Звезды в его глазах, солнце в моих веснушках.

*** Слабый свет ночника освещал стол, на котором покоились мятые бумажки, тетрадки, ручки и прочие мелочи, создающие бедлам, называемый «творческим беспорядком». В воздухе витали пылинки, освещаемые лунным светом, и чьи-то, казалось несбыточные, мечты. Чьи-то мечты о ком-то. Чьи-то синяки под глазами. Чьи-то бессонные ночи, посвященные этому кому-то. Чьи-то руки, часом ранее выводившие аккуратные линии и слова. Обладатель всего этого — Кастиэль Новак. Художник Кастиэль. Или поэт Кастиэль. А может, Вы хотели бы видеть театрала Кастиэля? Или, может, Кастиэль занимающий первые места в олимпиадах по математике, истории и литературе больше пришелся бы Вам по душе? Его путь освещен луной. Может к сожалению, может и к счастью. Он мало спит, пишет не самые жизнерадостные стихи, рисует не потому что нравится, а потому что просто может это делать. Ему всегда кажется, что он недостаточно старается. И это чувство неспособности и синдром самозванца уходят корнями в самое детство. И вот Касу снова восемь. Он снова сидит над тетрадью и переписывает текст опять и опять, ведь мама недовольна ошибками и «кривым» почерком. Учительница говорила, что его почерк самый красивый в классе, но мама думала иначе. Она сказала, что Кастиэль недостаточно старается. Сказала, что он позорит её. Кастиэлю десять. Мама каждый день спрашивает у кого-то сверху, называя его ‘Боже’ , за что ей такой неспособный сын. Она говорит, что он должен уметь всё. Кастиэлю одиннадцать. Он сидит на качелях, пытаясь понять, почему мама злиться из-за его «четверки» по математике. И почему папа начал кричать на маму поздними вечерами, когда сам Кас лежит в постели, всеми силами стараясь уснуть. Завтра у него день рождения, но никто об этом не вспомнит. Или не захочет вспоминать. Кастиэлю тринадцать. Он понял, почему папа бьет маму, усвоил, что должен уметь и знать всё. Усек, что должен учиться на «пятерки», иначе папа с мамой будут недовольны им. Кас уже начал писать стихи, но еще не встретил свою музу. Он никогда не хотел быть «душой компании», но часто был ею, ведь имел в запасе парочку остроумных шуток и блокнот с рисунками , которыми почему-то все восхищались. Кастиэлю четырнадцать. Это можно назвать рубежом между детством и взрослой жизнью. Но не в случае Каса. «Обрывки серьезных взрослых слов уже не мешают мне видеть сны, Я засыпать привык давно под ругань из-за стены.» Засыпать и просыпаться из-за ругани на первом этаже — привычно для маленького Кастиэля. Так же привычно, как для других детей смотреть кино с родителями каждые выходные или слышать от мамы «я тебя люблю». Он знает как перестать обращать внимание. Знает, куда можно уйти, чтобы не слышать и не думать. Отсюда и началась любовь к звездам. В них, в их сиянии можно укрыться. Можно мысленно улететь к ним и не видеть, не слышать, не думать и не чувствовать. И это так приятно. Это умиротворяет. Из-за штор в комнату пробирается темнота и Лунный свет. Он заберет с собой и прокатит по звездам и галактикам. По черным и белым дырам. По планетам и кометам. По счастливым мечтам, которым не суждено сбыться. Кастиэлю шестнадцать. Способ со звездами больше не работает. А излишнее внимание матери теперь лишь раздражает. Поздно она одумалась. Ему нужно было это в пять, в восемь, в одиннадцать, но никак не сейчас. Отец почти не пил и никогда не напивался до состояния «в дрова», но тогда вернулся в буквальном смысле в хлам. По звукам с первого этажа можно было понять, что они опять ругаются. В такие вечера ничего не хотелось больше, чем исчезнуть. Провалиться под землю, пропасть, испариться, потеряться где-то между мирами. Но оставались лишь наушники и одни и те же песни из плейлиста. И оставался может еще его ‘Лирический герой’ , который настрадался так, что уже давно бы исчез если б не было Каса. Они должно быть похожи чем-то. Самому Новаку что-то или кто-то тоже не давал исчезнуть. Может это был лучший друг — Бальтазар. Может и желание творить, при нежелании видеть результат. А может странное предчувствие будущей жизни, новых ощущений и желание жить. Кастиэлю восемнадцать. Прямо здесь и сейчас ему восемнадцать лет. Он сидит тут, на кровати, в растянутой футболке, один. В тишине. Кастиэль умеет наслаждаться тишиной, он умеет ее слушать. Он умеет ждать и терпеть. Умеет говорить и слышать Он вообще много чего умеет. Только понимать людей не всегда получалось. У него было много друзей, но он зачастую не понимал, почему они поступают так или иначе, почему они ведут несколько распутный образ жизни и не понимал их взглядов на мир. Кас не понимал, почему Бальт подворовывал у начальства. Не понимал, почему родители ссорятся по пустякам. И не понимает, что в нем нашел Дин Винчестер. Винчестер занимает отдельное место в жизни Кастиэля. И это место самое счастливое. Он был приятным в общении, хотя всячески отрицал это. Был внимателен и носил много «масок». Он хотел быть любимым и был. Просто не замечал. Он словно солнечный луч в темном месте. А в голове его теплилась целая галактика мыслей и чувств. Он часто прилипчив, весел и, кажется, думает, что никто не видит его мешки под глазами и вселенское отчаяние в самих глазах. Кто знает, видят ли это другие, но Кастиэль видит. И не может помочь. Его туда не пускают. Кас научился не только слышать, но видеть и понимать . Жизнь научила. Она заставила его научиться. Иначе, он бы просто когда-то не вышел живым из дома. Дин никому не позволит рыться в своей голове, и это тоже видно. Все его настоящие чувства зачастую ощутимы и видны на лице. Как бы он не старался скрыться — Кастиэль видит всё.