. Но вот наступила ночь, потом пришло утро. Никто так и не позвал Гредо к себе. Фригат разбудил его, чтобы начать работу, и ничего не поменялось в жизни Крепости. Мальчик не видел Родгерта всё это время, но спустя несколько дней заметил его, выходящего из Замка. Шевалье, кажется, не обратил внимания на то, что кто-то за ним наблюдает. Было раннее утро, и хотя Гредо уже справился со своей работой, остальная часть Крепости пока что не спешила просыпаться. Даже солнце только-только вставало, и мальчик, ведомый одновременно виной и любопытством, неслышно зашагал вслед за графским сыном, следующим к Пустому двору. Родгерт вышел на середину двора, огляделся со скучающим видом. Потом подошёл к старой и заросшей уже травой телеге, потрогал её деревянный бок. Стал расхаживать туда-сюда, рассматривая предметы и прикидывая что-то в голове. Гредо заметил, что меч, который раньше висел на поясе у шевалье, теперь мужчина носил в руках. Он сам по себе был одет куда легче, чем в прошлый раз, и Гредо ненароком поёжился, представляя, насколько холодно сейчас может быть Родгерту, вышедшему на улицу в тонкой рубашке. Несмотря на май, утро было очень зябким, и сам мальчик кутался в шерстяную накидку, давно свалявшуюся и пропитанную запахом травы и животных.
Шевалье приблизился к стене Замка, положил ножны на пустующую дырявую бочку и достал меч. Когда мужчина обернулся, то к своему удивлению заметил перед собой Гредо, так незаметно подобравшегося к нему. Они оба вздрогнули, и мальчик, посмотрев на меч, заметно занервничал, но Родгерт только усмехнулся:
— Вижу, у тебя талант подкрадываться!
— Простите меня, — он тут же склонил голову, опуская глаза к земле. — Простите, я не имел в виду ничего плохого.
— Не просто же так ты оказался в городе, — Родгерт улыбнулся и опустил меч, поняв, о чем подумал слуга. — Ты пошёл за мной?
Гредо активно закивал головой, всё ещё не отрывая взгляда от земли.
— Я тут, если что, — шевалье щёлкнул пальцами, привлекая его внимание. Мальчик тут же посмотрел на него, чтобы понять, в чём дело. — Смотри на меня, будь так добр.
— Слушаюсь, господин.
Улыбка Родгерта стала какой-то натянутой и кривой, а глаза сощурились, когда он услышал, как обращается к нему слуга.
— Да уж, господин заброшенного поместья и заросшего двора, — усмехнулся он. — Знаешь, Гредо, мне не нравится, когда здесь меня так называют.
— Как мне вас называть? — совершенно не удивившись, спросил мальчик. Он, в целом, был готов называть господина так, как он скажет.
— Ты, разве, не знаешь моего имени? — шевалье улыбнулся.
— Родгерт Богарне? — будто бы чуя какой-то подвох в этом, неуверенно произнёс Гредо.
— Ну..?
— Мне называть вас Родгертом Богарне?
— А мне называть тебя Гредо Ничейным? — он сделал несколько шагов в сторону, отвернулся от слуги и, снова подняв меч, принял боевую стойку, намереваясь тренироваться.
Мальчик не понял шутки и лишь скромно посмотрел на него, но шевалье, не услышав ответа, вздохнул и продолжил сам:
— Родгерт, — потом он усмехнулся и, спародировав интонацию мальчика, добавил: — «Если позволите». Просто Родгерт.
И теперь Гредо не понял, о чём идёт речь. Он лишь кивнул, не понимая даже, что на него и не смотрят.
— Почему эту часть превратили в свалку, ты знаешь? — спросил мужчина, медленно вертя мечом.
— Пустой двор был таким до моего приезда, — тут же ответил Гредо.
— «Пустой»? Ясно, у вас тут свои прозвища, — вздохнул он. — И когда ты приехал?
— Ну… Так, — Гредо нахмурился, пытаясь сосчитать его время в Крепости. — Три лета… Три осени… Три зимы… Четыре весны.
Родгерт остановился, скептически посмотрел на Гредо, поджав губы:
— Значит, читать и писать тебя научили, а считать — нет? Сколько тебе самому лет-то?
— Нет, я умею считать, — тут же стал оправдываться мальчик. — Просто… Просто хотел ответить точно. Но я не помню, сколько мне лет. Алексис думает, что мне было девять, когда я приехал. Значит, двенадцать.
— Это не допрос, парень, — Родгерт снова расслабился и рассмеялся. — Мне твоя точность ни к чему. Значит, ты тут всего три года?
— Да.
— И как, нравится тебе тут?
— Да.
— Серьёзно? — шевалье снова посмотрел на него, замедлив свои движения и хитро улыбнувшись.
— Ну… — Гредо смущённо опустил глаза, чтобы не выдавать своей лжи. — Нравится, да… Хотя я скучаю по Морвене и Агриде.
— Кто это? — спокойно спросил мужчина.
— Девушка, которая приехала со мной, и наёмница, которая женилась на ней. Она учила меня драться.
— Прости, я с ними не знаком, — он пожал плечами и взялся обоими руками за меч. — И как она учила тебя драться?
— Не мечом… — задумчиво ответил Гредо, с интересом наблюдая за действиями рыцаря. Родгерт, услышав его ответ, снова замедлился, взглянул на слугу и заметил, как тот на него смотрит.
— Знаешь, парень, ты либо действительно не умеешь считать, либо Алексис очень ошибается, — шевалье опустил меч и почесал подбородок. — Выглядишь взрослее.
Гредо не нашёл ответа, его собственный возраст мало интересовал.
— Ну-ка, держи, — шевалье вдруг протянул ему оружие. — Держи, держи, не бойся. Ну, вот.
Мальчик сначала очень неловко потянулся к мечу, но когда понял, что никто не станет его ругать, тут же схватился за рукоять и поднял меч над собой. Родгерт рассмеялся, заметив радостный огонь в глазах ребёнка.
— Нравится?
— Да.
— А с чем ты дрался раньше?
— Мы с Морвеной дрались на кулаках, боролись. Ещё учила меня носить щит и бить дубинкой.
— Ну, наёмница, чего ещё ждать… — покачал головой шевалье. — Смотри, прежде всего ты должен поклониться противнику, и он кланяется в ответ.
Родгерт отошёл от мальчика на несколько шагов и слегка согнул спину, наклоняясь вперёд и прикладывая левую руку к груди.
— Потом кто-то из вас начинает движение. Меч держи ниже. Опусти руку.
Гредо внимательно повторил движения шевалье, потом шагнул вперёд так же, как шагнул ему на встречу Родгерт.
— Но это же не бой, — вдруг остановился мальчик.
— Не бой? — удивился Родгерт. — Что же это, по-твоему?
— Это дуэль.
Мужчина снова сощурился, внимательно смотря на слугу. Без злобы, скорее с интересом.
— И чем плоха дуэль?
— Дуэль хороша, если вам некуда спешить и нечего делить, — уверенно сказал ребёнок, вспоминая слова Морвены, чьему опыту и словам он безоговорочно доверял. — В настоящем бою люди перестают быть людьми. Никто не будет кланяться.
— Интересно говоришь, — шевалье вздохнул и снова почесал подбородок. — Ну, нам с тобой некуда спешить. И точно нечего делить.
— Да, тут всё ваше, — с охотой согласился Гредо, но эти слова вызвали у Родгерта только искренний смех.
— Моё, как же… — смеялся мужчина. — Да, парень, легко жить с твоей головой. Ну-ка, попробуй напасть на меня.
Гредо отступил назад, не решаясь поднять меч и всем видом показывая, что не станет делать этого. Родгерт только улыбнулся:
— Чего?
— Я боюсь вас ранить.
— Поверь, ты меня не ранишь.
— Не хочу…
— Ну, смотри, меч ведь мой, так?
— Да.
— И я сам тебе его дал? Да и, если думать так, как ты думаешь, то тут всё принадлежит мне. Вестимо, и ты, слуга, тоже. Ну и, кто будет виноват, если я поранюсь об собственный меч и собственные руки? — мужчина наклонил голову и улыбнулся мальчику. — Нападай.
Гредо всё равно не торопился напасть. Он неуверенно поднял меч, но долго смотрел на Родгерта, всё надеясь, что это лишь шутка и господин не хочет на самом деле, чтобы на него шла с оружием.
— Ну, спешить нам, конечно, некуда… Можно тогда весь день тут и простоять, — саркастически проговорил мужчина, сложив руки на груди и всё ожидая удара. — Решайся уже, Гредо.
Тогда мальчик всё-таки шагнул вперёд, занося меч так, как думал, это следует делать. Ему даже показалось, что вот-вот и лезвие ударится в плечо Родгерта, но мужчина совершенно не напрягаясь отшагнул в сторону. Гредо споткнулся об его выставленную ногу и повалился на землю.
— Я же говорил, что не ранишь, — добродушно усмехнулся шевалье. — Сколько ты тренировался с той женщиной?
— Зиму только, — Гредо не был смущён, лишь слегка растерян. Он и не успел понять, что случилось.
— О, очень мало, — Родгерт наклонился над мальчиком и забрал у него меч. Вернув оружие в ножны, он снова подошёл к Гредо и сказал: — Давай попробуем пока без оружия. Ну?
Гредо уже понял, что шевалье не дурак и не даст просто так себя покалечить. Он так ловко увернулся от удара, что мальчик убедился в бессмысленности поддаваться ему. Почему вообще ребёнок может бояться за взрослого рыцаря? Гредо снял плащ, чтобы тот не мешался, и снова шагнул вперёд, намереваясь в этот раз побороть мужчину так, как учила его Морвена.
— Я думаю, что… — только начал шевалье, но вдруг Гредо резко дёрнулся вбок, схватил его за руку и, тоже подставив ему подножку, со всей силы пихнул Родгерта в туловище. Не устояв на ногах, тот крутанулся в воздухе и со вздохом упал на землю. Гредо, даже не подумав о том, что на этом можно закончить, тут же сел сверху и заломил плечо шевалье, радостно улыбаясь. Родгерт, придавленный слугой, на вдохе запротестовал: — Эй, ну-ка! Слезь, слезь!
Мальчик вскочил на ноги и послушно отошёл, а мужчина, повернувшись и сев на землю, сделал глубокий вдох и удивлённо посмотрел на него. Юный колдун занервничал было, пытаясь в этом ошарашенном взгляде различить что-то, но рыцарь тут же встал и начал смеяться, хлопая себя по ногам и стряхивая пыль с брюк.
— Да уж, сам виноват. Ладно, понял. Ну-ка, ещё разок.
Гредо снова шагнул вперёд, но теперь и шевалье уже понял, чего ожидать. Он увернулся, схватил Гредо за плечо и, резко дёрнувшись, опрокинул ребёнка на землю, но и тот, словно не заметив своего падения и удара, лишь рассмеялся. Копящаяся в нём энергия заставила его радоваться, почувствовав, что ей снова могут дать выйти наружу. Мальчик вскочил на ноги и снова бросился на рыцаря, пытаясь перебороть его. Пусть Родгерт был ниже и щуплее Морвены, а Гредо уже доставал ему макушкой до подбородка, шевалье всё равно устоял и смог вывернуться, опять оттолкнув от себя разыгравшегося слугу, который, войдя во вкус, быстро забыл, кто перед ним стоит. Да и сам графский сын, кажется, был не против развлечь себя в этом заброшенном месте таким занятным ребёнком.
Уже окончательно расцвело, солнце набирало мощь, и Гредо, почувствовав, как жара начинает сковывать его движения. Утро уже не казалось ему таким уж зябким, и он понял Родгерта, вышедшего во двор в одной лишь рубашке: мальчику и самому захотелось сбросить тунику, начавшую пропотевать от его потуг перебороть шевалье. Сам рыцарь, несколько раз уже опрокинувший неугомонного ребёнка на землю, тоже подустал от такой тренировки, он ведь планировал заняться совершенно не этим.
— Ладно, хватит, я не хочу идти к Зерпине грязным, — усмехнулся он, жестом останавливая слугу.
Гредо сразу же подумал, что речь идёт о звонко смеющейся медововолосой девушке. Поняв это по его выражению его лица, шевалье засмеялся громче.
— Что, хороша она?
Ответить духу не хватило, мальчик лишь потупился в землю, чтобы глазами не выдать свои мысли. Он ведь потратил немало сил, заставляя свою голову перестать думать о произошедшем несколько дней назад. Голос девушки упорно раздавался в разуме снова и снова, и Гредо приходилось мысленно кричать о чём угодно, только бы не разрешать сердцу стучать настолько сильно. Но даже если удавалось выгнать из головы стон, то уж вечно возникающий образ мальчик так и не смог победить. Вот и теперь он, заслышав только слова шевалье, снова почувствовал бурю эмоций, бороться с которой при ком-то постороннем не хотелось.
— Простите, — тихо произнёс он, начав заламывать пальцы.
— Да, мне она тоже нравится, — Родгерт, кажется, забавлялся смущению мальчика.
— Я пойду работать? — спросил разрешения Гредо, надеясь поскорее спрятать лицо от господина. Даже как обычно наброшенные на него волосы, казалось, уже не скрывают от взгляда шевалье.
— Конечно. Иди, — кивнул ему мужчина.
Уж если голова не справлялась сама, то работа всегда помогала ей. Гредо быстро смог отвлечься от воспоминаний о девушке, а уж Фригат-то был только рад снова нагрузить мальчика своими заботами. Товарищ, лежащий в тени у хлева, лениво поглядывал за мельтешением работников, пока Гредо постоянно подходил к нему, чтобы погладить старого пса по голове и похвалить его за то, как хорошо он отдыхает. Ближе к середине дня Товарищ внезапно пропал со своего места. Сразу же ставший искать глазами Гредо заметил, как пёс поковылял в сторогу Родгерта, вышедшего из Замка. Гредо и сам, как радостный щенок, бросился в сторону своего господина. Шевалье заметил сначала пса, а потом и мальчика. Товарищ получил ещё одно поглаживание между ушей, а Гредо одарили очаровательной улыбкой.
