Метаморфозы

− Ты заменишь меня на занятиях Дуэльного клуба, − поставил Волдеморт в известность Слагхорна в подземельях.       Дамблдор, не будь дураком, где-то прятался. Волдеморт не видел его целую неделю. Но скоро откроется Дуэльный клуб, тогда избегать встреч будет проблематично. − Я не могу, − Слагхорн отодвинул взятку Волдеморта – коллекционную бутылку медовухи из ограниченного выпуска. − Не можешь? – максимально угрожающе переспросил Волдеморт. А звучать угрожающе он умел хорошо.       Слагхорн откинулся на спинку своего роскошного кресла. − Нет, если только ты не хочешь, чтобы я вызвал на дуэль себя, − вздохнул он. – Альбус уже попросил меня заменить его.       Волдеморт встал. − Тогда увидимся в субботу. − Постой, Том. Что случилось…       Он ушел, забрав с собой медовуху. ***       Звонок отвлек его от раздумий. Он моргнул и увидел сидящих за партами второкурсников. Они привыкли, что без его разрешения лучше не вставать, даже если прозвенел звонок. − Сдавайте работы и можете идти, − сказал он, и они выстроились в стройную шеренгу, кладя пергаменты ему на стол. − Что это? – он остановил одну из девочек, пока та не ушла.       Он взял у неё лист пергамента. Вместо того, чтобы делать задания, она, похоже, целый час рисовала.       У Волдеморта заходили желваки на скулах. Он сжал лист. Никто не смеет его вот так ослушаться. − Это для вас, сэр, − заюлила девочка. Она дрожала, но взгляд не отвела. – Вы грустите. Я хотела что-нибудь приятное нарисовать, чтобы вы повеселели. − Я не грущу, − тут же ответил он.       Более идиотского объяснения ему встречать не доводилось. Он вновь взглянул на лист.       Череп в черных и серых тонах. А в глазницах она нарисовала красные сердечки. − Это приятное? − Ну, приятное вам, сэр. Я бы нарисовала цветы, но знаю, что вы любите черепа.       Она обвела взглядом стены, на которых, помимо артефактов, красовались изображения черепов. − Минус десять баллов с Хаффлпаффа, − сказал он ей, отложив пергамент. – И никакого перерыва на обед. Останьтесь. Пройдете тест вновь. − Да, сэр! – она поспешно вернулась к парте, пока её однокурсники уходили из аудитории. − Наверное, ему понравился рисунок, раз отнял всего десять баллов, − шепнул мальчик, стоявший чуть подальше. − Я была уверена, что он выбросит ее в окно! − Или превратит в манекен для дуэльных тренировок. Я слышал, он заколдовал так одного из студентов с четвертого курса. − Неправда! – воскликнул другой мальчик. – Как вы можете в это верить?       Их голоса стихли вдали.       Волдеморт взмахнул рукой, и дверь в аудиторию захлопнулась за последним студентом.       Девочка за партой вздрогнула, но принялась рыться в сумке в поисках пера. − Можете воспользоваться карандашом, − сказал ей Волдеморт. – Или ручкой, если есть.       Так дело пойдет быстрее.       Она кивнула, а он снова уставился в окно. *** − Но я их декан, − возразил Слагхорн во время занятий Дуэльного клуба, когда Волдеморт разделил студентов и направил к Слагхорну гриффиндорцев и хаффлпаффцев, а себе традиционно оставил рейвенкловцев и слизеринцев. Волдеморт не соизволил ответить, а Слагхорн мудро не стал настаивать.       Он показал своим студентам запрещенное проклятие. Кто будет возражать? Слагхорн всегда закрывал глаза на подобное во времена учебы Тома Реддла. Теперь его это волновало еще меньше.       А если Дамблдор узнает – ну, ему ли запрещать? Грязный лицемер. ***       Через пару недель Дамблдор все же начал есть вместе со всеми. Он сидел между Диппетом и Биннсом.       Жаль, что именно в такой момент совы доставили «Ежедневный пророк». На первой полосе вновь красовалась колдография Гриндевальда.       У Волдеморта аж глаз задергался, когда он увидел заголовок, извещающий, что Гриндевальд возглавил австрийское Министерство Магии. − Мерлин всемогущий! – схватилась за сердце профессор Травологии, увидев газету.       За столом все так или иначе отреагировали. Кто-то выронил вилку, несколько человек потрясенно вздохнули, другие выругались. − Это шутка! Не может такого быть! − Как это произошло? Темный Лорд во главе страны? Это невозможно… Неужели нам придется разорвать все связи с Австрией? − Интересно, − тихо прокомментировал Слагхорн, сидевший рядом с Волдемортом. – Никогда бы не подумал, что у него получится. Но так не может продолжаться. Он не сможет удержать Австрию. − Не сможет, − пообещал Волдеморт. – Его довольно скоро изгонят с континента.       Ну, через пару лет. Гриндевальд бежит в Штаты после того, как захватит Германию, но не сможет покорить французское Министерство. − Я не могу взять в толк, как ему удалось выиграть выборы в Австрии, когда его разыскивают за убийство и организацию общественных беспорядков в Венгрии и ряде других стран Восточной Европы, − произнес Слагхорн. − Люди ненавидят магглов, − ответил Волдеморт, потому что так оно и было.       Темному лорду несложно достучаться до людских сердец после долгой, жестокой маггловской мировой войны, только что опустошившей континент.       Во время Второй мировой войны Гриндевальд приобретет еще большую популярность, когда магическое сообщество познакомится с бомбами, а антимаггловские настроения достигнут пика. ***       «Ты можешь убить его прямо сейчас. Ведь тебе известна его величайшая тайна».       И это знание наполнило Волдеморта убийственной яростью. Но ярость ускользала, сколь сильно бы он ни пытался её удержать. Осталась лишь перспектива.       Стала ясна причина мгновенной неприязни Дамблдора к Тому Реддлу. Причина его недоверия. В конце концов ему прежде доводилось видеть умного, харизматичного темного лорда в процессе становления.       Волдеморт вынужденно вспомнил неловкие покровительственные беседы, которые много лет назад пытался вести с ним Дамблдор.       Он говорил об опасных идеях, предупреждал об ужасных судьбах, ждущих тех, кто следует определенным путем.       На шестом курсе Тома Реддла частота таких бесед лишь возросла. Волдеморту тогда казалось, дело в том, что Дамблдор знал, что это он убил Миртл. Но теперь он вспомнил, что беседы совпали с растущей агрессией и озлоблением Гриндевальда. Когда перед ним пали Западная и Центральная Европа, он устремил взор на Англию. И все умоляли Дамблдора поднять задницу и остановить Гриндевальда.       Поэтому он ничего не рассказал Диппету о Миртл? Поэтому он никогда открыто не обвинял Тома Реддла в убийстве? Потому, что когда-то знал другого мальчика, которого исключили из Дурмстранга, и он был волен следовать любому избранному им пути без присмотра?       