Крылья черных кораблей

***

Кораблик Эстер напоминал каракатицу. Лиловый, с круглыми, словно выпученные глаза, окнами и тремя хвостами двигателей. Уинстон сел в мягкое темно-розовое сиденье и огляделся. На первый взгляд не похоже на привычную кабину — кругом плавные формы с едва заметными выпуклостями, слегка напоминающими шрифт для слепых, перемигивание белых и розовых огоньков, складывающихся в причудливые узоры. Однако стоило Эстер коснуться панели, как все встало на свои места. Даже небольшая дуга, которую она закрепила на ухе, напомнила навигаторский шлем. На коже шеи, рядом с мочкой, у Эстер была серебристая спираль. Уинстон заметил сразу, подумал, это клеймо, вроде знака отличия, принадлежности к группе, клану, да чему угодно. Оказалось, это выход нейрошунта для контакта с адаптером. Эстер одела его поприличнее, не являться же на свидание к таинственной незнакомке в исподнем. Уинстону достался серый комбинезон, удивительно похожий на привычный, с Земли или Тау, и умопомрачительная накидка — черная, вышитая золотыми узорами. Он чувствовал себя принцем крови. Было бы забавно, если бы не гнетущая неизвестность, беспокойство за Софи и Теда, да и за себя. — Кто тут живет? — он кивнул на проносящиеся за окном корабли. — Эстер, вот ты, ты же человек? — Человек. И я не единственная здесь. А так, кто тут только не живет, — она улыбнулась. — Основная раса называет себя неир. — Как они выглядят? Когда мы только прибыли, с тобой были… — Да. Неир на вид почти гуманоиды, издалека можно и не отличить. А вблизи и тем более — они могут подстраивать внешность под восприятие собеседника. До определенных пределов. Уинстон хотел уточнить, что это за пределы, но тут корабль вылетел из парящей в воздухе паутины улиц, и перед глазами предстала картинка, масштабы которой превзошли самые смелые фантазии. Невозможно представить человеческим разумом, что единый город, нигде не заканчивающийся, а, напротив, замыкающийся ажурной сферой, можно выстроить в открытом космосе. Он видел жилые районы — те самые улицы из коралловых полипов, поделенные на маленькие сектора с зеленоватыми и рыжими пузырями рекреаций посередине. Они перемежались с ровными грядами, которые Эстер назвала «полями», видимо, пищевыми производствами. Особняком стояли промышленные сектора — огромные купола, ощетинившиеся серебристыми батареями. Все это вместе выглядело как отдельная планета. Рукотворная планета, вращающаяся вокруг маленькой оранжевой звезды. — Сколько тут, — он запнулся, — жителей? — Двадцать миллиардов. Смотри, вон, смотри! Наши космические пернатые. — Вау! Уинстон вытаращился, открыв рот, на существо, парящее над поверхностью обитаемой сферы, казалось, в потоках солнечного ветра. Его тонкие, почти прозрачные крылья переливались всеми оттенками бирюзы. Это не была птица в привычном смысле слова, но другого определения не нашлось. — Как оно дышит? — Оно может не дышать. Знаешь есть такие сектанты, которые говорят, что можно питаться солнечным светом? Люди не могут, а эти птички могут. Во вселенной, видишь, все возможно! Смех Эстер переливался как звон бубенчиков. — Как ты тут оказалась? — Уинстон решил, что настала пора его вопросов. — Полетела вслед за мужчиной на край вселенной. К черной дыре. И вот… Едва успели изменить расчетную модель... Чарльз не долетел. А я здесь. — Ты здесь. Из какого времени? — Какой год от Исхода у вас был? Пятнадцатый? — Тринадцатый, — Уинстон смотрел, как на лбу Эстер складываются морщинки. — Тут время движется навстречу той вселенной, да? — Почти полторы сотни лет… Не совсем так. Время тут — относительно времени там — бурлит как коктейль в шейкере. Нет понятной закономерности. Девочка, которая вас сюда привела, не рассказывала? Эстер отвернулась к своему окну. Расспросы о прошлом ее явно