— Вы любите собак? — с надеждой спросил мальчик.
— О, обожаю, — охотно подтвердил рыцарь. — Они очень хороши.
Одного этого ответа уже было достаточно Гредо, чтобы обрадоваться, но в этот раз графский сын был особенно щедрым:
— Видел бы ты наших псов! Чудовищные звери, кости дробят только так, — в голосе Богарне слышалось искреннее восхищение.
— Фригат сказал, что они загрызли бы нашего Товарища, — грустно пробормотал Гредо, пальцев указав на старого пса.
— О, нет, мы не отпускаем их просто так, — Родгерт усмехнулся и снова погладил седеющую гончую. — Псы Богарне продаются дороже оружия. И ранят не слабее.
— Алексис не любит собак, — пожаловался Гредо, но тут же пожалел о сказанном. Какой был смысл сообщать такое?
— Алексис ничего не любит, — шевалье искренне рассмеялся. — Старый брюзга.
Родгерт последний раз погладил Товарища и двинулся в сторону Пустого двора, явно намереваясь снова пройти к городу окольным путём. Гредо, сам того не осознавая, двинулся следом. Шевалье тут же остановился, удивлённо взглянув на мальчика.
— Ты… со мной пойдёшь? — спросил мужчина, явно вкладывая в свои слова сомнения по поводу такой необходимости.
Но для Гредо этот посыл остался потаённым. Он с радостью принял это за предложение:
— Можно?! — спросил он, не веря своему счастью.
Родгерт опешил, но вдруг со стороны хлева раздался недовольный голос Фригата, подзывающего Гредо к себе. Старик ещё не разглядел, что рядом с мальчиком стоит графский сын. Заметив, наконец, фигуру шевалье, старик тут же извинился и двинулся в сторону господина, чтобы поприветствовать его достойно.
— Гредо, не надоедай господину, — тихо буркнул Фригат, кивком головы указывая мальчику в сторону.
— Я пойду с Родгертом, — тут же сообщил тот.
Фригат, услышав такие смелые речи, опешил не меньше самого шевалье и вопросительно уставился на него. Но Родгерт тут же залился смехом.
— Да, да, он пойдёт со мной, — подтвердил он.
Старик лишь коротко поклонился, решив не вдаваться в подробности. Спорить со словами мальчика он стал бы без сомнений, но если так сказал Богарне, то не его, Фригата, дело, где и чем занимается слуга. Стоило только Гредо и Родгерту выйти за пределы Пустого двора и спуститься к ручью, как мальчик пристал к шевалье с расспросами. Он и сам не ожидал, как много, оказывается, может его интересовать. О рыцарских псах, о рыцарях, о лошадях, о походах, об оружии, о дворянах. Родгерт и сам не подозревал, как ребёнок, умудряющийся спрашивать так много, говорит при этом так мало. Гредо отлично слушал, но каждый новый вопрос тревожил шевалье всё больше. Когда речь зашла о самих Богарне, Родгерт заметно погрустнел. Игравшая до этого на его лице снисходительная улыбка пропала без следа.
— Я никогда не видел графа, — сказал Гредо.
— Забавно, я могу сказать почти то же самое, — хмыкнул в ответ мужчина.
— Но ты его сын?
— Да, раз уж он признал это. Знаешь, мы с ним очень мало виделись. А когда виделись, что он делал, как думаешь?
Гредо только молча посмотрел на шевалье, ожидая правильного ответа от него же самого.
— Ничего особо и не делал, — Родгерт заметил взгляд мальчика и отмахнулся. — Прислал меня сюда, чтобы я не мозолил глаза.
— Это наказание? — удивился Гредо.
— Наказание? — скептически переспросил Родгерт. — Было бы, за что меня наказывать! Ха-ха, нет, это просто… избавление. Я ему не нужен.
— Как это? — мальчик искренне не мог понять, как может быть не нужен тот, кому отдали целое поместье. Этот подарок в глазах Гредо казался подарком, сравнимым с королевским величием.
— Я не знаю, может, он чувствует вину за то, что заделал меня на стороне, оттого и все эти жалкие подачки, — выдал вдруг Родгерт, поняв, что несмышленый и ничейный ребёнок может стать лучшим слушателем, которого шевалье только сможет найти. — Меня признали единственным сыном, но вместо титула и права наследования я получил… ну…
Мужчина обвёл рукой лес вокруг себя, начав устало перечислять, с каждым новым словом звуча всё более скучающим:
— …Я получил почти провалившийся в Пропасть дом, Пустой двор, полный мусора, несколько худых коров, из которых уже можно давить сыр, старую гончую, старую конюшую, старого уборщика, старого коменданта, старых слуг, с десяток пьяных наёмников… — рука рыцаря замедлила движение и остановилась, указывая ладонью на мальчика: — и одного Ничейного Гредо.
Тот со всей искренностью принял слова рыцаря за шутку. Дары, перечисленные молодым Богарне, казались юному колдуну сокровищами, на которые он мог лишь иногда завистливо зариться и подворовывать понемногу отовсюду.
— Он не ничейный, — с улыбкой ответил Гредо, вперившись в глаза шевалье и вспомнив утренний разговор. — Он принадлежит Богарне. А единственный Богарне, которого я видел и которому я подчиняюсь, говорит сейчас со мной.
Родгерт замедлил шаг, внимательно, слегка даже встревожено посмотрев на ребёнка. Гредо тоже перестал спешить и ещё упрямее вгляделся в лицо господина, надеясь понять, что именно тот чувствует. На мгновение ему показалось, что графский сын испугался и станет ругаться, но Родгерт опять умело надел улыбчивую маску, скрыв свои мысли от слуги, в чьей дурости он до сих пор полноценно не мог ни убедиться, ни разувериться:
— Тогда Богарне предпочтёт, чтобы Гредо молчал об этом разговоре. Он понял его?
— Понял, — мальчик перестал улыбаться, став серьёзным.
— А сам-то ты что? Кто были твои родители? — Родгерт отвернулся и снова пошёл вперёд по тропинке, выходящей из леса.
— А я не помню, — бесстыдно соврал Гредо, изо всех сил старающийся звучать убедительно и раскрепощено.
— Прямо ничего? У них тоже глаза были такие?
— Не помню, — в этом ему уже даже не пришлось врать. — Но дом у нас был.
— И что?
— Был и сгорел.
— Маги, да?
Гредо не ответил, ложь ужасно утомляла его. Он бросил короткий взгляд в спину шевалье, потом отвернулся к лесу, смотря на уже поблёскивающее из-за веток поле, полное молодой зелёной травы.
— Я не сталкивался с магами раньше, — сказал Родгерт обыденно. — Да и не хочу.
— Почему? — мальчика действительно заинтересовал ответ на этот вопрос.
— Я не из Сынов, меня не учили бороться с магами и колдунами.
— А что, много их?
— Не знаю.
Они миновали лес, вышли на поля. За полями, как и в прошлый раз, светился белёными стенами городишко. Гредо долго молчал, не решаясь продолжить разговор. Когда они уже стали приближаться к первым зданиям, то мальчик, подумав, что людей вокруг может стать слишком много, спросил:
— А вы читали поэму о двух рыцарях?
— А как же. Нетленная история, — с незнакомой Гредо интонацией выдал Родгерт. — А что?
— Рыцарь Тодор заговаривает растения, — аккуратно произнёс мальчик, внимательно при этом следя, как после этих слов изменится походка или голос шевалье, но тот, кажется, вообще не придал этому значения.
— Да, что-то такое там было, — равнодушно ответил он. — Не знаю, вроде как, настоящие маги так тоже могут.
Гредо задумался о том, сможет ли он сам так. Что ему нужно для этого? Если подчиняется ему замок, то разве не сможет он договориться и с лианой?
— Знаешь, что ещё было в поэме? — вдруг заговорщически прошептал Родгерт, останавливаясь и склоняясь к слуге. Мальчик взглянул на него, потом проследил, куда направлен взгляд рыцаря, говорящего ему: — Сверкающая леди.
За одним из рыночных прилавков стояла Зерпина. Как и в прошлый раз, совершенно прекрасная. Ни самое простое платье, ни платок, подбиравший длинные прямые волосы, ни даже запылившиеся от работы руки не могли бы принизить её красоты для юного колдуна. Он тут же остановился, нервно напрягся и не решился идти дальше, вспомнив, как именно прошла первая его встреча с девушкой.
— Пойдём, пойдём, — Родгерт бесцеремонно толкнул его в спину, заставляя шагать.
Зерпина сначала не заметила их, но Родгерт не постеснялся зайти за прилавок, полный шкурок и глиняной посуды, и обнял девушку со спины, заставив её сначала вскрикнуть от удивления, а потом, узнав возлюбленного, звонко рассмеяться. Гредо увидел, как мужчина быстро поцеловал её, проигнорировав шутливые слова девушки о том, что люди могут подойти за покупками.
— Смотри лучше, кто уже подошёл! — вдруг со смехом сказал Родгерт, кивнув в сторону слуги.
Повернувшись к нему, Зерпина тут же изменилась в лице. Сначала она словно бы не узнала мальчишку, но тут же перестала улыбаться, сделалась серьёзной. Если раньше сердце Гредо билось слишком сильно, то теперь словно остановилось, упав в желудок и оттянув его до земли. Зерпина уверенно убрала руки Родгерта со своей талии, потом рывком отвернулась к прилавку и стала перекладывать маленькие шкурки на другое место. Но и это не продлилось долго. Спустя несколько мгновений она снова взглянула на рыцаря, избегая взгляда Гредо, и тихо, но недовольно сказала:
— Ты с ума сошёл?
— Ну что, стесняешься его, что ли? — добродушно рассмеялся шевалье.
Зерпина схватила с прилавка лисий хвост и хлестнула рыцаря, злобно поджав губы. Гредо хотел убежать прочь, но вдруг заметил, как после хохота Родгерта, увернувшегося от удара, сама девушка тоже смущённо заулыбалась. Внезапно она повернулась к мальчику и спросила его, всё ещё пытаясь сдержать улыбку, рвущуюся наружу:
— Что, не страшно тебе с безумцем ходить?
— Да ладно тебе, это просто ребёнок, — смеялся Родгерт.
Девушка снова замахнулась на него, но потом вдруг протянула Гредо хвост и сказала:
— На, ударь его за меня, мне нужно работать.
Мальчик как зачарованный потянулся к хвосту и, взяв его в руку перевёл взгляд на Родгерта.
— Ага, только посмей, — улыбнулся шевалье и снова хохотнул. — Чему ты учишь мальчика?
— Делать тебе нечего, баловень, — отмахнулась девушка и, взглянув на Гредо, подмигнула ему.
— Ладно тебе, пойдём, — стал подгонять её мужчина. — Уже за полдень, могла бы отпроситься.
— Пойду, когда отпустят, — отмахнулась она от него.
Родгерт постоял несколько мгновений, потом хмыкнул и пошёл прочь от прилавка. Гредо хотел было пойти за ним, но увидев, что мужчина подошёл к женщине, стоящей поблизости, мальчик помедлил. Разговор продлился недолго. Родгерт передал что-то торговке, тут же ему поклонившейся, и, вернувшись к Зерпине, радостно сообщил ей:
— Ну, вот. Делов-то. Твой день выкуплен на сегодня, она сама справится.
Девушка цокнула языком, услышав, как бесстыдно прервали её рабочий день.
— И не жаль тебе денег на это, — она ловко увернулась от его объятий, но он снова скользнул к ней и обхватил её руками:
— Ничего не жалко. Денег у меня хватает, — мужчина улыбнулся и, подводя Зерпину к Гредо, представил его ей: — Смотри. Работает у нас в поместье.
— Зерпина, — девушка протянула руку ребёнку.
— Гредо, — уверенное рукопожатие мальчика совершенно не совпадало с тем, как испуганно он говорил и отводил взгляд.
— Нет, нет, ты на глаза его глянь, — улыбнулся Родгерт, подталкивая возлюбленную поближе.
— Вижу я его глаза, что ты прицепился, — она пыталась звучать раздражённой, но сама смеялась. — Красивые.
Услышав такое, Гредо не удержался от того, чтобы посмотреть в лицо девушке. Какой бы суровой не пыталась она показаться, мальчик счёл её ещё более красивой, чем ему показалось поначалу. И слышать похвалу от неё было для него чем-то выходящим за пределы разума. Он хоть и чувствовал, как некомфортно ей рядом с ним, но очень быстро понял, что заключается это в том, как упрямо пытался смутить её Родгерт. В действительности же девушка была мила и добра настолько, что то и дело осаждала шутки кавалера, поглядывая на ребёнка и играючи спрашивая у него, должен ли рыцарь вести себя так развязно. Гредо не понимал интонаций и фраз, произносимых мужчиной, но каждый раз улавливал в них какую-то шутку, так как Зерпина то и дело смущалась и скрывала это за смехом или руганью. Вряд ли она ожидала, что её любимый приведёт на встречу какого-то ребёнка, но винить в этом самого слугу? Гредо, впрочем, стыдился настолько же, насколько был доволен. Даже предыдущий образ Зерпины, увиденный им в тёмном дворе и словно отпечатавшийся в его глазах, очень быстро растаял, перебитый новым, куда более сильным и в то же время ласковым по отношению к мальчику: сдержанная, но добрая улыбка, играющая на лице девушки весь вечер, пока они с Родгертом бродили по городу.
Шевалье то и дело забывал о своём маленьком спутнике: он был увлечён возлюбленной и городом, а ближе к ночи и вовсе отправил слугу в Крепость, сообщив о том, что не вернётся до утра. Гредо не придал его словам никакого значения. Он попрощался с Зерпиной, поклонившись ей, и послушно исчез. В этот раз он не решился оставаться рядом с ними и действительно вернулся к Белым Псам. Встретивший его Фригат только побурчал, но не решился отругать мальчика: графский сын сам выбрал себе проводника, что может старик противопоставить этому?
