время первых.

— до какой степени это событие странного характера? — Романов открывает дверь чуть шире и выглядывает, чтобы убедиться в отсутствии поблизости детей. — пойдем, я тебе все объясню по дороге, не стоит время тянуть за разговорами здесь, — смущенно продолжает Вэйно и отходит к выходу. — хорошо… Миш, начни украшать без меня, я присоединюсь позже, — вожатому ничего не остается, кроме как последовать за своим другом к выходу и оказаться на минуту в омуте ночи и прохлады. — я проверял комнаты, чтобы убедиться в том, что дети спят, — тихо и неуверенно произносит Гельсингфорс, затем мнется и недолго молчит, — заглядываю в одну из них, а там… как бы тактичнее выразиться, они занимаются любовью. — что, прости? — задает риторический вопрос вожатый, ускоряя шаг, — мне ведь не послышалось и я правильно все понял? — ты все понял именно так… — Вэйно останавливается около входа в корпус и смотрит себе под ноги, смущаясь еще больше, ведь знает, что там происходит прямо сейчас. — тяжелый случай… ладно, вижу, что ты совсем смущен этим событием, так что заходи вторым, — Романов качает головой и быстро заходит внутрь корпуса, затем оборачивается на друга с немым вопросом «где?» и дальше идет по указанию руки. сначала он стучится, чтобы дать подросткам несколько секунд отлипнуть друг от друга и хоть что-то накинуть, после поворачивает ручку двери и заходит в комнату, видя перед собой красных, растрепанных и запыхавшихся подростков, — а теперь вдвоем на улицу, чтобы провести серьезный разговор. — извините нас, пожалуйста, — тихо тараторит парнишка, совсем не желая сейчас получать выговор от вожатых. — извиним, а теперь на выход, — петербуржец открывает дверь шире и отходит от нее, чтобы пропустить их, затем кивает в сторону выхода, поторапливая. — это возмутительно, — тихо шепчет Гельсингфорс, стоящий в коридоре и смотрящий на то, как его дети выходят из корпуса на улицу, затем бредет за ними. — я же говорила тебе, что это не лучшее время и место… — шепчет девушка, садясь с парнем на лавочку около корпуса. — мы ждем объяснений, — Саша выходит следом и скрещивает руки на груди, вставая вместе с финном перед подростками, — вы же понимаете, к чему это может привести? — мы все понимаем, — мальчишка виновато опускает голову, — но вы ведь тоже были подростками, должны понять! — сейчас разговор совсем не о том, какими были в вашем возрасте мы, — Вэйно продолжает смотреть себе под ноги, затем поджимает губы, — так нельзя. — за такими действиями будут последствия. дай бог, что вы предохранялись, но об этом обязаны узнать ваши родители и главная вожатая, за этим последует ваш преждевременный уезд из лагеря, потому что это грубейшее нарушение норм, правил и этики! — вожатый старшего отряда начинает ходить из стороны в сторону, но после вновь останавливается на прежнем месте, — подумать только — заниматься подобными вещами в юном возрасте, так еще и в комнате, где спят другие дети! — пожалуйста, не сообщайте об этом родителям! они не будут рады такой новости, — жалобно пищит девушка, сцепляя свои руки в замочек, надеясь на то, что вожатые простят и не станут никому рассказывать об этом, смотрят за каждым из действием, а Романов поворачивает голову в сторону друга, как бы взглядом намекая на то, что ему принимать решение и нести последствия в том случае, если они умолчат этот инцидент. — мы не можем не сообщить. это правда грубое нарушение всех возможных правил… дальнейшие решения будет принимать Василиса Ярославовна, а не мы, — Гельсингфорс все же поднимает взгляд на ребят из своего отряда и старается выглядеть серьезнее обычного, — это наш конечный вердикт. — о радостях родителей нужно было думать раньше, что ж… — петербуржец смотрит в экран телефона на строку с временем, затем убирает его обратно в телефон, — предлагаю с этим не медлить. Василиса Ярославовна сейчас вряд ли спит, но в любом случае проснется из-за того, что дело серьезное. — прямо сейчас? — парень удивленно вскидывает брови, смотря то на одного вожатого, то на другого. — прямо сейчас, — подхватывает финн и кивает. — а можно не идти? ну, пожалуйста, не надо! — продолжает просить девочка не разглашать о том, что