Любовь со звёзд

      Над аккуратной, чуть пошарпанной чашкой, тонкой струйкой сгущается белесый пар. Чуть наклоняясь, Эрвин поднимает посудину к лицу и втягивает носом терпкий травяной запах.       «Хорошо, — думает он. — Очень хорошо».       В последнее время Эрвин начинает очень трепетно ценить уют. И какую-то ленивую размеренность, которая позволила бы провести день в штабе с книгой, а не в бесконечных разъездах по городу. Наверное, он постепенно стареет…       Домучив у себя в голове эту идею, Эрвин нервно усмехается. Надо же — стареет! Он-то в свои-то годы! В Разведкорпусе! Еще и только-только вступая в должность командора!       Стоит обернуться к зеркалу и проверить себя на наличие седых волос, а то мысли и так уже скользят какие-то… Бесноватые. Под стать развивающемуся старческому маразму, наверное.       Но это потом. Сейчас у него в планах — этот замечательный чай, привезенный в скромный подарок из столицы. Заранее выбранная книга терпеливо ожидает на краю стола, кресло приветливо отодвинуто и активно завлекает в свои объятия. Эрвину совсем не хочется думать, что эту умиротворяющую идиллию может что-то разрушить. Заслужил он хоть один спокойный день или нет? Эдакий выходной в середине недели.       «Не хватает Леви, — замечает Эрвин, усаживаясь наконец на вожделенное место. — И его язвительных комментариев. Мол, не заслужил, и так ничего не делаешь».       Он делает первый глоток, когда дверь его кабинета распахивается с такой силой, словно гость планировал снести ее с петель. Эрвин даже не открывает глаза и почти не удивляется. Единственный человек во всем Разведкорпусе имеет привычку так бесцеремонно врываться к нему на аудиенцию.       «Сглазил».       — Эрвин! — вопит Ханджи, громко топая сапогами и задыхаясь будто бы от стремительного бега. — Беда у нас!       Окончательно мирясь с тем, что его надежды на спокойный день только что скомкали и элегантно швырнули в мусорное ведро, Эрвин ставит чашку на стол. Он не зол, всего лишь самую малость разочарован, поэтому сил хватает только вздернуть брови. А потом Ханджи подлетает к нему вплотную и снова кричит:       — Беда! Самая настоящая беда!       Переполненная эмоциями, она бьет руками по столешнице и посуда над ней подпрыгивает. Эрвин безучастно смотрит, как чай слегка выплескивается на заведомо подставленное блюдце, и морщины у него на лбу углубляются еще больше. Звучит и правда как беда.       — Ханджи, — миролюбиво начинает он. — Что произошло?       Ханджи требуется время, чтобы взять себя в руки. Она тяжело дышит, упираясь руками и взглядом в стол. Эрвин считает секунды и вдруг понимает: Зоэ в растерянности. Вот действительно, ситуация нестандартная.       Эрвин думает, что ему стоит сказать что-то еще, когда Ханджи наконец поднимает лицо. Они смотрят друг на друга еще мгновение, а потом женщина вдруг глупо хихикает.       — У нас Леви украли.       Тишина.       «Стены всемогущие, напугала… — проскальзывает у Эрвина где-то в затылке. — Ну украли и украли, ладно с этим Ле…»       Постойте-ка…       — Леви? — тупо переспрашивает Эрвин и тут же чувствует себя настоящим идиотом. — Как?       Ханджи уже не хихикает. Нервный смех разрывает Зоэ изнутри, и он видит, что у нее едва получается сдерживаться.       — Вот так! — продолжает кричать она, активно жестикулируя. — Взяли! — Ханджи сводит руки в жесте, будто бы их сильнейшая боевая единицы был не более чем двухмесячным котенком. — И украли!       Паззл в голове Эрвина не складывается. Он пытается уместить в черепную коробку услышанное, но не может отделаться от мысли, что упустил какую-то важную деталь.       Что же за неделя все-таки такая? Сегодня — похищенный, черт его раздери, Леви, а вчера — упавшая откуда-то со стороны луны девчонка. Девчонка…       — Постой, — говорит командор, припоминая, куда и с кем именно его многострадальный товарищ ретировался со службы. — А Октавия?       Ханджи снова смотрит на него своим жутким взглядом, от которого у непривыкшего человека внутри точно что-то переворачивается, и вскидывает палец.       — А вот тут — самое интересное!..

