Волчица

Я проснулась от того, что в окно светит солнце. Прекрасное тёплое апрельское солнце. Ночь прошла спокойно, видно я очень умоталась за эти дни, чтобы переживать сейчас, или о себе дают знать успокоительные, которые вчера всё равно пришлось пить. Но на душе всё равно лежит большой и тяжёлый камень, который не скоро уменьшится в размерах. Сегодня у меня много дел, даже слишком много. Но сначала вкусный домашний кофе, которого я была лишена на выезде. На кухне уже сидит Саша. –Доброе утро, Волчица, – парень видно недавно вышел из душа, его влажные волосы вились и падали ему на глаза. –Привет, – рассеянно говорю я. –Как плечо твоё? –Нормально, – вчера я поняла, что от ушиба остался только один синяк.  –Можно мне сегодня с тобой? –Нет... – в довесок своих слов я качаю головой. –Но, почему?  –Если я пойду в квартиру одна, то мои воспоминания, останутся только моими мыслями. А если мы пойдём вместе, то я буду тебе всё озвучивать. Боюсь, что ты не захочешь знать о моём детстве столько, – сегодня я планировала съездить в квартиру своих родителей. Может, заберу какие-нибудь вещи. Но предаваться воспоминаниям о детстве вслух не хотелось. –Крис, – Саша встаёт и подходит ко мне, – я люблю тебя такой, какая ты есть. Я люблю тебя не из-за твоего прошлого или будущего, а из-за твоего характера, души, сердца. Просто всю тебя, чёрт возьми. Но если ты поделишься со мной, то тебе станет легче. Подумай, пожалуйста. Я приму любое твоё решение, – он обнял меня своими сильными и крепкими руками. Он - моя защита и крепость. Я задумалась, размышляя о том, хочу ли я поделиться своим детством с Сашей или нет. Я боюсь, что узнав о нём, Костёр начнёт относиться ко мне с жалостью. Я этого допустить не могу! Ещё несколько секунд раздумий и... –Хорошо, поехали вместе. –Я очень рад, что ты приняла именно такое решение, – Саша обнимает и целует меня в лоб. – А теперь завтрак!

~~~~~~~~

Мы подходим к многоэтажке. Как же я давно здесь не была. Костров держит меня за руку, от этого я чувствую, что я в безопасности. –Кристина! Бог ты мой, кого я вижу! Я думала, ты исчезла с лица земли! – ко мне со всех ног бежит одноклассница, всё также тараторя. –Молли! Как я рада тебя видеть! – я делаю несколько шагов по направлению к ней, и мы ловим друг друга в объятия. –Крис! Так нельзя! Ты не звонишь! Не пишешь! Со своим хоккеем совсем с ума сошла! Фанатка! –Не фанатка, а профессиональная хоккеистка! – смеюсь я, – Познакомься, это Саша - мой парень. Костёр, это Молли, моя подруга. –Девушки, я вас тут оставлю ненадолго. Думаю, вам есть что обсудить, – парень отходит в сторону и достаёт телефон. –Как же я скучала по тебе! Так давно ты не была в наших краях! – Молли всё ещё не может успокоиться. – А ты к родителям идёшь, помирились что ли? –Нет, – улыбка сходит с моего лица, – иду вещи забрать кое-какие. –Кристи, всё в порядке? –Да, всё ок, – потерянно говорю я. –Что ж у тебя за родители такие, всё никак простить тебя не хотят? –Молли... Они не простят меня больше... Никогда... –Но... Почему? – тон у подруги сразу стал серьёзным. –Разбились в аварии... Несколько дней назад..., – последние слова эхом отзываются у меня в голове. Ещё не прошло недели, а уже столько всего случилось. –О, Боже! – первый раз я видела, чтобы у неё было такое лицо. Она закрыла рот руками, только чтобы не закричать. – Прости, Крис, прости. Не надо было мне начинать. –Ты не знала, забей на это. –Ты придёшь к нам на выпускной? – Молли очень быстро сменила тему, спасибо ей за это. –Не знаю. Возможно. Я подумаю. –Я поняла. Ладно, пока... Мне жаль, правда... Пока, надеюсь, ещё встретимся, – она уже уходила, когда