произошло. — нельзя. поднимаемся и идем в сторону инструкторской, — Александр выходит на тропинку и быстрыми шагами идет к каменной постройке, замечая в ней свет и радуясь тому, что не придется будить свою бабушку из-за того, что подростки занимались сексом. — нам конец, — тихо шепчет парень, плетясь уже за Вэйно и держа девушку за руку. — это я уже поняла… — она еле слышно выдыхает и опускает голову, идя так, словно ее на казнь ведут, а не на разговор. Василиса непонимающе смотрит уставшим взглядом на своего внука, затем на Вэйно и двоих подростков, но не гонит, лишь кивает на свободные места и дожидается, пока все сядут, прежде чем она начнет разговор. — что стряслось в такое позднее время? — главная вожатая прикрывает рот рукой и тихо зевает, подавая этим сигнал, что нужно побыстрее все рассказать и не тянуть время. — б… Василиса Ярославовна, эти двое молодых людей занимались вещами интимного характера в комнате, где спали другие подростки, — Саша складывает руки на столе перед собой. — это правда? — женщина переводит взгляд на вожатого из Финляндии и словно теряет желание спать, внешне становясь более бодрой. — к сожалению, да, — Вэйно кивает и смотрит в стол, боясь того, что и его могут наказать за шалости отряда. — завтра же я позвоню вашим родителям и мы будем решать этот вопрос уже с ними. Вэйно, попрошу тебя указать мне контактные данные, которые нужны, — Василиса достает из стола папку, а из нее лист, в котором список отряда и контакты родителей, — обведи карандашом. — хорошо, — финн берет лист и быстро находит и обводит нужные строчки, после чего возвращает документ Калининой, — им лучше звонить либо с девяти до десяти, либо в обед. — спасибо. их разгоните по разным корпусам и идите отдыхать, — она смотрит на лист и кивает самой себе. — а что с нами будет? — вдруг подает голос парнишка, привлекая внимание всех находящихся в инструкторской. — завтра утром и узнаете, а сейчас нужно ложиться спать, — женщина кладет список поверх важных документов на столе, — доброй ночи. все пришедшие покидают инструкторскую. приходится будить других вожатых, в поиске еще одного места, и только после Гельсингфорс ложится спать, а Александр уходит помогать Мише украшать лагерь к новым тематическим дням. Московский осторожно вешает плакат на плаце, когда к нему возвращается Саша. ночь, тишина, в стороне лежат остальные плакаты, а темноту пробивают лишь несколько фонарей около пятого корпуса и парадных ворот. москвич оборачивается на тихий топот позади себя и тепло улыбается при виде своего любимого человека, потому быстро доклеивает плакат и подходит ближе, обнимая за талию и целуя в лоб. и спрашивать не надо — видно, что парень напряжен, лишь причина не ясна. — зорюшка моя, что тебя так напрягло? там у Вэйно что-то серьезное произошло? — вполголоса спрашивает Михаил, утыкаясь носом в темные волнистые волосы и вдыхая аромат его шампуня. — дети трахались в комнате, пока другие спали на соседних кроватях. это ужасно, — холодные руки ложатся на предплечья, а сам он прячет лицо, утыкаясь в теплую шею, — пришлось вести их к бабуле, чтобы решить проблему. — они подростки, другие спали… не забивай себе голову дуростью подростков, котенок, — москвич начинает гладить одной рукой спину, чтобы успокоить. — не в этом дело… я за Вэйно переживаю. ему еще неделю жить с этим отрядом, да и он явно не был готов к тому, что его отряд будет таким заниматься в столь видном месте, — Саша поднимает голову и встречается с взглядом голубых глаз, которые он так любит. — все будет хорошо, не волнуйся. вряд ли Василиса решит его наказать за то, что он застал детей в такой момент, — Московский нежно целует будущего супруга в лоб и перекладывает руки на его щеки, поглаживая их большими пальцами, — он сможет это перенести. если ты за его авторитет так беспокоишься, то не забывай о том, что мы всегда можем ему помочь в случае чего. — спасибо тебе, радость моя, не знаю даже, что я без тебя делал бы, — петербуржец осторожно целует возлюбленного в губы, но долго не задерживается, лишь касается его кистей и оставляет поцелуй на правой ладони, после чего отходит в сторону и смотрит на плакаты, что бережно сложены на