Спустя несколько дней Гредо снова прилип к шевалье, не ожидавшему этого. Родгерт, вышедший в Пустой двор, чтобы вспомнить про тренировки, опять столкнулся с выжидающим взглядом слуги, возникшего словно из ниоткуда.
— Ты научишь меня драться? — не понимая, о чём просит, обескуражил рыцаря вопросом Гредо.
Родгерт засмеялся. Он смеялся в ответ на многие вопросы мальчика: простота и рождающаяся из неё непосредственная наглость так забавляли Богарне, что он и сам не заметил, как стал возиться с ничейным ребёнком, будто это был его протеже. Ну, или дрессированный и лишь изредка бездумно повторяющий слова щенок. В прочем, Гредо слабо видел разницу между тем и другим. Он действительно как безмолвная, но верная собака слушал все речи своего доброго господина, ведь никто, кроме несмышленого на вид слуги не мог бы стать слушателем того, что на самом деле вертится в голове у рыцаря, оскорблённого своим положением. Полуразрушенный Замок, заросшие дворы, да даже всё вокруг Крепости, включая маленький городишко, навевало на Родгерта такую скуку, что даже юродивый приставучий мальчик мог скрасить его будни своими странностями. Гредо стал куда меньше работать, и никто не мог обвинить его: юный колдун целыми днями вслух читал книги для графского сына, садясь с ним где-нибудь под деревом или гуляя по саду, носился с его оружием, пытался повторять его движения, дрался с ним играючи, то роняя его в траву, то падая самостоятельно, просил у кухарки еду для господина, бегал в город, покупая что-то, что потребовалось Родгерту срочнейшим образом, но чего не было в Крепости. Когда шевалье уходил, чтобы побыть с Зерпиной, Гредо всегда следил за тем, чтобы никто не прознал, где он. Иногда мальчику даже нужно было врать, и ложь эта доходила до глупого: «он только что был тут», «я видел его в саду», «отлучился проверить лошадей», «пошёл поговорить с наёмниками». И все эти несравненно важные занятия почему-то занимали часы пропажи, а Гредо каждый раз с равнодушным лицом придумывал новую отговорку. Однажды осенью Родгерт, заметно захмелевший ещё в начале дня, подозвал его к себе, вручил деньги и попросил купить кое-что особенное.
— Выкупи, будь так добр, этот вечер для Зерпины, — улыбнулся шевалье, словно это было просьбой, а не приказом.
Гредо не знал, что ответить. Да и нужен ли был его ответ Богарне? Мальчик, как обычно, безоговорочно помчался в город, чтобы на рынке обескуражить девушку такой новостью.
— Совсем обезумел, — буркнула Зерпина, скрывая смущение.
— Ты пойдёшь со мной? — спросил мальчик.
— Знаешь, отдай торговке половину, другую возьми себе, потому что я всё равно задержусь тут, — Зерпина постаралась не смотреть на него, но Гредо, удивлённый таким ответом, сам подошёл и уставился на неё:
— Зачем?
— Что значит «зачем»? — она лишь мельком взглянула на него, чтобы оценить выражение на его лице. — Погуляй по городу, отдохни. Купи себе что-нибудь. Он поленился сам прийти, а тебя прислал одного. До крепости сколько идти? Час? Мало ли, что с тобой могло случиться.
— Да что со мной случится, я драться умею, — совершенно равнодушно произнёс мальчик, даже не думавший похвастаться этим. — Он поэтому меня прислал. Я провожу тебя.
— Я не уйду из города раньше полудня, — ответила Зерпина и отвернулась от него.
«Что ж…» — подумал Гредо, подходя к торговке, которой помогала девушка. Все деньги, отданные Богарне, перешли теперь к этой женщине, снова охотно отпустившей свою помощницу.
— Родгерт сказал, что хочет скорее увидеться с тобой, — мальчик снова приблизился к Зерпине, с надеждой заглядывая ей в глаза.
— Ты отдал все деньги, да? — разочарованно спросила она.
— Все.
Девушка вздохнула и вышла из-за прилавка. Но, к удивлению мальчика, она пошла вовсе не в сторону дороги, по которой собирался дойти до Крепости Гредо.
— Куда ты?
— Я хочу помолиться Создательнице, — коротко ответила Зерпина, уверенно шагая куда-то вглубь города.
— Зачем? — юный колдун семенил за ней, вспоминая о том, что сам знает о
Создательнице: взрослые рассказывали ему о Пресветлой, но Гредо обычно не уделял должного внимания этому. Да и должен ли? Там, где он жил и работал, куда как чаще звучали другие имена. Фригату не было дела до обучения мальчика, другие наёмники много упоминали Сынов, Дочерей и Нивека. А Родгерт? Он не тратил время на философствование с сиротой. Скорее, на рассказы о своём отце, сославшем ненужного внебрачного сына в такое же ненужное поместье.
— Я хочу, чтобы кто-нибудь меня любил, — она улыбнулась, но не посмотрела на своего маленького спутника.
— Разве Родгерт не любит? — удивился Гредо со всей своей искренностью.
Девушка рассмеялась и ускорила шаг. Мальчику пришлось побежать за ней, но она тут же снова замедлилась и, бросив на него нежный взгляд, ответила:
— Любит. Конечно, любит…
— Я тоже люблю, — совершенно не смущаясь, произнёс он, не отрывая от неё глаз.
Теперь уже девушка засмеялась громче, закрывая лицо руками и смущённо отворачиваясь. Гредо не понял, почему она отреагировала так, но ему доставляло удовольствие просто смотреть на неё, не забивая голову ненужными мыслями. Может, поэтому Родгерт так часто дразнит её? Чтобы она смеялась.
— Всё чуточку сложнее, дитя, — наконец сказала Зерпина и снова ускорила шаг.
— Тогда зачем ты идёшь к Создательнице?
— А почему нет? — решила сменить настроение она. — Создательница дарует мне любовь.
— Тебе не хватает любви Родгерта?
Девушка остановилась и посмотрела на Гредо так, будто утомилась. И всё же улыбка до сих пор играла на её лице.
— Родгерт любит меня иначе, — сказала она. — Скажи, ты думал, что будешь делать, если останешься один?
Гредо не любил думать о таком.
— Нет, — ответил он, отводя взгляд, но Зерпина сразу всё поняла.
— Ты не останешься один. Потому что Создательница будет с тобой.
— Почему? — Гредо перестал нравиться этот разговор. — С чего ей со мной быть?
— Она будет. Тем более если никого больше не будет, — насколько ласков был голос Зерпины, настолько же неприятно становилось Гредо. Что-то пугающее рождалось в нём, когда он думал о таком. Не хотелось снова испытывать запрятываемые чувства.
— Нивек говорит, что она… Как жена? — повторил Гредо чужие слова. — И мать. И жена. Но почему для Нивека?
— Гредо, у Создательницы… Много ликов, — Зерпина нахмуренно скривилась и покачала головой. — Она тут не для Нивека. Он не должен говорить за неё, так я думаю. От тебя зависит, какой она для тебя будет. От меня зависит, какой она будет для меня.
Они вместе зашли в храм, и Гредо не понимал, зачем он тут. Конечно, он не отворачивается от Создательницы, но слова девушки и других взрослых пролетали мимо его ушей. Он даже не обратил внимания на людей вокруг, просто стоял спокойно около Зерпины и разглядывал камни под своими ногами, лишь туманно размышляя о сказанном ему. Пресветлая сразу и мать, и жена. Она и прощает, и наставляет на справедливую месть. Она любит людей, она заступница, и она же карающая. Гредо путался в этом, и никто не мог объяснить ему нормально.
Когда они вместе вышли из города, он сразу пошёл в сторону леса. Зерпина удивлённо указала ему на дорогу через поля, но он сообщил ей, что прийти к Крепости они должны скрытно. Девушка удивилась, что может быть скрытный путь до поместья Богарне.
— Никому особо нет дела до этого пути, мы с Родгертом ходили тут, чтобы солдаты у главных ворот не видели нас. Он не хочет, чтобы все видели, как много он уходит.
— Вы часто ходите через лес? — Зерпина, кажется, занервничала.
— Ну… Я ходил с ним, да. И сам ходил. Часто. Не бойся, тут никто обычно не встречается, — Гредо улыбнулся ей. Прогулка доставляла ему исключительное удовольствие, а постепенно рыжеющий лес вокруг становился только приятнее, когда девушка с медовыми волосами шла через него.
— И Родгерт хочет, чтобы я пришла тайно? Через лес? — она звучала грустно.
— Да. Почему ты спрашиваешь?
— Нет, не обращай внимания, — Зерпина тут же улыбнулась ему.
— Он станет графом, так он говорил… — начал успокаивать её мальчик.
— Да, мне он тоже говорил…
— …И многое изменит тут. Тебе не нужно будет ходить через лес.
Зерпина только усмехнулась. Гредо провёл её через поля, потом через рощицу, которая примыкала к ручью, впадающему в ров Крепости. Когда мальчик поднялся к калитке в Пустой двор, он попросил Зерпину подождать тут, у стены. Вернувшись спустя несколько минут, он схватил девушку за руку и радостно прошептал:
— Пойдём, никто не увидит!
— Мы что, будем красться? — она, несмотря на свою грусть, попыталась подыграть ему, столь захваченному этой авантюрой.
— Да! Я проведу тебя.
Крепко держа её за руку, Гредо потащил Зерпину за собой. Через Пустой двор к двери, ведущей в большую залу. Оттуда к лестнице за кухней, потом на третий этаж, к комнате Родгерта. Шевалье обычно не впускал Гредо туда, ссылаясь на то, насколько грязны обычно были ноги мальчика. Гредо и теперь не попытался зайти внутрь, лишь остановился у двери и постучал в неё. Родгерт не отозвался. Слуга постучал снова, за тяжёлой деревянной дверью послышалось шевеление и наконец рыцарь выглянул в коридор. Он, растрёпанный и заспанный, в таком нелепом виде казался ещё моложе, чем был. Заметив Зерпину, стоящую за спиной мальчика, Родгерт заметно повеселел и раскрыл глаза шире. Он тепло поприветствовал возлюбленную, улыбнулся Гредо и отпустил его.
Что должен был делать юный колдун с этой свободой? Ему хотелось бы остаться со своими господами. Прочесть им что-нибудь, сесть рядом с ними. Послушать ещё, как смеётся прекрасная Зерпина и как вечно дразнит её Родгерт. И всё же Гредо вернулся во двор, решив, что пора помочь Фригату с его делами, которые ранее старик так удачно скинул на ребёнка, а теперь получил обратно, раз уж графский сын настолько добр, что этого же ребёнка таскает за собой. Товарищ, как и прежде, лежал около хлева, погрузившись в крепкий старческий сон. Гредо, подошедший погладить его, заметил, что нетронутой осталась еда, оставленная в деревянной миске, из которой обычно ел пёс.
— Сытый уже? — спросил мальчик, заботливо почёсывая худую спину гончей. Товарищ на мгновение удивлённо вскинул голову, почти белёсыми глазами взглянув на мальчика, потом вильнул хвостом и снова растянулся на земле, лениво потянув лапами.
Вечером мальчика подозвал к себе шевалье, не задумывающийся даже, почему слуга так хорошо слышит его из любой части Крепости и прибегает так быстро. Зерпину нужно было отвести обратно в город. Гредо воспринял этот приказ радостно: ещё бы, вечерняя прогулка с прекрасной девушкой не могла не поднять ему настроения. Сама Зерпина, в прочем, такой уж радостной не выглядела. Она нежно поцеловала Родгерта на прощание, потом сама двинулась в сторону калитки, а Гредо торопливо побежал за ней.
— Ты же не боишься идти через лес обратно? — заботливо поинтересовался мальчик, но она только улыбнулась в ответ.
— Конечно же нет. Ведь ты со мной, — она охотно подала ему руку, когда Гредо выскочил вперёд и стал спускаться по тропе перед девушкой.
— Хорошо, — смущённо улыбнулся он, чувствуя, как хочется снова спрятать лицо за волосами, но в этот раз уже от радости.
Они некоторое время шли молча, но когда лес вокруг начал сгущаться, Гредо снова заговорил:
— Знаешь, я подумал о том, что ты сказала о Создательнице, — невзначай начал он, не оглядываясь. — Я, кажется, понял тебя.
— Ты понял? — подала голос Зерпина, и Гредо услышал непонятную дрожь, заставившую его обернуться.
На глазах у неё были слёзы. Девушка заметила тревогу на лице ребёнка и тут же стала прятать их за улыбкой, вытирая влагу с щёк.
— Что случилось? — мальчик тут же приблизился к ней, но Зерпина взяла его руку в свою и замотала головой.
— Ничего, всё хорошо. Что ты хотел сказать?
— Что произошло, Зерпина? — Гредо уже и сам забыл, что хотел сказать.
— Я просто боюсь идти, — она кашлянула, заставляя себя успокоиться, потом свободной ладонью махнула в сторону деревьев, ставших чёрными на фоне розового неба. — Темнеет.
— Не бойся ничего! — уверенно произнёс мальчик. — Если надо будет, я буду защищать тебя.
— Правда? — подыграла она, изобразив очень убедительное удивление.
— Конечно! — он даже не понял, с чего бы ей удивляться. — Я тут для этого!
Ему очень нравилось, когда Зерпина звонко смеялась. Вот и теперь девушка разразилась смехом, потом обняла ребёнка и сказала:
— Хорошо! Теперь я ничего не боюсь, мой маленький защитник.
— Я почти дорос до Родгерта, — сообщил Гредо, и в этот раз это уже было настоящим хвастовством. — Я иногда даже побеждаю его в драке.
— Я уверена, что ты сможешь меня защитить, — охотно согласилась девушка, потом отстранилась от мальчика и, обняв его голову руками, спросила: — Ну, что ты хотел сказать о Создательнице?
