Сквозь кровь прожить

      Во всем я действовал по чутью. Почему я не помню вообще все и почему помню хотя бы что-то? Где я? Все пришло в движение, я почувствовал, но не видел, как если бы меня закрыли в темном трюме во время бури. Под ладонь подложили бархат. Его я узнал, серый на ощупь. Это диван в гостиной. Я сидел напротив бездушного камина. Тюль надувало ветром. Рамы поскрипывали и стукались. Грустно позвякивали подвески на хрустальной люстре. Мебель стояла иначе, чем я помнил, и комната казалась больше, потолок выше, стены дальше. Не было портрета Иды над камином. Темнота сидела по углам комнаты и потянулась за мной, когда я пошел.       Ступени парадной лестницы по колено. Синий коврик совсем новый. Поднимался я долго, лестница растягивалась каждый раз, когда я подбирался к первому этажу. Встречались разрушенные участки. Через некоторые я мог перешагнуть, где-то приходилось наступать на каменные выступы у самой стены, огрызки ступеней. Когда я, наконец, добрался и оглянулся, лестница оказалась абсолютно целой. Из гостиной медленно ползла тень. Я посильнее запахнул мантию, чтобы сохранить свое тепло, достал палочку, попробовал зажечь Люмос. Не получилось.       Я долго шел по серому коридору, прежде чем наткнулся на дверь. Алохомора не помогла. Я подергал ручку, сдался и пошел дальше, пока не увидел расходящийся свет из-под другой двери. Щелкнул механизм.       Должно быть, комната Тео. Знание возникло случайно и утвердилось, как истинное. Совсем небольшая комната, темная, с полосатыми обоями. На кровати окруженный светом парящих свечей спал ребенок. Кудри разметало по подушке. Тео? Сколько ему? Четыре, пять? Я подошел ближе, стараясь ступать тихо, чтобы его не разбудить. Каждый вдох дополнен сиплым хрипом. Дверь распахнулась, в комнату вошел Нотт-старший. Я отшатнулся. Он пронесся мимо меня и сел у кровати. Неужели меня совсем не видно? Я попытался ущипнуть себя, не смог – как он и говорил, все похоже на сон. И в этом я был не участником, а наблюдателем, незримым, в большей мере бестелесным. Сны любят дробить то, что бодрствующему немыслимо представить делимым. Я мнимый – вот правильное слово.       Тео вжал голову в плечи и закашлял. Страшно слышать подобные хрипы, и еще страшнее, если они принадлежат ребенку. Он приоткрыл глаза и перевернулся на спину. Щека и ухо в крови, в крови и темная подушка, и край одеяла.       – Мэделин! – рявкнул Нотт-старший.       – Papa, c'est toi? (Папа, это ты?)       – Oui, je suis là. (Да, я здесь). Ça fait mal quelque part? (Где-то болит?)       – Ça fait mal... ici. (Болит… вот здесь). – Тео провел рукой по груди. – Je vais mourir? (Я умру?)       – Non, bien sûr que non. Je suis là, tout ira bien. (Нет, конечно, нет. Я здесь, все будет хорошо).       Слова двоились, будто я слушал два оркестра, играющих две разные композиции в одной яме. Даже по движению его губ ясно, что он говорит на французском, тогда почему я все понимаю? Нотт-старший пересел на край кровати, достал из кармана дорожной мантии платок, скомкал его и швырнул на пол, обтер ладони о полы. Хочется прикоснуться, да руки грязные.       В комнату вбежала рыжая девушка в широкой ночной рубахе. Она в ужасе застыла, смотря на Нотта-старшего.       – Я же приказал не отходить от него!       – Господин, я… полчаса назад все было хорошо, он уснул.       – Зелья. Быстро! – он махнул рукой. Служанка тут же исчезла в темноте коридора.       Тео привстал, но Нотт-старший мягко удержал его за плечо.       – Je vois des ombres effrayantes. Ils veulent me prendre. J'entends maman. (Я вижу страшные тени. Они хотят меня забрать. Я слышу маму.)       Тео указал на меня, но Нотт-старший продолжал смотреть только на него. Он разомкнул руки, сомкнул вновь и все-таки взялся за краешек одеяла, прикоснулся к лицу Тео самым уголком. Засохшая кровь слетела крошкой на голубоватую рубаху.       – Tu les vois aussi? (Ты тоже их видишь?)       – Non, mon bien. Je ne vois pas. Mais je vais certainement te protéger. Est-ce que tu me crois? (Нет, мой хороший. Я не вижу. Но я тебя обязательно защищу. Ты мне веришь?)       Я никогда не слышал, чтобы он так разговаривал. Мягко, тихо, ласково.       – Je crois (Я верю), – прошептал Тео. – Je m'endor. Je ne veux pas partir. (Я засыпаю. Я не хочу уходить).       Я знал, что он болел, но не знал, что он умирал.       – Dors, mon trésor. Je ne te donnerai jamais à personne. (Спи, мое сокровище. Я тебя никому не отдам).       Тео кивнул и посмотрел мне в глаза. Все-таки видит меня? Или так совпало? Ну же, ты обещал помочь мне!       – Сожги книжки, – сказал он.       – De quoi tu parles, ma chérie? (О чем ты говоришь, моя прелесть?)       Подсказка? Или лихорадочный бред? Книги? Здесь их не было. Пустые полки, пустой стол. Будто здесь никто и не жил. Что-то коснулось моих волос и спины, легко, почти невесомо. Я медленно обернулся. Все еще темный тюль.       Я осмотрел комнату в последний раз. Хорошо, что я не знал и не видел Тео таким… умирающим. Я остановился в дверном проеме – он ведь даже фотографий с тех времен не показывал… через меня насквозь прошла служанка, все на миг исчезло, я сейчас проснусь! Волевым усилием или чудом (неясно) я вновь осознал себя в этом же месте. Никогда больше не сталкиваться с людьми… в воспоминаниях Тео? Я не смог тотчас определить, кто из нас двоих призрак, я или эта служанка. Однажды я видел Омут памяти (где-то, когда-то), но самому мне не доводилось в него нырять. Как не захлебнуться? Я впервые подумал, что спящее Я бездыханно.       Сожги книжки. Он сказал это на английском, отец переспросил его на французском. Вряд ли это случалось на самом деле, он ведь не мог обратиться ко мне с десяток лет назад. Обещанная помощь? Книжки должны содержать неугодные воспоминания? Если так, то он сообщил мне и способ их стереть. Очевидно, где искать. Если это действительно дом Тео, то нужно идти дальше по коридору и свернуть направо, чтобы выйти к библиотеке. Скоро я уперся в тупик. Потянулся к стене, дотронуться до нее не смог. Она все подбиралась, как улитка, в которую тычут травинкой, пока, видимо, не сократилась до упора, открыв поворот. Я спустился по винтовой лестнице и оказался в библиотеке, остановился на пороге и если бы мог, то испустил бы дух. Она бы не уместилась в десяток поместий. Книжные стеллажи-исполины тонули в темном, слабо мерцающем тумане. Она бы походила на министерскую библиотеку, только скрещенную с лабиринтом Минотавра. Надеюсь, Тео посадил всех своих чудовищ на крепкие цепи.       Откуда-то набегал легкий ветерок, значит, где-то здесь должны быть окна или другие двери. Но стен, помимо той, что была позади меня, я не видел. Неужели все эти книги содержат воспоминания? Сжечь вообще все? Мне не попалось ни одного факела, и только сейчас я заметил, что мелко – тут и там – искрит сам воздух, если это воздух… Я подошел к ближнему шкафу, надеялся увидеть алфавитные указатели. Что угодно, что могло бы направить меня к «Лиззи и Алену». Ничего подобного не обнаружил. Ни нумерации полок и стеллажей, ни картотеки, ни библиотекаря (может, и хорошо). Я опасался заходить глубоко в лабиринт и прикасаться к чему-либо, приступать к своей задаче. Начну – и никогда не закончу. Не начну – тем более. Я в ловушке. Сколько у меня времени? Как я вернусь и вернусь ли? Как долго я буду перечитывать все эти книги? Сны имеют приятное свойство заканчиваться, напомнил я себе. Кошмары в том числе.       Я навернул несколько геометрических фигур разной сложности. Замкнутых. Дверь из библиотеки не исчезла, стеллажи не пришли в пляс – не тот сорт плохих снов, уже большое утешение. Вот сейчас мне бы не помешала карта, Тео! Я осторожно взял первую попавшуюся книгу. На ощупь она не отличалась от обычной, разве что была тяжелее, чем я ожидал. Твердый переплет, темная обложка. Я перелистнул на середину и узнал его почерк, правда, куда более крупный, наверное, ранний. Книги рассортированы по давности? Хоть бы дату отметил…       Требовалось большое усилие, чтобы прочитать написанное. Буквы перемежались, и я скорее выдумывал, чем на самом деле читал. И когда захотелось бросить (через несколько раздражающих мельтешащих абзацев без всякой возможности понимания прочитанного), то мое зрение приспособилось. Это оказалось описание парижской улицы «…аллея красных кленов, глянцевые листья…». Дыхнуло влажной землей, в мути облаков завис бледный солнечный диск. Я захлопнул книжку, наваждение пропало. Затягивают.       