Side by side

      Уён морщится, когда они выползают из канализационной трубы, и утопает ногами в вязкой луже. Размытая дождём земля стекает грязными ручьями в котловину у канализации, заливая этот пятачок едва ли не по колено.       Дождь закончился.       Их быстрая прогулка от стены до выхода из зоны прошла удивительно спокойно. Ёсан и Чонхо шли впереди, а Сан закрывал их колонну перебежчиков. Уёна, осторожно скрывающегося в тени траншей, оставленных баллистическими ракетами, всё происходящее отчего-то беспокоило. В его районе зачастую было тихо, но патрулей со стены не снимали. Даже во время пересменки выходить за стену было опасно, тем более для незнающих дорогу. Сегодня же им повезло.       Они в гробовой тишине выходят из котла и в паре сотен метров открывается вид на полосу рассвета и руины некогда технологически развитого города, выстроенного фигурками стеклянно-пластиковых шахмат-небоскрёбов. По обломкам офисных зданий вьётся ковром плющ, остатки асфальтных плит ломают могучими корнями трава и цветы, а молодые деревца и разросшиеся кусты зеленью расстилаются во все стороны, стирая границы больше не существующих улиц. Под ногами зубастые асфальтные обрывки ракетных воронок, на дне которых в темноте утренних сумерек качают расслабленно головами одуванчики и копошатся мыши-полёвки. Природа забрала своё назад и ей понадобился всего десяток лет, чтобы наверстать упущенное.       Тишину персикового рассвета разрушает вопль заражённого из глубин урбанистического ада разрушенного Сеула. Уён следит за реакцией Сана и хмурит брови. Альфа ведёт плечом, неспеша поворачивается на звук. Он уже был за стеной, делает вывод Чон, сканируя его бесконечно, словно нашёл себе объект для изучения.              — Это в городе, — говорит Уён, шаркая ботинками по обломку асфальта, на котором стоит Сан.       — Славно, — усмехается тот. — Я подумал это нас встречают.       — Встретят после рассвета, — мрачно бурчит Уён, отправляясь вперёд к Ёсану.              Альфы идут сзади. Уён краем уха даже слышит, что они о чём-то разговаривают. Чонхо хороший парень, с ним не трудно найти общий язык. Ёсан же убежал сильно вперёд, словно заведённый. Уён предполагал, что понимает в чём дело, но всё же хотел поговорить с лучшим другом до того, как Кан пошлёт кого-то нахрен и отправиться в самоволку, люто психанув.              А он может.              Ёсан резко поворачивает голову, когда Уён нагоняет его, и хмурое лицо расслабляется. Чонхо и Сан позади активно что-то обсуждают, но Уён не слышит, что именно, пока они с Ёсаном уже медленнее идут впереди бок о бок.              — Что случилось?       — Мы поругались, — Ёсан вздыхает и кивает еле-еле в сторону альф. В сторону Чонхо. — Из-за Пака. Такой дибилизм.       — Врача? — Уён вскидывает брови. — Реально? Он же обходит тебя стороной и даже не дышит рядом. Как так вышло?       — Говорю же: дибилизм, — Ёсан цокает и матерится ещё себе под нос. — Они просто на пустом месте сцепились, я влез, чтобы остановить. В итоге ещё и виноват остался. Херня короче.              Уён хлопает друга по плечу и бросает взгляд назад, на Чонхо. Его, кажется, увлекла беседа с другим Чхве и в отличие от омеги, идиотская ситуация нисколько не трогала. Уён бы высказал ему всё, но Ёсан и сам с этим прекрасно справится немного попозже, когда отойдёт. Обычно он с другом всю эту историю с Сонхва старался обходить, был в курсе, но держал себя в руках и даже тупо не подкалывал, потому что Чонхо несмотря ни на что чувствовал в Паке конкуренцию, пусть от врача никогда подобных выпадов не было. Сонхва просто отпустил ситуацию и не лез к Ёсану, хоть и смотрел на него дольше, чем следовало, осторожно спрашивал как у него дела через других и просто плыл по течению, не вмешиваясь. Но раз в год и палка стреляет, и между Чонхо и Сонхва порой искрило опасное напряжение, которое сложно было упустить из виду. Природа всё же брала своё и напоминала о соперничестве, игнорируя тот факт, что осознанно этим никто заниматься не хотел. Ёсан выбрал Чонхо, он всегда его выбирал, а интрижка с Сонхва была лишь моментом, выбивающимся из красивой картинки. И эта ошибка порой давала о себе знать не лучшим образом.              — Помиритесь, — тихо кидает Чон, улыбаясь уголками пухлых губ. Ёсан смотрит на него и хмыкает.       — Оно-то понятно, — он жмёт плечами, от чего джинса натягивается на широкой спине. — Только это не будет гарантией, что на перемирии всё закончится. Что я делаю не так, Ву, ты не знаешь?       — А ты уверен, что дело в тебе?              Уён вскидывает брови и Ёсан замолкает, хмурясь. Задумывается. Пусть поразмышляет, что происходит. Может альфам просто нужно разобраться друг с другом и наконец-то к чему-то прийти, а не устраивать концерты у всех на виду, словно Ёсан какая-то награда в конкурсе. Уён не специалист, но в ссорах Чонхо и Ёсана всегда вставал на правильную сторону, на сторону лучшего друга. Даже если тот вообще не прав. Так было правильно. Альфы порой задирают носы выше своего роста, их просто нужно ставить на место.       Даже самые мягкие из них скалят зубы.              Минуя траншею, обросшую молодой травой до колен и вьюном, они наконец-то выходят на уцелевший кусок улицы. Потёртый старый баннер зарос зеленью и словно бы стал частью разлинееного потрескавшейся жёлтой краской асфальта. Дорожные ограждения погнуло силой взрыва, случившегося совсем неподалёку, поэтому покорёженный металл, оплетённый тонкими стеблями жизни, росли вдоль дороги карикатурными около-фэнтезийными возвышенностями, расцветая белыми цветками вьюна на вершинах. Рекламная выцветшая растяжка со скрипом раскачивалась на ржавых карабинах, зловеще отбрасывая узкую тень на группу людей. Уён сколько раз выходил за стену, столько раз думал, что теперь они тут неуместны. Люди стали лишним множителем этого уравнения. Застывшие во времени машины, покрытые рыжей коррозией, плесенью, грязью и благоухающим ковром зелени; пустые здания с выбитыми окнами, сияющие переливом голубого пластика в лучах солнца. Многие говорят, что жизнь остановилась. Но это не так. Вот она. Цветёт и ломает корнями бетон, разрушая уцелевшие стены, оплетает внутренности многоэтажек, сдавливая сочными стеблями арматурные сосуды, забивается наростами мха в выхлопных трубах автомобилей. Через пару десятков лет здесь будет густой лес, поглотивший собою хрупкий бетон, гнутый металл, в котловинах от баллистических ракет блаженно расцветут полевые цветы и будут ютится в крошечных норках семьи полёвок, а над их головами в кронах густых деревьев совьют гнёзда птицы и тонкими голосами запоют их птенцы.              Жизнь остановилась только для людей. Всё остальное шло своим чередом. Наконец-то без помех.              Уён разворачивается к компании и одновременно расправляет потёртую карту с кучей пометок, которую всегда хранил в наружном кармане рюкзака, оттого на ней виднелись и грязь, и разводы воды, и брызги крови.              — Нам отсюда до места назначения два дня пути, — говорит он и так всем очевидное. После взрывов половина города стала непроходимыми руинами, братской могилой заражённых и тех, кто не успел прибиться к группе эвакуации. Громадное бетонное кладбище без имён и опознавательных знаков.       — Ребята из разведывательной группы нас предупредили, что в двух кварталах отсюда орудует какая-то банда, — Чонхо складывает руки на груди и смотрит хмуро в карту. — А дальше — зараженные.       — Мы слышали, — Сан стоит рядом с Уёном и бегло изучает кривые заметки, сделанные не то на бегу, не то на коленке в перерывах между перестрелками. Омега косо на него поглядывает, мажа взглядом неуверенно по острому профилю. Запах от него ненавязчивый, не душит так, как было в первую встречу. Сан отрывает взгляд от карты и косится на Уёна, совсем не пугающе, но омегу почему-то передёргивает и он отворачивается.       — Пойдёмте через этот офис, — Уён кивает головой влево, на полуразрушенный небоскрёб, обросший плющом до самой крыши.       — Нам его не обойти? — Сан вновь обращается к карте и хмурится. Ему, очевидно, ничего не понятно.       — Если пойдём в обход, то потеряем время, — Ёсан ведёт пальцем по провощённой воском бумаге со знанием того, что говорит и показывает. Оно ясно, они эту карту и составляли.       — Разве не было бы безопаснее обойти? — Чхве вскидывает руки. Уён вновь за ним следит, уже осторожнее, но пытается прицепится к тому, что говорит альфа. На этот раз всё честно. Он и правда за то, чтобы пойти в обход и не лезть в шаткие развалины. Не безумец.       — Сомнительно, — Чонхо вздыхает. — Наши ребята ходят так, в офисе проложен маршрут, а вот за его пределами местность не проверенная. Можем нарваться на какое-то дерьмо. Оно тебе надо? Ты когда-нибудь видел щелкуна, парень? Эта хрень даже бывалых ребят пугает до усрачки.              Сан поджимает губы, ему сказать больше нечего. Чонхо, на самом деле, самый младший здесь, но всегда говорил так, будто он бывалый вояка, переживший и начало конца, и весь военный катаклизм после. Его поведение не соответствовало возрасту, но в нынешних условиях существования за это к нему нельзя было придраться. Уёну однажды тоже пришлось взять отцовскую бейсбольную биту крепче и использовать её не по назначению. В такой момент жизнь поделилась на «до» и «после».              — Несмотря на то, что тут всегда проходят наши друзья, — Уён сворачивает карту в трубку и запихивает обратно в боковой карман. — Лучше всегда быть готовым к незваным гостям.              В его руках, обтянутых кожей беспалых перчаток, появляется окутанная колючей проволокой металлическая бита. Поцарапанная, но ухоженная. Конечно, отмывать ошмётки мозгов от колючки дело то ещё, Уён за своей малышкой ухаживал, поскольку она служила ему верно уже много лет.              Чон кладёт биту на плечо и бегло смотря Сану в глаза, идёт к развалинам офисной парковки первым. Спиной ощущает то самое, пристальное. Хорошо, что отвернулся. Это становится трудно выносить. Атмосфера вокруг Сана какая-то… Нет, она не плохая, несмотря на то, что Уён считает его недо-лжецом, но Чону всё это кажется чем-то опасным. Опасным лично для него.              Ёсан заряжает арбалет с тихим щелчком затвора, и держа палец на курке, ступает осторожно по мелкой крошке выбитого стекла и щебня. Они с Уёном снова идут впереди. Внутри здания раньше пахло сыростью, смертью и тухляком. После того, как некоторые офисы облюбовали контрабандисты и прятали тут товар, чтобы удобно забрать по пути назад, внутри хотя бы стало свежо. Фундамент особо не пострадал, поэтому прогулка тут была относительно безопасной, опуская лишь факт шаткости конструкции выше. К счастью все опорные стены не пострадали, взрывом снесло только лицевую сторону. На металлических столах, проржавевших у ножек, валялись ошмётки листов, офисных органайзеров, обломки ручек и всякая канцелярская мелочь, чудом не разлетевшаяся много лет назад. Окна на нижних этажах уже давно заколотили досками и забаррикадировали металлическими стеллажами, грамотно выстраивая путь отступления в случае нападения. Потрёпанные временем картотеки служили оборонительными баррикадами, наряду с сейфами, проржавевшими вендинговыми автоматами, всё ещё хранящими в себе помятые пачки чипсов и другие отголоски погибшей культуры. В сырых углах, у основания лестницы и по шахте упавшего лифта зловеще разрослись грибы и чёрными пятнами множилась плесень. В одном из офисов, забаррикадированном шкафом и столиком от кофемашины, был проломан пол и там цвело болото, переливаясь в лучах солнца и подмигивая сквозь щели шатких стен жёлто-зелёной поплывшей радужкой на поверхности.              