А потом наступил последний год обучения Волдеморта в Хогвартсе. Дамблдор почти все время был в отъезде, ходили слухи, что он следил за Гриндевальдом.       Он его нашел.       Он вернулся в школу постаревшим лет на десять. Он одержал победу, выиграв самый впечатляющий поединок в новейшей истории.       И все же он выглядел побежденным. − Удачи, Том, − с серьезным видом произнес Дамблдор в последний день пребывания Волдеморта в Хогвартсе. − Спасибо, профессор.       Дамблдор протянул руку, и Волдеморту пришлось её пожать. Пожимать руку человеку, которого он презирал больше всего на свете, уже было омерзительно, но тут другая ладонь Дамблдора отеческим, покровительственным жестом накрыла их сжатые руки. − Надеюсь, вы сделаете правильный выбор. Надеюсь, что услышу о вас много хорошего. Не просто хорошего, а потрясающего. У вас явно есть потенциал.       Возможно, Дамблдор вовсе не был снисходителен.       Возможно, говоря о том, что первой жертвой темной магии становится тот, кто её использует, он не был просто надменным придурком.       Возможно, он хотел помешать Тому Реддлу стать темным лордом не только ради всего мира, но и в какой-то степени ради самого Тома Реддла. Потому, что он знал, что происходит с темными лордами. Ведь он только что победил одного из них.       Возможно, Дамблдор не хотел быть вынужденным побеждать еще одного.       Действительно, когда после своих путешествий Волдеморт вернулся в Англию и принялся собирать армию, когда ему почти удалось покорить страну, что сделало лишенное выбора Министерство? Оно умоляло Дамблдора предпринять хоть что-нибудь.       Газеты вновь писали о нем как о «нашей единственной надежде», как это было в те времена, когда Гриндевальд был на пике своего могущества.       Только Дамблдор ничего не мог сделать. Он победил Гриндевальда, но знал: он не сможет победить в открытом поединке лорда Волдеморта.       Люди говорили, что Волдеморт боялся Дамблдора. Но Дамблдор тоже не слишком стремился встретиться с ним лицом к лицу.       «Он никогда не преследовал меня во время первой войны».       Он использовал членов Ордена, чтобы вести опосредованную войну с Пожирателями Смерти, он плел заговоры, делал все, но никогда не вызывал Волдеморта на дуэль. Только во время второй войны, когда он пришел в Министерство, чтобы забрать Поттера.       «Этот путь ведет лишь к боли, − однажды сказал Дамблдор Волдеморту в своем кабинете. – Том, если ты пойдешь по этой дороге, знай: она кончается болью. Для тебя и всех, кто тебя окружает».       Это было действительно так. Дамблдор был не просто назойливым старым профессором. Он был прав.       Все закончилось болью и поражением. Дамблдор сумел победить его из могилы. Совершил еще более впечатляющий подвиг, нежели сокрушение Гриндевальда. *** − Не знаю, что между вами произошло, чем он тебя обидел… − Тебя это не касается, − резко оборвал Слагхорна Волдеморт.       Они находились в кабинете Слагхорна внизу, в подземельях. Он пришел обсудить Ликорис Блэк: девушка посещала слишком много занятий. Она выглядела усталой, почти больной, и Волдеморт явился потребовать, чтобы Слагхорн написал об этом её глупым родителям. − Вообще-то касается. Альбус – мой друг.       Волдеморт метнул на него свирепый взгляд. − Вот к нему и приставай. − О, я приставал. Не сомневайся. Но он молчит и… − Разве друзья не должны быть друг с другом откровенны? – насмешливо поинтересовался Волдеморт.       Однако Слагхорна его слова ничуть не смутили. − Похоже, он уверен, что совершил нечто непростительное, но я знаю: это неправда. Это не Альбус. − Может, ты его знаешь не так хорошо, как тебе кажется, − раздраженно произнес Волдеморт.       «Почему я снова с ним разговариваю? Я же могу просто уйти».       И все же он продолжал сидеть в мягком зеленом кресле.       Кабинет был приятный. Гораздо приятнее, нежели золотисто-красный хаос, царивший у Дамблдора, загроможденный таким количеством книг, что места для их хранения не хватало и они были сложены в углах неуклюжими стопками.       В кабинете Слагхорна было опрятно, аккуратно, повсюду красовались дорогие взятки.       Слагхорн выглядел странно довольным его ответом. − Ты не совсем прав. Видишь ли, я знаю Альбуса уже очень давно. Мы вместе учились, у нас разница всего три года и… − Я знаю!       Все это знали, ведь Дамблдор и Слагхорн напоминали об этом при каждом удобном случае. − Ну да. Мы не были друзьями. Скорее приятелями. – Пауза. – У него было не так уж много друзей. Честно говоря, всего двое. Они были изгоями, которых нигде не принимали, поэтому они объединились. − Бедный Дамблдор, − прошипел Волдеморт. – Дай мне платочек, а то я сейчас расплачусь. − После школы он поступил в институт Заклинаний в Египте, потом учился у Николаса Фламеля, после чего вернулся преподавать. Хоть у него было немного друзей, он был общительным. Но вернулся совсем другим человеком. − Ты что, слепой? – подался вперед Волдеморт. – Он тошнотворно общительный. − Нет, − Слагхорн поиграл стаканом, глядя, как переливается медовуха. Он предложил Волдеморту выпить, но тот отказался. Он и помыслить не мог, что застрянет здесь дольше, чем на пару минут, требовавшихся для беседы о Ликорис. – Он вежливый. Добрый. Приятный, да, но он сильно отличается от того, каким был в детстве. − Люди меняются с возрастом. − Конечно, − пожал плечами Слагхорн. – А может, с ним что-то случилось. Какие-то семейные проблемы. Никто точно не знает. Никто об этом не говорит. Но все знают, что Аберфорт ударил его над гробом их сестры.       Верно. В книге Риты об этом говорилось.       О сестре, которую Дамблдор предположительно убил, поскольку она была сквибом, и он её стеснялся.       «Этого не может быть».       Но то же Волдеморт говорил и о связи с Гриндевальдом… Оказалось, что может. Возможно, и сестру свою Дамблдор все же убил.       «Нет, он бы этого не сделал». − Альбус никогда никем не интересовался. Я много лет пытаюсь его с кем-нибудь познакомить. − Знаешь, Гораций, то, что ты спишь с каждой знакомой ведьмой, не значит, что это нормально.       Слагхорн его проигнорировал. − Я друг Альбуса. Но он не считает меня другом. Он отстраненный, держится особняком, а я настаиваю, тогда он выпивает со мной пинту-другую, и мы занимаемся каждый своими делами, спорим из-за баллов, но он никогда мне не доверял. Едва я затрагиваю нечто личное, как он начинает цитировать магические теории, пока я не засыпаю. Я спросил его, какая его заветная цель в жизни, он ответил, что хочет связать тысячу пар носков. Серьезно. − Я сделаю нечто похуже, чем засыплю тебя разговорами, если ты попытаешься сунуть нос в мою личную жизнь, − предупредил Волдеморт.       