— Я хотел сказать, что понял, почему ты хочешь её любви, — ответил он.
— И почему же? — она звучала очень заинтересованной.
— Она ведь и мать, и жена?
— Да. И?
— Ты тоже станешь матерью и женой? — Гредо посмотрел ей в глаза, и Зерпина не выдержала этого взгляда. Она подняла голову, всплеснула руками и, помолчав несколько секунд, рассмеялась, жмуря глаза. В этот раз смех не принёс мальчику никакого удовольствия: он почувствовал в нём нечто сокрытое. Нечто, что разгрызть у него пока не получилось.
— Конечно, — вдруг оживилась Зерпина, потом снова схватила Гредо за голову и чмокнула его в щёку. Мальчик опешил, уставившись на девушку, но она вдруг продолжила, радостно тараторя: — Я выйду за Родгерта, и у меня родятся дети, такие же, как ты!
— Не такие же, — пытаясь сдержать свою радость в руках, возразил Гредо и отвернулся в сторону леса. — Вы с Родгертом светлые оба. У ваших детей будут медовые и золотые волосы. И они будут красивые.
— А ты разве не красивый? — Зерпина взяла его за руку и быстро зашагала вперёд, уводя за собой по тропе в сторону города.
— Не знаю, я не думаю об этом, — признался мальчик, хотя он всё ещё раз за разом возвращался в собственном разуме к тому моменту, когда Зерпина похвалила его глаза.
— Ты тоже очень красивый, Гредо, — девушка увидела замаячившее перед ними поле и ускорила шаг, из-за чего мальчику снова пришлось побежать за ней.
Когда Зерпина выбежала на узкую тропинку между полями и начала смеяться, Гредо не удержался и засмеялся вместе с ней. Небо над ними уже было фиолетовым, лишь на горизонте горя огненно-красным. Юный колдун не боялся идти потом в темноте до Крепости. Сил в нём от этого смеха было столько, что он готов был драться с кем угодно. И в этот раз никакое колдовство тут было не при чём.
На следующий день прежде, чем Гредо успел сбежать к Родгерту, Фригат таки утащил его работать. Мальчику не хватило духу сопротивляться, и он послушно стал помогать старику. Трудно было признаться себе, что лето и начало осени, проведённые с Родгертом, успели разбаловать ребёнка, раньше работавшего так усердно и активно. Фригат бурчал почти всё время, пока они выгоняли коров и лошадей, чистили помещения и носили сено, но Гредо не придавал его словам слишком большого значения. Он всё ещё помнил слова Зерпины и повторял их в голове, довольствуясь знанием того, что о нём так хорошо думает прекрасная девушка. Когда по обыкновению мальчик подошёл к хлеву, чтобы погладить Товарища, пса на излюбленном месте не оказалось. Внутри его тоже не было, и Гредо, увидев вдруг, что и миска пропала, обратился к Фригату с вопросом о том, куда он переместил животное.
— Так сдох он, — ответил старик, не смотря даже на мальчика.
— Как это «сдох»? — Гредо сначала даже не понял, что имеет в виду Фригат, словно речь шла о какой-то другой собаке.
— Ну, не проснулся, — обыденно объяснил мужчина. — Вчера ещё. А ты и не заметил, да?
— Он был жив вчера! — запротестовал Гредо, ощутив вдруг тяжёлое и скребущее чувство вины где-то в животе. — Я же его гладил, он живой был!
— Под вечер сдох. Ты поздно пришёл, куда там тебя опять Богарне посылал. А я нашёл его до заката.
— Где он?
— За пастбище отнёс, чтобы не вонял.
Как просто это всё было сказано, словно не сам же Фригат принёс когда-то гончую в Крепость. Гредо стоял столбом перед стариком, и не мог ничего сказать, хотя сказать хотелось многое. Хотелось поругаться, оправдаться и ещё кучу всего. Ещё одна буря эмоций, мешающая мир в грязную кашу.
«За пастбище! — подумал Гредо. — Он не любил туда ходить! Ему не нравилась тамошняя трава!»
— Почему туда? — сохранив хладнокровие, спросил он.
— А куда? — удивился старик с недовольством. — Мне его тут оставить надо было, или что?
Гредо не хотел больше слушать. Он не выдал своей злости Фригату, но был очень обижен. Это случилось так между делом, и его никто даже не оповестил! Он гулял себе с прекрасной девушкой по лесу, пока старый пёс подыхал в одиночестве. Пёс, который приглядывал за ним с первого же дня в Крепости Белых Псов. Гредо был ужасно зол. Хуже того — ему хотелось заплакать, но это он ещё мог сдержать. Мальчик поспешил на пастбище, почти лысое теперь, и стал искать труп пса глазами, надеясь, что всё это лишь какая-то глупая шутка от любящего поддразнить Фригата. Но увы, поначалу незамеченный Товарищ оказался чуть дальше пастбища, под небольшим песчаным склоном, с которого его, видимо, сбросил столь заботливый хозяин. Гредо спрыгнул в эту низину чуть меньше его собственного роста и присел на колени около пса, ставшего теперь таким маленьким, таким грязным и таким беззащитным. Очень неприятные чувства бурлили и поднимались всё выше в мальчике от этого вида. Смотреть на своего учителя в таком состоянии казалось ему неправильным. Добродушный пёс столько раз делился с ним силой, а в последний момент Гредо рядом не оказалось. Может, он мог бы поделиться тоже, чтобы продлить жизнь псу. Мальчик вдруг усмехнулся, вспомнив, как расслаблено потягивался в прошлый день Товарищ, когда Гредо его разбудил. Может, не такой уж и плохой был этот день для пса, если он встретил кончину во сне. Гредо снова услышал пение в голове, и забытые образы попытались вырваться наружу, но мальчик помотал головой и тут же вцепился руками в шкуру животного, затвердевшую за это время. Юному колдуну в этот раз было уже достаточно лет, чтобы потянуть такую ношу. Более того, Гредо даже не почувствовал, что ноша эта тяжела. Он взял пса на руки, аккуратно обошёл склон, чтобы не утопать в песке, и пошёл вокруг Крепости в сторону ручья, чтобы там найти более подходящее место для своего почившего старшего друга.
В лесу рядом с потоком поднимался склон, заканчивающийся стеной. Гредо часто ходил там с Товарищем, пробуя себя в качестве ловца лягушек и змей. И теперь, достигнув этого места, мальчику предстояло выбрать, где оставить пса. Вспомнилось, что есть в одном закутке под склоном старый засыпанный вход в катакомбы Замка. Пробраться внутрь никак не представлялось возможным, но это было и не нужно колдуну. Гредо остановился около насыпи камней и веток, положил Товарища на землю и принялся копать яму руками, не обращая внимания на то, как сильно при этом пачкается кожа и ногти. Вскоре пришлось помочь себе крупным суком, дабы размягчить почву, и когда небольшое углубление было готово, мальчик заботливо переложил собаку туда, постаравшись согнуть её лапы так, словно не смерть, а всего лишь сон настигли старое животное. Товарищ хоть и был теперь грязным, пыльным и особенно худым, стал выглядеть куда приличнее, нежели брошенный под песчаный обрыв. Мальчик начал сдвигать остатки земли вокруг пса, силясь при этом убедить голову не показывать и не рассказывать ему неприятных вещей. Слишком уж мирно спящим казался теперь пёс, и похоронить его становилось сложнее. Гредо помотал головой, тяжело вздохнул и пошёл к засыпанному входу в тоннель, чтобы натащить оттуда камней. Как мало их понадобилось, чтобы дело было закончено. Скрытый теперь от взгляда мальчика, Товарищ стал тревожить куда меньше. Присев около небольшой каменной кучки, Гредо положил руки на колени и решился заговорить:
— Я не знаю, стал бы ты говорить со мной, если бы я умер, — начал мальчик, смотря на собственные измазанные землёй руки. — Но я хочу говорить с тобой.
Товарищ, конечно же, ничего не отвечал. Гредо, чувствуя вокруг лишь лес и шумящий ручей, ощутил какое-то облегчение, слабое ещё, но становящееся лишь сильнее с каждым словом.
— Спасибо тебе за то, что был со мной всё это время. Ты же не держишь зла на меня? — мальчик знал, что пёс не мог держать на него зла. Насколько же всепрощающими иногда бывают собаки. Пусть Товарищ скалился иногда на него за то, что юный колдун тянул энергию из него, а всё же нередко случалось так, что он сам позволял Гредо взять немного, потому что несмышленого щенка некому больше было учить. — Я знаю, что тебе не будет одиноко. Ты встретишь других собак там. Вы все, наверное, встречаетесь в Пропасти и вместе воете оттуда.
Собственные слова казались очень глупыми. Гредо не сдержался и вспомнил их: своих хвостатых учителей. Таких разных. Таких теперь далёких. Мальчику почудилось даже, что он сам выдумал их, настолько давно это было для него. Ему стало страшно, что Товарищ не сможет найти остальных собак и молчаливо, одними только взглядами и движениями головы обсудить с ними то, как вырос их маленький двуногий любимец.
— Не грусти, если не найдёшь их, — Гредо улыбнулся и шмыгнул носом, радуясь и одновременно с этим злясь на собственные слёзы. — Ты всё равно не будешь один. Я думаю, Создательница встретит и отведёт тебя к остальным.
Не получилось сдержаться на этих словах. Юный колдун зажмурился, чтобы не уронить слёзы, и искренне рассмеялся. Разве может Товарищ остаться один? Нет, ему явно будет, с кем ловить лягушек, ящериц и змей. Старый гончий пёс не пропадёт. А вот Гредо теперь остался один. И всё равно на душе у него стало гораздо легче. Только теперь мальчик словно почувствовал, как отвечает ему животное. Всё у него было нормально. Товарищ не понял бы, с чего вдруг ребёнку приспичило поныть и посмотреть на эту гору камней. Жизнь вокруг никуда не делась, а у любой собаки всегда полно дел. Гредо встал с земли, кивнул могиле учителя и пошёл в сторону калитки, оставляя Товарища отдыхать. Место всё-таки было хорошим, а осенний день тёплым. Самое то, чтобы погреть кости старому псу.
— Ну что, всё хорошо вчера было? — спросил Родгерт, заметив, как вымазанный в земле Гредо бредёт по Пустому двору.
— Мы спокойно дошли, — сообщил мальчик, без особой радости взглянув на рыцаря, снова разминающего руки мечом у стены.
— Хорошо, — кивнул он.
— Скажи, тебе хотелось бы детей? — спросил вдруг Гредо посмотрев себе под ноги.
— Чего? — Родгерт даже остановился, замерев с оружием в руках.
— Дети. Ты хотел бы, чтобы у тебя были отпрыски?
— Интересный, однако, вопрос, — хмыкнул рыцарь и снова продолжил тренировку. — Да. Да, наверное, хотел бы.
Этот ответ более чем удовлетворял Гредо. Он улыбнулся, подумав о том, что сможет однажды обучить детей своих господ самым разным тайнам. Дети совсем как щенки ведь. Маленькие, несмышленые, но такие очаровательные. Хотя их плач, конечно, сильно раздражает, но оно и к лучшему. Плач ребёнка Гредо сможет услышать лучше любого другого человека. Такой сильный и наполненный эмоциями звук ударяет по ушам даже тяжелее лая.
— Почему ты спрашиваешь? — поинтересовался Родгерт.
— Я подумал о том, что твои дети будут красивыми, — честно ответил Гредо, и тогда шевалье снова остановился, прищурено посмотрев на него.
— Потому что я красивый? — уточнил рыцарь.
— Да, — просто ответил мальчик. — Ты красивый.
— Спасибо, — Родгерт кивнул ему и улыбнулся. — Был бы только в этом прок какой-нибудь.
— А я красивый? — спросил вдруг Гредо, пожелав услышать что-нибудь приятное. — Зерпина сказала, что красивый.
Шевалье бросил долгий взгляд на измазанного в грязи и скромно заламывающего пальцы мальчишку. Постоянно вытягивающийся, прячущий загорелое веснушчатое лицо за волосами и говорящий так странно, до подозрительного просто и честно, Гредо обычно вызывал у людей желание сказать какое угодно слово, но только не «красивый». Внешность как-то терялась на фоне того, как этот ребёнок вёл себя и выглядел большую часть. И всё-таки, Родгерт отвёл взгляд от него и ответил:
— Да. Да, Гредо, ты очень красивый.
Когда это говорит прекрасная девушка, это лишь часть радости. Но когда её слова точь-в-точь повторяет ещё и сверкающий рыцарь, то вряд ли что-то ещё хоть раз в жизни должно заставить Гредо подумать иначе. Он улыбнулся и скрестил руки на груди, почувствовав, как тепло и радостно ему стало от таких слов.
— Только вот мылся бы ты почаще. Почему ты так выглядишь? Где ты так испачкался? — словно бы невзначай спросил Родгерт, хотя Гредо сумел разобрать в его голосе раздражение.
— Я закопал Товарища, — сообщил мальчик, тут же перестав улыбаться. — Он умер вчера.
— М-да… Ладно, не грусти. Я привезу сюда новых собак, когда отец мне позволит, — бесстрастно ответил мужчина.
Гредо уже не грустил, но и обрадоваться не смог. Что-то в словах шевалье ему не понравилось. Новые собаки, конечно же, будут хороши, потому что это собаки, но если об их смерти графский сын собирается высказываться с таким же равнодушием, как высказался о старом Товарище, то Гредо не видел смысла привозить сюда этих животных. Мальчик молча пошёл прочь с Пустого двора, упрямо вспоминая строки поэм, чтобы отвлечься, но чуть было не столкнулся с Алексисом, возвращающимся в замок со стороны Наружнего. Комендант, заметивший тоже, насколько грязен был слуга, буднично спросил:
— Где ты успел так вымазаться?