не радовали. Если ей верить, то Рэйлин, которая так удачно подсказала неочевидный математический ход, привела их к Другим. Получается, что Рэйлин — отсюда. Одна из людей, живущих в космической обитаемой сфере. Это бы объяснило почти все, в том числе факт, что они с Тедом не были знакомы с дочерью близкого маминого друга. Интересно, а мама, когда болтала с Сидом около корабля — знала? Догадывалась? Впрочем. Нет. Не складывается. Если бы Центр регулярно гонял корабли в другую вселенную, кто бы стал финансировать их экспедицию? Может быть… — Почти на месте, — Эстер натянула на лицо кривую улыбку. — Будь умницей, Винни. Не обижай её. — Кого, Эстер? Как ее зовут хотя бы! — Неир не разрешают называть их имена незнакомцам, но думаю, это не станет проблемой. Просто будь милым. Она тебе понравится. В человеческом облике тем более. Корабль начал снижаться. Они пролетели мимо покрытых сине-зелеными растениями террас, мимо домов-кораллов и ниже в открывшийся посередине спортивной площадки люк. Уистону казалось, что еще немного, буквально пару секунду и они должны приземлиться на местной подземной парковке, но теперь корабль летел в длинном узком коридоре и серые, словно из необработанной стали, стены почти сжимали его бока. Наносное равнодушие Эстер ему не нравилось. Его знакомая из будущего не то завидовала, не то ревновала, и точно не хотела оставлять его наедине с неизвестной, но, очевидно, очень уважаемой дамой. Уинстон и сам не жаждал этого знакомства. Предпочел бы Эстер. Какие бы демоны ни руководили ее поступками, она была всего лишь человеком. Рано или поздно он бы с ней договорился об освобождении. Да он, собственно говоря, и не в плену! Надо исходить из этого. Точно не ставить себя в позицию заключенного. — А как я буду с ней разговаривать? — Уинстон повернулся к Эстер. — Она тоже телепатически в голову лезет? — Терпение! — под пальцами с золотыми ногтями оказался виртуальный рычаг, и отточенным движением Эстер посадила корабль посередине светящегося кружка — единственной освещенной точки на том, что выглядело темным озером. — Выходим! — Где это мы? — спросил Уинстон, а затем сделал глубокий вдох и замер. Обоняние сходило с ума от восторга. Мозг пытался определить хотя бы один знакомый аромат. Зелень? Хвоя? Мокрая земля? Воздух был наполнен сотнями, тысячами запахов — от сладких до острых и пряных. — Во, держи, — Эстер надела ему на мочку уха тоненькую дугу. — Так ты будешь ее понимать, а она сможет разговаривать с тобой. — Это лес, да? — Священный лес. Тут безопасно, не бойся. Хищных животных не водится, так что просто иди за мной. Ничего не трогай! Их вели мерцающие в воздухе светлячки. Белые и сиреневые. В темноте формы их маленьких тел было не разглядеть, но огоньки ничуть не отличались от земных. На Тау таких насекомых не было. Уинстон вообще не особо знал биологию новой планеты. Да наверное, и никто, кроме самых посвященных ученых, пока не знал. Эстер шагала уверенно. Ни яркие запахи, ни подозрительные шорохи в темной массе леса не отвлекали ее. Молчала. Это напрягало, Уинстон чувствовал кожей — она хочет что-то сказать и не решается. — Мы на месте, — они остановились у толстенного дерева, ветви которого уходили высоко в лиловое небо, светлеющее с рассветной стороны. — Дальше ты идешь один. — За что мне такая честь? — Ты очень интересный мальчик, Винни, — Эстер улыбнулась почти искренне. — Я бы тоже с удовольствием поболтала с тобой подольше. Ну все. Может, еще увидимся. Пока. Нет уж, Эстер. Просто так ты не уйдешь. Уинстон поймал ее за руку. — Стой. Только один вопрос — я правильно понимаю, что мы… родственники? — Да, Вин. Верно. Почему она такая грустная? — Винни, — момент сомнения, будто Эстер готовится нырнуть в ледяную воду, — я пожелала бы тебе вернуться домой. Но