Слагхорн рассмеялся, будто он удачно пошутил. − Он всегда был замкнутым. Пока не появился ты. За все годы, что я его знаю, он никогда ничему так не радовался. – Он подкрутил длинные светлые усы и внимательно взглянул на Волдеморта. – Я видел вас двоих за разговорами в учительской, вы словно забывали, что там есть кто-то еще, говорят, он часами сидит у тебя в кабинете, иногда уходит незадолго до рассвета… − Кто распространяет эти слухи? – возмутился Волдеморт. Ему не терпелось сказать болтуну пару ласковых. − Призраки.       «Черт возьми».       С призраками ничего не поделаешь. − Ясно, что у него проблемы с доверием. Но тебе он доверяет. − Вовсе нет.       «Если бы доверял, он бы давным-давно рассказал мне о том, как трахался с темным лордом и подыгрывал ему». − Ты не знаешь, как сильно он за тебя заступается. Он добрый человек, очень податливый, но когда Биннс упоминал, что, возможно, ты показываешь студентам нечто недозволенное, или жаловался, что ты поощряешь девушек на дуэлях… Я никогда не видел Альбуса таким устрашающим, никогда не слышал, чтобы он кого-то столь изощренно оскорблял, я сам знал не более половины тех ругательств. Он напугал Биннса и выставил его из учительской.       Волдеморт злился все сильнее. − Мне не нужна защита Дамблдора, − процедил он сквозь зубы. − Мерлин свидетель, тебе ничего не нужно. Если и есть на свете человек более замкнутый, чем Альбус, то это ты. Но он тебя в самом деле защищает. И из-за этого подвергается насмешкам, понимаешь? Диппет дважды вызывал его к себе в кабинет, чтобы… Ну, обсудить ситуацию. − Какую ситуацию?       Слагхорн внимательно посмотрел на него, прищурив зеленые глаза. − Не может быть, чтобы ты не знал. Все в школе заметили. Еще в первые годы. − Чего не знал?       Слагхорн вздохнул. Сделал несколько глотков. − Ты ему нравишься, − просто сказал он. – Ты должен знать. Просто обязан.       Волдеморт моргнул, глядя на него. − Милостивые боги! Забудь, − пробормотал Слагхорн. – Отношения между сотрудниками строго осуждаются, поэтому Диппет продолжает беспокоить Альбуса на этот счет.       Волдеморт взял стакан Слагхорна и залпом осушил. *** − Сэр, у вас усталый вид, − сказал староста, несносный гриффиндорский грязнокровка, единственный, кому хватило храбрости, чтобы заговорить. − Так бывает после трех бессонных ночей, − огрызнулся Волдеморт.       Его семикурсники молча смотрели на него. − Зато вы выглядите достаточно отдохнувшими, − обвел их свирепым взглядом Волдеморт. – С чего это? У вас Ж.А.Б.А. менее чем через два месяца. Почему вы спите? Джонсон, вам требуется каждое мгновение, чтобы хоть что-то вдолбить в свою тупую башку, и чудо, чтобы сдать. Иначе спать вы сможете только где-нибудь под мостом, а там неважно отдыхается.       Он дал им такое огромное домашнее задание, что спать они в течение недели точно не смогут.       Раз он не спит, то и другим не позволит.       Как он мог спать? Он продолжал анализировать свое общение с Дамблдором, пытаясь выяснить, когда все пошло наперекосяк. Когда Дамблдор им увлекся.       «Надо было сразу убить его».       Прямо там, в Большом зале. Убить его, Слагхорна, Диппета, сбежать в соседнюю страну и начать жизнь с чистого листа. Возглавить наполовину сформированную армию Гриндевальда и продолжать в том же духе.       Но нет, он, как идиот, остался учить студентов и общаться с этим невыносимым парнем с тугими огненными кудрями и оленьими глазами. В итоге теперь он не может спать.       «Как я могу нравиться этому недоумку?»       Что с ним не так? Может, он молод, не столь осторожен, как старый Дамблдор, но он же не слепой. И не тупой. Что родители сделали с Дамблдором, чтобы так испортить ему жизнь? Вероятно, во всем виноват его отец. Он убил трех магглов, а потом исчез из жизни сына. И теперь, видимо, Дамблдор неравнодушен к презиравшим магглов убийцам. *** − Что? – спросил Слагхорн.       Он стоял в дверях в ночном халате, с растрепанными волосами и затуманенным взглядом. – Что случилось?       Перевалило за три ночи. Волдеморт минут пять ломился в чертову дверь, прежде чем Слагхорн вытащил из постели свою в будущем толстую задницу. Вдруг кто-то из студентов пострадал и нуждается в немедленной помощи? Они умрут прежде, чем проснется это ленивое, бесполезное подобие учителя. − Он вязал тебе носки и шарфы? Шапки?       Слагхорн растерялся еще сильнее. − Что? Кто? Шапки? Том, с тобой все хорошо?       Он вцепился в воротник его ночного халата и хорошенько встряхнул. − Дамблдор вязал тебе кошмарные, жуткие носки? − Нет, − наконец, ответил Слагхорн, настороженно попытавшись разжать хватку Волдеморта. – Мерлин, парень! Тебе нужно поспать. Отпусти, я подыщу тебе зелье…       Волдеморт с силой втолкнул его в спальню и ушел.       «Все началось с ужасного вязания? Он влюбился в меня до первого моего Рождества здесь? Невозможно. Мы едва парой слов успели перекинуться».       Видимо, у Дамблдора мозг и гормоны шалили так же, как у его любвеобильных студентов-подростков. *** − Двадцать баллов с Гриффиндора и Рейвенкло! – рявкнул Дамблдор на двух четверокурсников, идя по коридору. А еще он назначил им наказание за дуэль в коридоре.       Но увидев приближающегося Волдеморта, он быстро закончил свою тираду и ушел. − По десять баллов каждому, − сказал Волдеморт, удивив мальчиков. – За замечательное исполнение режущего заклятия и блестящую защиту. − Спасибо, сэр, − сказал гриффиндорец, подняв голову. – Когда вы снова начнете разговаривать с профессором Дамблдором? А то он злой в последнее время. − Не заставляйте меня отнимать эти баллы! *** − Что случилось с гончими? – спросил Волдеморт Меропу спустя час полной тишины. Том Реддл читал в ухоженном саду. Его больших собак поблизости больше не было. Стояла весна. Волдеморт радовался возможности пару недель побыть за стенами Хогвартса.       Она пожала плечами. − Одна залаяла на Томми. − И? − Бог поразил их насмерть, − ответила она.       Он склонялся к тому, что их поразила Меропа. − Они просто умерли, − продолжила она, будто пытаясь убедить себя. – Это сделал Бог. Томми – добрый христианин, и Бог хранит его. − Что ты знаешь о Боге? – спросил он.       Она кивнула на маггла. − То, что ему рассказывали наставники. Я слушала. Я хожу за ним в церковь по воскресеньям и прячусь под окнами.       