— У ручья, — Гредо недовольно нахмурился, подумав, что его ожидает ещё одно неприятное высказывание. И всё же, мальчик дополнил свои слова: — Я похоронил пса. Товарищ умер.
Алексис отвёл взгляд от ребёнка, вздохнул и сдержанно произнёс:
— Жалко старика. Ну, он хорошую прожил жизнь, не расстраивайся.
— Да, — кивнул Гредо, внимательно вглядываясь в лицо коменданта. — Я не буду расстраиваться.
***
Он ходил к ней теперь раз в несколько дней. Если Родгерт не приходил сам, то посылал вместо себя этого очаровательного мальчишку, чтобы тот, представляя себя защитником, сопровождал её через лес. Смело брал за руку и шагал в чащу, не опасаясь ни темноты, ни зверей, ни людей.
Через лес… Через какую-то пыльную, забытую даже охраной калитку. Зерпина постоянно думала об этом. Она всегда знала, что графский сын не пара для неё, но всё же он был так обходителен, так мил. Красивый, молодой рыцарь, не жалеющий на неё денег. Не за деньги, впрочем, она увлеклась им. Он хорошо выглядел, хорошо говорил. Хуже того: он хорошо слушал. Хорошо понимал. Он во всём был хорош, и это не могло не привлечь её. Она не тешила себя надеждами на его любовь, просто наслаждалась обществом, но со временем что-то переменилось.
Они всегда приятно и легкомысленно проводили время, и хотя Зерпина прекрасно осознавала, что даже удовольствие по итогу никуда не приведёт её, остановиться уже не получалось. Он не выглядел и не ощущался так, как мог бы ощущаться дворянин, попавший в общество обычных людей. Простой, шутливый, не боящийся весь день прогулять по городу, обнимая её и смеясь с ней. Он был тут, рядом. Он был на одной с ней земле. Но чем больше времени они проводили вместе, ничего друг другу не обещая, тем сильнее начинало давить на него его положение, и тем слабее становилась вера Зерпины в то, что она ничего от него не хочет кроме прогулок, разговоров и прикосновений.
И эти постоянные странные вопросы от его слуги… Почему мальчик говорит такие вещи? Конечно, она понимала, что нравится ему. Ребёнок, превращающийся постепенно в юношу, каждый раз светился от счастья, видя её, и сам, кажется, не осознавал ещё своих чувств. Чем вообще думал Родгерт, решаясь знакомить их после той неловкой встречи? Одни лишь развлечения заботили его, обрастающего мхом и обливающегося вином в отцовском поместье. А мальчик наивно полагал, что увидит, как господин его возьмёт в жёны свою прекрасную любовницу, влюбившуюся всё-таки его образ, постепенно разрушающийся под гнётом скуки и обиды на графа Богарне. Он стал реже приходить в город, чаще звать саму Зерпину. Как будто изначально не было между ними равенства. А она уже не могла отказать, ругая себя за такую истончившуюся волю. Наивно, как и этот несчастный мальчишка, хотела верить в то, что рыцарь действительно женится на ней. И будут у них дети. «С медовыми и золотыми волосами», как сказал слуга, так своей искренностью контрастирующий с шевалье, в чьих словах вечно слышалось какое-то сокрытое дно.
И Зерпина снова пришла, чтобы потом, пряча слёзы от Гредо, дойти с ним до города и расстаться. Мальчик опять смотрел на неё этим странным, почти собачьим верным взглядом, спрашивая о Создательнице. Несчастное дитя… Как она может сказать ему, что не будет он гулять на их свадьбе? Что не суждено ему увидеть, какие прекрасные у них родятся дети? Зерпина могла только смеяться в ответ, чтобы не разочаровывать этого ребёнка, каждый раз послушно бегущего за ней. В очередной раз, проводив её, он попрощался и по темноте отправился в поместье. Через поля, через лес. Как не страшно было отпускать ребёнка в ночь? Пусть даже снег уже сошёл, пусть даже ночи теперь не такие холодные. Это просто маленький мальчик.
В один из очередных вечеров, провожая её, словно воровку выходящую через ту заброшенную калитку, Родгерт сказал что ему приказано вернуться к отцу. Уехать, быть готовым к битве. И он хочет видеть свою возлюбленную за день до этого. Хочет провести его с ней. Зерпина сказала, что постарается прийти. Он попросил, чтобы точно пришла. Она повторила, что постарается. Но она знала, что не придёт. Не хочет уже. С неё хватит этого. Любить человека и без того сложно, любить безответно — вдвойне хуже. И всё же прощаться с ним, отпуская на возможную смерть, тоже не хотелось.
И она просто не пришла. Она надеялась, что и Гредо не явится за ней, чтобы снова передать слова своего господина и его просьбу посетить его. Благо Пресветлым, мальчик действительно не показался за весь день. Девушка простояла за прилавком до вечера, пока не начался ещё холодный весенний дождь, потом собрала вещи, попрощалась с торговкой и ушла домой. Даже если её любимый мужчина не будет любить её, её всё ещё будет любить Создательница. Не как мать и жена. Но как та, кто скрашивает её одиночество.
***
Холодно было, неприятно. Ноги, стоящие на берегу, то и дело пачкались снова, и Гредо потратил немало времени на то, чтобы со всей доступной ему аккуратностью одеться и обуться так, чтобы не замараться. Дождь усиливался, и вот уже одежда, бывшая ранее сухой и чистой, стала промокать, на плечах показались тёмные пятна. Спешащий в крепость мальчик миновал подъём, пересёк Пустой двор, уже у стены Замка столкнулся с Фригатом.
— Ну-ка, на конюшни, быстро! — скомандовал тот, не утруждая себя размышлениями о том, почему в дождь слуга решил надеть свежий и чистый наряд вместо обычных своих тряпок. Заметив бестолковый и вопросительный взгляд Гредо, Фригат сжалился над ним и добавил: — Наёмники собираются, помощь нужна.
Гредо кивнул, в глубине души ликуя о том, как легко удалась ему эта ложь: Родгерт позже всё им объяснит и никто не поругает его за то, что он не помог кому-то, пусть даже в такую плохую погоду, когда любые руки полезны. Пусть копаются под проливным дождём, а его, Гредо, ждёт в кои-то веки тепло и уют, столь желанные и заслуженные им. Радость от подобных мыслей переполняла мальчика. Можно не работать и не бояться из-за того, что кто-то вырвет его из отдыха или накажет.
Уже в коридоре Замка заслышав чьи-то шаги, Гредо хотел отступить в сторону, но прислушался получше: Алексис. Тяжелее обычного, словно нагруженный чем-то, он быстро, насколько мог, шёл в сторону выхода. Гредо всё равно узнал его походку и тут же отскочил обратно к лестнице, и спустился на этаж ниже, готовый, если вдруг что, пускаться наутёк прямо в темноту нижних коридоров. Только Алексис теперь мог заставить Гредо снова упасть в болото работы, и ему этого очень не хотелось.
— Гредо?
Мальчик почувствовал, как всё внутри него сжалось. На секунду всю радость, всё предвкушение как рукой сняло, и Гредо похолодел от страха, что его обнаружили.
«Нет! — подумал он. — Нет, пока он меня не видит, пока не застал с поличным, я не раскрыт, меня не поймали!»
— Поднимайся, дело есть, — спокойно, но требовательно сказал Алексис.
Гредо и не подумал ответить, хотя то, что комендант сказал «дело», а не «разговор», заметно успокоило его. «Если у тебя есть ко мне дело, его после решит Родгерт», — мысленно успокоил себя он и медленно, не издавая ни звука, стал отступать в темноту коридора.
— Гредо! — снова позвал Алексис, и мальчик, понимая, что всё внутри него начинает волноваться при попытке противиться, помотал головой, чтобы не позволить себе зажмуриться и закрыть уши. Ему казалось, что если он не услышал бы, как комендант зовёт его, то и не испытывал бы вины за то, что смеет ослушиваться приказа, но если бы сейчас он лишил себя слуха и зрения, то бы окончательно выдал своё присутствие в темноте.
Сделав ещё несколько шагов назад, продвигаясь на ощупь и понимая, что голос Алексиса постепенно перекрывает шум капель и оглушающая тишина нижних коридоров, Гредо снова начал радоваться. Азартное, рискованное веселье начало возвращаться и требовать выхода на волю.
— Да чтоб тебя… — тихо, но недостаточно, чтобы мальчик не смог бы уловить его слова, выругался Алексис и двинулся прочь, не готовый спускаться ниже.
Гредо лишь с удовлетворением слушал, как удаляются его тяжёлые шаги. Знал ли он, что мальчик прячется внизу, и решил уступить ему в этот раз, или разуверился в своём мнении и пошёл искать его в другом месте? Гредо это совершенно уже не беспокоило, ровно как и не беспокоила общая суматоха, царящая теперь в Крепости. Благо, в стенах Замка за исключением Алексиса в такой момент уже никто не обращал внимания на ребёнка. Не может настолько уверенно спешащий куда-то слуга быть незанятым. И правда, Гредо был слишком уверен и слишком мотивирован спрятаться как можно скорее.
И вот та самая дверь перед ним. Комната, куда его не пускали, и теперь была закрыта, но ныне Гредо знал, что его ждут. Ему не просто разрешили — его пригласили! Он был уже почти насквозь мокрый из-за ливня, окончательно поймавшего его ещё во время разговора с Фригатом, и вода всё ещё срывалась с его одежды и волос, облепивших голову и плечи. Юный колдун осознал это только теперь и почувствовал нечто похожее на страх: вдруг из-за этого его всё-таки не пустят?
Не стучась, он вошёл внутрь, решив сделать вид, что не заметил даже, как попал под дождь. Родгерт, стоявший в этот момент неподалёку от двери, поднял голову и удивлённо посмотрел на запыхавшегося и смущённо переминающегося с ноги на ногу гостя.
— Что это с тобой? — неподдельно удивился мужчина.
— Дождь, — коротко ответил мальчик. — Можно мне..?
— Заходи, конечно, — кивнул Родгерт, закрывая ящик тумбы, в которой копался ранее.
Гредо прошёл в середину комнаты и замер там, озираясь по сторонам, а шевалье продолжил заниматься своими делами, то заглядывая в шкафы, то переходя к столу, стоящему у окна. Следя за его движениями, мальчик посмотрел на мутное стекло: на улице окончательно стемнело, и теперь вся комната освещалась только парой свечей и пламенем растопленного камина. Здесь было гораздо теплее, чем в коридоре или любом другом месте крепости. Разве что кухня могла посоревноваться с теплом комнаты Родгерта, но на кухне то и дело гонят или подозревают в воровстве, а тут… Гредо как зачарованный подошёл к камину и протянул к пламени продрогшие руки. Почему-то в первый раз он не заметил тут очага, но теперь камин казался спасением и ещё одной причиной, по которой стоило врать и скрываться от Алексиса и остальных. Стало любопытно, так же хорошо в других комнатах, ранее закрытых? Ведь это даже не хозяйская спальня, так какое же богатое убранство должно быть там, если даже в выделенной Родгерту комнате настолько уютно?
— Сколько мне можно тут быть? — сразу же спросил Гредо, испугавшись, что Родгерт прогонит его слишком рано.
— Сколько угодно, — усмехнулся мужчина, захлопывая очередную дверцу шкафа перед собой. Гредо не смотрел на него, но слышал, как он всё время что-то делает, что-то ищет. — Ну, по крайней мере, до утра спешить некуда.
— А что утром?
— А утром подъём и сборы, — уже менее весело сказал он.
— Сборы? — Гредо повернулся к мужчине, но тот лишь цокнул языком и отмахнулся.
— Не думай об этом, — бросив свои поиски, Родгерт тоже подошёл к камину, укутавшись в покрывало, словно это был плащ. — Замёрз?
— Да, — решив в этот раз не притворяться, ответил Гредо. — Погода очень быстро поменялась.
Родгерт только хмыкнул в ответ и пододвинул поближе к огню стоящее неподалёку кресло. Сев в него, мужчина пустым взглядом уставился в огонь, и Гредо заметил, каким растрёпанным и уставшим выглядел теперь шевалье. Почувствовав на себе взгляд мальчика, тот поднял голову и спросил:
— Ну, чего?
— Ты не хочешь уезжать? — он желал проявить сочувствие, но добился обратного эффекта.
— Гредо, давай сейчас о чём угодно кроме этого, хорошо? — пробурчал Родгерт, снова цокнув языком и отвернувшись.
Мальчишка поджал губы и тоже отвернулся, смущённый своим поведением. Хотелось попросить прощения, но страшно было снова заговорить. Родгерт опередил его:
— Ну ладно. Извини, — тихо произнёс он. — Я не ругаюсь на тебя. Иди-ка сюда.
Повернувшись, Гредо увидел, что Родгерт слегка откинул покрывало и прислонился к спинке кресла, приглашая мальчика к себе. Юный колдун подошёл ближе, не совсем понимая ещё, чего от него хотят, но тогда шевалье аккуратно взял его за руку и притянул к себе. Слуга опустился на колени мужчины. Он и раньше садился рядом с ним, иногда грелся об него, но ещё ни разу не довелось ему сидеть на чьих-то ногах. Но Гредо не стал из-за этого переживать или смущаться. Он только ближе придвинулся к рыцарю и прижался к нему. Сильно пахнуло вином, и тогда мальчик понял одну из причин, по которым обычно сверкающий шевалье выглядел теперь таким растерянным и помятым. Конечно же, он уже был пьян. От него исходило горячее и усыпляющее тепло, и слуга, продрогший на улице, предпочёл не обращать внимания на запах и тесно прижался к своему другу, наслаждаясь моментом спокойствия и отдыха. Родгерт брезгливо поёжился, почувствовав, как мокнет его собственная рубашка, пропитываясь водой от одежды Гредо. Аккуратным движением руки убирая подальше от себя всё ещё влажные локоны ребёнка, шевалье вздохнул и спросил:
— Ты что, в одежде купался?