сказала свои последние слова. Я только махнула рукой ей на прощание. Идти в квартиру уже не хотелось. –Саш, пошли, – я направляюсь к подъезду. Ищу в сумки ключи и дрожащими руками открываю дверь . –Какой этаж? – заходя в лифт, спрашивает Костёр. –14. И вот остаётся последняя дверь. Дверь в тот мир, который был ненавистен мне, но в тоже время был и родным. Вдох. Выдох. Поворот ключа. –Добро пожаловать в мой детский дом, – я вдыхаю запах моего ребячества. –Как давно ты тут была? – разуваясь, спрашивает Саша. –Последний раз почти 5 лет назад, – я обвожу взглядом всю квартиру и иду на кухню.  –То есть ты хочешь сказать, что жила одна с 13 лет? –Да... Открываю шкафчик с чашками в поиске своей любимой. Чёрная большая чашка с гербом Хогвартса - это память о моём фанатизме к Гарри Поттеру. –Не знал, что ты любила эту вселенную, – замечает Костёр, пока я заворачиваю кружку в газету. –Я много чего любила... – после этих слов я подошла к ящику со столовыми приборами. – Тут ничего не поменялось с тех пор, – поймав непонимающий взгляд Саши, я начинаю объяснять ему. – Мама всё время складывала вилки, ложки, ножи в беспорядке, не распределяя по отсекам. А отец, наоборот, всегда к этому относился очень принципиально, и нередко на этой почве возникали скандалы. –Мои никогда не обращали на это внимание, у нас был вечно царивший хаос в таких местах, – я засмеялась сама не зная от чего. То ли от того насколько было легко с Сашей, то ли чтобы скрыть свои слёзы. –Пойдём, покажу тебе свою комнату, – как только я подошла к её двери, то воспоминания нахлынули волной. – Саш, хоть это место и не было оазисом тишины в этой квартире. Но все мои эмоции здесь заглушались покровом ночи и относительного спокойствия. –Крис, ты вырвалась из этого кошмара. Помни об этом, – он обнимает меня, от этого становится легче. Я прохожу дальше, пока не упираюсь в стол. Он всё также стоит перед окном. Справа от него мой любимый уголок, состоящий из подушек и пуфика. Слева стеллаж, раньше там стояли мои тетради и учебники. Сейчас большинство полок пустует, а те которые наполнены частично - там книги. Все свои книги я заберу обязательно. Дальше по этой же стене стоит кровать. Вздохнув, я сажусь на неё и прижимаю к себе ноги. –Можно вопрос? – Саша осторожничает, это заметно. Но я киваю, он имеет право знать всё, что хочет. – Почему у тебя нет тюли и штор на окнах, как у всех? Честно, я первый раз это вижу. –Мой подростковый бунт. Я в том возрасте ненавидела всё, что загораживает окна. И во время очередного скандала, я сорвала тюль и шторы, крича, что меня всё это достало. А после... После отец впервые поднял на меня руку, мне тогда было 12лет. А через год я съехала от них. –А мне ты тогда сказала, что упала с велосипеда, – моё сердце пропустило удар. –Ты помнишь? –Помню. Ты пришла на тренировку с синяками на лице и руках. И смеясь, рассказывала о том, как ты упала с велика. А когда моя мать увидела тебя после, то сказала мне, что у тебя в семье проблемы. Я не верил, пока ты не ушла вместе с Макеевым. Я не знал, куда он тебя ведёт. А когда проследил, то понял, что к себе домой. Там тебе было безопаснее... –О, Господи... – я не могла поверить, что уже тогда кто-то что-то замечал кроме тренера. А я просто была малолетней дурой, которая боялась своей жизни, которая боялась говорить об этом кому-либо. –И тогда, – Саша продолжает, – я понял, что ты нуждаешься в защите, хоть и отказываешься от неё. –Я даже не могла думать, что это было настолько заметно, – я встаю и залезаю под стол, продолжая рассказывать о своём детстве. – Это место было моей крепостью в детские годы. Когда