Том Реддл был подростком, Волдеморт отметил, что с каждым днем он выглядит взрослее. Наверное, недавно произошел гормональный скачок, и теперь он лежал в шезлонге, лениво свесив ставшие уже длинными ноги. Он торопливо пробегал глазами страницы, переворачивая их с изумительной скоростью. − У волшебников и ведьм другие боги, − пояснил Волдеморт.       Такие же бесполезные, как и маггловские, но все же. − Я не ведьма. − Ты ведьма, − Волдеморт не сдержался и повысил на неё голос.       Его очень расстраивал факт, что она отрицает свою сущность.       Она вздрогнула от его тона, съежилась, будто уменьшилась. Но продолжала упорствовать. − Я нормальная девушка, − прошептала она, низко склонив голову, но все же не отводя взгляд от маггла.       Не Волдеморту было судить, что нормально, а что нет. После долгой жизни это слово для него утратило свое первоначальное значение.       Нормального не существует, это дурацкая идея, придуманная большинством. Но если бы оно существовало, Меропа была бы бесконечно далека от нормы.       Он думал, что в свое время был странным ребенком. Но Меропа… Меропа жила в собственном мире, который видела только она.       Теперь она была напугана, напрягала пальцы, прижала к груди разбитые коленки и обняла их руками.       Он не знал, испугалась ли она разговоров о магии или его окрика. В любом случае лучше было уйти, пока он не потерял самообладание. ***       Он ненадолго съездил на континент. В основном для того, чтобы своими глазами увидеть, как Гриндевальд контролирует магическую Австрию.       Оказалось, довольно неплохо. Разумеется, Волдеморту удалось проскользнуть туда без проблем, но лишь потому, что он Волдеморт.       Получение доступа к Министерству – совсем другое дело. Он мог бы – он мог все, − но на это потребуется время, если он не хочет, чтобы его разоблачили.       «Я должен вернуться в Англию, убить Дамблдора, возвратиться сюда, убить Гриндевальда и забрать его армию».       Для этого понадобится обаяние. Не для того, чтобы убивать, а чтоб забрать армию.       В Англии повсюду было множество сторонников Гриндевальда, от уличных торговцев и целителей в больницах до высокопоставленных чиновников Министерства. И они следовали за ним вовсе не из страха. Волдеморт незаметно проникал в их мысли, и видел обожание, веру в своего лидера.       Во время первой войны Волдеморта тоже обожали и верили в него, но поддерживать пламя доверия и преклонения у Пожирателей Смерти оказалось довольно утомительно. Гораздо легче оказалось вселить в них ужас во время второй войны.       И все же, если хорошенько постараться, он мог бы вновь стать обаятельным. Он мог бы избежать ошибок Гриндевальда, записанных в истории в будущем.       «Зачем? – требовал ответа внутренний голос. – Зачем это тебе? Ведь ты этого не хочешь». ***       Дамблдор до сих пор выхаживал глупую сову, которую отобрал у Поттера. До их ссоры он часто повторял Волдеморту, что «бедняжка» разучилась летать, и теперь он пытался её научить.       Сова в кабинете Дамблдора раскачивалась туда-сюда на насесте.       Это жутко бесило. Какому уважающему себя человеку придет в голову тратить месяцы на заботу о разучившейся летать сове?       Даже психопат Хагрид и то махнул бы уже рукой.       «Он просто добренький идиот».       Он действительно ценил любую форму жизни. Он не обманул Тома Реддла и не хотел его унизить. − Да? – раздался напряженный голос Дамблдора, сидевшего за захламленным столом. Волдеморт прикрыл за собой дверь. − Я знал, что ты трус, но думал, что ты заботишься об образовании своих студентов. Или это тоже было ложью?       Выражение лица Дамблдора было непроницаемо. − Разумеется, забочусь. О чем ты? − Гораций ужасен в защите. С твоим уходом гриффиндорцы и хаффлпаффцы теряют весь прогресс, достигнутый в Дуэльном клубе. − Гораций – талантливый дуэлянт, − ровным тоном ответил Дамблдор.       Возможно. Может, он гений в Зельеварении, хорош в Заклинаниях и сглазах. Но… − Он – не ты, − произнес Волдеморт.       Дамблдор сглотнул, но выражение его лица осталось настороженным. Волдеморта это раздражало, потому что очень напоминало старого Дамблдора. − У него прекрасная квалификация. Студенты ничего не упускают. Им даже лучше иметь двух учителей, которые нормально ладят во время обучения. − Он и половины моих атак не может отразить. В прошлый раз понадобилась целительница, чтобы его подлатать. Собрание пришлось прервать. Студенты были разочарованы.       Почти улыбка. Она вот-вот коснется уголков губ, но еще не касается. − Колдуй медленнее, − предложил Дамблдор. − Я уже колдую медленнее, чтобы ты за мной поспевал. Я не собираюсь еще больше снижать свои стандарты. − Ты меня ненавидишь, − заявил Дамблдор. – И не хочешь иметь со мной ничего общего. Во время последнего разговора ты, казалось, был готов убить меня. Не думаю, что уместно подвергать такому риску студентов. − Я не собираюсь убивать при свидетелях, Дамблдор, − возмутился Волдеморт, свирепо глядя на него. – Но если ты так меня боишься… − Не боюсь, − перебил Дамблдор. − Тогда жду тебя на собрании в субботу.       Он подошел к насесту и схватил дурацкую, растерявшуюся сову. − Что ты делаешь? – Дамблдор тут же вскочил на ноги, а Волдеморт подошел к окну.       Открыл его и выбросил сову в ночь. − Том! – Дамблдор очутился рядом, с палочкой в руке…       Волдеморт схватил его за локоть, не дав сотворить заклинание, и они оба смотрели, как сова с жалобным уханьем падает…       За мгновение до неизбежной гибели она взмахнула крыльями, полетела, поднимаясь все выше и выше, и направилась к Запретному лесу. − Я научил её летать, − саркастически произнес Волдеморт, отойдя от окна.       Дамблдор обернулся, лицо у него было уже не настороженное. Теперь он мало напоминал прежнего Дамблдора из будущего. − Она могла погибнуть! − Лучше умереть, чем жить так. – Он распахнул дверь. – Она не разучилась летать, Дамблдор. Полет заложен в её природе. Ей просто нужен был толчок. ***       К радости студентов, на следующем собрании Дуэльного клуба Дамблдор все же появился. Ну, почти всех студентов. Слизеринцы были недовольны, но они вечно были всем недовольны.       Дамблдор ушел от дуэли с Волдемортом, якобы желая посмотреть, чему научились дети за время его отсутствия. Он разбил дуэлянтов на пары и кружил, раздавая советы. − Полагаю, раз он вернулся, у нас больше не будет возможности попрактиковать занятные заклинания? – нахмурилась Ликорис, скрестив руки на груди. – Слизняк разрешал нам все, что угодно. − У нас же есть свой частный учебный клуб, − подбодрил её Волдеморт. – Слизняк, − пробормотал он. – Мне тоже нашлось «лестное» прозвище, негодники? − Ну что вы, сэр, − она улыбнулась, убрав волосы. – Мы же не самоубийцы. *** − Можно войти? – в дверях показалась голова Дамблдора.       