Мальчику стало совестно за то, в каком виде он пришёл.
— Нет, ливень, — тихо ответил он, шмыгнул носом и посмотрел в пламя камина. — Я очень не хочу обратно. Извини.
— Оставайся, — усмехнулся Родгерт и приобнял Гредо одной рукой, второй получше закутывая в покрывало и себя, и ребёнка.
Услышав такое разрешение, слуга отвернулся от огня и прижался лицом к плечу рыцаря, пряча взгляд. Гредо ощущал, как неудобно было Родгерту в этот момент: ещё год назад они оба, наверное, без проблем поместились бы на этом кресле вдвоём, но растущий и тяжелеющий теперь подросток давил на шевалье, и тому, видимо, приходилось лишь притворяться, что ему удобно. Мальчик всё ещё чувствовал, как липнет к телу влажная рубашка, как щекочет кожу на руках грубое покрывало, но ничего вокруг сейчас не могло потревожить его через это тепло и гостеприимство, оказанное ему.
— Я сильно вырос, — словно извиняясь за свой размер и вес, тихо сказал Гредо.
— Да, это точно, — сдавленно ответил Родгерт и тяжело вздохнул.
— Я не мешаю тебе? — услышав этот вздох, мальчик слегка занервничал и поднял взгляд на мужчину. — Я могу сесть в другом месте.
Родгерт не ответил, только крепче прижал его к себе и продолжил смотреть на огонь полузакрытым хмельным взглядом. Гредо почувствовал, что даже если бы хотел, наверное, не смог бы сейчас встать: несмотря на то, каким спокойным, почти сонным было лицо рыцаря, его руки очень крепко и уверенно сжали плечи и талию мальчика. Впрочем, это принесло Гредо только больше уверенности, что никто не выгонит его обратно к работе и холодному дождю. Тогда он снова положил голову на грудь мужчине, прикрыв глаза и думая о том, как часто сможет теперь ходить сюда и сидеть в тепле.
— Конечно, я не хочу уезжать, — после долгого молчания тихо сказал Родгерт. — А ты бы хотел?
— И я не хочу, чтобы ты уезжал.
— Нет. Нет, ты бы сам не захотел ехать, — Родгерт снова вздохнул и прислонился щекой к макушке Гредо.
— Почему?
— Тебе хорошо тут?
— В крепости?
— Нет. Здесь, со мной. У огня, вдалеке от грязи, от дождя, от работы.
— Да.
— Ну вот. И мне хорошо. Почему же я должен хотеть уезжать?
— Ты разве не можешь отказаться? — Гредо хотел было поднять голову и посмотреть в глаза мужчине, но побоялся, что из-за этого придётся отстраниться от него. Мальчик остался сидеть неподвижно, чувствуя, как быстро и сильно бьётся сердце Родгерта. — Ты тут главнее всех.
— Ещё не главнее, — горько усмехнулся он. — Милый мой, был бы я главнее, я бы не уезжал.
И это было правдой. Был бы Родгерт главный, он, Гредо, давно перестал бы служить всей Крепости. Он стал бы слугой только одному человеку — Родгерту. Он питался бы не ворованными, но собственными вкусными харчами, надевал бы чистую одежду каждый день, ездил бы на своей лошади. Он подносил бы прекрасной Зерпине украшения на подушках, а она, как дама сердца рыцаря-властителя, благодарила бы его и гладила бы его по голове, как послушного слугу. Всему этому суждено было сбыться, так Гредо думал, и сейчас этот маленький и тёплый вечер — только первый шаг к будущему величию, поэтому им хочется насладиться сполна.
— Мой отец призывает к службе. Отказаться я не могу, я никто в этой собачьей семье. А это меня вообще не касается, и всё равно нужно ехать, — пробубнил Родгерт. — У меня даже титула нет. Сослали меня в это поместье, как будто я лишний. А ведь я нужен ему как наследник. И всё равно… Никакой я тут не главный.
— Но когда будешь… Можно я буду рядом? — спросил Гредо, составив в своей голове вполне крепкий и надёжный план на всю его будущую жизнь.
— Что? — кажется, искренне удивился Родгерт.
— Можно я буду прислуживать тебе и Зерпине?
— А при чём тут Зерпина?
— Ты станешь главным. И ты возьмёшь её в жёны, так? Я хочу быть главным слугой у вас. Ближе всех остальных. Можно?
Родгерт рассмеялся.
— Знаешь, Зерпина не встретила меня сегодня. Просто не пришла, — всё ещё как-то сдавленно смеясь, проговорил Родгерт.
— Дождь, — рассеяно ответил Гредо. — Путь долгий и сложный.
— Я позвал её. Я говорил ей, что меня ждёт, и я очень хотел её увидеть. Она не пришла. Знала всё, и не пришла.
— Она торговала, быть может, — не понимая, о чём идёт речь, уверенно ответил Гредо. — Она придёт позже, ты женишься на ней. И вы возьмёте меня?
— Так хочешь мне прислуживать? — мужчина перестал смеяться, наклонив голову и посмотрев на мальчика.
Гредо на мгновение поднял взгляд, но тут же смущённо отвернулся:
— Конечно же. Так можно?
— Конечно, можно, — Родгерт, кажется, позабавившийся этими фантазиями, хмыкнул и вздохнул. — Будешь прислуживать мне и Зерпине. Будешь нашим самым любимым и верным пажом.
О большем Гредо и мечтать не посмел бы. Вот это будет жизнь! Слуга великого человека и сам велик. А что может быть лучше, чем служить благородному другу? Мальчик тут же бросился целиком в свои фантазии о лучшей жизни, омрачить которую могли только вымышленные же опасности: враги и недруги, которых пока что не существовало. Что он, Гредо, будет делать, если у его властителя найдутся недоброжелатели? Не зря его учили драться. Он пустит в ход оружие, руки, зубы. Он заставит всех собак лаять до хрипоты, до онемения, только бы вытянуть из них столько сил, сколько потребуется для защиты своего господина. У Родгерта будет не просто паж — у него будет верный, опасный и одарённый магией слуга. Никто не может похвастаться такой роскошью.
Воодушевлённый и согретый такими мыслями, Гредо почувствовал в себе смелость для признания и вместе с тем желание удостовериться, что Родгерт не шутит. Он ведь так часто шутит. Мужчина слегка шевельнулся в кресле, убрав левую руку с плеча мальчика и положив её ему на колени. Гредо же, почувствовав его движение и подумав, что молчание заставляет скучать, решился наконец словно бы невзначай снова вернуться к тому, о чём думал. Он поднял голову и сказал:
— Хочешь, я расскажу тебе кое-что?
— Конечно, — тихо ответил рыцарь, наклонившись ближе к нему и посмотрев ему в глаза.
— Пообещай, что ты не шутишь.
— О чём ты?
— Пообещай, что возьмёшь на службу именно меня, — в этот раз Гредо и сам не отвёл взгляд, намереваясь пусть и на словах, но всё же заключить нечто вроде сделки. Ему важно было смотреть в глаза Родгерту в этот момент, пусть даже мужчина был уставшим и пьяным. Гредо даже не обратил внимания на то, как руки рыцаря стали сжимать его ещё крепче, ещё упрямее и наглее.
— Пообещать?
— Да, тогда я расскажу кое-что.
Сколько желания было в ребёнке похвастаться своей силой! Никто, никто тут, в крепости, не знал, на что на самом деле способен Гредо. Нельзя было знать, но наконец-то единственный достойный будет в курсе, и благодаря этому сможет дать обещание, что именно Гредо займёт важнейший и ближайший к нему пост слуги и охранника.
— Хорошо, — кивнул Родгерт, кажется, уже даже не слышащий того, что ему говорят. Его левая рука скользнула выше, ладонью касаясь бедра Гредо и поглаживая его.
— Обещаешь?
— Обещаю, — снова кивнул мужчина, наклоняясь ещё ближе и бездумно повторяя за мальчиком.
Гредо даже не смутился. Он подумал, что тайное должно оставаться тайным, потому следует перейти на шёпот и быть настолько близко, насколько можно. Он сделал глубокий вдох, понизил голос и прошептал на ухо Родгерту:
— Я буду очень хорошим слугой, потому что…
«Потому что я колдун? Потому что я умею подчинять магию?» Мальчик тут же забыл, что именно собирался сказать, его нагло сбили с мысли и заставили судорожно искать её вновь, стараясь передать значение сказанного, которое, видимо, не больно-то волновало шевалье. Он прижался губами к уху Гредо, и на мгновение тому показалось, что Родгерт хочет сказать что-то в ответ, может, пообещать ему, что всё будет так, как было обговорено, но мужчина безмолвно поцеловал его, потом ещё ближе прижал к себе и снова коснулся губами его кожи, но уже ниже, у шеи.
Гредо не нашёл в себе сил что-то ещё сказать. Хотелось остановить друга, убедить его в том, что он не шутит, что это серьёзная сделка и нужно закрепить её хотя бы словесно, поэтому сейчас не время забавляться и играть, но мысли путались, ускользали. Их сразу же стало слишком много, они сливались в единую оглушающую какофонию. Родгерт наконец сказал что-то, но Гредо даже не расслышал этого, потому что это уже не было похоже на шутку или игру. Даже если бы сейчас рыцарь вцепился зубами в кожу мальчика, тот понял бы это лучше, но его целовали, а не кусали. Губы Родгерта ощущались горячими, почти обжигающими, и Гредо застыл в ожидании, сопротивляясь странному и мешающему думать чувству внутри себя. Он всё ещё пытался сохранить в голове сказанное, чтобы не сглупить, не ошибиться и не лишиться шанса на счастливое будущее, но вдруг шею обожгло ещё сильнее, заставляя вздрогнуть, изогнуться от неожиданности и из-за наконец воочию явившего себя страха совсем потерять ход мыслей. Губы и язык мужчины скользнули от ключицы вверх, потом коснулись щеки, и Гредо снова вздрогнул, интуитивно отвернувшись от поцелуя.
— Почему отворачиваешься? — тихо и мягко спросил Родгерт, но голос его сквозь оглушающий гомон хаоса в голове мальчика прозвучал раскатисто и угрожающе.
Тогда Гредо послушно подставил лицо и окончательно оглох от лишающего разума звона, сопроводившего поцелуй от мужчины. Тело будто само по себе распадалось на части, переставало отзываться: голова пыталась откатиться, но её упрямо удерживали шея и плечи, приковавшие к себе и не дающие увернуться снова, заставляющие поддаваться, ощущать горячее дыхание другого человека, впускать в себя его язык, кислый и горький от выпитого вина.
Правой рукой шевалье крепко удерживал Гредо при себе, пальцами сжимая его рубашку, натягивая и сминая ткань, стремясь добраться до живота, в то время как левая уже скользнула на внутреннюю часть бедра, поднимаясь всё выше. От каждого движения, от каждого нажатия словно оставался горячий, калеющий, как металл, след, делающий тело таким чужим и далёким, разделяющим его на фрагменты. Накалилась докрасна спина, лицо, бедра и пах, так грубо обласканные чужой взрослой рукой. Эти следы будто светились для того, чтобы было видно части, переставшие принадлежать изначальному хозяину. Части, которые нужно было отрезать, выкинуть или спрятать так далеко, как только можно, чтобы никто больше не увидел их и не узнал о том, что случилось.
Всё это было так странно, так внезапно, так неконтролируемо и так обескураживающее, что Гредо на несколько мгновений словно потерял сознание. Он видел всё происходящее, но не ощущал ничего, не мог расслышать ни единого звука кроме оглушающего звона, полностью захватившего его голову. Когда он пришёл в себя, то обнаружил, что вскочил на ноги и стоит спиной к камину, прямо рядом с креслом, в котором всё ещё сидит укутавшийся в покрывало и устало потирающий лицо Родгерт. Дверь в комнату была открыта, из чёрного проёма выделялся ставший таким массивным и непривычным силуэт облачённого в кирасу Алексиса. Гредо лишь мельком взглянул на него, с шумом набирая воздух ноздрями и нервно сжимая и разжимая руки, потом направил глаза себе под ноги. Первые слова, услышанные им, разум так и не смог осознать. Только когда Алексис несколько раз назвал его имя, мальчик поднял голову и уставился на него обычным своим пустым, но в этот раз куда более безумным взглядом.
— Его помощь нужна, — Алексис тут же отвернулся от ребёнка, обратившись к шевалье, подпёршего подбородок кулаком и выжидающе смотрящего на коменданта.
— Настолько срочно? — равнодушно спросил Родгерт.
— Много работы, он нужен у конюшен, — Алексис сделал шаг в сторону, освобождая проход в коридор. — Гредо?
Мальчик вздрогнул и снова сделал шумный вдох, но не смог сойти с места.
— Гредо? Сейчас же, — повторил Алексис тоном, не терпящим отказа.
Гредо тут же сорвался с места и выбежал в коридор, остановившись там у стены и упрямо смотря себе под ноги.
— Пусть идёт, раз так, — Родгерт, кажется, был спокоен.
— Вы готовы? — только и спросил он, ступая обратно и будто закрывая собой проход в коридор.
— Сам как думаешь? — шевалье повёл головой и слабо улыбнулся. Он всё ещё вызывающе смотрел на Алексиса, словно ожидая чего-то, но тот не реагировал.
— Я всё приготовил.
— Иди.
Комендант вышел и закрыл за собой дверь. Они с мальчиком теперь остались в темноте коридора, слабо освещаемого висящим на лестнице факелом. Алексис, почти даже не хромая, дошёл до своей комнатушки, Гредо молча следовал за ним, занятый лишь единственной мыслью о том, как сильно накажут его за произошедшее. Комендант не мог не видеть. Он зашёл в комнату до того, как Гредо, оглушённый своим переживанием, успел услышать и узнать его шаги и отскочить от господина. Теперь оставалось только дождаться, пока Алексис придумает ему наказание.