родители ругались, я всегда залезала сюда и сидела молча. Когда отец был пьян настолько, что не узнавал меня, я сидела здесь и боялась пошевелиться. Когда моя родная мать орала на меня, то я садилась сюда и закрывалась игрушкой, в надежде, что она спасёт меня. Спасёт от этой безумной жизни. Я думала, что так у всех детей. Абсолютно у всех. Пока не увидела родителей наших ребят, которые обнимали и целовали их, встречая после тренировки, – я замолкаю, давая слезам скатиться по щекам и упасть на пол. –Крис, – Костров садится рядом со мной и смотрит прямо в глаза, – мне жаль... Правда, жаль. –Не надо меня жалеть! – рявкаю я.  –Я не жалею тебя, знаю, что тебе это не нравится. Я сочувствую тебе. Если ты хочешь, то когда мы выйдем отсюда, то я сделаю вид, как будто никогда не знал того, что узнаю здесь. Хочешь? –Нет... Не хочу... Ты первый человек, который узнаёшь это по моему собственному желанию. Мне это очень важно, чтобы рядом был тот, кто знает всё самое страшное. Несмотря на то, что я жутко боюсь этого, – Саша обнимает меня и вытирает слёзы с щёк. –Крис, ты когда здесь сидела, то всегда плакала? –Да, – отвечаю я, снова всхлипывая. –Тогда вставай, – он тянет меня за руку, помогая встать. Я обхожу стол и сажусь на подоконник. –Саш, что ты будешь делать, если увидишь человека, сидящего на подоконнике со свешенными на улицу ногами? –Быстро подойду к нему, сниму и буду разговаривать с ним. –А моя мать... Она встала за мной и всем телом упёрлась в меня. Она орала на меня за что-то, угрожая, что если я пророню хоть слезинку, то вытолкнет меня с подоконника... –Ты хотела умереть? –Да, хотела... После той ночи я очень часто думала, сделала я правильно или нет. Может, надо было спрыгнуть самой? – я видела на Сашином лице шок. Шок от моей жизни и детства. –А сейчас? Сейчас отвечая на этот вопрос, что ты скажешь?  –Я сделала всё правильно. Умирать, не увидя жизнь, – это глупо. –Тогда было глупо, а узнав, что тебе нельзя тренироваться – нет? Ты ведь могла тогда покончить со всеми своими проблемами, а не только с тем, что тебе предстояло восстанавливаться. Что тебя остановило? –Не знаю… Возможно, страх, что я очнулась бы. Но первые мысли, благодаря котором я сделала шаг назад, были о вас, о хоккее. Именно «Медведи» не давали мне опустить руки и сдаться. –Ты серьёзно? То есть, когда ты была младше , ты поняла это. А став старше уже забывала? –Нет, Саш, нет. Просто я понимала, что без хоккея для меня жизнь не будет смысл… –А я? Я не тот человек, ради которого тебе хочется жить? – Говорит парень со слезами на глазах. –Тот…Просто я тогда не подумала над этим…Прости… В глазах Саши виден страх. По щеке у него начинают течь слёзы. –Крис... Я вдруг представил, что та ночь была бы роковая... И я бы не смог спасти тебя… – Это был страх за меня. Страх за то, что он мог меня потерять. Костров плакал, я сама не могла сдержать слёз и начала рыдать рядом с ним. –Саша, я с тобой. Мы вместе. Прошлое осталось там, вдалеке, – я обнимаю его и сквозь слёзы шепчу всё это на ухо. – Я больше не сделаю этого честно. Мне жаль, что я заставила тебя так переживать… Я больше ничего не могу сказать. Мы стоим в объятиях друг друга, слёзы каждого падают на нашу одежду. У каждого из нас слёзы говорят о разном. У меня об осознании моей ошибки, а у Саши о страхе на меня, за нас… Прошло ещё несколько минут, прежде чем Костров смог вернуться в своё обычное состояние. Он смотрит мне в глаза, качая головой. Я пожимаю плечами и сажусь на диван, расположенный внутри стеллажа. Я хочу залезть туда с ногами, но они не влезают, видно я слишком выросла за эти годы. –Похоже, кто-то подрос, – замечает