***
Белый кокон поглотил мертвенно спокойную Рэйлин. Скрыл Уинстона, из последних сил пытавшегося не отпускать ладони Анны Софии, и ее саму, кричащую от страха. Тед боролся с белыми нитями, но они стянули его пальцы, затем ноги, так прочно, что нельзя было даже шевельнуться. Пришлось согнуться в три погибели и сдаться. Преклонить колени перед фигурой в сером. — Я вас с того света достану! — шипел он перед тем, как переплетающиеся волокна закрыли свет. Кокон мягко сжался, подталкивая притянуть колени ближе к груди. Внутри было не душно и не страшно, наоборот — уютно и спокойно. Так, наверное, чувствует себя неродившийся еще ребенок в материнской утробе. «Тедди!» — Хочу к маме! Винни сидит в кровати и плачет. Это так же больно, как свежая ссадина на коленке. Даже хуже. Тедди тоже хочет к маме, но не хочет плакать. Мама исчезла четыре дня назад. Или пять. Уехала в командировку, сказал им папа. Тед знает, что это неправда. Видит. Слышит. Всем телом чувствует, что папа не хочет говорить другие слова. Не хочет их испугать. Как будто что-то может напугать сильнее! Он вспоминает то, что брат сказал вчера, и вдруг становится одновременно радостно и страшно — никто другой, никто, кроме него, не знает, что их мама вовсе не на заводе! Она далеко-далеко под яркими звездами! И Тедди бежит туда через тягучий белый туман, через яркие, точно леденцы в мармеладной лавке, точно серпантин или конфетти, круги и спирали, бежит в холодную пустоту. «Тед Боннер!» Фигура тренера по плаванию кажется размытой из-за дымки. От воды в бассейне поднимается то ли серый, то ли сиреневый пар. Тедди пять лет и он терпеть не может свою фамилию. Не так. Он не понимает, почему младшему брату досталась другая. Ярче. Лучше. Точно лучше! Мамина фамилия несет в себе особенный заряд, и Теду тоже хотелось бы получить часть его энергии. Водяной пар обращается облаком и скрывает небольшую группу детей в плавках. «Вот, значит, как» Тихий женский голос звенит в голове. Мысли путаются. Тед видит кабинет на Тау — широкий деревянный стол и книжные стеллажи около гладких белых стен. Картины, еще не распакованные, обернутые термохолстом, стоят у дивана. Штор нет, и сиреневый туман проникает через приоткрытое окно, окутывая фигуру отца, присевшего на подоконник. — Ты стыдишься своей фамилии, Тед? — Я не стыжусь твоей фамилии! — уши и щеки горят. — Но почему? Почему… — Потому что ты мой старший сын! Отец не повышает голоса. Тед знает, что он расстроен. Не стоило и начинать этот разговор, однако остановиться уже не получается, и волна упрямства уносит все дальше от берега адекватности. — Пусть Вин несет это почетное знамя! Ему-то все равно! — Тед, — отец встает, — прекрати, ребенок. Я не хочу с тобой ругаться. — Ты вообще не хочешь иметь со мной дела! — С таким, как сейчас? — отец кладет руки ему на плечи и крепко держит. — Ни капельки. Иди к себе, успокойся. И помни… Он продолжает, хотя Тед и успел уже выкрутиться из цепких объятий. — Все, что ты можешь — ты можешь сделать не благодаря фамилии, а… Порыв ветра распахивает оконные створки. Комната тонет в клубах тумана. — Если это все, что ты можешь, Тед, — тренер разочарованно качает головой, — то прости, я тебя не возьму в основную группу. — Но я же… — вода течет с медных прядей, затекает в уши, в глаза, а Тедди не может ничего сказать, и только открывает рот. — Я же тренировался… — Я верю, дружочек. К сожалению, так бывает. У тебя хорошая техника, но скорости не хватает… Тренер уходит по белым плиткам в серый туман, а Тед вдруг находит свой голос. Ему одиннадцать, его только что турнули из соревновательной группы, а Вина вчера взяли! — Тоже не прошел? — рядом стоит девчонка с косичками, на ней синяя спортивная кофта и белые треники. — И я не прошла. Меня Эстер зовут. — Привет, — он пожимает ее руку. — Тед. — А фамилия? — А твоя? Девчонка сверкает глазами и загадочно