(Not) just, two of us!

Вода везде. Она опутывает, залезает под вещи, тащит вниз, проникает в ноздри, заливается в рот, течет по глотке и заполняет легкие, кажется, разрывая их. Больно до того, что хочется кричать, но воздуха для крика в них не осталось вовсе. Он барахтается, бездумно дергает конечностями и ощущает, как его сердце в агонии пропускает пару последних ударов, когда глаза улавливают в бесконечной толще воды перед собой – силуэт. Кто-то приближается к нему, но он не видит лица. А мгновением позже и вовсе весь мир, сжатый до последней капли кислорода в его теле, потухает. Джонхан подскакивает на постели в собственной небольшой квартире в Сеуле, судорожно хватая ртом воздух. Постель под ним мокрая, сам он – словно крыса, сбежавшая с корабля. Осматривается, ощущая все еще фантомную боль в легких, и в первые пару мгновений никак не может понять, что воды вокруг нет. Падает обратно на подушку, накрывает лицо ладонями и трет, надавливая подушечками на веки. Дает себе совсем чуточку времени, прежде чем отнять руки и потянуться к телефону. 7:45. Они с Вону и Мингю договорились встретиться в 9:30, чтобы наведаться в гости к Джошуа и Сокмину. В последний их диалог Чон предположил, будто сможет оставить оборотня на попечительство Хона, раз уж у того так хорошо ладится с волчатами. Джонхан, впрочем, практически уверен, что Вону откажется от этой идеи, стоит только замелькать на горизонте настоящей перспективе вновь остаться в холодной, полупустой квартире в полном одиночестве. Юн и сам бы не отказался от кого-то, к кому можно было бы возвращаться каждый вечер, но он, будучи реалистом, знает наверняка: в его положении это непозволительная роскошь, которая может завершится трагедией. Джонхан готов умереть в любой момент сам. И абсолютно не готов хоронить кого-то. Пролистывая уведомления, Юн натыкается на сообщение в какао, оставленное парой часов ранее. Он тогда пытался заснуть и предпочел проигнорировать чье-то внимание. [Коп-Вон] Девочка продолжает утверждать, будто там было два монстра. [Коп-Вон] Я смогу справиться с этим, так как это ребенок. Сослаться на стресс и все такое. Но постарайтесь не делать этого больше при свидетелях, ладно? [Коп-Вон] И, Джонхан, ты занят в эту пятницу? Вечером? [Коп-Вон] Это не по охоте или этому делу. Ты не хотел бы просто выйти куда-нибудь? [Ханни] Сорри, еду к другу на выходные. Спасибо, что помогаешь с девчушкой. Отдохни хорошо! Джонхан вздыхает тяжело, прихватывая зубами нижнюю губу. Хёнвону он, вероятно, вполне мог бы дать шанс. Но что-то внутри недовольно ковырялось, из раза в раз не позволяя согласиться хотя бы на одно чертово свидание. Разве кому-то стало бы действительно хуже от вкусной еды и пары бокалов вина? Юн бьет подушечкой пальца пару раз по экрану телефона, пялясь на поле ввода пароля для входа в учетную запись. Из головы выветрилось, а ощущение, будто там запрятано что-то чертовски важное, так и не отпускает. Плевать. Откинув телефон на постель, он поднимается. Сначала душ, потом кофе и импала. По крайней мере у него есть план на ближайшие сутки. Жить так, не планируя дальше двадцати четырех часов, оказывается чертовски удобно. По крайней мере, не нужно постоянно думать о том, как бы отменить запланированные наперед дела и встречи, если вдруг сдохнешь. Мингю с Вону опаздывают почти на пятнадцать минут, и Джонхан сидит за рулем машины, копаясь в телефоне. Тычется в какую-то игрушку, которую установил на него Чон, практически помешанный на всем подобном. Механика игры идиотская: заходи каждый день, собирай всякие дары, а в конце, может быть, что-то да получишь. Будто подобным Юн не мог заниматься в реальной жизни, устровшись в какой-нибудь офис, где заработная плата – награда за то, что не пропустил свои рабочие дни и выполнял задания, которые выставило тебе начальство. Садясь