каменной тропинке плаца. — я уже на столовой и здесь повесил плакаты, осталось под дуб повесить, на эстраду и проволоку на корпуса, — мужчина встает рядом и обнимает за плечи вожатого, смотрит на плакаты и после переводит взгляд на очерченный светом луны профиль, — ты у меня самый красивый. я люблю тебя. — и я тебя люблю, солнце. ты молодец, осталось относительно мало… — Александр смотрит на черты лица Московского, целует его в висок и поднимает плакаты, — идем под дуб, с самым долгим среди плакатов управимся и… — и потом на эстраду? — договаривает за любимого он и улыбается, видя кивок. *** остаток смены пролетает совсем быстро. сейчас вечер двадцать третьего июня, последний вечер в лагере первой смены такого коллектива, который здесь собрался. несколько вожатых крутятся за пятым корпусом, подготавливая место для костра, закрывающего смену, а линейка закрытия прошла еще утром… что ж, грустно, но это должно было случиться. с эстрады громко играет какая-то песня, а грустные подростки и дети бегают по лагерю и расписываются друг у друга на футболках, фотографиях и листках на память. конечно же они подходят и к вожатым, Романов и Московский подписали всему своему отряду листы и нескольким детям из других, но им нельзя показывать грусть и привязанность к ним же сейчас, это стоит приберечь на потом, ведь именно позитив всех вожатых в лагере убавляет печаль этого вечера. не хочется совсем, чтобы наступало завтра, ведь рано утром детям раздадут сухпайки и посадят на автобусы, что увезут их в город, а там по домам заберут родители. да, можно остаться на вторую смену, но она не будет такой же, как первая, хотя бы потому что вокруг будут другие дети, сменятся некоторые вожатые, названия и девизы… все, почти все будет совсем другим, только сам лагерь останется таким же, еда в столовой и привычные игры. Вика, Ваня и Карина грустят меньше всех, ведь уже точно знают, что вернутся сюда второго июля, нужно лишь восемь дней потерпеть в городе! они рады, зная то, что и оба их вожатых будут в лагере, но на их ли отряде встанут — дело другое… остается лишь надеяться на то, что да, они вновь будут вдвоем на старшем отряде, а заранее им никто ничего сказать не может, да и не имеет никакого правда разглашать, даже если знает. но этого не знают даже сами вожатые. и Василиса Ярославовна не знает. все наконец сходятся на эстраду, а там вожатые дают свое последнее выступление для этой смены. показывают какой-то танец под плавную музыку, что дает трещину для всех разом — дети, которые держались до последнего, начинают рыдать, вожатые же с трудом держат улыбки на лицах, а после спускаются и строем выходят на улицу, выстраиваясь словно по линеечке. а детям разных возрастов ничего не остается, кроме как просто последовать за ними и начать в слезах обниматься, о чем-то говорить, что-то обещать… и всюду слышатся детские всхлипы и обещания вернуться сюда, слова о том, что они будут скучать по вожатым, по смене, что они им благодарны за всё те эмоции и прожитые здесь дни, а с ними и признания в том, что домой совсем не хочется, но велико желание вернуться в первый день смены и прожить ее вновь. теперь себя не сдерживает никто. слезинки блестят в закатном солнце даже на щеках вожатых. у всех. Романов не выдерживает и первым выходит из строя, чтобы не плакать на глазах у сотни детей, убегает за эстраду, а Михаил тут же следует за ним и находит сидящим на лестнице у выхода со сцены, потому тихо подходит и садится перед ним на корточки, со всей нежностью беря за руки. они молчат около минуты, не решаясь нарушить тишину, но грустно обоим. однако, вдвоем эти эмоции переживать легче. — Сашенька, не грусти ты так сильно. завтра мы уже уедем в Петербург, послезавтра вылетаем в Германию на нашу свадьбу, а некоторые дети вернутся на вторую смену, ты их увидишь, — москвич тянет руку и бережно вытирает слезы с чужого, но такого любимого, лица, — это ведь не первый и не последний твой отряд. — верно. но грустно всегда, тебе разве нет? — Саша чуть сводит брови и перехватывает теплую руку, целуя в костяшки пальцев и сжимая, — этот отряд стал мне роднее других. мне тяжелее отпускать эту смену, чем все прошлые. — я