улыбается. Пена на сиреневых волнах касается ее щеки. «Теодор Роулз» Это лишь одна из надписей на сером камне. Тед не читает остальные. Он думает, что можно почувствовать, если увидишь на могиле свое имя. Это сложно понять. Тем более что ему всего семь лет. — Это мамин дедушка? — спрашивает он у Этель. — Да, — она кладет на плиту белые цветы. — Только его тут нет. Он сбежал от смерти. Этель никогда не врет. Тед чувствует правду. Всегда и сейчас. — Расскажешь про него? — Конечно. Только не здесь, дома. Хорошо? Винни, милый, ты в порядке? Младший неуверенно кивает и прячет лицо в складках бабушкиного платья. В такси Тед обнимает его и из горячего шепота в ухо узнает: брат впервые слышал голос с той стороны. — А ты не слышишь ничего такого? — Эстер съезжает по перилам пандуса у бассейна. — Какой тебе талант достался? Звуки с трудом пробиваются через сиреневый туман. Отец сзади кричит, что нельзя торопиться, но вершина-то уже рядом! Тед не сбавляет скорости. Винни едва поспевает за ним. — Подожди, — хнычет брат, — я устал! — Не слышу тебя! — Тед оборачивается и показывает язык. — Смотри, там флаг на самом верху. — Тед! Уинстон! — это снова отец. — Идите шагом! Взрослым лишь бы указывать. Как будто самим нравится еле тащиться! Вершина обещает вид на озеро и покрытые лесами склоны, и ноги, кажется, сами несут вперед. — Спорим, я первый! — азартно предлагает Тед. — Давай, догони меня! — Да ну тебя! На лице Уинстона вдруг складывает гримаса решимости. Он стартует так быстро, что Тед едва не упускает момент, когда надо бежать. Скорость у младшего что надо. Они бегут все быстрее, отбросив усталость. Флаг уже рядом, и за пару метров Уинстон делает рывок и тянет руку, чтобы коснуться… Желание быть первым заполняет голову горячей пеной. Против всякой своей воли Тед пытается увильнуть, сделать нечестный маневр, и видит, что брат все понимает. Губы кривятся, зеленые глаза распахиваются от удивления, Уинстон поворачивается и обиженно, по-детски его отталкивает одной рукой. Волна энергии катится по склону. Тед чувствует, как взмывает в воздух. Перед глазами мелькают злые желтые молнии и яркие звезды, а потом он летит вниз… …из водоворота тумана поднимаются стены додзе. Тед встает с татами, куда только что его отправил Уинстон… «Теперь точно сдаст!» — в голове торжествующая мысль расцветает, как цветы в полях на Тау. В прошлом году Вин завалил экзамен. Слишком мягкий. Нерешительный. Был. Сейчас он смотрит вопросительно и… — Я правда не хотел! — десятилетний Винни стоит в дверях спальни. — Тед, ну прости! — Да все нормально. Иди сюда! Голова еще гудит и саднит, но не так больно, как звенит в груди тонкая, режущая сердца струна, затронутая слезами младшего брата. Тед обнимает его, присевшего на краешек кровати. Струна умолкает. — Интересные отношения, — теперь Эстер сидит на татами. — А братик хорош! — Да, конечно! — фыркает Тед, и тут же признает. — Хорош. Это правда. — Да и ты тоже… Мамины волосы щекочут шею. Теду ужасно стыдно — ему уже четырнадцать, а он тычется лицом ей в плечо и всхлипывает, будто малыш. Легкие ладони терпеливо гладят его спину. «Маленький мой мальчик, — говорит мама тихо, хотя Тед уже чуть выше ее ростом, — ну, Тедди, ну что ты?» — Я… мам, — он утирает слезы, — у меня не получается ничего. Все навалилось и в голове путается. Геометрия, физика! История еще эта! — Это просто начало года, — Терра приглаживает его вихры. — Все наладится. Ты все сможешь! Хочешь, вместе посмотрим, пока я тут? — Я бы хотел с тобой на набережную сходить, пока ты тут. Вдвоем. Можно? Она улыбается и кивает. Смешные девчоночьи кудряшки подпрыгивают на голубом шелке домашнего платья. Тогда они долго гуляли. Часа три, наверное. Он покупал маме мороженое и лимонад на свои карманные деньги. Взрослый Тед улыбается. Такое теплое воспоминание. Как далеко сейчас он от этой набережной. От