***

Часом ранее       Леви не знает, откуда у нее вдруг появилось столько скорости. Октавия движется стремительно и уверенно, не как положено босоногим девчонкам ее… возраста? Протискиваясь между нестройными рядами прохожих, Леви вдруг ловит себя на очередной дурацкой мысли.       Сколько ей вообще лет?       Повадками, вроде, не больше десяти. Да и характером, раз на то пошло, и манерой вести разговор. А вот внешне, точнее физиологически… Леви останавливается на чуть-чуть, закрывает глаза и мотает головой. Ему нужно догнать и остановить эту дуреху, а не обмусоливать в памяти ее телеса.       Он не оправдывается и прекрасно осознает: грешил в жизни много и грешил в жизни часто. Но за какие именно проступки, что именно жизнь решила заставила его отмолить, раз послала в подарок эту глупую, несносную Октавию?       «Стою и наматываю сопли на кулак, как идиот», — ворчит Леви сам на себя. И думает, что он не как идиот. Он взаправду такой и есть.       Пацана того полудохлого, брата ее, только нашли и сразу же потеряли. Сколько она настрадалась, пока искала его в первый раз? А тут взяли и из-под своего же носа упустили, начали завтраками кормить. Тут кто угодно взбесится, а он-то, Леви, прекрасно знает, как Октавия к Тресу относится. Видел, слышал, даже в своем роде чувствовал…       Мерзкий червяк зарождающейся вины ерзает где-то под ребрами. Леви вдруг понимает: мог бы остановить сам, а не ждать, что она остановится. Нашел бы слова, а не стоял, как из камня выструганный истукан. Зря ее, что ли, ему доверяют? Зря, что ли, ему доверяет сама Октавия?..       Леви делает шаг вперед, не открывая глаз, почти интуитивно. Будто бы на подсознании опасаясь, что пока он тут лямки тянет, нелегкая Октавию уведет куда-нибудь в совсем неизвестные дали. Делает шаг и некрасиво вписывается в чье-то плечо.       — Прошу прощения, падре, — сухо извиняется он, краем глаза ухватив кусок черного одеяния. У него нет времени на долгие церемонии, в полдень в городах всегда многолюдно, и даже служители церкви должны это понимать, чтобы не устраивать сцен.       А потом его не останавливают, также некрасиво пихая в сторону и хватая за горло.       Воздух одним ударом выбивается из легких. Леви слишком долго осознает, что у него не хватает сил сопротивляться и открывает глаза.       — Где. Моя. Сестра?!       «Пацан тот полудохлый», о котором так пеклась беглянка, смотрит на Леви своими кроваво-алыми зенками снизу-вверх. Это вне сомнений он — понимает капитан даже сквозь разноцветные круги, появляющиеся от удушья. Только почему-то несправедливо быстро выросший и откопавший десяток килограммов силы бог весть откуда.       Как быстро растут чужие дети, однако.       Октавию хватает на пробежку вдоль улицы и поворот в узкий сырой переулок. В мягкую кожу ступней впиваются камни, а в пространства между пальцами попадает влажная грязь. Октавия слишком поздно понимает, о чем говорил Леви, когда говорил, что «у них так не принято». Ходить без обуви правда неприятно.       Осознание приходит одновременно с тем, как эмоции сходят на нет. Октавия приваливается спиной к стене, поднимает лицо к небу и дышит, как загнанный зверек. Ей дурно от чувств, скребущих внутри. То даже не совсем злость, скорее ее примесь с обидой. Причем и злость, и обида ориентированы на саму себя в том числе.       «Он мне обещал, — пытается убедиться в правильности действий думает Октавия. — Обещал и ничего не делает».       Потом она смотрит на свои чумазые ноги и хватается за корни светлых волос.       «Делает все, что от него зависит, — вторит ей словно чужой, внутренний голос. — Возится с тобой, а разве должен? Неблагодарная ты тупица, почему нельзя думать наперед? Ты хоть знаешь, какие тут территории, к таким масштабным поискам нужно подготовиться. Вот он и пытался тебя… Подготовить…»       Кожа покрывается мурашками, и Октавия думает, что становится прохладнее. Климат тут суровее, чем на Галанезии, все-таки. И снова Леви был безмерно прав. Октавия выползает из переулка обратно, чуть не сбивая с ног кого-то, потому что выступившие на глаза слезы туманят острое зрение.       