прекрасно тебя понимаю, любовь моя, мне тоже этот отряд полюбился больше прежних, но не нужно сразу так убиваться, они будут нас помнить, хоть и не все смогут вернуться отдыхать, — Миша тепло улыбается одними уголками губ, стараясь успокоить того, кого он любит всем сердцем и хочет защитить от всего и всех. — вот именно! не все! — петербуржец вновь начинает плакать, жмуря глаза и выглядя действительно совсем уж печально. даже его первое прощание с отрядом в две тысячи восемнадцатом не сравнится с этим. — ну всё, всё, тише, иди сюда, — Михаил поднимается и обнимает любимого человека, одной рукой прижимает к себе, а вторй гладит темные волосы на затылке, перебирая пряди между пальцев, — возможно кто-то из них тоже решит стать вожатым и поедет сюда работать, окажется однажды на одной смене с нами и вспомнится все-все хорошее с этой. все таки смена не могла длиться вечность. — и очень жаль, что не могла! — Александр обнимает будущего супруга и утыкается в его плечо, позволяя себе продолжать плакать. — ну тише, родной, тише. подумай о том, как хорошо мы проведем время вместе в Германии с твоим отцом, как поженимся, а потом вернемся сюда прямо перед началом смены уже супругами. не счастье ли? — житель столицы целует вожатого в макушку и продолжает гладить, но теперь уже по спине, — ты все вещи собрал? — да, все… давай уедем ночью? пожалуйста! я не вытерплю еще одно прощание с детьми, честное слово, — Александр поднимает голову и слегка отстраняется, вытирая застывшие слезы, — не смогу вытерпеть и мы опоздаем на самолет. — хорошо, котенок мой, уедем ночью. только стоит отдохнуть перед поездкой и предупредить об этом Василису, — он собирает его лицо в ладони и целует в лоб, затем в нос и щеки, заставляя улыбнуться хотя бы немного, — а хочешь мы скажем ей об этом после того, как все распрощаются? прямо перед костром скажем. — хочу, очень хочу. потом посидим немного на костре и пойдем спать, да? — он смотрит в такие же заплаканные голубые глаза, только успокоиться мужчине перед ним удалось гораздо быстрее, еще когда они стояли в линейке перед эстрадой. — да, все так. время проходит быстро и вот на часах уже девятнадцать тридцать. ужин сегодня был раньше, чтобы провести костер и отправить детей на сон в двадцать два. Романов останавливает Василису чуть дальше, тихо сообщает ей о своих эмоциях и планах уехать ночью, на что женщина понимающе кивает и разрешает так поступить. она сама была в своей юности вожатой, прямо как ее внук, она тоже прощалась с детьми и были у нее любимые отряды, с которыми прощаться было тяжелее, чем с другими. Калинина не хочет мучить своего родного человека, потому отпускает, надеясь, что так ему будет правда лучше. все собираются за пятым корпусом, прямо как в начале смены! такие сравнения тоже заставляют детей грустить, но мало кто плачет, ведь за день уже пролили слез столько, что больше плакать им нечем. все рассаживаются в круг и вспыхивает огромный костер… вожатые выходят к нему по очереди, ходят вокруг, что-то рассказывают, не скрывают эмоций совсем и каждый из них благодарит не только свой отряд за смену, но и остальных детей, ведь если бы кого-то из них не было, то смена была бы совсем другой. такое количество эмоций за день не может не вымотать, а потому уже к восьми многие сидят совсем устало, а в половину девятого тухнет костер и… дети последний раз идут умываться перед сном в лагере, но справедливости ради засыпают быстро. и вожатые ложатся спать. нет ведь никаких планерок и репетиций… ничего и никуда им не надо в эту ночь. лагерь накрывает поздний час своим темно-синим одеялом с узорами в виде звезд. на часах показывает три. будильник звенит и двое вожатых стараются тише выкатывать свои чемоданы по деревянному полу, затем покидают корпус, передавая главной пакет со сладостями для детей с просьбой раздать утром от них. а во всех коробочках лежат еще и милые записочки, каждая из них написана лично ими. Василиса заходит в вожатскую и устало ложится спать, а на парковке зажигаются алые фары черного автомобиля, два чемодана грузятся в багажник и кот в переноске на заднее сиденье. серый мерседес цепляется к бмв на трос и оба автомобиля