Его волосы становились все длиннее и длиннее. Дамблдор вообще перестал стричься с тех пор, как Волдеморт подарил ему заколдованное зеркало. Оно виртуозно издевалось над рыжими кудрями, казалось, живущими собственной жизнью.       «Он думает, мне они нравятся, − осенило Волдеморта. − Дамблдор почему-то воспринял зеркало как проявление флирта и теперь решил, что мне нравятся его волосы».       «А разве не нравятся?» − тихо спросил другой голос.       Он кивнул, и Дамблдор проскользнул в кабинет. − Можно присесть? − Тебе никогда не требовалось разрешение, − напомнил Волдеморт.       Вообще-то Дамблдор плюхался на стул, даже когда Волдеморт просил его не садиться. − Можно? – кажется, сегодня с ним будет трудно. − Можно.       Рукава его рубашки были закатаны до локтей, демонстрируя веснушки на предплечьях. Дамблдор пригладил рукой волосы, тут же растрепавшиеся вновь. Потом сел.       Несколько минут он молчал, опустив глаза. Несколько раз открывал рот и хотел что-то сказать, но останавливался.       Волдеморт терпеливо ждал, взгляд Дамблдора переместился к окну, и, наконец, он заговорил. − Мой брат Аберфорт был трудным ребенком. Необузданным, с неиссякаемой энергией. Он бесконечно требовал внимания наших родителей. Наверное, он был нормальным мальчиком. Постоянно попадал в неприятности, уходил, если на него хотя бы мгновение не обращали внимание. Я не слишком хорошо с ним ладил. Он хотел играть, я хотел, чтобы мне читали. Он прыгал в пруды и швырял камни в птиц, а мне за этими птицами просто хотелось наблюдать. Мы были очень разными, − он улыбнулся. – А потом, когда мне было четыре года, родилась моя сестра.       Знаменитая покойная сестра. Волдеморт откинулся на спинку стула, пытаясь скрыть свое любопытство. − Она была… − его улыбка стала еще мягче. – Я проводил с ней много времени. «Альбус, присмотри за Ари», − просила мама, когда отца не было дома, а Эйб носился по дому, совал голову в духовку или лазил через заборы, чтобы поиграть с козами. Я за ней приглядывал. Она была тихая. Она редко плакала, если вообще плакала, сколько её помню, у неё всегда была улыбка на лице. Я понимал, что она похожа на меня больше, чем остальные в семье. С ней я чувствовал родство, которого не было с другими. И я не ошибся. Она не была капризной малышкой. Тогда я уже выучился читать и писать, она тихо сидела у меня на коленях, глядя своими огромными любопытными глазами. Мои родители были… обычными людьми. Они были трудолюбивыми и добрыми, но простыми. Ариана и я – нет. Мы могли творить магию с ранних лет. И умело контролировали себя. Это испугало наших родителей. Однажды мы отправились на опушку небольшого леса неподалеку от нашего дома. Я водил её туда и показывал фокусы. Мы меняли цвет листьев, превращали камешки в цветы.       Он прикусил губу и ненадолго замолчал.       Волдеморт не стал его торопить. − Это было наше особое место. Тихое, вдали от остальных. – Он по-прежнему смотрел в окно, но теперь его глаза заблестели от слез. – Незадолго до своего отъезда в Хогвартс я, увлеченный новыми книгами, отказался отвести её туда. Отец работал, а мама, как всегда, была занята с Эйбом. Мы не заметили, как Ари сбежала.       Еще одна долгая пауза, во время которой боль стала почти ощутимой. − Она пришла на наше место и принялась колдовать. Её заметили трое мальчишек-магглов. Они напали на неё.       Теперь его глаза сверкали не только от слез, но и от ярости, он смотрел на Волдеморта.       В голубых глазах можно разглядеть проблеск того устрашающего человека, которым – может быть – станет Дамблдор. − На неё зверски напали, − искра погасла так же внезапно, как и вспыхнула. – Ей каким-то образом удалось доползти домой. Она… − он вздрогнул, с трудом вдохнул. – Она была… совсем плоха. Отец вернулся, и мы кое-как узнали о случившемся. Он пошел за магглами. Больше я его не видел. Его схватили авроры, он отказался объяснять причины содеянного. Его отправили в Азкабан. А Ариана…       Наконец слезы пролились, оставив влажные дорожки на щеках. − Ариана так никогда и не стала прежней. Она не хотела колдовать. Она едва говорила. Она… − Он смахнул слезы. – Мы спрятали её. Мы переехали в Годрикову Впадину и объявили, что она сквиб. Мы понимали, что её заберут, если узнают, что она безумна. Внутри неё кипела мощная магия, не имея выхода. Она копилась, и однажды этот пузырь лопнул. − Она была обскуром, − благоговейно произнес Волдеморт.       Он искал такого волшебника во время первой войны. Обскуры были невероятно могущественны. Но обладали нестабильной психикой и, как правило, долго не жили. У них постоянно случались перепады настроения, обычно их держали в больницах под замком и сильнодействующими успокоительными зельями до самой смерти – естественной или нет. Но обскуры могли быть сильными проводниками магии, если умело ими пользоваться.       Ему так и не удалось найти ни одного. Обскуры не только скрывались, но и крайне редко встречались. − Да, − на мгновение Дамблдор прикрыл блестящие от слез глаза и глубоко вздохнул. Когда он заговорил вновь, его голос стал тверже. – Я хотел остаться дома и заботиться о ней, но мать, само собой, отправила меня в школу. Оказавшись в Хогвартсе, я изучил все об обскурах – хотя их, как ты знаешь, очень мало. Они необычайно опасны и считаются темными. Тогда я принялся изучать книги о темной магии, поскольку там об обскурах было больше материала. Я надеялся, что есть лекарство. − Его нет, − сказал Волдеморт. − Нет, − согласился Дамблдор. – В конце концов, я потерял надежду. Мне стало горько. Больше я не мог наладить с ней контакт, когда приезжал домой из школы. У меня возникло чувство, что она меня ненавидит, винит в том, что в тот ужасный день я не пошел с ней в лес. Конечно, это было не так. Ариана была выше этого. Это я винил себя и проецировал свое чувство на неё. Поскольку найти лекарство мне не удалось, я решил поступить иначе. Я хотел стать министром магии, чтобы изменить законы, чтобы Ариане не грозила опасность и разлука с нами. Чтобы она могла выйти на улицу, ведь ей этого так хотелось. – Он тихо рассмеялся. – Я понимал, что это будет непростой путь – не с моим статусом крови. Я не был чистокровен, не был богат, мой отец был пожизненно заключен в Азкабан за ужасные преступления по отношению к маггловским мальчикам. Эльфиас часто говорил, что у меня нет шансов, но я знал, что смогу. Я знал, что у меня получится все, чего я захочу. Я стал старостой факультета, потом школы. Я даже выиграл премию Барнабуса Финкли за исключительное владение заклинаниями, став самым молодым её лауреатом. Я планировал совершить грандиозное путешествие по Европе, учиться у прославленных волшебников, много трудиться, вернуться с рекомендательными письмами, возможно, даже заработать денег, и начать политическую карьеру. Но в ночь моего отъезда Ариана потеряла над собой контроль. Я уже был у Эльфиаса, мы собирались отправиться в путь рано утром. Эйб в отчаянии сбежал, но когда я вернулся, мама была мертва.       