на переднее сидение, Вону выглядит измотанным. Он, никогда не опаздывающий, вероятно, последние пятнадцать минут только и делал, что переживал и подгонял Мингю. Тот забирается на заднее так, чтобы оказаться ровно посередине и тоже иметь доступ к виду из лобового стекла. Джонхан кидает на него взгляд через зеркало и не без удовольствия отмечает, что выглядит мальчик гораздо лучше. На Мингю здоровенные спортивные шмотки, а не костюм (или вообще ничего), и в нем волчонок кажется совсем еще юным. — Прости, задержались, — Вону поправляет очки на себе, приспускает окно со своей стороны на пару сантиметров. — Все нормально, — Джонхан впихивает ему в руки свой мобильник, позволяя отвлечься, и заводит машину. – Пристегнись, Ким Мингю. Даже собачкам положено ехать в салоне на шлейке. — Ха-ха, как смешно, — Мингю цокает языком и недовольно морщится, но почти тут же перестает дуться, принимаясь возиться со средним горизонтальным ремнем, едва сомкнувшемся на его немаленьком теле. Смешно, думает Джонхан. И пихает Вону в бок, кивая на Мингю, когда замечает, что тот высунулся из окна автомобиля. Еще и не шути над ним, ну честное слово. Вону тихо хихикает, и остатки напряжения в машине окончательно растворяются в свежести воздуха, задуваемого с дороги, только недавно принявшей на себя удар очередного ливня. Дом Джошуа и Сокмина находится на въезде в город, в сторону Пусана. Частный, почти на отшибе. Леса тут небольшие и не особо густые, зато скалистые, испещренные небольшими ручейками. Крупных животных в этой местности не водится вовсе, да и туристы редко захаживают из-за того, что рядом вдоль и поперек – рисовые поля, являющиеся чьей-либо собственностью. Вполне себе удобно, – думает Вону. Он бывал тут лет пять назад, когда эти двое еще не успели отстроить второй этаж, сделать веранду и еще какую-то пристройку. Вполне себе в американском стиле, к слову. Но красиво. Так, будто бы у этого пейзажа вполне был бы шанс попасть в фильмы по книгам Стеффани Майер. Они заезжают на гравий, похрустывающий под колесами импалы, и останавливаются в двадцати метрах от дома, рядом с пикапом Джошуа. Им навстречу выходит Сокмин. Высокий, крепкий, темноволосый и кучерявый, он нетерпеливо машет рукой и улыбается. Двери машины хлопают, и Вону замечает, как шевелятся крылья носа Мингю: он принюхивается, осматриваясь. И Вону понимающе отмалчивается. Очевидно, тут все пахнет Сокмином, это ведь его дом. Мингю вполне может быть некомфортно первое время. Остается надеяться, что у вервульфов нет привычки рычать друг на друга или нюхать попы при знакомстве. — Привет, как добрались? – Сокмин начинает говорить еще до того, как подходит на общепринятое для этого расстояние. Но голос у него такой громкий, что все равно слышно. – Джошуа сейчас вылезет из душа и тоже подойдет. — Порядок, — сообщает ему Джонхан коротко, и смотрит за тем, как Мингю опускает голову и смотрит на Сокмина исподлобья, приподняв брови. Это не страх, не злость и не тревога. Он насторожен и, находясь на чужой территории, кажется, ожидает первого действия со стороны сородича, с коими ранее иметь дело ему не доводилось. — Я – Сокмин. Можно Докём. А ты – Мингю, да? Мне говорили о тебе, — Сокмин протягивает ему руку и улыбается шире, и Мингю, кажется, расслабляется. Он пожимает чужую ладонь, отмечая, что Докём не пытается сжать покрепче, чтобы показать, кто тут главный. Он действительно дружелюбен, искренне настолько, насколько это возможно. И Мингю почти невольно улыбается тоже, обнажая клыки. Когда они уходят вперед, переговариваясь о чем-то своем, Вону, до этого напряженный, облегченно выдыхает. — Щенята нашли общий язык? – Джонхан хлопает его по плечу и кивает в сторону дома, предлагая отправиться за ними. – Я же говорил, что все будет хорошо. Вону вытирает о штаны на бедрах вспотевшие