Будто слышащий мысли мальчика комендант, копошащийся на своём заваленном предметами столе, вдруг повернулся к Гредо, желая что-то сказать. Юный колдун тут же вскинул голову и уставился на него ещё более страшно, чем раньше. Как ни старался он заставить своё лицо выглядеть спокойно, получалось это плохо. Его губы то и дело сжимались и подрагивали, а ноздри шумно втягивали воздух. Гредо вперился в Алексиса, не отрываясь от его глаз, и комендант сию секунду отвернулся обратно, замерев на месте и прекратив искать что-то. И так они стояли, пока в окно колотил дождь, а комната заполнилась тишиной, куда более громкой, чем буйство ливня. Алексис тряхнул головой, будто пытаясь проснуться, протёр лицо рукой и кашлянул. Гредо всё ещё пялился на его затылок и продолжал нервно сжимать и разжимать кулаки, пока вдруг что-то внутри него не заставило его говорить. Мальчик почувствовал, как онемел его язык, прилипший к нёбу, и как пересохли губы несмотря на то, что его лицо всё ещё было мокрым из-за смочённых дождём волос, но всё же смог произнести:
— Господин идёт.
Алексис рывком обернулся к нему, и Гредо увидел, каким испуганным и почему-то молодым показался ему комендант. Он тут же снова дёрнулся к столу, выхватил оттуда что-то, жёстко хлопнул Гредо этой вещью в грудь и торопливо сказал:
— Это письмо моему брату. Знаешь место, где канал разделяется на два рукава в городе?
Гредо судорожно кивнул, зажав в руках кожаный свёрток.
— Он живёт прямо за развилкой, белый дом с красной крышей. Отнеси сейчас же. Срочно!
Он снова закивал.
— Быстро, — Алексис грубо толкнул его, направляя к выходу. — И надень что-нибудь от дождя!
Гредо выскочил в коридор и помчался в сторону ведущей с кухни лестницы, сделав вид, что не заметил, как с другой стороны, спустившись с третьего этажа, к каморке Алексиса приблизился Родгерт, всё ещё оборачивающийся в покрывало. Шевалье не сказал ни слова, и лишь спускаясь по каменным ступеням, мальчик услышал, как господин обратился к коменданту, говоря ему что-то.
На улице всё ещё лило, и Гредо, лишь на мгновение заглянув в сарай, где помимо всего прочего были и его с Фригатом вещи, схватил плащ и помчался в сторону города. В Наружнем была настоящая суматоха несмотря на погоду: люди и лошади сновали туда-сюда. Мальчик торопливо проскользнул мимо всех, игнорируя заметившего и позвавшего его Фригата, выбежал через открытые нараспашку главные ворота и помчался по дороге в сторону города. Было даже как-то радостно от того, что нужно теперь сломя голову спешить с поручением. Разум занимало одно: «это срочно!», и Гредо, в очередной раз подгоняя себя страхом и желанием сделать всё так, как нужно, тут же забыл обо всём остальном. Ноги хлюпали по грязи, дыхания не хватало и приходилось постоянно замедлять шаг или останавливаться. Даже темнота ночных полей не казалась такой уж страшной.
В городе уже было пусто: все успели попрятаться, и перебегающий с улицы на улицу ребёнок не мог никого потревожить. Он прижимал свёрток к груди, надеясь, что письмо не размокнет, и продвигался вдоль канала, стремясь как можно быстрее оказаться в указанном месте. Вот снова тот самый дом, загораживающий путь к мосту через канал, вот та каменная лестница, по которой взбирался он, когда искал Родгерта с Зерпиной. Гредо перебежал реку и двинулся дальше, поторапливаемый важностью задания. Наконец мальчик достиг места, где разделялся на два течения канал. Гредо выглянул из-под капюшона и стал искать нужный ему дом. Ни одного белого! Ни на той стороне, где стоял мальчик, ни на противоположной. Даже узкие каменные мостики, ведущие на прочие улицы через рукава канала, не подводили взгляд к постройке, которая могла бы быть похожа на описанный Алексисом дом. Все сложенные из камней или кирпича, здания стояли стена к стене, иногда заглядывая друг другу в окна и заваливаясь друг на друга боками. Крыши у всех как на подбор были из глиняной бурой черепицы, в темноте ливня казавшейся чёрной. Гредо стал метаться туда-сюда, не зная, к какой двери подбежать. Он спустился ниже по улице, но и там не увидел нужных светлых стен. Вернувшись к развилке, мальчик перебежал канал по мосту и двинулся вверх по улице, однако и теперь его ожидал провал. Белого дома не было. Тогда Гредо рванул к первой попавшейся двери и стал стучать в неё, не думая даже о том, как будет выглядеть. Его задание было срочным! Что может быть важнее?
Открывший дверь человек удивился, увидев промокшего насквозь ребёнка, и когда Гредо поднял на него глаза, мужчина сделал шаг назад от двери, подивившись жуткому взгляду, освещённому горящей свечой, которую держал в руках хозяин дома.
— Чего тебе? — подозрительно спросил он, закрывая собой вход в дом так, будто мальчик мог попытаться проскочить внутрь.
— Я ищу брата Алексиса, он живёт где-то тут! — выпалил мальчишка. — Вы знаете, где его дом? Белый, с красной черепицей!
Мужчина удивлённо вскинул брови, слегка поведя головой.
— Кого?
— Алексис, комендант Крепости! Где-то тут его брат живёт, за развилкой канала!
— Не знаю… В белом доме? С красной черепицей? — уточнил мужчина.
— Да!
— Как его зовут, ещё раз? Алексис..?
— Нет, его брат!
— Парень, все белые дома в другой части города, у нас тут таких нет, — сказал мужчина. — Как зовут-то этого брата? Может, хоть так узнаю.
Гредо вдруг замер, раскрыв рот. Имени своего брата Алексис, конечно же, не назвал.
— Комендант Крепости Богарне! — залепетал Гредо, надеясь, что хотя бы упоминание Белых Псов поможет ему объясниться. — Белые Псы Богарне! Поместье Богарне!.. Алексис!..
— Я не знаю, о ком ты, — торопливо ответил мужчина. — Я не знаком ни с кем из поместья Богарне. Если ищешь дома с белыми стенами, ты ищешь не там. Иди обратно по каналу до рынка!
— Подождите, подождите! — попросил мальчик, доставая из-за пазухи свёрток и разворачивая его. — Может, его имя написано здесь!
Мужчина нетерпеливо вздохнул, но не стал закрывать дверь и лишь ближе поднёс свечу к выходу, чтобы осветить письмо, которое Гредо стал разворачивать.
— Что там написано? — поинтересовался хозяин дома, но Гредо, рассматривающий бумагу, вдруг ошарашено вздохнул. Никакое это было не письмо, только пустой пергамент с парой размытых пятен. Слегка размокший, но не оттого потерявший записи — их там не было изначально. Мальчик стал вертеть бумагу в руках, отчаянно пытаясь найти хоть что-то, похожее на текст, но увы. Хозяин дома, держащий свечу на весу, поторопил его: — Ну что?
Гредо не ответил, продолжая паниковать. Он развернул кожаный свёрток снова, вдруг там есть второй пергамент? Потом начал озираться по сторонам на случай, если уронил письмо сам.
— Его нет! Письма нет! — вскрикнул он, снова бросаясь под дождь.
Дверь за ним захлопнулась, но мальчик даже не обратил внимания на это. Он метался по улице, смотря в лужи и надеясь, что вот-вот и наткнётся на письмо. Ничего не вышло, как ни старался Гредо. Он вернулся обратно к каналу, стал искать и там, но везде его ждало только разочарование. И снова переживания навалились на него, теперь удвоенные друг другом. Наказание будет ждать его бесспорно. Он не знает ни имени человека, которому должен был отдать письмо, ни самого содержания письма, чтобы передать его хотя бы устно. Он даже не нашёл дом, и не может вернуться в Крепость, пока не закончит поручение. Но как его закончить? Алексис проверит, и Гредо не сомневался. Испуганный, отчаявшийся и не чувствующий уже ни холода, ни усталости, мальчик стал бродить по улицам, надеясь наткнуться на указанное здание случайно.
Ночь пролетела для него так быстро, что Гредо и не успел заметить, как небо начало светлеть. Очень не хотелось наступления утра из-за приближения расплаты за свои проступки, и скитающийся по городку мальчик шёл, смотря себе под ноги, пока не добрёл до пустующего в такое время и не проснувшегося рынка. Первый на въезде в город, этот рынок был очень хорошо знаком ему, и теперь, видя это место в таком непривычном состоянии, сонный и уставший после ночной беготни Гредо зевнул, мутным взглядом рассматривая пустые и мокрые прилавки. Не было пока ни продавцов, ни покупателей. Гредо знал, что скоро сюда явится Зерпина, но не хотелось показываться ей на глаза. Вообще никому не хотелось показываться, и мальчик был рад, что даже случайных прохожих в такое время ещё не было.
Дождь уже давно прекратился, и вокруг было очень тихо. Из этой тишины очень скоро по ушам Гредо ударил размеренный топот лошади. Конь выехал со стороны полей, копыта ещё сильнее застучали по мощёной каменной дороге. Мальчик не обратил внимания на всадника, но когда конь остановился прямо перед ребёнком и Гредо назвали по имени, он поднял голову и вздрогнул: в седле сидел комендант. Уже без доспехов, легко одетый. Он снова стал таким худым, таким невнушительным. Его и без того обычно недовольное лицо выглядело теперь почти измученным и бледным, а единственный зрячий глаз потемнел.
— Залезай, — скомандовал Алексис, а потом вдруг замер на мгновение и махнул рукой. — Нет, нет, подожди.
Тогда он не очень ловко слез с лошади. Гредо просто смотря на него ощутил всю тяжесть, которую испытывал Алексис. Даже без лишнего веса на себе он двигался медлительно, грузно. Став на землю, мужчина вздохнул, уступил мальчику дорогу.
— Залезай, — повторил он, протягивая руку в сторону седла.
Гредо осмотрел лошадь: седло было высоко, но это не было проблемой для юного колдуна. Гредо в мгновение оказался на спине животного и не решился взглянуть на коменданта.
— Поедешь один, — буркнул Алексис, взяв коня за узду и двинувшись вперёд.
— Простите… — тихо произнёс Гредо и протянул Алексису насквозь мокрый кожаный свёрток с пустым пергаментом внутри. — Я не нашёл вашего брата.
— Я бы удивился, если бы ты нашёл, — комендант кашлянул, быстро забрал свёрток и сунул за пазуху жилетки.
— Вам не тяжело? — спросил Гредо, озабоченный тем, как хромой человек будет идти рядом с лошадью, но мрачный взгляд Алексиса заставил его тут же замолкнуть и отвести глаза.
— Сиди уж, — ответил мужчина. — Нормально мне.
Некоторое время они шли молча. Гредо нервничал из-за того, что происходит, он ничего не понимал. Конечно, на коне всяко приятней, чем самому идти после такого дня, но с чего бы вдруг явно болеющий Алексис уступал своё место провинившемуся слуге? В седле было тепло и сухо, конь двигался медленно и размеренно. Мысли сонного и уставшего ребёнка начали ускользать от него в угоду лицезрения мира вокруг: мальчик стал гладить загривок лошади, прислушиваться к скрипу седла, к вязнущему в грязи лошадиному шагу. Гредо забыл о себе, об Алексисе, о Родгерте, его голову заняли множественные ощущения, льющиеся вокруг.
— Прости уж, но я всё же буду с тобой говорить, — произнёс вдруг Алексис тихо, но достаточно, чтобы Гредо услышал его.
Словно вырванный из сна, мальчик посмотрел вниз на мужчину, но тот продолжал идти вперёд, не поднимая взгляда.
— Ты в порядке? — спросил Алексис.
— Да.
— Точно?
— Да, — Гредо ответил погромче, стараясь придать голосу беспечность. Он не понимал, зачем у него спрашивают такое, но он слишком хорошо слышал тревогу в голосе Алексиса, как бы мужчина не пытался скрыть её. — Я не заболею. Я нормально себя чувствую. Посижу у огня и согреюсь.
Алексис наконец-то посмотрел на мальчика, бросив на него скептичный взгляд.
— Правда! — заверил его Гредо, запомнив этот взгляд на всякий случай.
— Я не про это спрашиваю, — коротко ответил Алексис.
— А про что?
Мужчина вздохнул и отвернулся. Видно было, насколько неприятно ему обсуждать случившееся.
— Что у вас с Родгертом произошло?
Звон в ушах Гредо повторился, но не окончательно поглотил его голову, как в прошлый раз. Мальчик вцепился руками в седло, будто бы боялся упасть с него и сглотнул слюну.
— Ничего не произошло, — сдавленно ответил он.
— Ничего не было?
— Ничего не было.
— Он ничего не успел сделать?
Гредо замотал головой, но Алексис всё ещё не смотрел в его сторону. Поэтому когда мужчина поднял глаза на него, мальчику пришлось ответить вслух:
— Он ничего не сделал.
— Почему ты не позвал меня? — спросил комендант, продолжая смотреть на Гредо. — Ты же знаешь звук моих шагов, не пытайся отрицать это. Почему?
Гредо снова замотал головой, с шумом затягивая воздух носом: ему показалось, что он сейчас заплачет, и хотелось остановить это заранее.
— Гредо?
— Я не слышал, — ответил мальчик, но голос подвёл его и прозвучал тихо, почти неслышно, тогда Гредо повторил: — Я ничего не слышал.
— Такое уже было раньше?
Мальчик отвернулся и не ответил, только снова попытался сделать вздох через нос, но не получилось: тот уже был заложен. Вместо этого Гредо шумно всхлипнул и втянул воздух ртом. Алексис отвернулся тоже.
— Не было, — наконец нашёл в себе силы Гредо, решивший, что уж тут он справился и справится дальше.
— А с другими?
— С какими другими?! — удара с такой стороны он не ожидал и сам того не понимая всё-таки начал плакать.