Она в очередной раз удивляется широкому спектру своих эмоций, когда проводит пальцами по щеке и чувствует на них влагу. Из-за чего эти слезы? Она расстроена, что правда осталась за Леви? Или из-за того, что разочаровала его? Почему люди такие несправедливо сложные? И почему Октавия становится так сильно на них похожей?       «Надо вернуться, — думает она, все еще не обращая внимания на зевак, которые с интересом и опаской оглядывались на высокую чудачку в зеленом плаще. — И извиниться. И терпения набраться».       Леви пообещал сдержать слово. Он уже столько для нее сделал, как могла Октавия на него так срываться? Если бы не Леви, она бы до сих пор торчала в том странном подвале, а с Тресом… Его бы и в живых бы быть не могло.       Бабушка говорила, что у Вселенной свои законы и правила. Ничего не происходит случайно. Если Октавия прилетела именно сюда и встретила именно Леви, так и должно было быть. Ее судьба сама велит ей остепениться, видимо.       Когда Октавия возвращается к тому дому, где ее заставляли мерить тряпки, Леви там уже не было. Стоя на месте, девушка безмолвно ужасается. А если он специально ушел без нее? Куда ей теперь? Она же совсем ничего не знает: ни куда идти, ни как зовут и где искать тех людей, с которыми она уже знакома.       Спасение приходит из ниоткуда. Когда Октавия выходит за порог, с другой стороны улицы на нее движется толпа испуганных людей. Слезы высохли, и Октавия поворачивает голову туда, откуда они бегут. Когда зрение вырывает над головами мирных жителей поразительно знакомую фигуру, Октавия ахает, а ее бедное сердце падает прямиком к грязным пяткам.       — Отпусти его! — вопит она против своей воли, даже не задумываясь, когда сорвалась на бег.       Люди, заслышав ее резкий голос, расступаются и испуганно жмутся к тротуарам. Октавия останавливается и теперь уже рассматривает того, кто норовился переломить Леви шею, как тростинку на ветру.       Внутренности ее в сотый раз за день совершают кульбит, и губы Октавии удивленно раскрываются, оставляя девушку глупо хватать ртом воздух. Она не успевает даже подумать, потому что внезапный мучитель, обернувшись к Октавии, опускает руку. Леви падает наземь, но девушка на него больше не смотрит. Потому что не может.       — Сестра! — вскрикивает Трес, и по его интонации Октавия убеждается, что не ошиблась.       Как так можно? Разве достаточно просто пожелать, чтобы все мечты осуществились? Она так переживала за Треса, но стоило ей только отвлечься, как он появляется прямо перед Октавией, живой и здоровый. Изменившийся, правда, и очень сильно, но это дело второстепенное.       Ей хочется броситься к нему в объятия, вопреки всему, но здесь Леви поднимается с колен и пытается атаковать брата снова. Трес бьет его наотмашь с такой силой, что мужчина вновь грохается вниз, и этот жест поражает Октавию до глубины души, заставляя вернуться к реальности.       — Что ты делаешь, Трес?! — кричит она, прижимая руку к животу.       Мозг работает на износ, и Октавия задумывается: не из-за утери ли эмбриона, который она поглотила, брат получил такую силу. Он ведь не был способен ко всем тем трансформациям, что генетически закладываются в женское тело. Откуда такая сила… И такой нрав у ее кроткого младшего братца?       Трес непонимающе смотрит на нее, и улыбка сползает с его лица, как шкурка со спелого фрукта. Он с каким-то презрением оборачивается к Леви, который сплевывает кровь на землю, и пожимает плечами.       — Мучитель должен получить по заслугам. Я искал тебя и думал, что этот карлик все еще над тобой издевается.       — Мучитель? — эхом повторяет Октавия, и ей уже не просто прохладно: у нее по спине идет мороз. — Что ты… Что с тобой, Трес? Почему ты выглядишь так? Что произошло?       