ладони. — Да, все отлично. Ближайшие пару часов занимает подготовка к ужину. На заднем дворе дома оказывается пристроен гриль, и они вытаскивают из той самой пристройки (что-то наподобие сарая) стулья и столик. Вону доверяют закуски, и он ощущает себя откровенно лишним: Джонхан с Джошуа, знакомые чертовски давно, о чем-то болтают, занимаясь мясом; Сокмин и Мингю, найдя друг в друге новых друзей, возятся в пикапе. Мингю сказал, что что-то да понимает в машинах и вполне может посмотреть, почему тот начал вдруг стучать. Сокмин, кажется, просто крутится рядом. Чон, правда, всегда был неловким, поэтому он ничего не может поделать с собой, когда выпаливает сразу же, как только Джошуа подходит ближе к столику. — Ну и как ты с ним справляешься? – под вопросительным взглядом того, Вону поясняет, пытаясь скрыть неловкость. – С Сокмином. Он кажется абсолютно счастливым, а у меня в доме все только и делают, что жалуются на Мингю. — Ты оставляешь его дома одного? – Джошуа тихо посмеивается и мотает головой, когда видит, как Вону отводит взгляд и откашливается невольно. Хон переводит взгляд туда, где рядом с машиной крутится Сокмин. – Зря. Если тебе кажется, что так ты его защитишь – это все чушь. Берите его с собой, и вы достаточно быстро поймете: нет союзника лучше, чем оборотень. Эти парни – нечто. И они, кажется, подружились, а? — Подружились, — соглашается тихо Вону, активнее накладывая кимчи из контейнера в тарелочку. Они приехали сюда для того, чтобы спросить в итоге у Джошуа, сможет ли он оставить у себя и Мингю тоже. Однако теперь Вону задает совсем иной вопрос. — Вы с Сокмином сможете помочь? Ему приходится очень тяжело из-за того, что он никогда не знал других оборотней. Думаю, ему бы не помешало побыть некоторое время рядом с кем-то, себе подобным. Джошуа, кажется, все знает. Он улыбается Вону мягко, и кивает. Подкрепляя словом. — Конечно. — Ты ведь родился таким, верно? – Докём знал, что к этому разговору им нужно прийти, и все же ходил вокруг да около, боясь показаться не тактичным. Теперь, когда между ним и Мингю образовалась некая доверительная атмосфера, он все же решается. – Джонхан с Джошуа говорили об этом. О том, что ты не совсем такой, как я. Мингю теряется на мгновение, и Сокмин пугается, будто все испортил. Впрочем, тот ведет неуютно плечом и все же отвечает. — Да. А тебя укусили? Сколько тебе было, когда это случилось? Он переводит тему. Ли не находит в этом ничего страшного, и с готовностью поясняет. — Да, укусили. Мне было четырнадцать. Это был… нелегкий период в моей жизни. Все вокруг твердили, что все было бы гораздо проще, если бы рядом был более опытный волк, который смог бы помочь со всем этим. Мы нашли его, когда мне было лет шестнадцать. Вервульфов в стране не так много, так что это было чудом, что этот согласился возиться со мной, — Сокмин трет пальцами шею под затылком и припоминает. – Когда я спросил, почему он все же решил помочь, он ответил, что его сыну было бы столько же лет, сколько и мне. Мингю замирает. И смотрит на него долгим немигающим взглядом. Так пристально, что Сокмин успевает перепугаться, будто ляпнул что-то совсем не то. А это он, как говорит Джош, умеет лучшего всего. — Все в порядке? — Какого ты года рождения? 97? Осознание доходит до Докёма в ту секунду, когда он медленно кивает. Он хватается за ручку пикапа и ощущает, как волк внутри жалобно скулит и сжимается. Мингю перед ним наклоняет голову, смотрит тяжело и тучно. Сокмину кажется, он его сейчас на клочья порвет. Он искренне не понимает, что сказал не так, когда приходится буквально вывалиться из пикапа и попытаться подскочить на ноги, чтобы удрать. И еще больше теряется, когда Мингю валится прямо на него, и они возятся по земле. Сокмин знает наверняка только одно: его новый друг ужасно зол на него за что-то. Жалобный скулеж