Я продвигался медленно и пытался запомнить повороты. Точнее – обещал себе запоминать повороты, когда поймал себя на мысли, что давно сбился и перестал. Некоторые стеллажи были скрыты тяжелыми покрывалами, другие заросли паутиной. Попадались обугленные книги, разорванные. Следы его экспериментов? Спустя какое-то (ключевое слово) время я заметил, что книги между собой похожи. Многие содержали в себе знания о мире. Когда идет снег – мерзнут руки и промокает обувь. Небо осенью чаще всего серое. Сердце бьется быстрее, если быстро бежать. В некоторых тексты оказались полустерты, будто по ним долго водили ладонью или чем-то терли. В других я находил схемы разной сложности: от держания ложки до полета на метле.       Были шкафы, посвященные французскому. Кучи правил с уточняющими моментами и записанных в столбик исключениями из них. Упражнения с зачеркнутыми ответами и пояснениями к ним, написанные почерком Тео – аккуратные прописные буквы с одинаковым наклоном. Таким почерком подписывали почтовые открытки. Некоторые замечания были внесены более размашистым и крупным почерком – его отца? Я даже нашел книгу, посвященную немецкому, которого Тео не знал. Все фразы написаны моей рукой. Я быстро пролистал ее. Здесь были в основном простые фразы и междометия. Я отчетливо слышал свои интонации, иногда возмущенные (Was? Verrückt? – Что? С ума сошел?), раздраженные (Ach was! – Подумаешь!). Я часто говорил что-то такое, когда только начал его учить. Какая глупость.       Вот бы спрятаться где-нибудь и никогда не возвращаться. Я бы мог пересматривать все записи бесконечно – тут умещается весь мир, правда? – вновь и вновь переживать нашу жизнь. Уничтожу воспоминание (если вообще найду!) – Тео изменится. Он станет другим человеком по моей воле. Лучше сдаться Пожирателям, пусть делают со мной что угодно. Хуже статуса предателя в памяти Тео ничего нет. Добровольно поместить себя на девятый круг Ада, занять место рядом с Брутом, Кассием и Иудой? Что если есть другой путь, и моя задача – найти его и не послушаться Тео?       Или приписать ему мысль о бегстве? Я мог бы найти воспоминания об отце. Уничтожить их отношения, их любовь, чтобы ничего его удерживало. Тогда бы он пошел со мной и ошибкой Тео стало пустить меня сюда. Он никогда не узнает об этом. Стою ли я того? Поймет ли он меня, если я не смогу этого сделать или навсегда отвернется от меня? Я выбирал между фиктивным и реальным предательством. Стучало сердце, я слышал его, но больше в него не верил. Так странно, что я принес его с собой в это место. Без него было бы гораздо проще. В том числе смириться, что он в тайне от меня спутался с грязнокровками. Встречался с Лиззи? Если та, Кларк, то она постоянно гуляла с кем-то. Не то чтобы я следил, попадалась на глаза… но Ален? Это вообще кто? Я скоро потерялся. Заходил все дальше, пока не уперся в стену, и на этот раз я смог до нее дотронуться. Огляделся. Корешки книг были отмечены красными точками, нет, портновскими булавками с красными головками. С желтыми – на стеллаже напротив. Присмотревшись, я заметил теснение на коленкоровом переплете – римские цифры. Как специально, книги стояли на доступной мне высоте. Я взял первую книжку в ряду сел на пол, раскрыл ее, на ноги вывалилась записка.       R-I, R-II, R-III, R-IV, R-V, R-VI+Y-I, R-VII, Y-II…       Первый том, красная булавка. Он же у меня в руках. Я перелистнул и успел охватить взглядом первую страницу, не различив и буквы, как все расплылось перед глазами, померкло.