скажу откровенно — это вряд ли получится. Просто прими как данность. — Хорошо. Удачи! Покачала головой и все-таки ушла. Когда силуэт Эстер растаял в темноте, Уинстон зашагал дальше, туда, где прокладывали причудливые узоры крошечные живые огоньки. Небо менялось. Его лиловый монолит чуть подернулся розовой дымкой, и этот, пока только наметившийся свет, прогнал светлячков. Глаза привыкли к полумраку, и стала видна вымощенная камнем тропинка, петляющая в высокой траве. Ноги сами несли дальше и дальше. Уинстон почти бежал и всё думал, как так сделано, что посередине искусственной планеты оказался кусочек настоящего леса, что небо не закрыто серыми и бледно-голубыми террасами, мостами, переходами, и даже дорожной разметки в нем нет? Робкие лучи выглянули из-под горизонта и нырнули под полог ветвей, покрытых мелкими сиреневыми листочками. Красиво. Непривычно, но очень красиво! — Тебе нравится? — голос возник сразу в голове, конечно, чего еще ожидать, если даже Эстер без проблем так общалась. — Очень, — ответил Уинстон вслух. — Мне идти дальше? — Да. Иди, пока не увидишь красные цветы. Как скажете, мэм. Тропинка вынырнула из травы около огромного валуна. Поверхность камня шевелилась от непрерывного движения темно-синих лохматых капелек. Насекомые или мох? Уинстон поежился, а потом присмотрелся повнимательнее. Кажется, все-таки растения. Что-то ловят из воздуха, стараются. Хотелось потрогать, но Эстер запретила, и он смиренно послушался. Он следовал за светом, а может быть, свет нового дня следовал за ним. Все глубже в лес, все дальше в чащу из сиреневых деревьев с узловатыми ветвями, кустистых колючек, ползущих по камням, и жесткой словно хрустящей под дуновение ветра травы с узкими как иголки листьями. Красные цветы рассыпались под ногами совершенно неожиданно. Дорожка в один миг стала совсем узкой — только ногу поставить, а вокруг, от края до края обрамленной скалистыми склонами полянки были рассыпаны алые, как капли свежей крови, еще нераскрывшиеся бутоны и темные, почти бордовые, распустившиеся цветы. Они больше всего походили на кувшинки, если бы те умели расти без воды. — Здравствуй, Уинстон! — Доброе утро, — ответил он машинально, а уже потом заставил себя оторваться от разглядывания цветов. Перед ним сидела на камне девушка, тоненькая и хрупкая, ростом не выше, чем Терра. Длинные бирюзовые волосы отливали то серебром, то ляпис-лазурью, когда лучи света добирались до них через ажурные кроны. На девушке была серебристая туника и серые брюки, ничего вычурного, ничего такого, что Уинстон мог бы представить на инопланетной лесной нимфе. — Подойдешь поближе? — попросила она. — Конечно. — Спасибо. Потупилась и смотрит вниз, на собственные ноги в серебристых ботиночках. Эстер была грустной, а это стеснительная. Интересные женщины. — Эстер предлагала мне просмотреть твои воспоминания, но я отказалась, — у нее темные-темные лиловые глаза, без разделения на радужку и зрачок. — Это было бы нечестно. Лучше ты сам. Расскажешь о себе? — Могу, — Уинстон присмотрел себе подходящий камень и тоже присел. Камень оказался теплым. — С чего начать? Девушка ничего не ответила, только покрутила неопределенно головой. Язык тела другого народа не перевести адаптером, надетым на ухо, его можно усвоить только спустя годы жизни вместе. Он начал с Земли. С детских воспоминаний о поездках на море и прогулках в парке. О школе, о брате и Анне Софии. Рассказал про Этель и Франсуа, про их сад с цветущими деревьями и цветами, и про то, что теперь он тихо вянет и зарастает травой, потому что хозяева стали совсем старенькими. — Что значит «старые»? — на почти детском личике недоумение, большие лиловые глаза широко распахнуты. — Как тебя зовут? — спросил Уинстон, не ответив на вопрос. Странно говорить и не понимать, как