дома. И от родителей. Сердце зовет его нырнуть снова в сиреневые волны прошлого. Расслабиться и плыть по течению. Медленно. Ему вечно не хватало скорости, теперь она и не нужна. — Ты мамин сын, да Тедди? — Эстер вырывает его из блаженной дремы. Интересно, что ей надо? — Старший ребенок, которому всегда не хватало родителей. Как мой брат. Он тоже вечно думал, что если прыгнет выше головы… Она говорит что-то еще, но торнадо памяти уносит Теда прочь от ее комментариев. — … выше головы ты не прыгнешь, Тед, — отец защелкивает булавку на черном лацкане — золотая звездочка тускло блестит в неярком свете единственной лампы. — Сначала научись действовать по правилам, а потом будешь их нарушать. Утром стало известно, что Тед завалил экзамен по квантовой гравитации. Пытался привести собственное, а не классическое доказательство, да еще излишне эмоционально спорил с преподавателем, доказывая свою правоту, если выражаться дипломатично. — Вы сами-то плевать хотели на правила… — Я все сказал ребенок. Не давай себя прочитать и не сиди спиной к двери. Иди одевайся, спектакль нас ждать не будет. Ни капли сочувствия в отцовских золотых глазах. Горькая досада. Через два года Тед доработает то доказательство и получит второй приз физической секции на университетской конференции. Как мама. Только на год позже. — Тебе не кажется, что это уже одержимость? — из тумана выплывает фигура Уинстона, и его цепкие пальцы выхватывают планшет с открытой фотографией Теодора Роулза. — Нет. Нормально всё. Я задумался просто. — Тед, ты зря себя сравниваешь с ним. Да если даже сравнить… ну что такое великое он сделал в двадцать два? Что ты сможешь сделать, Тед? Он видит кадры из хроники. Нулевой день Исхода. Терра Роулз произносит речь перед рабочими первого городка на новой планете. Маленькая фигурка в черном в середине наскоро построенной трибуны. Его мама самая лучшая! Она открыла планково пространство в двадцать! Что ты можешь, Тед Боннер? — Тед, мне стыдно за тебя! Кокон поглощает Вина. Младшего брата, которого Тед притащил в другую вселенную, пытаясь ухватить призрачный хвост великих открытий. — Нас приглашают на вечеринку. Рэйлин. Кто такая Рэйлин? Точно не просто девчонка из космического сектора. — Ты в порядке? Он словно завис во временных слоях. Где-то между гостиной в доме Этель и белым коконом. Не может ни пошевелиться, ни вдохнуть, хотя точно знает — это все происходит только в его голове. — Тед? — Эстер пытается дотронуться до его плеча, но ее откидывает будто зарядом тока. — Скажи что-нибудь! — Что я могу? Что я могу сделать, черт побери? Он спрашивает не Эстер. Не Уинстона. Не отца. Себя? Вселенную? Нет. Тед Боннер обращается к Теодору Роулзу. К единственному, кто сможет его понять и дать совет. «Держитесь за самое себя» Кажется, он так говорил. Где я сам? Вокруг, в бурлящем сиреневом тумане, замерли бесцветные фигуры. Маленький плачущий Винни. Рассерженный, но не подающий вида отец. Мама в гостиной на Тау. Взрослый Вин в додзе. Тед у дверей бассейна. Где я сам? Тоска, разочарование, злость, ревность, зависть. Неужели это все, что было в прошлом? Неужели это все, что он может почувствовать? Все, что он может? Тед сжимает зубы до скрипа. Зажмуривается. Должно быть что-то другое. Это все у него в голове, но ногти впиваются в ладони, и боль ощущается ярко, как наяву. — Тедди, да чтоб тебя! — это снова Эстер. — Ответь мне! «Тедди!» «Тедди, на!» — малыш Винни протягивает половинку яблока. Что-то теплое стекает по щеке. «Тед, поможешь нам?» — Вин и Софи заглядывают в комнату. — «У нас тут геометрия…» Что-то теплое шевелится в груди. «Все, что ты можешь — ты можешь сделать не благодаря фамилии, а потому что ты упорный и талантливый!» — отец хлопает его по плечу, не обращая внимания на гримасу недовольства. Сиреневый туман развеивается, показывая, словно на прощание, как Терра и подросток-Тед