Никто долго не выживал рядом с обскуром. Особенно таким могущественным – раз она так долго прожила, она была невероятно могущественна. Большинство обскуров гибли, не достигнув подросткового возраста.       Последовала еще одна долгая пауза. Дамблдор больше не плакал и не отводил взгляд. − Мне пришлось отменить поездку. Все мои планы рухнули в одночасье. Я застрял дома, вынужденный заботиться о ней. Я её тут же возненавидел. Понятно, это была не её вина, она этого не хотела, она не сознавала, что творит. Но всего за одну ночь она убила мою мать и разрушила мое столь тщательно спланированное будущее. – Он покачал головой, на его лице появилась редкая усмешка, яд которой был направлен на себя. – Прошел день, другой, третий – я чувствовал, что задыхаюсь. Я был обложен со всех сторон. Я был более одинок, чем когда-либо. Ариана была с Эйбом целыми днями напролет, ведь только он и козы могли её успокоить. Я наблюдал за ними из своей комнаты и постоянно думал… когда она в следующий раз потеряет контроль? Она убьет Эйба? Я подумал, может, стоит что-нибудь предпринять, отвезти её в Больницу Святого Мунго. Я понимал, что ей там будет плохо, и вскоре она умрет. Они же всегда умирают? − В больнице убивают обскуров. Гуманно. По крайней мере, так говорят, − сказал Волдеморт. − Я не предпринял ничего. Я редко выходил из своей комнаты. Мой брат верно подметил, что я не справляюсь с ролью главы семьи. Он твердил, что я должен отправиться в свое кругосветное путешествие и оставить его заботиться о сестре, поскольку участвовать во всем этом я явно не стремился. На мгновение я почти согласился. Я хотел уйти. Но, как бы ужасно и эгоистично я себя ни вел, я не мог их бросить. Я сказал ему, что в конце лета он вернется в Хогвартс.       Он прикусил губу. − Всего через неделю после смерти матери нас пришла навестить соседка Батильда. Она сказала, к ней приехал племянник.       «Вот оно», − резко вдохнул Волдеморт. − Она сказала, мол, недавно он влип в какие-то неприятности. Его исключили из Дурмстранга и родители теперь отказываются с ним общаться. Он мой ровесник, но злой мальчишка, и она с ним тоже не могла справиться. «Альбус, − сказала она. – Может, ты с ним познакомишься? Вы оба такие умные, может, ты найдешь с ним общий язык? Окажешь на него хорошее влияние». – Дамблдор фыркнул. – Я не хотел заполучить лишнюю обузу, но она была хорошей подругой моей матери, хорошей соседкой. Единственная в деревне, кто с нами общался. И я согласился познакомиться с её племянником.       Повисла самая долгая пауза. Волдеморт сгорал от нетерпения. − Он не был злым, − прошептал Дамблдор. – Я думал, Батильда слепая. Он был само совершенство. Хорошо воспитанный, упорный, с… − Он сглотнул. – С ослепительной улыбкой. Он был красивый, нездешний, загадочный и… У меня никогда не было такого друга. У меня всегда были проблемы с друзьями, а те немногие друзья, что были… они были не слишком общительными и обладали недостатками в отличие от Геллерта. Я был польщен и в то же время растерялся, увидев, что ему вроде бы понравилось мое общество, он спросил, можем ли мы встретиться вновь завтра. Я поверить не мог, что такой человек захочет быть рядом с таким, как я.       «Такой человек». Волдеморт не понимал этого недостатка самоуважения. О, ему было знакомо чувство отчуждения среди сверстников, но Том Реддл всегда знал: его отвергали потому, что он был лучше, и это их пугало. Он не позволил их восприятию отравить его собственное восприятие себя. Он знал себе цену. Дамблдор, очевидно, не мог этим похвастать.       Гриндевальду, как и тем сопливым идиотам, которые учились с Дамблдором в школе, невероятно повезло очутиться в его обществе.       На мгновение Волдеморт задумался, как бы сложилась его жизнь, случись Тому Реддлу встретить Дамблдора, когда он попал в Хогвартс. Молодого Дамблдора.       «Мы бы поладили, − думал он. – Он бы не оттолкнул меня за мою инаковость, а я бы уважал его интеллект. Он бы объяснял мне традиции магического мира, а я бы подвел его к мысли, что ему не нужны друзья. Благодаря мне он бы понял, что он лучше всех тех, кто его окружает, кто не хочет с ним играть и общаться». − На второй день я влюбился в него. Он был таким умным. Он понимал меня. Он рассказал, что его исключили лишь потому, что он проявил слишком большой интерес к теоретической – исключительно теоретической – стороне Темных искусств. Разумеется, позже я узнал, что это неправда. Но тогда я был так ослеплен им, я хотел ему верить, он казался таким искренним, что я отмахнулся от факта, что в Дурмстранге высоко ценили волшебников, интересующихся Искусствами, там бы не выгнали студента за одно только любопытство. Я об этом не думал. Не хотел думать. Вместо этого стал делиться собственным изучением запретных тем. Он спросил, зачем это мне, и я ему доверился, рассказал об Ариане. Рассказал, что углубился в это, чтобы найти лекарство, но, едва начал, тут же понял, что это невозможно, но оторваться уже не мог. – По его нижней челюсти – хорошо очерченной, когда она не была скрыта бородой – ходили желваки. – Его взбесила несправедливость, обрушившаяся на мою семью. И преступления магглов. Ты не знаешь… − Дамблдор смотрел на Волдеморта почти умоляюще. – Ты не представляешь, каких усилий мне стоило удержаться от ненависти к магглам. Я много лет провел, твердя, что они не одинаковые. Что маггловский мир не таков, как эти три чудовища. Я пытался, но в глубине души… в глубине души я их все же ненавидел. А с появлением Геллерта… уже не только в глубине. Ведь он говорил о мире, в котором магглы бы знали, что мы лучше их. О мире, где ни один магически одаренный ребенок не мог стать жертвой преступления. О мире, где Ариана, несмотря на свою болезнь, могла стать свободной, где она не была бы угрозой Статуту Секретности. Он говорил, а я видел этот мир. Я жаждал его. – Он встретился взглядом с Волдемортом. – Во время прошлой беседы я тебе солгал. Я понимал, что мирным этот путь не будет. Я сознавал, что захват власти не может быть мирным. Но я убедил себя, что магглы, которые станут сражаться с магией, такие же, как те, которые напали на Ариану. И я сказал себе, что такие люди заслуживают смерти. И я страстно хотел им её дать.       