мешается с рыком, Мингю силится вцепиться в него зубами, а Сокмин лишь пытается увернуться, несмело скалясь в ответ и дергаясь. Удрать. Удрать. Ничего другого ему не остается. Мингю крупнее, сильнее, в нем говорит тот, кому сопротивляться все равно не выйдет. В волчьих стаях всегда так, — говорил тот мужчина, с которым он провел полгода бок о бок. Но Сокмин никогда не ощущал на себе это так явно, как сейчас. А ведь они и стаей не были. — Что происходит? – Джонхан, до этого принявший возню оборотней за игру, бьет тревогу первым. — Мингю? Мингю! – Вону бросается к ним прямо так, в перчатках, перепачканных кимчи. — Вот тебе и подружились, — Джошуа вздыхает. Приходится убрать мясо с огня, чтобы не сгорело, прежде чем поспешить за ними. Как бы Вону еще не перекинулся в свою более жуткую версию и не ввязался в драку третьим. Разнять, даже в три руки, их оказывается достаточно тяжело. Вернее будет сказать, отцепить Мингю от Докёма, продолжающего мучительно громко и звонко скулить. Тот и после сидит, сжавшись и смотря здоровенными глазами то на Джошуа, осматривающего его на предмет значительных ран, то на Кима. Мингю, все еще кидая в их сторону сердитые взгляды, ходит туда-сюда на расстоянии в метров сто, не меньше, того гляди, вновь собираясь наброситься. — Что случилось-то? Из-за чего подрались? – Джошуа поджимает губы и тяжело вздыхает. Ничего серьезного на Докёме он не обнаруживает, и все же в голосе его чувствуется раздражение. Он готов и сам Мингю этого вздернуть. Сокмин пожимает плечами. И тихо шепчет. — Наверное, я сказал что-то не то. — Ну и что на тебя нашло? – Чон Вону приносит ему тарелку, полную мяса, и опускается на скамью рядом. Мингю так и не присоединился к их ужину, даже несмотря на то, что пересилил себя и попросил прощения у Докёма, не пояснив, впрочем, причины такой резкой перемены в настроении. Тот зла не держал. А если и да – был слишком хорошим актером для того, чтобы Мингю решил остаться в стороне на небольшом празднике жизни. Ким больше сорока минут просидел в гордом одиночестве на скамье в тени дома, прежде чем Вону все же решил, что ему надоело быть в неведении. — Не знаю, — Мингю смотрит на мясо, к которому заботливо припихнули целую кучу закусок, и не ощущает никакого аппетита. Впрочем, он не злится на Вону за то, что тот подошел к нему. Напротив. Хотя, наверное, если бы на его месте был Докём, все бы опять переросло в перепалку. — Не ври мне, Мингю. Вы двое отлично поладили, все это заметили. А потом ты вдруг набрасываешься на него, и не понимаешь, почему? – Вону вздыхает. Он смотрит на Мингю устало, но без налета родительской строгости, которой обычно одаривал его Джонхан, если дело доходило до разговоров такого толка. — Просто я… — Мингю запинается, хмурится и смотрит перед собой. Мотает головой и пытается впихнуть тарелку обратно Вону. Он хочет сказать «нет, ничего» или «мне нужно побыть одному», но не успевает. — Знаешь, я тоже не умел разговаривать со своими родителями. Мое детство не было самым прекрасным на свете, а родители порой творили чертову дичь, но я бы ни за что в жизни не жаловался, если бы они были живы, — Вону перебивает его, и Мингю, переводя на него взгляд, видит, как Чон пожимает плечами, откидываясь назад, на скамью. – Я не люблю эту тему. Но, если тебе нужно знать что-то обо мне для того, чтобы облегчить душу: так тому и быть, а? Что ты хочешь узнать? Он видел в глазах Мингю ранее столько незаданных в робости вопросов, что теперь был почти готов рассмеяться от того, каким растерянным выглядело лицо напротив. Мингю в такие моменты казался ему особенно очаровательным, и Вону невольно сдавался. — Ладно, давай начнем с начала. Наши с Джонханом отцы дружили. И матери тоже, но в меньшей мере. Мой папа и его – тоже были охотниками на нечисть. Можно подумать, что мы продолжаем