Костров. Я ухмыляюсь. –Здесь, – я провожу пальцами по дереву, – я поняла, что такое предательство от человека, которому больше всего доверяешь. Она растоптала меня, выбросила, как ненужную игрушку... – Саша берёт меня за руки. –Скажи, это комната вся наполнена слезами и болью? –Да, почти. Исключение - это хорошо написанные переводные работы и выигранные нами матчи. –Тогда пошли туда, – он тянет меня за руку в соседнюю комнату. В комнату родителей. Я застываю на пороге. В голове появляется другая картинка. –На этом диване мой отец просил прощения за то, что пьёт. Я была маленькой, мне исполнилось 6 лет, и пришёл папа пьяный в хлам. Мать отправила его проспаться, а я проскочила с ним в комнату. Он тогда плакал и клялся, что больше не возьмёт в рот и капли спиртного. Он выполнил своё обещание... Потому что клялся моей жизнью... – парень обнимает со спины, его голова лежит на моём плече. – Ладно, я сейчас в сумку покидаю кое-какие вещи, и пойдём. –Хорошо, я подожду, – только я отхожу, как Саша меня вновь подзывает к себе. –Чего? – я подхожу к нему с книгой в руках. –А эта комната…Что она ещё для тебя значит? –Тут отец всегда орал на маму, иногда бил её. А я в это время лежала, свернувшись в комочек, у себя на кровати и плакала. Один раз соседи даже вызывали полицию, так мама кричала. Приезжали папины и мамины родители. Я не могла уснуть, боялась за свою жизнь, и дедушка по маминой линии стоял на коленях перед кроватью, чтобы я могла смотреть на него. Он говорил, что не даст меня в обиду, а я плакала, ведь уже перестала верить во все эти обещания. –А мне ты сейчас веришь? - перебивает меня Костров. –Тебе да. Так вот, ему было жалко меня. И с тех пор я возненавидела жалость. Это ужасное и противное качество, упоминание о котором переносит меня в это квартиру. В тот момент, когда все жалели меня и гладили по головке, пока я в одиночку боролась со своими проблемами… – Я умолкаю. Поворачиваюсь к Саше и утыкаюсь ему в грудь, начиная рыдать. –Крис… – Больше Костров ничего не произносит, а только сильнее обнимает меня. Он прав, слова здесь не уместны. –Давай я по-быстрому соберусь, и мы пойдём. –Давай. Можешь не торопиться. А торопиться мне хотелось. Я больше не могу находить в этой квартире! Хочу туда, где от воспоминаний на душе становится тепло. –Я готова. Закрываю дверь в квартиру, понимая, что больше не приду сюда. Ни-ког-да. Моё детство осталось в прошлом. Навсегда. Из подъезда я выхожу подавленная, держась за Сашу. Он первый начинает разговор. –Крис, если меня кто-то когда-нибудь спросит, кто самый сильный человек на земле. То я без раздумий скажу, что это Кристина Волконская. Я поражаюсь, как после этого ты готова прощаться с ними так, как положено. –Они показали мне, как можно любить и ненавидеть одновременно. Как можно получить доверие и через несколько секунд об него уже будут вытирать ноги. Как можно жить между благодарностью к жизни и страхом за неё... –Можешь не продолжать, я понял, – перебивает меня парень. –Я жила здесь как на канате, когда подпрыгну, то чувствую любовь, когда приземлюсь – чувствую спокойствие, когда падаю, то погружаюсь в ненависть. И последнего больше всего. –Крис, а в каком состоянии ты живёшь со мной? –Я с тобой живу не на канате, а на очень широком мосту, с падения которого ты меня постоянно удерживаешь. А если мы ругаемся, то оба стоим около края, а потом вместе, держась за руки, отходим в центр. –Я поражаюсь твоей фантазии, – удивленно говорит мне Саша.  Мы идём к нам домой. В то место, где у меня есть безопасность и настоящая любовь. Туда, где на меня никто не подымет руку и будет просто ценить меня.