покидают лагерь среди ночи, в тайне от детей. им и не нужно знать о том, что их вожатые убегают так скоро, что они не увидят их утром. с колонок тихо играет какая-то песня, а владелец дорогого авто уже часа полтора смотрит в окно с пассажирского сиденья, переводя взгляд на возлюбленного за рулем лишь тогда, когда тот касается осторожно его коленки. — все еще грустишь, родной? — не отвлекаясь от дороги вопрошает Миша. — а? ну.. есть немного, если честно. а так скорее просто не выспался, — Саша переключает одну песню на другую, более веселую, — но спать я не хочу. — скоро заправка будет, там купим кофе, — Московский убирает руку с чужого колена и всё же мельком осматривает будущего супруга, легонько улыбаясь от того, что видит на нем желтый галстук. он и сам его по привычке надел вместе с фирменной футболкой, — походишь немного, разомнешься. — сколько нам еще до заправки? — Александр открывает бардачок и под удивленно вскинутые брови мужчины за рулем опускает окно, закуривая. — минут тридцать, — через кнопки на руле москвич делает музыку совсем немного громче, чтобы самому не засыпать, — не простудись от потоков ветра. — не простужусь, солнце, — Александр делает затяжку, легонько морщится и вытягивает руку из окна. — почему ты решил закурить? — все же спрашивает Миша, продолжая следить за дорогой, чтобы не свернуть не туда. — просто… я не знаю, как это объяснить. я знаю, что это вредно, но мне сейчас грустно, это не значит, что я буду курить теперь всегда, — понимая, что от ветра все же холодно, Романов убирает руку и оставляет щелочку в окне открытой, стряхивая пепел в нее, — тебя это напрягает? — не сказал бы… меня напрягает не запах, а то, что ты себя этим травишь, но запрещать тебе что-либо я не собираюсь, — Московский пожимает плечами, плавно ускоряясь, чтобы быстрее доехать до заправки, — если ты захочешь курить всегда, то это будет только твое дело. — спасибо, — петербуржец наклоняется и осторожно целует в щеку любимого мужчину, после чего докуривает и кидает окурок в окно, — но я не думаю, что захочу. — это хорошо. но я бы все равно посоветовал тебе найти другой способ справляться с грустью. такой, чтоб это твоему здоровью не вредило, — мужчина тихо вздыхает от недосыпа, затем смотрит в зеркало дальнего вида и вновь на дорогу. — например? — Саша начинает рассматривать уже который раз профиль будущего супруга влюбленным и глазами. — попробуй рисовать незамысловатые картинки или писать куда-нибудь о своих мыслях и состоянии, — Михаил вновь мельком смотрит на самого любимого человека в своей жизни, когда выезжает на прямую дорогу. — я… я попробую, вдруг и правда это будет помогать мне больше, чем курение во время размышлений, — Романов берет в руки свой телефон и вновь переключает песню. через полчаса, когда часы показывают пять утра, черный автомобиль с прицепленным сзади серым заезжает на пустую остановку и оба выходят на улицу. москвич сразу же заправляет полный бак и после уходит внутрь, чтобы оплатить и купить кофе себе и возлюбленному. он все еще помнит, чего и сколько нужно добавить, потому быстро там же засыпает в большой стаканчик с капучино два пакетика сахара и находит корицу, закрывает крышечкой и выходит обратно на улицу, протягивая с нежной улыбкой. — поедем или ты походить еще немного хочешь? — Миша наклоняет голову чуть вбок, продолжая любоваться своим молодым человеком. и уже который раз думает о том, как же он посмел однажды его потерять, так еще и довести до лечения у психиатра? дурак. в самом деле дурак, — это тебе. там все как ты любишь. — спасибо, лапушка, думаю, что хочу еще минут пять походить, — петербуржец глядит по сторонам на всякий случай и быстро целует мужчину в уголок губ. — тогда я машины отгоню на всякий случай, чтобы они два места не занимали, — Михаил в ответ гладит парня по боку и садится за руль, осторожно отгоняя автомобили в сторону, после чего вновь выходит из салона и подзывает его к себе, чтоб за стенкой их не было видно сотрудникам заправки. — ты выглядишь задумчивым, но счастливым. в чем причина? — спокойно спрашивает Романов, подходя ближе и опираясь об автомобиль спиной, — или это тайна? — это совсем не