— Да с кем угодно. Я не знаю! С наёмниками?
— Не было! — голос прозвучал куда громче, чем Гредо планировал, но мальчик был слишком напуган. Он хорошо слышал злость в голосе Алексиса. — Не было, я клянусь! Ничего такого не было, я ничего не сделал!
Комендант тут же снова поднял глаза. Столько разных эмоций было в этом взгляде. Пугающих, заставляющих вжиматься в седло от страха и стыда. Но на мгновение, всего лишь на долю секунды, мальчику показалось, что Алексис и сам сейчас заплачет. Движением головы сбросив волосы на лицо, чтобы закрыться ими, Гредо отвернулся и снова шмыгнул носом.
— Посмотри на меня, — попросил мужчина, остановив коня и шагнув ближе к ребёнку. — Гредо, посмотри.
Мальчик высоко поднял голову, будто надеясь, что слёзы и сопли сами спрячутся куда-нибудь обратно и не будут позорить его перед комендантом.
— Посмотри, — опять сказал Алексис, более мягко.
Когда Гредо повернулся к нему, мужчина протянул ему открытую ладонь и спросил:
— Дашь мне руку?
Гредо поджал губы и сощурился, стараясь успокоиться, но послушно протянул Алексису подрагивающую руку. Тот крепко сжал её и сверху накрыл второй ладонью.
— Я тебя не ругаю, — внимательно смотря в лицо мальчику, сказал комендант.
— Вы злитесь, — ответил Гредо, всё ещё не веря в сказанное Алексисом и слегка запинаясь из-за плача.
— Не на тебя, — он вдруг показался мальчику таким молодым и спокойным. Будто не было шрамов, стягивающих кожу, будто оба глаза были зрячими. Что-то неузнаваемое, незнакомое, но родное было теперь в этом лице, а жёсткие и холодные до этого ладони мужчины теперь не давили на руки ребёнка, а мягко прятали под собой. Гредо сделал ещё один вдох и широко раскрыл глаза, тут же забыв про свои слёзы. Он теперь пронзительно смотрел на этого нового, ещё словно не знакомого ему человека, приковавшего его внимание.
— На Родгерта?
— Да, — кивнул он. — Да. И на себя.
— Почему?
— Потому что не остановил его, — Алексис продолжал смотреть в глаза ребёнку, чётко проговаривая каждое слово. Гредо даже не понимал, насколько тяжело мужчине это даётся, но очень хорошо чувствовал, что что-то внутри коменданта изменилось.
— Но ведь вы остановили.
— Нет, я просто отослал тебя в город, — Алексис отпустил руки ребёнка, рывком отвернулся и опять потянул коня за узду, уверенно уводя животное за собой.
Снова они шагали молча, но очень скоро комендант вдруг остановился и сказал:
— Нет, прости, я всё же тоже сяду на коня. Можешь сесть сзади или слезть, как хочешь.
Мужчина с усилием засунул ступню в стремя и взгромоздился в седло, а Гредо, не желающий больше шагать по земле с мокрыми ногами, сначала спрыгнул было с коня, пропустив старшего вперёд, но потом залез обратно и сел за Алексисом.
— Нога болит? — участливо спросил мальчик, стремясь отвести внимание от себя — вдруг его всё-таки сгонят со спины лошади, если подумают о нём дольше пары мгновений? Ехать рядом с Алексисом сейчас уже не казалось ему такой плохой идеей, как могло бы показаться годами ранее, главное чтобы сам комендант не решил спустить его.
— Всё болит, — буркнул мужчина, а потом повторил стратегию мальчика, переводя тему на него. — Если такое ещё хоть раз повторится — сопротивляйся. Убегай, кричи, зови кого-нибудь. Что угодно делай, только не стой столбом.
Гредо уже не плакал, и теперь, когда на него не смотрели, начал усердно вытирать лицо и так мокрыми рукавами, но не ответил.
— Гредо?
— Что?
— Слышал меня?
— Слышал.
Алексис слишком хорошо знал этого ребёнка. Если он отвечает «слышал», это значит, что он слышал, но не принял к сведению. Как протест или как более-менее честный способ сказать «выражайтесь при мне яснее, иначе пожалеете о том, что сказали мне, потому что я всё сделаю дословно, и испорчу дело».
— Что ты слышал? — чуть более раздражённо спросил мужчина.
— Сопротивляться, если лезут.
— Да. Ты был в большой опасности. Понимаешь?
Гредо понимал, но не до конца. Он будто чувствовал это своё незнание, и от того становилось ещё тошнее. Плохо, но почему?
— Он спрашивал обо мне? — спросил вдруг мальчик.
— Кто? Родгерт? Нет, он уехал.
— Уехал? — Гредо не знал, что чувствовать. Ему всё же не хотелось, чтобы Родгерт уезжал.
— Да, через несколько часов после того, как я тебя отправил. Я не знаю, вернётся ли. Не бойся. Если вернётся — пообещай мне, что не подойдёшь к нему больше.
И теперь мальчик промолчал.
— Ну? — спросил Алексис.
— Я не могу.
— Что не можешь?
— Я не могу пообещать.
— Это ещё почему? — искренне, но с раздражением удивился мужчина.
— Потому что он мой друг.
— Чего?
— Я не могу избегать его, он мой друг.
Алексис дёрнул поводья коня, от чего животное всхрапнуло и рывком остановилось, вскинув голову.
— Кто?! — злобно спросил комендант, но Гредо уже понял, что его будут ругать, поэтому замолк. — Родгерт — друг твой? Ты в своём уме?!
И стоило сначала успокаивать его, а после снова рычать и срываться?
— Эта избалованная дворянская дворняга — друг тебе?! Да он же просто развлекается, ему всё это ерунда, шутка какая-то. Вот так играючи лапать ребёнка, даже меня не стесняясь — и ничего не бояться. Урод!
— Он не обижал меня.
— Не обижал, значит? Ну да, добренький Родгерт, белый рыцарь, прикормил тебя, идиота, хер знает зачем!
— Да он один меня и не обижает! — запротестовал Гредо, оскорблённый то ли тем, что его назвали идиотом, то ли тем, что говорит теперь Алексис про Родгерта.
— Да ты совсем ничего не понимаешь, что ли?! — заорал мужчина. Гредо вздрогнул и замер, никогда раньше не слышавший, чтобы Алексис настолько повышал голос. — Что ты мне теперь предлагаешь, подложить тебя ему только потому, что он соизволил притвориться ласковым? Ты, полудурок, знаешь вообще, что могло случиться?! Использует тебя, а ты, радостный, в рот ему заглядываешь, бегаешь за ним послушно, словно тебя приманивают!
«Приманивают, как животное, чтобы зарезать?» — подумал Гредо, думая теперь, оскорбляться ли ему дальше, или снова начинать бояться.
Вдруг что-то кольнуло его сквозь эти мысли. Что-то в голосе Алексиса, привлекающее внимание. Мужчина кричал, через спину оглядываясь на Гредо, а тот на мгновение забыл о том, что должен испугаться, внимательно вслушиваясь в эту интонацию. Сквозь злобу, презрение и ещё целую гамму эмоций вдруг отчётливо, почти как кровавое пятно на рубахе проступил страх. Гредо наклонился назад, стремясь будто отдалиться, чтобы получше рассмотреть Алексиса, сидящего перед ним. Спина мужчины содрогалась от его крика, редеющие тёмные волосы колыхались от движений. Гредо всматривался всё внимательнее, пока не понял, что это ещё один незнакомый, но ведущий себя так узнаваемо человек: испуганный, пристыженный и стремящийся скрыть это. Как пёс, устрашившийся вышедшего из-за поворота незнакомца, начинает лаять, чтобы отпугнуть врага от себя и показаться ему грозным, так и Алексис теперь кричал на ребёнка, за которого так сильно испугался. «Отвечай! — прошептало что-то внутри мальчика, — Отвечай, пока он ослаб, пока он уязвим! Отвечай! Отвечай! Дразни! Дразни! Дразни! Пусть гавкает! Пусть гавкает!»
— Проклятье! — вдруг громко, низким и злобным голосом гаркнул Гредо в затылок Алексиса. — А тебе какое до этого дело?
Конь снова захрапел и нервно замотал головой, топчась на месте и чувствуя неладное, а Алексис, обескураженный таким ответом, замолк и через плечо покосился на ребёнка, внезапно ставшего в его глазах озлобленным подростком.
— Да и пусть делает что хочет! Пусть прикармливает, пусть кормит, пусть использует, как хочет! Буду благодарен! Он один и прикармливает и ласкает, — кричал Гредо, одновременно с тем своими жуткими и всё ещё поблескивающими от слёз глазами прожигая затылок Алексиса. — Или что, другие солдаты заботиться будут? Учить будут? Кому я тут нужен?
— Закрой рот! — вскрикнул Алексис, схватив нервничающего коня за гриву и сильнее натягивая поводья.
Голос мужчины теперь был ещё громче, ещё агрессивнее, и именно поэтому, почуяв куда более смердящий страх, скрытый под этой маской, Гредо только продолжил подливать масло в огонь:
— Или ты будешь?! Да я же дурак, голова не на месте, сам говорил! Щенок уличный! Вот и вожусь с дворнягой дворянской!
— Гредо! — в этот раз страх в голосе мужчины уже слышался особенно отчётливо, не прикрыто. Конь под Алексисом начал протестующее ржать, в то время как Гредо вовсе не замечал этого, сконцентрировав всё своё внимание на источнике, из которого теперь бессовестно тянул силы и эмоции.
— Говорил, я слышал! Думаешь, я не слышу? Я всё слышу! Слышу, что вы говорите про меня, слышу, как называете, слышу, когда думаете, что меня нет рядом! А я всегда рядом! И всё слышу! Я хуже дурака! Хуже собаки! — он стал тыкать пальцем в спину коменданта. — Собаки не понимают, что про них треплют, а я понимаю и запоминаю! И я всех вас могу заставить лаять, как сам лаю!
— Хватит, ну! — крикнул Алексис не столько Гредо, сколько беснующемуся под седлом животному и двумя руками схватился за шею коня, собиравшегося пуститься в бег. Тот заржал, но остался на месте, лишь продолжив нервно стучать копытами по земле.
— Вы меня ругаете, вы меня гоняете! Вам даже еды для меня жалко! С кем мне лучше, как ты думаешь?! — мальчик продолжал злобно кричать, надеясь снова раззадорить Алексиса настолько, что тот начал бы испуганно гавкать.
— Остановись! — молящей интонацией заорал Алексис. Гредо тут же замер: это было совершенно не то, чего он ожидал. Страх в голосе мужчины был другим, отличающимся от прежнего.
«Сдаётся, — отчётливо прозвучало в голове мальчика, но не было в этом никакого триумфа. — Я победил. Он сдаётся».
Лошадь замолкла и теперь просто стояла, надувая ноздри, помахивая хвостом и крупно дрожа. Алексис так и замер, пальцами зажимая гриву и шерсть коня и пустым взглядом смотря на дорогу. Он чувствовал, как много вытянули из него в этот момент, и не мог признаться себе в том, как поддался на это. Гредо терпеливо ждал, и наконец спустя несколько мгновений мужчина тихо проговорил:
— Хоть раз назови, когда я тебя обидел.
Мальчик наклонил голову, вслушиваясь в голос собеседника. Не было больше страха, только что-то горькое, слабое и абсолютно уничтожающее.
— Не ты дураком называл? — так же тихо спросил Гредо. — Родгерт меня другом называет. Какая разница, что он делает.
— Есть разница.
— Какая? — его голос стал ещё тише.
— Я не думаю о тебе так на самом деле.
— А как думаешь?
— Я знаю, что ты колдуешь.
Оба замолчали. Алексис всё так же смотрел на дорогу, затылком будто ощущая взгляд двух разных, таких жутких и таких честных глаз. Гредо же, снова с непроницаемым, почти лишённым разума лицом не отрывался от мужчины.
— Не знаю, как, не знаю, зачем. Но ты колдуешь. Я вижу, я чувствую это, — наконец хрипло проговорил Алексис. — Даже сейчас. И я всё время это знал. Пусть они думают, что ты дурак, Гредо. Пусть зовут щенком, пусть считают отсталым. Тогда они не поймут, как я понял, кто ты.
Глаза Гредо сами словно потянулись в другую сторону, и мальчик повернулся к раскинувшимся вокруг полям, стремясь теперь заставить себя смотреть куда угодно, только не на Алексиса.
— И ты закончишь, как твоя родня. Родгерт убьёт тебя, если узнает. Это не любовь, это не дружба. Он не друг тебе.
— А кто друг? Ты? — после недолгого молчания спросил Гредо.
— У тебя здесь больше нет друзей, — выдавил из себя Алексис. — Но я хотя бы не враг.
«Больше нет», — подумал Гредо, поняв, что речь идёт о почившем Товарище. Подумать только, ненавидящий собак комендант и то признавал в псе чьего-то друга. Мальчик протёр лицо рукой, словно избавляясь от остатков своего гнева, потом снова взглянул на мужчину, но тот больше не поворачивался к нему. Алексис держал поводья в руках, опустив голову и не моргая смотря на размокшую дорогу к Крепости.
Так в полной тишине они доехали до поместья Богарне и разошлись в свои углы. Гредо не видел Алексиса следующие сутки, и лишь когда комендант снова объявился во дворе, юный колдун понял, в чём была беда: Алексис стал выглядеть ещё хуже. Ещё бы, и без того не отличающийся здоровым телом мужчина сначала с вооруженной свитой провожал своего господина за пределы Крепости, а потом спешил в город к отосланному в дождь ребёнку только за тем, чтобы позже этот самый ребёнок окончательно вымотал его, бесцеремонно выгрызая у него энергию. Лишь мельком взглянув на Гредо, Алексис, как делал это всегда, тут же отвёл взгляд и пошёл дальше. Ничего не происходило, не о чем было говорить. Юный колдун стал жить так же, как раньше.