снимают друг друга на набережной с разноцветными рожками мороженого в руках. — Ты кто такая, черт побери? — Тед ловит Эстер за руку и всматривается в ее лицо. — Идем-ка! — Куда ты сможешь пойти отсюда, Тедди? Она все еще не верит, что теряет власть над ним в этом извращенном пространстве воспоминаний. На пробежку. Главное — разогнаться и не думать о том, чего не можешь. Просто нацелиться на результат. Тед знал это в неполные пять, почему же забыл сейчас? Туман сдался. Уступил место тонкому краю планкова пространства. Сюда им не надо. Вот оно. Черная пустота и золотые звезды. Окрестности бездны в отдельно взятой голове человеческого существа. Почему бы и нет. — Тед, отпусти меня! Давай вернемся! — Кто ты такая, Эстер? Ты человек? Другие — тоже люди? Из будущего? — Я человек, Тед. И я из будущего. Достаточно пока? Так хочется сказать «да». Рано. Еще рано. Тед пытается понять, что именно ему кажется в Эстер таким знакомым. — Я подумал. Нам надо познакомиться поближе. — Давай… — Чего ты боишься? Он сжимает локоть Эстер, может быть, даже слишком сильно. Как тебе удается влезать в мозги? Может быть, надо вернуться в туман? Он сосредотачивается на сверкающих возмущением глазах напротив, пытается преодолеть сопротивление. Здесь его владения. Здесь он сильнее. Еще немного! Разум Эстер сдается, как проламывается тонкая скорлупа. Тед падает в толщу чужих воспоминаний и тут же выныривает. Он не умеет так, как она, маневрировать в памяти и не сходить с ума. Оказывается, и этому нужно учиться. — Тед, я прошу… — Тебе есть чего стыдиться, да, Эстер? Он ныряет снова. И видит то, что заставляет отпрянуть в ужасе. Колени подгибаются. Еще немного и его стошнит прямо в Бездну. — Ты… чудовище, — хрипит он. — Ты! Зачем? Зачем ты это делала? — Давай вернемся? — Убирайся! — теперь Тед орет, вынося Эстер прочь из собственной головы. — Вон! Невозможно поверить. Нельзя в такое верить. Он летит куда-то вниз, бесконечно падает через все слои мироздания, цепляется за собственные воспоминания — за тепло, доверие, любовь. За всё, чем нельзя поступиться ради науки.***
Тед проснулся оттого, что стало слишком светло. В первую секунду показалось, что он каким-то образом переместился в свою комнату у Этель, туда тоже заглядывало солнце по утрам, но стоило открыть глаза и стало понятно — о доме можно только мечтать. Он лежит под серебристым одеялом. На нем — тонкий комбинезон, как исподнее, и какие-то носки с резиновой подошвой. Белая до отвращения комната без окна, если не считать отверстия под потолком. Стены точно из гофрированной пластистали. Да, собственно, плевать! — Вин! — крикнул он, что было сил. — Вин! Софи! Ни единого звука. — Эстер! Где они? Тишина. Только что-то тихо щелкнуло, и одна стена будто растворилась. Комната соединилась с другой, где на такой же кровати лежала бледная, но живая и целая на вид Анна София. — Софи, — Тед опустился на пол, потрогал ее лоб — температура нормальная. — Софи, проснись. Она пошевелилась, приоткрыла на секунду глаза и снова провалилась в сон. — Вин! — крикнул Тед. — Эстер, где он? Тишина. Руки дрожали от предчувствия неминуемой беды. Тед прислушался. Ждал, что вот-вот откроется еще одна комната, что Уинстон окажется на расстоянии пары шагов… Нет. Тщетно. — Где он? Эстер! Эстер, отзовись! Ни шороха, ни даже эха. Все, что Тед мог сделать — бессильно орать, колотить в стену, разбивать кулак о твердые ребра. Даже в пустоте Бездны он смог опереться на любовь и тепло, но не здесь. Стерильный равнодушный мир выбивал из-под ног с таким трудом обретенную опору. — Где мой брат, суки? Где мой брат?! Он выдохнул. Разогнулся. Посмотрел, как появляется на стене ниша с краником и каким-то цилиндрическими стаканами. Глотнул воды. Сзади донесся вздох Анны Софии. Теда волновало не это. И не внезапная забота от здания. Он понял, что такое знакомое было в Эстер. Ее глаза.