тайна, родной, — Михаил одной рукой притягивает будущего супруга к себе поближе и целует в скулу, — я просто смотрю на тебя и прям любуюсь. снова думаю о том, как мог тебя тогда потерять и радуюсь тому, что скоро мы будем женаты перед Богом. — главное, что ты меня все таки вернул себе, — Александр тихо смеется и теперь же без тени всякого смущения целует возлюбленного в губы. а Миша и не против, только рад, потому с охотой отвечает на поцелуй, касаясь волос возлюбленного на затылке и проводя языком по его нижней губе, чтобы сделать приятнее, а после касается чужого языка своим и отстраняется. — пей кофе и поехали, нас ждут еще пятнадцать часов дороги, — москвич, без какого-либо подтекста, проводит подушечкой большого пальца по мокрой губе Александра и улыбается, делая глоток из своего небольшого стаканчика, прежде чем выкидывает его. — да ладно, я и в машине могу попить, — Романов вновь садится на пассажирское сиденье и начинает пить кофе, наблюдая за тем, как снова сменяются виды за окном. в дороге Саша успевает и поспать, и посидеть за рулем, давая отдохнуть Мише. с учетом остановок и пробок приезжают они к нужному дому лишь к половине десятого. Московский осматривается вокруг и усмехается, указывая на дорогу в сторону прошлой квартиры возлюбленного, в которой они жили вместе какое-то время. Романов кивает, смеется и заходит в парадную, далее на нужный этаж и заходит в квартиру, что по размеру чуть меньше прошлой. — ты пока осмотрись, а я пойду помоюсь, — петербуржец оставляет чемодан в коридоре, разувается, выпускает кота и сразу же уходит в ванную комнату. — хорошо, — мужчина провожает его взглядом и начинает ходить по квартире, изучая расположение комнат и что как выглядит, где находится… высокие потолки, большие окна, выходящие на две стороны… выглядит недурно. он садится на кровать в спальной и замечает на ней же в уголке сидящего Неву, тянет к нему руку и чешет между ушек, вызывая мурлыканье. сразу вспоминается, как он маленьким бегал по комнатам в другой квартире, ходил к ним в кровать спать и постоянно сидел на ногах во время приемов пищи. хороший кот. далее Московский переводит взгляд на заходящего сюда Сашу с мокрыми волосами, спокойно наблюдает за его перемещениями по комнате и переодеваниями в домашнюю одежду. он скучал по такой их спокойной и уютной обстановке, домашней. последний раз они проводили так время только в начале декабря, а потом появились дела и… Надя. — ты мыться идешь? — Романов надевает черную домашнюю футболку и темно-синие пижамные штаны, смотря на сидящего Мишу. — иду, — он кивает и поднимается с кровати, тут же тянет за поясницу к себе возлюбленного, прижимая его живот к своему и целует в лоб, — а потом спать, нам рано вставать и ехать в аэропорт. постараюсь помыться быстрее. — хорошо, я тебя жду. пока что заварю чай и открою печенье нам на ужин, — Александр легонько бьет по кончику носа москвича сгибом пальца и тихо смеется, после чего тёплые руки его отпускают и они идут в одну сторону, но после сворачивают в разные. мытье и ужин проходят быстро, после чего окна закрываются шторами и они ложатся вдвоем в кровать. Миша обнимает со всем трепетом лежащего на его плече Сашу и не может сдержаться, целуя все его лицо с довольным видом. — если честно, то я скучал по такой домашней обстановке с тобой. с последнего такого раза о ней мечтал, — тихо произносит Московский, после чего смотрит в блестящие глаза, за которые и душу продать не постыдился бы. — я тоже очень скучал по этому. но ты в разговоры то не уходи, сам де. казал, что нам вставать рано, солнце, лучше начинать засыпать, — петербуржец протягивает руку и касается кончиками пальцев щеки Михаила, проводит и укладывает ладонь целиком, — спокойной ночи. я тебя люблю. — и я тебя люблю, родной, — Миша напоследок целует его в лоб, сгребает в свои объятия поплотнее и начинает засыпать. неужели они впервые за месяц поспят относительно нормально и спокойно? да, это так. в комнате наступает абсолютная тишина и они вместе погружаются в сон, который будет прерван вновь в три часа ночи, чтобы перепроверить вещи и добраться до аэропорта заранее, там быстрее закончить с регистрацией и пройти на посадку.