семейное дело, но тут скорее мы оба просто больше не знаем, на что еще способны в жизни. Такое, наверное, часто бывает, когда ты с самого юного возраста только и делаешь, что слышишь об охоте, а когда исполняется 14 – еще и берут с собой на всякую шушару. Моя мать, конечно, была против, но там ведь будет Джонхан – я не мог быть хуже его, понимаешь? – Вону чешет нос и цокает языком. Признавать собственных юношеский дух соперничества даже теперь было тяжело. Ранее он только и занимался тем, что делал вид, будто ему на все плевать, но это всегда было далеко от правды. — Они не общаются теперь? – Мингю хмурится. Ему не нравится то, как Вону говорит обо всем этом, и все же, где-то внутри теплится надежда на то, что все не так уж мрачно. Ровно до тех пор, пока Вону не мотает головой. — Они все мертвы. Отец Джонхана умер первым. На одном из заданий. Мой считал себя виноватым, и, — Вону поджимает губы, хмурится, пялясь вперед, но, кажется, не видя ничего перед собой. – Он стал другим. Помешанным на мысли отомстить за лучшего друга. Он считал, будто в его смерти был виноват ковен, к которому некогда относилась мать Джонхана. Наверное, она считала так тоже. Они терпеть не могли ее и ее мужа. Подумать только, они лишились сестры из-за какого-то смертного, который охотился на таких, как они сами. — Мама Джонхана – ведьма? – Мингю старается не перебивать, и все же некоторые моменты кажутся ему странными. — Да. Он не знал об этом, когда они сошлись. Но знал, когда поженились. Красивая сказка, в которой они оба отказались от своих миров ради друг друга и принесли на свет сына. У моих все было гораздо проще. Никакой особой прозы: просто отец всю жизнь занимался охотой, а мать до поры, до времени думала, что он охотится на животных. А потом, когда все вскрылось, она уже была беременна мной. Куда там денешься? – Вону прикрывает глаза, припоминая. – Мама затевала истерику каждый раз, когда речь шла об охоте. И всегда осуждала его за обман, а он называл это недосказанностью. Я не могу сказать, что они не любили друг друга, все было вполне нормально до тех пор, пока отец Джонхана был жив. Чон замолкает. Эта тишина длится так долго, что Мингю начинает нервничать. И задает первый вопрос, который приходит ему в голову и звучит так, будто за ним не может стоять истории огромной детской травмы. — Выходит, вы с Джонханом с самого детства дружили? — Что? Нет, — Вону тихо смеется, и Мингю ощущает облегчение. Попал. – Этот козел в детстве был таким напыщенным индюком, считающим себя лучше всех, что я практически ненавидел его. Все детство мечтал быть сильнее, выше, круче него. Оказалось, свои желания надо уметь формулировать правильно. — Ну, ты выше. И, думаю, сильнее и круче, — Мингю жмет плечами под насмешливым взглядом Вону, а после Чон вдруг тычет пальцем его в бок. — Верно. Я и был тут самым высоким, сильным и крутым, пока тут не появился ты. И что там Сокмин сказал: ты, кажется, у нас альфа-самец? – Вону смеется от того, как перекашивает лицо Мингю и отмахивается. – Да ладно тебе. Это только звучит так плохо. На самом деле, это норма в волчьих стаях. Там всегда есть особи сильнее, которым все подчиняются, иначе весь этот волчий механизм не работал бы так здорово. Мингю понимающе кивает и вздыхает. У него осталось еще так много вопросов, — кажется, их теперь стало только больше, — но задать их Вону он не решается. Думается, тот и без того раскрыл перед ним душу, вытащил наружу пару кусков незаживающей плоти и покрутил со всех сторон. Они молчат еще пару минут. — Это ведь из-за отца, верно? — Вону вновь подает голос, но смотрит куда-то вперед. Мингю не сразу понимает: Чон следит за тем, как Джонхан уходит в сторону редкого леса, туда, где журчат ручьи. – Ты можешь не говорить мне ничего, Мингю. Я не буду требовать от тебя этого. Но, думаю, тебе