Пиная мыском берцев скрипучую дверь, Уён крепче сжимает пальцы на рукояти биты и идёт вперёд, щурясь в полутьме кабинета. Ёсан у него за спиной сворачивает в сторону, огибая комнату по периметру. Все четверо тихо расходятся в стороны, исследуя пространство между завалами всякого барахла, которое никто так и не решился разобрать. Заколоченное окно пропускало минимум света, поэтому полумрак офиса давил на виски.              Слишком уж тут тихо. Уён не раз натыкался здесь на заражённых, единичных, но всё же. Они самозабвенно блуждали по городу в поисках потенциальной жертвы для переноса инфекции или чего-то съестного. Пару месяцев назад сюда примчалась целая орда и тогда поступило предложение напичкать первые этажи ловушками, но насколько Чон знал, никто этим заниматься не стал. Не то по своей глупости, не то потому что материала на ловушки не выделили. В общем дело хрень.              Уён обходит громоздкий шкаф с битой наготове и вздыхает с толикой облегчения, когда перед ним вместо ожидаемого сталкера стоит Сан.              — Тихо здесь, — подмечает альфа, крутанув между пальцев балисонг.       — Слишком, — шепчет Уён, неуверенно опуская биту вниз.              Шарканье тяжёлых ботинок Чонхо режет по ушам и они оба синхронно дёргаются от неожиданности, и так же одновременно вздыхают, когда видят альфу. Ёсана с ним нет. И Уён не уверен, что слышал его шаги.              — А где… — Уён прикусывает губу и срывается с места, ныряя в темноту прохода в другое крыло, куда пошёл Ёсан.              Затвор арбалета срабатывает достаточно тихо, но когда слушаешь окружающий мир, изо всех сил сосредотачиваясь, каждый шорох может стать раскатом грома. Свист стрелы рассекает спёртый воздух. Металл с искрой отлетает от бетонной стены и с лязгом падает на пол. Уён в полумраке ищет фигуру друга, но натыкается на скрюченный силуэт.              Блять.       Омега приседает на корточки и задерживает дыхание.              Щелкун верещит ошалевши и несётся туда, куда приземлилась стрела. Его шатает в разные стороны и стонущий вопль усиливается, бьёт по мозгам и остаётся отголоском в подкорках, где-то в затылке звенит. Уён включает фонарик и наконец-то видит Ёсана, сидящего у параллельной стены, вжавшись в неё спиной. Медленно, закусив губу, пытается перезарядить арбалет. Бесноватое создание, не видящее абсолютно ничего, продолжает метаться из стороны в сторону, дёргать изуродованной грибом головой в поисках людей. Уён жестом показывает, куда пойдёт, а Ёсан прижимает палец к губам и отталкиваясь рукой от стены беззвучно поднимается на согнутых ногах, держа перезаряженный арбалет наготове.              Громкий звук выстрелов приводит щелкуна в неистовство. Будь в здании окна — вылетели бы от этого визга. Сбивая ногами острые углы столов и ржавчину неподвижных стеллажей, окровавленный монстр мчится на Уёна. Омега бросает взгляд назад, фыркает злобно и вставая на ноги, с широким размахом, бьёт щелкуна битой по голове, сбивая того с ног. Сан у него за спиной быстро дёргает затвор пистолета и пинает ботинками пустые гильзы на полу. Уён мельком видит, что Ёсан рядом с Чонхо, а после крутит биту в руке и замахиваясь снова, бьёт ею туда, где раньше было лицо. Щелкун верещит, переворачиваясь несколько раз и упираясь в стенку. Уён обеспечивает себе безопасное расстояние и это момент, когда ему не нужно ничего говорить. Сан выпускает несколько пуль в окровавленную голову и хрипящее тело, забившись в судорожной конвульсии, бессильно прижимается к бетону пола.              — Ещё раз сделаешь так, познакомишься с Люси, — хрипит Уён, метая злобный взгляд в Сана и крутя в руках биту.       — С кем?       — С ней, — Уён протягивает руку вперёд и колючка в крови оказывается в нескольких сантиметрах от санова лица.              Альфа пятиться чуть назад, поднимая руки в жесте «я сдаюсь». Уён ругается себе под нос, лихо разворачивается на пятках и идёт к Ёсану, которого за локоть придерживает Чонхо. Чхве осматривает его на предмет ран, укусов в особенности, и Уён подходит именно в тот момент, когда Кан недовольно цокает и откидывает руку Чонхо от себя, прерывая попытку оттянуть воротник куртки.       — Со мной всё в порядке, — рыкает Ёсан и вешает свой арбалет на место, игнорируя тяжелый взгляд Чонхо на себе. Уён только и успевает заметить, как у альфы на лице все эмоции написаны. Ему, как минимум, стыдно за своё поведение.       — Он был тут один? — Сану до этой драмы дела нет и оно, наверное, к лучшему. Должен быть хоть кто-то незаинтересованный, пусть и самый подозрительный.       Ёсан собирает с одной из полок стеллажа несколько саморезов и гаек — пригодятся, и всем видом демонстрирует, что он не настроен с кем-то разговаривать. В этой неудобной тишине Уён чувствует, как у него начинает кровь в венах вскипать и терпение постепенно заканчивается.       — Пойдёмте дальше, — сквозь зубы цедит он. — Ёсан, будь рядом со мной.       — Переживаешь за меня? — Кан выдавливает ухмылку и где-то рядом у Чонхо крошится лицо от негодования. Уён толкает друга плечом, зовёт нежно «дурашкой» и тянет в ту комнату, откуда они пришли.       Альфы, как уже сложилось в течение этого бесконечно-долгого утра, остались позади.       — Мне кажется, будто мы лишние, — Сан ставит пистолет на предохранитель, после чего убирает его за ремень штанов.       — Они знакомы целую вечность, просто не обращай внимания, — Чонхо жмёт плечами, бросая на нового знакомого нечитаемый взгляд, а после, шаркая ребристыми подошвами по россыпи гильз, идёт за омегами.       — А зачем вам к реке Хан? — нагоняя, спрашивает Сан.       — Двигатели, — монотонно бросает Чонхо. — Нерабочие, но Юнхо из десятка сделает парочку рабочих и толкнёт втридорога военным.              Сан внимательно выслушивает и хмыкает под нос, принимая информацию к сведению. Чем ещё по его мнению они могли тут заниматься, кроме как поисков новых возможностей для контрабанды? Явно не пошли на свидание к реке Ханган.       Уён и Ёсан неспеша спускаются с лестницы в пролёте между вторым и первым, когда внизу раздаётся подозрительное шарканье. Ёсан, идущий первее, резко тормозит и загораживает проход рукой, упираясь локтем Уёну в грудь. Шикает для большей убедительности.              Уже знакомое щёлканье исходит из холла, который, как помнил Уён, был последним пунктом между офисной многоэтажкой и выходом на улицу. И несмотря на единичных заблудших зараженных, щелкуны так близко ещё никогда не подбирались. Тем более больше одного.       Ёсан неспеша опускается на корточки и тянет за собой Уёна, который в движении достаёт пистолет и крайне тихо сдвигает затвор. Чонхо и Сан тянуться сзади, но ещё на третьем этаже понимают, что что-то не так.       Шаркающие шаги становятся очень близкими и через пару мгновений из дверного проёма высовывается голова, располосованная бледно-розовым телом перепончатого гриба. На месте глаз разросшиеся веера кордицепса, широко раскрытый окровавленный рот и дёрганные движения. Когда-то это был худощавый парень, а теперь его тонкие руки покрывали грибные наросты, воспалённые ало-синие вены, а на подранной футболке осели желтым налётом мелкие споры. Его шаткая фигура двигалась медленно, на манер артистов на ходулях, щёлканье разрушало гробовую тишину лестничной площадки, с ужасом всем напоминая, в каком аду они теперь живут.              