Волдеморт попытался представить мир, в котором Дамблдор погрузился во тьму. Он не удержался и вздрогнул. Даже проповедуя о любви и мире, даже отказываясь произнести хоть одно темное заклинание и будучи всего лишь седовласым директором, скрывающимся в школе, Дамблдор был весьма устрашающим.       Представить его темным лордом, одержимым идеей покарать магглов… Что ж. Это было ужасно. − Я понимал, что, будучи заточен в своем доме и присматривая за больной сестрой, я не смогу стать министром. Но Геллерт твердил, что министры не имеют никакой власти. Что они коррумпированы или становятся коррумпированными, едва вступают в должность. Что они преклоняются перед магглами и прилагают недостаточно усилий для защиты волшебников.       Гриндевальд не ошибался. Маггловские правительства тоже были коррумпированы, но далеко не так сильно, как магические. − Итак, мы начали строить планы. В глобальном смысле. Я принялся обдумывать. Я считал, что мы должны быть добры к хорошим магглам, ведь на нас ложится ответственность, раз мы должны заботиться о них. «Да, − сказал на это Геллерт. – Мы просто выкорчуем вредные сорняки». – На мгновение Дамблдор прикрыл глаза. – Я позволил ему находиться рядом с Арианой. Он ей нравился. Он был так терпелив с ней, что часами сидел в грязи, в окружении коз и пел венгерские колыбельные. А когда я переживал, что не смогу начать революцию во имя всеобщего блага из-за ситуации семьи, волновался, куда дену Ариану, Геллерт отвечал, что мы возьмем её с собой. Он обещал, что она будет спокойна и всем довольна. Он убедил меня, что все получится. У меня нет прямых доказательств, но я уверен, что он хотел ею воспользоваться. Ведь обскуры – это оружие массового уничтожения, если осторожно с ними обращаться. Они могут мгновенно уничтожить целый город.       «Разумеется, хотел».       В книгах по истории, которые читал Том Реддл, упоминались слухи, якобы в 1920−х годах в Нью-Йорке Гриндевальд приложил все усилия, чтобы заполучить обскура. − Я согласился. На все. Даже когда, невзирая на свою сознательную слепоту, чувствовал, что что-то не так. Даже когда его идеальная улыбка трескалась при спорах с моим упрямым братом… Я не мог сказать ему «нет». Мы были неразлучны. Он стал единственным, кто у меня был, моей единственной поддержкой, первым человеком, который меня понял, которому не наскучили до смерти мои рассуждения о книгах и теориях. Я сказал «да». Собрал вещи. Свои и Арианы. И за день до нашего отъезда Аберфорт узнал о наших планах.       Он часто дышал. Пальцами он так сжал колени, что костяшки побелели. − Его это возмутило. Ему никогда не нравился Геллерт, но теперь он перестал сдерживаться. Он орал на нас, обвинял, что мы подвергаем опасности Ариану. Обзывал ужасными эгоистами, больными на всю голову. Конечно, он был прав. Я это знал. Геллерт, видимо, понял, что я колеблюсь, и тогда его идеальный фасад рухнул. Первым его проклял Эйб. Но Геллерт был настолько сильнее, что мог бы… он легко бы мог его обезоружить. Он этого не сделал. Он воспользовался темной магией. Он ранил моего брата.       Волдеморт понимал это желание. Ему довелось всего однажды увидеться с Эйбом, и, не будь тот братом Дамблдора, это была бы их последняя встреча. − Когда я очнулся, было поздно. Слишком. Я встал между ними, я был совершенно потрясен… Я… − его голос дрогнул. Его взгляд остекленел, он смотрел на Волдеморта, но будто бы сквозь него. – Пришла Ариана. Видимо, она слышала, как мы ругались и до неё донеслись крики Эйба. Наверное, она хотела помочь, в воздухе витала магия, сильные эмоции… Она потеряла контроль.       И это стало началом конца. − Эйб был тяжело ранен и слишком напуган, он не мог её успокоить. Геллерт был слишком зол. А я никогда не мог ей помочь, не знал, что сказать, чтобы её сдержать. Я чувствовал, как из неё вырывается магия. Я думал наложить на неё Петрификус или усыпить. Я… не знаю, что бы я сделал. А Геллерт… Я не знаю, что за чары он применил. Но не Убивающее Проклятие, это я точно знаю. Он стоял спиной ко мне, развернувшись к Ариане. Эйб попытался проклясть его. Все произошло мгновенно. Её крики, вспышки заклинаний, а потом…       Он с трудом вздохнул. Выдохнул. − А потом тишина.       В его сфокусировавшемся взгляде не было слез, но легко угадывалась мука. − Не знаю, какое заклинание её поразило. Может, все вместе. Может, только мое, может, это было слишком для её нестабильного состояния. Я не знаю. Единственным, кто видел, что произошло, был Геллерт. Он сбежал. Сбежал прежде, чем я успел осознать, что она мертва.       «Вот оно что».       Вот что спасло мир от темного лорда Дамблдора. Случайная смерть девочки.       Он выглядел таким уязвимым, таким трогательно разбитым, что Волдеморт отчего-то ощутил потребность сказать хоть что-то. − Она бы все равно умерла. Ни один обскур не доживает до шестнадцатилетнего возраста.       Это не успокоило Дамблдора. − Самое худшее… самое отвратительное, что произошло в тот день… − Он зажмурился и опустил голову. – На мгновение единственное, что я чувствовал, было облегчение. Я был свободен. – Он отпустил колени и уронил голову на руку. – Конечно, это было лишь мгновение. Я никогда не был свободен. И никогда не буду. Я навсегда запомнил её и урок, который она мне преподала. Мне ни в коем случае нельзя доверять власть. Я никогда не буду баллотироваться на пост министра, никогда не допущу мысли, что я имею право решать, что для кого-то хорошо или плохо, не говоря уже о целой планете.       Вот почему Дамблдор никогда не покидал Хогвартс и отказывался от приглашений и призывов занять пост министра.       Но при этом он был ужасным лицемером. Ведь он все же заполучил власть. Он стал верховным чародеем Визенгамота, президентом Международной конференции магов. Его так уважали, что министры писали ему письма, спрашивали советов. Дамблдор обладал властью – огромной – и во время двух войн против Волдеморта он вершил судьбы тысяч людей. Он решил, что темная магия должна быть запрещена, и регулярно выступал против неё на собраниях Международной конференции.       «Он еще не стал тем человеком, − напомнил себе Волдеморт, когда слишком уж разозлился. – Он не тот человек, который захватил власть и распоряжался ею по своему усмотрению, хоть и косвенно. Он не тот человек, который презирал Тома Реддла».       