Вопросы вырываются из глотки нескончаемым потоком, и у Октавии практически взрывается голова. Все происходящее кажется ей бредовым сном, в котором не ясно, кто злодей и кто герой.       Трес снова улыбается, но уже как-то совсем неприятно и разводит руки.       — Вигинти помог мне, теперь я практически на одном уровне с тобой, — он смеется. — А стоило-то всего прибить парочку этих слизняков.       Прибить парочку этих слизняков. Лицо Октавии вытягивается.       — Ты… Убил людей? — бесцветно спрашивает она. И чувствует, как колени слабеют.       — Эти жалкие создания с радостью отдали жизни за Небесного Брата, Октавия.       Она наконец смотрит на вторую фигуру, которую до сих пор не замечала. Трес назвал его Вигинти, но звук этого имени не отзывается в ее памяти ничем. Зато Октавия смотрит на его лицо, и вот оно кажется ей уже смутно знакомым.       — Они будут готовы повторить это и ради Небесной Сестры, — продолжает Вигинти, кривя тонкие губы.       «Небесный Брат и Небесная Сестра» вспыхивают в памяти витражами из подземного святилища. А еще, глядя на светлые волосы незнакомца, Октавия вспоминает религиозную книгу, которую так часто таскала с собой их сестра Кварта. Стойте… Почему она раньше не задумалась, откуда здесь, на Земле, известны имена галанезийских божеств?       — Да вы тут с ума посходили, ироды, — прохрипел забытый всеми Леви, вновь вставший на ноги. Он смотрит на Октавию как-то предостерегающе. — Так это вы ту церковь подорвали?       — Трес, — тихо зовет Октавия. — Ты хотя бы понимаешь, что натворил?       Трес мнется. Лицо его сворачивается в какое-то детско-обиженное выражение. И теперь, несмотря на рост и силу, Октавия очень четко видит своего прежнего брата.       — Они слизняки, О. И пальца нашего не стоят, как и этот карлик. Хочешь, я его прямо сейчас прикончу, а?       — Хочешь, я тебе прямо сейчас за базар пропишу, а? — шипит Леви, но сделать ничего не успевает. Подкравшийся сзади Вигнити цепкими пальцами хватает его за волосы, дергая назад.       Октавия все еще стоит на месте, не зная, как поступить. Как будет лучше, рвануть вперед или, приняв во внимание взгляды Леви, держаться подальше? Они же замучают его!       — Отпусти его! — снова просит Октавия. Отчаянно и со звоном в голосе.       Вигнити медлит. Озирается по сторонам, окидывая взглядом испуганных людей. Леви пытается вырваться, но незнакомец таким же спокойным движением заламывает ему руку. Вся сила Леви ему интересна так же, как пролетающая мимо муха.       — Здесь людно, Октавия, — наконец говорит он. — Ты испугана и вряд ли настроена на разговор в такой обстановке. Давай поговорим в другом месте. Приходи вечером к месту, где разбился ваш челнок. — Что?! — недовольно восклицает Трес. — Мы не можем ее здесь оставить, Вигнити! Ты же сам говорил…       — Трес, — холодно прерывает его мужчина. — Все в порядке. Она придет. Ведь мы…       Он поднимает руку, а вместе с этим сдавленно стонет и Леви.       — …мы возьмем с собой гостя. Ты же не против прогуляться да, — ехидно, — капитан?       — Нет… — неверяще мямлит Октавия, протягивая руку. — Я не отпущу вас… Нет, вы не уйдете…       Вместо протеста Трес как-то подозрительно близко подходит к Вигнити и заламывает Леви вторую руку. На лице капитана не то возмущение, не то негодование из-за того, что его сил не хватает, чтобы вырваться из плена двух инопланетных существ.       — До встречи, Октавия, — спокойно тянет Вигнити, воздух вокруг него, Треса и Леви вдруг начинает искриться белым. — Я буду ждать тебя.       Октавия находит в себе силы сдвинуться с места, отбросив всю нерешительность. Но оказывается слишком, когда ей остается метр, чтобы добежать до мужчин, раздается громкий хлопок, и те исчезают в эфемерной дымке. Потерявшая равновесия Октавия падает на колени и, проезжаеясь на них по земле, падает лбом в грязь. Тонкие девичьи руки с дрожью сжимаются в кулаки.       Что же ей теперь делать?!