Ёсан достаёт из кармана подобранные ранее гайки и саморезы и швыряет их в сторону подальше от лестницы. Щелкун дёргается, перепонки заходятся в вибрации. С невыносимым писком он кидается на звук, размахивая руками в поисках. Присев на корточки и двигаясь как в слоу-мо, все четверо спускаются с лестницы вниз, к проходу. Уён держит пистолет наготове, но единственная мысль в голове — просто уйти. Эта тварь скорее всего осядет в сыром углу и разлетится спорами, что для них сравнительно безопаснее, чем вступать с ним в схватку. Даже с большого расстояния застрелить эту паскуду трудно, а патроны конечны. Потратить обойму в первые пару часов верх расточительности. Уён ступает на последнюю ступеньку и неудачно ставит ногу, шаркая ботинком слишком громко и тут же зажимает губы, чтобы не начать вслух ругаться. Заражённый дёргает головой, словно проверяет, не показалось ли ему. А Ёсан оперативно кидает в сторонку ещё один саморез, кивая другу, чтобы шёл дальше.       В холле бетонный пол покрывало огромное старое пятно крови, тёмно-зелёный мох, облюбовавший сырость выбоин и углов, чёрные разводы плесени замысловатыми подтёками украшали высокие стены, некогда увешанные досками почёта и штатными расписаниями рабочих отделов. Теперь тут была пустота со свисающим с потолка оборванными проводами. Чёрные дырявые ошмётки плёнки свисали сверху театральными занавесами, покорёженные прутья арматур подпирали мотки электропроводов, в которых вили гнёзда крысы и птицы. Заваленный проржавевший вендинговый автомат с рисунком дымящегося кофе стал чьим-то надгробием. По весёлой рекламной надписи когда-то разлетелись чьи-то мозги и по сей день аутентично подсыхали, являя собой картину полного постапокалиптического сюрреализма. У входа была разорвана растяжка взрывчатого механизма и зловонные ошмётки, вероятно бегуна, разбросало во все стороны, припорошив мох и бетон свежей порцией крови. Всё-таки на ловушки чуть-чуть раскошелились, жмоты сраные.       Все четверо пробираются к выходу вдоль стены, чтобы иметь обзор на всю площадь комнаты и проход к лестнице. Щелкнул застопорился в углу и дёргаясь, не двигался с места. Ему бы там на споры разложиться и больше не верещать.       Уён не спешит выходить на улицу, сначала осматривается вокруг, безопасно высовываясь и только потом жестом зовёт остальных, когда убеждается, что напротив здания чисто. В открытой местности всегда было сложнее справляться с заражёнными, особенно если их количество превышало хотя бы тройку. Утренние вопли ничем хорошим не сулили, все четверо это прекрасно понимали. Значит где-то рядом целое гнездо этих тварей, которых ещё никто не перестрелял.       — Дерьмо, — ругается в который раз Уён, разворачиваясь к ребятам и глазами пробегая по их лицам. Все вышли. Все серые, как бетонные развалины. Правильный настрой.       — Откуда они сюда пришли?.. — присаживаясь на корточки, оперативно вытягивая из уёнова бокового кармана карту, задумчиво тянет Ёсан, всё ещё не повышая голос. Чонхо подходит к нему ближе, присаживается, как будто бы случайно коленом Ёсана пиная. За ними увлекательно наблюдать, но Уёну это скоро надоест.       