Теперь Волдеморт мог обдумать и по-настоящему понять, почему Дамблдор с первого взгляда не доверял ему.       Дамблдор поднял голову. Выглядел он несчастным. − Я решил, что больше никогда ни с кем не свяжусь. После случившегося – разве это возможно? Если я хочу настоящей дружбы, партнерства, я должен рассказать правду. Но как затронуть эту тему? – сдавленно произнес он. – Это ужасно, кошмарно само по себе, но, возможно, я смогу рассказать, пока Геллерт не начал убивать людей по всей Европе. Я хотел рассказать тебе, Том. Я… ты упоминал, что совершал ошибки, я заподозрил, что ты пришел сюда по тем же причинам, что и я… ты слишком увлекся темной магией, о чем впоследствии пожалел. И я хотел рассказать. Но разве мог я с самого начала тебе рассказать, что был близок с темным лордом, поднявшим восстание на востоке? Но со временем скрывать это от тебя становилось все большим предательством. Но я знал, что должен открыться. Это было несправедливо по отношению к тебе. Я должен был признать, что несу ответственность за каждого мужчину, женщину и ребенка, которых Геллерт уничтожает на своем пути к высшему благу. − Ой, перестань, − хмыкнул Волдеморт. – Ясно же, что ты ни за что не несешь ответственность. Единственный человек, которого можно привлечь к ответственности за деяния Гриндевальда, – это он сам. Больше никого. − Я подал ему идеи, я помог… − А его мать его родила, − закатил глаза Волдеморт. – А отец не утопил, когда он был ребенком. Кто-то научил его читать. Профессора научили его магии. Никто из них не несет ответственности, и ты тоже. Не будь идиотом. − Я… − Достаточно, – отмахнулся Волдеморт. – Я услышал достаточно. − Я думал, ты поймешь, − прошептал Дамблдор. – Потому в ту ночь я набрался храбрости попытаться рассказать тебе обо всем.       Волдеморт встал и принялся расхаживать по кабинету, пока не смог взглянуть на Дамблдора сверху вниз. − С чего вдруг? – ухмыльнулся Волдеморт. – Я никогда не трахал темного лорда.       Дамблдор тоже встал. − И тебя это тревожит? − Возможно.       Дамблдор развел руками. − Возможно? Что тебя должно тревожить, это то, что я сам… − Ну, да, это тоже. – Волдеморт ведь не мог ему сказать, почему так расстроен на самом деле.       Он этого себе не мог сказать.       Они стояли в молчании, совсем близко друг к другу.       Волдеморт почувствовал, что это поворотный момент, особенно в контексте слов Слагхорна о недоверчивости Дамблдора.       «Мне он доверился».       И Волдеморт не оправдал это доверие.       И теперь он мог продолжить в том же духе, мог вбить клин между ними, как и нужно поступить.       Ведь он пришел сюда убить его!       Но…       Мысль о смерти Дамблдора… не обрадовала его. − Меня тревожит, что ты лицемер, − сказал, наконец, Волдеморт. – Ты заставил меня ощутить себя злом из-за того, что я практикую Темные Искусства и… − Что? – ошеломленно переспросил Дамблдор. – Вовсе нет!       Возможно, не в этот раз… − Твои рассуждения о любви, о морали, о правильности поступков. Ты заставляешь меня чувствовать, что я неправ.       По крайней мере, он заставил Тома Реддла это чувствовать.       Дамблдор не сводил с него внимательного взгляда. − Я не согласен с твоими нравоучениями.       Волдеморт никогда не знал ни доброты, ни любви и не сталкивался с бескорыстием. Он едва улавливал суть происходящего и не понимал этих чувств. − Ты не зло, − прошептал Дамблдор. – Ты просто другой.       Внутри Волдеморта вновь вспыхнул гнев.       Почему, ну почему он не сказал эти слова Тому Реддлу? − У тебя есть моральные устои.       Волдеморт не удержался и фыркнул. − Есть. Ты справедливый человек, ты прямо выражаешь свое мнение. И не пытаешься скрыть свою истинную суть.       О нет, Волдеморт её скрывал… по крайней мере, прошлую/будущую.       Но это была правда, верно? На этот раз он не скрывал свою суть.       Может, в этом разница? И в прошлом Дамблдора оттолкнула именно лживость Тома Реддла, его умение очаровывать всех вокруг, всегда притворяясь хорошим мальчиком? Как Геллерт Гриндевальд? − И поступаешь правильно, я же видел. Возможно, у тебя нет инстинкта или даже желания совершать правильные поступки, но ты их совершаешь. И мне это кажется гораздо более достойным, нежели доброта тех, кто проявляет её сознательно. − Только потому, что меня уволят, если я допущу, чтобы спиногрызы погибли или получили травму или провалили занятия, − настаивал Волдеморт.       Дамблдор взглянул на него. − И что? Что с того? Ты ведь можешь найти другую работу. Или скрыться в ночи. Тебя здесь ничто не держит. Вовсе не страх лишиться работы заставляет тебя хорошо относиться к студентам, учить всему, что ты знаешь сам, спасать их от опасностей. − Нет, − упрямо сказал Волдеморт. – Дело вовсе не в этом.       Дамблдор улыбнулся. − Видишь? − И не в каких-то там устоях. – Короткая пауза. – Дело в тебе. Я не хочу, чтобы меня уволили потому, что здесь ты.       «Ты – единственное, что у меня осталось».       Волдеморт не мог думать ни о чем другом, его разум был поглощен этим человеком.       Дамблдор не выглядел удивленным.       Он выглядел так, будто обрел надежду.       Волдеморт протянул руку и, наконец, запустил пальцы в эти трижды проклятущие волосы.       Он и представить не мог, что они окажутся такими мягкими на ощупь. Он сжал их в кулаке, они были такими густыми.       Он поцеловал его.       Дамблдор ответил на поцелуй. Волдеморт поначалу, еще до разговора со Слагхорном, подозревал, что нравится Дамблдору, но не воспринял новость. Разум просто не мог осознать это всерьез.       Ведь это же был Дамблдор.       Но Дамблдор не знал, что он тот самый Дамблдор. Он не знал, что прежде они люто ненавидели друга и долго изо всех сил старались друг друга убить.       Возможно, это было слаще всего в человеке, который сейчас сжимал Волдеморта в своих объятиях.       Его незнание.       Незнание всего.       Его бестолковость. Он был умным, компетентным, могущественным, достойным уважения волшебником, но бестолковым.       «Этот человек ничего не предпринял против меня».       Волдеморту он нравился так, как никогда не мог понравиться никто.       Он мог стоять перед ним и думать «вот он, равный». Равный и на его стороне, в отличие от прежнего.       У Волдеморта накопилось около пятидесяти лет опыта взаимодействия с Дамблдором, и он ни разу не столкнулся с ситуацией, с которой бы Дамблдор не справился.       Волдеморт впервые в жизни почувствовал, что больше он не одинок.