стоит понять одну простую вещь: всегда и все можно исправить, пока ты жив. Ну, или пока жив кто-то, с кем ты это исправить хочешь, очевидно. — Он отказался от меня. А потом воспитал его, Вону. Я все это время думал, что отец просто не знает обо мне, и все было бы абсолютно иначе, если бы он вдруг узнал, что у него есть сын. Я мечтал об этом. А оказалось, он знал, и просто продолжал жить себе припеваючи с этой информацией, пока меня растила бабушка, не имеющая ни малейшего представления, как справляться с волком, кроме как запирать его в чулане. Понимаешь? – Мингю поджимает пухлые губы и смотрит туда же, куда и Вону. – Я не жалуюсь на бабушку. Она была единственной, кому я нужен был. Но ее не стало. И я остался сиротой при живых родителях. — Может, он не знал, в каком ты положении, Мингю? – Вону смотрит на него, и Мингю готов поклясться, он вот-вот либо разревется, либо начнет вновь рычать и кидаться. – Я не оправдываю его. Это в целом ужасно, бросить своего ребенка. Но, может быть, раз уж он жив, и мы знаем, где он, имеет смысл хотя бы набить ему за это морду? Ему, а не Сокмину, который едва ли в чем-то виноват? Мингю кивает. Да, может быть, морду набить своему папаше он как раз и хочет. — Отлично, а теперь давай-ка пойдем проверим, куда пошел наш Ханни, большой мальчик, — Вону хлопает его по бедру и подскакивает с места. Мингю приходится отложить тарелку с едой, которую он едва успел счесть аппетитной. Сокмин окончательно перестает нервничать, вдоволь наевшись. Джошуа понимает это по тому, как тот лениво вытягивает ноги и довольно жмурится, осматриваясь. Конечно, он все еще цепляется взглядом за силуэт Мингю, к которому не так давно присоединился и Вону, и вдруг абсолютно заговорчески шепчет. — Я думаю, Мингю – на самом деле что-то вроде вожака и все такое. В плане, я ничего не мог сделать ему. Это странно. Я ведь должен был бороться, верно? Я по итогу только и мог, что пытаться вывернуться и хватать зубами воздух, — Сокмин звучит так разочарованно, что Хон невольно тянет ладонь и оглаживает его по темным, спутавшимся волосам. — Это в любом случае не твоя вина, Докём-а. Он же уже попросил прощения и сказал, что ты тут не причем. Хочешь, я надеру ему задницу, чтобы тебе было попроще? Докём не сдерживает тихого смешка, едва ли не хрюкнув, и тут же выдает тихое «ой». И Джошуа смеется тоже. Нет, никто не будет надирать Мингю, иначе все это обещает превратиться в черти знает что, а не миленький около-семейный ужин, и все же, Сокмин чувствует благодарность за эти слова. Он окончательно отвлекается от мыслей о Мингю и о том, как невольно дал перед ним слабину, когда натыкается взглядом на Джонхана. Тот медленно, но верно продвигается в сторону леса. Сокмин наблюдает за тем, как ветер забирается в джонхановы отросшие волосы, треплет их, а тот в ответ подставляет ему лицо, кажется, прикрыв глаза. Джошуа смотрит на Юна тоже. Иначе с чего бы еще ему спрашивать? — Красивый, да? — Да. Но ты все равно лучше, — Сокмин переводит взгляд на него, Джошуа, тянет его ладонь к своему лицу и жмется губами к костяшкам чужих пальцев. Хон готов поклясться, от таких нежностей сердце его до сих пор пропускает удар. Он, конечно, не сдерживает улыбки в ответ, но мотает головой. Серьезно, они ведь тут не одни (хотя все, кажется, слишком сильно заняты своими делами). — Ты засмущался? – Подначивает его Сокмин, подается ближе и теряется, когда Джошуа меняется в лице. Ли ощущает, как чужая ладонь упирается ему в грудь, видит обеспокоенное замешательство и взгляд, направленный уже вовсе и не на него. Слышит шаги, чувствует запахи: Вону и Мингю тоже поднялись и идут им навстречу. Им ли? — Подожди. Куда он делся? — Кто? — Сокмин оборачивается, оглядывается потерянно, и понимает всего за мгновение до того, как Джошуа озвучивает их общие мысли. — Где Джонхан?