Уён стоит у Ёсана за спиной и смотрит, сощурившись, в сторону реки Хан. Отсюда её не видно, он просто знает, что она там. Превратилась в разлившееся бушующее естество природы и затопила весь парк рядом, пустив под воду целую главу истории этого города. Не самое худшее, что с ним случилось, но всё равно грустно. Уён когда-то жил в том районе, бывал в парке после школы с друзьями, ел там мороженое и иногда гулял с папой вдоль побережья, с интересом выискивая уток поблизости. Крохи воспоминаний о времени до начала конца казались ему чем-то выдуманным, но еле-еле пинали его очерствевшее сердце и пускали нежное тепло по телу. За все пять лет работы в этой сфере он лишь дважды ходил в ту сторону. Видел свой дом, от него остались лишь нижние этажи… Сейчас там, наверное, просто зелёный ковёр плюща и проржавевшие перила лестницы, которые он по глупости в детстве лизнул на морозе. Его эвакуировали за пару часов до запуска баллистики. Забрать из дома что-то ценное не представлялось возможным. В той крошечной квартирке погибло всё, что было Уёну дорого.              И теперь ему снова нужно возвращаться туда. Он сглаживал внутренний конфликт лишь одним весомым аргументом — деньги. В их мире это не самый ценный ресурс, но их существование лишь доказывает необходимость людей соблюдать какие-то правила, пытаться жить как было раньше. Если Уёну повезёт, даже удастся осесть где-то в районе получше, хотя не то чтобы это подходящий Уёну вариант. Жизнь в зоне сама по себе напоминает затворничество в ржавой клетке, скрипучую дверь которой откроет разве что взрывчатка. Не без радостей, но и не без полного опустошения и иррационального страха перед гипотетическим раскладом, когда толпа заражённых просто проломает стены и за считанные часы от их маленького городка, который по сути и не город, а лишь его крохотная часть, превратиться в такие же руины, как и всё вокруг.       Уён дёргается, чувствуя лёгкое прикосновение к своему локтю. Хватает губами воздух громче, чем хотел и упирается взглядом в Сана. Он рядом. Стоит небезопасно близко и что-то негромко говорит. Уён сначала слов не понимает вовсе, не то потому, что барахтался в своём воспоминании, не то потому, что гипнотизировал чужое лицо, абстрагировавшись от всего остального. Сан трогает его за локоть ещё раз, уже с ощутимым нажимом и Уён моргает пару раз.       — Руки! — рявкает тут же, не веря тому, что этот хриплый голос — его.       — Прости, — тихо и слишком мягко тут же отзывается альфа. — Мне показалось, ты не с нами.       — Задумался, — фыркает, потирая локоть. — Ты идёшь в ассамблею с тем о чём говорил Хонджун, верно?       — Зависит от того, что именно он тебе сказал, — лукавит Сан, кривя губы в полуулыбке, от чего на щеке появляется ямочка. — Но, полагаю, что да.       Уён долгие секунды пытается подобрать слова, чтобы не выглядеть ещё более недовольным всем происходящим, но у него не получается, поэтому он молчит, но сверлит Сана взглядом. Впрочем как обычно. И это взаимно. До трясущихся в каком-то предвкушении поджилок, так бывает, когда хочется разгадать какую-то загадку или понять сложную тему. Загадочный друг Чанбина, которого Уён до позапрошлого дня никогда не видел за столько лет, связан с Цикадами, создаёт видимость какого-то простачка, но перезаряжает пистолет почти на лету и стреляет грамотно, как по методичке. Щелкуна он до усрачки не испугался, как завещал красочно Чонхо. Не испугался, потому что видел уже, и за стеной он был, и не один раз. Вопрос только в качество кого. Уён не назвал бы себя каким-то конспирологом или параноиком, но все обстоятельства были крайне мутными. Хонджун сказал, что они хотят разработать вакцину. Само по себе это звучит не то как глупость, не то как безумие. Две крайности одной и той же сущности, но в этой картине мира как будто что-то не так. Разработки военных учёных, да? Сан — один из них? Уёна зачастую не беспокоили такие вещи, он просто делал свою работу, но всё в этом парне вызывало в нём зудящее желание докопаться, даже если ответ на поверхности и улыбочка эта простодушная наталкивала только на праведную искренность.       — И ты в это веришь? — всё же выдаёт Уён, отпустив накатившее негодование.       — Вера — это не объективно. Они в это верят, я просто выполняю задание. Как и ты, разве нет?       — А как же второй шанс? — усмехается Уён, впервые за всё время проникаясь каким-то пониманием.       — Второй? Или последний?       Вот чёрт.       Ёсан сворачивает карту и бормоча что-то Чонхо, встаёт наконец-то с корточек и запихивает её так же молча Уёну в карман, зачем-то похлопав ещё после. Кан бросает беглый взгляд на Сана, потом на лучшего друга и чуть дёргая бровью, хмурится от яркого солнечного света.       — Пока вы тут решали вопросы мира, мы сделали вывод, что щелкуны из больницы, — Ёсан указывает рукой на высокое здание в низине, в нескольких улицах отсюда. Красный облупившийся крест на потрескавшемся белом фоне было отлично видно даже отсюда. Гиблое место.       — Если пойдём напрямую, то придётся через больницу, — Чонхо чешет в затылке и щурится от солнца, от чего в уголках глаз собираются слёзы. — Или сделаем крюк через жилые дома и торговый центр, выйдем к метро и оттуда как обычно.       — Это накинет нам ещё пару дней как минимум, там же всё ракетами разнесло, — вздыхает Уён, рассматривая вдалеке остатки названия местной больницы.       — Ничего, — Ёсан хлопает его по плечу. — Там есть перевалочный пункт в одном из домов, сможем переночевать. Сам знаешь, что ничто не стоит таких рисков.       — Конечно, мы ведь идём в рассадник кордицепсной инфекции на другом конце города, совсем не рискованно.       Ёсан усмехается сарказму и толкает друга в плечо, по привычке уже. Что-то вроде «Да поняли мы, что тебе это всё не нравится, но ты согласился, так что заткнись!»       Уён вздыхает театрально и говорит:       — Ваша драма будет долго продолжаться?       — Это не драма, — отрезает Ёсан, в очередной раз хмурясь недовольно. — Это воспитание. Чтобы не думал, что я какой-то кусок пирога, за который можно посраться на празднике. Я заслуживаю к себе уважения, разве нет?       — Мне нравится, что ты всегда принимаешь мои слова к сведению, — Уён улыбается. — В конце концов, он поступил как придурок.       — На эмоциях, — Кан закатывает глаза. — Эти альфы, ну ты в курсе.       Уён улыбается ещё шире. Темперамент некоторых вообще его вымораживал до такой степени, что приходилось брать в руки что-то тяжёлое и ставить на место уже по другому. К Чонхо, к счастью, это не относилось. Он Ёсана любил вообще-то, пусть и вёл себя порой вот так. Они были вместе уже не первый год, знали друг друга хорошо, но даже это не останавливало их от несостыковок и недопонимания. Все они просто люди, каким бы отличительным признаком не наградила их природа при рождении, как не крути — просто люди. У которых много всякого разного в голове и там зачастую чёрт ногу сломит, а от любви до тупой стычки с даже-не-бывшим один неправильный взгляд и интонация вызывающая. Ёсан на самом деле никогда мнения Уёна на этот счёт особо не спрашивал, но если бы спросил, то Уён не нашёлся бы с правильным ответом. Не то с мужиками своими разберись, не то крестик надень, честное слово. Но это на вчерашний конфликт никак бы не повлияло, потому что выбор устроить цирк был за Сонхва и Чонхо, а Ёсан счастлив был бы некоторые эпизоды своей жизни существенно поменять, чтобы всего этого избежать.       Отношения, в общем-то, это сложно.       И это, в общем-то, не совсем про Уёна. С его-то рвением из гнутых прутьев клетки улететь и с недоверием ко всем подряд только злобно гавкать на каждого и не подпускать к себе на расстояние металлической биты. Вся эта сентиментальность одна сплошная оскорбительная профанация его свободного существования.       Или, может быть, результат старой травмы, исказивший восприятие.