обратиться к собеседнице. — Неир не говорят свои внутренние имена никому, кроме семьи. Но ты можешь назвать меня как хочешь! — Да вы почти как Стоцкие, — вырвалось само собой, но осталось без внимания. — Назвать тебя? Ну… Пусть будет Рэя. Немного похоже на Рэйлин, которая с нами прилетела, но мне кажется, тебе подходит. Как тебе? — Рэя. Хорошо, — она робко улыбнулась, — мне нравится. Рэя. Спасибо. — «Старый» — значит, что человек приближается к концу жизни. И что довольно скоро он умрет. Перестанет существовать. У вас нет понятия смерти? — Перестанет существовать… И ты больше не увидишь их? На лиловых глазах появились блестящие голубоватые капельки. И тут же лучи света померкли. Тревожно зашумели деревья, а красные цветы на каменной поляне слово потеряли краски. У неир нет понятия смерти? Или очень длинная жизнь? Неудивительно, что их столько! — Нет, Рэя, я больше не увижусь с бабушкой и дедушкой, но я всегда буду помнить о них. Не плачь. Смотри, сейчас дождь пойдет! Будет сверху капать вода, как слезы у тебя из глаз! — И правда… Я теперь вспомнила. Эстер говорила о том, что кто-то умер, но в тот раз я ничего не поняла. Расскажи еще что-нибудь. — Хочешь про то, как мы переехали на Тау? Рэя оказалась идеальным слушателем. Она впитывала слова как губка, задавала вопросы — иногда наивные, а порой такие, что ставили Уинстона в тупик. Концепция отношений между родителями, детьми, братьями и сестрами оказалась ей вполне понятна, и про ссоры и соперничество с братом она только сказала «как и у нас было». Зато стоило сказать, что они переехали, когда Теду было двенадцать, а ему самому — десять лет, остановила. — Как понимать «десять лет»? — Ну, это значит, что с момента моего рождения Земля сделала вокруг своей звезды десять оборотов, — Уинстон прищурился, — или ты хочешь что-то другое узнать? — Да. Вот человек, которому десять лет — какой? Не старый, это я понимаю. Но — какой? — Человек учится говорить в два или три года, — начал Уинстон, — читать — в пять, в семь лет мы учимся писать, в восемнадцать… Оказалось, что объяснить этапы жизни человека — очень сложно. Мозг закипал и отказывался перестраивать затвердевшие от времени нейронные связи. Уинстон чувствовал, что по спине течет пот, а Рэя едва ли не хлопала в ладоши, как обычная девчонка. Он прервался, когда желудок свело от голода. — Прости, а можно поесть? — Уинстон встал со своего камня и размял ноги. — Не знаю, как у вас принято, а людям надо, знаешь, есть, спать… — Я все знаю! — Рэя была очень серьезна. — Эстер мне напомнила, но я бы и так знала, тут живут люди, уже давно. Зачем же я тебе понадобился? Уинстон прикусил язык. — Идем. Я приготовила для тебя комнату. Надеюсь, тебе понравится. — А ты где живешь? — В комнате рядом. Ты не против? Поздно уже возражать. Бирюзовые волосы в тени казались почти зелеными, и их отсветы придавали бледной коже совершенно мистический оттенок. Интересно, какая она на самом деле, без маскировки под человека? Вдруг неир — ящеры? Рептилоиды, усмехнулся Уинстон, и тут же задумался — а если не ящерица, а дракон? Космический дракон, создавший живую планету. Красиво. Зачем ей какой-то человек из другой вселенной? Дом Рэи оказался совсем рядом, внутри каменистого склона, за дверью, спрятанной в расщепленном стволе дерева. Внутри, несмотря на сказочный антураж, все было примерно так же, как и в прошлой комнате Уинстона — кровать с серебристым покрывалом, столик, около которого нужно сидеть на полу, маленькое окошко — теперь не под потолком. Даже фонтанчик с водой и ниша-умывальник такие же. Единственное, что отличалось — стены вместо белых ребристых, того самого эмпатичного гриба, были бежевые, чуть шершавые, с хаотично разбросанными синими рисунками — то ли цветочками, то ли символами неизвестного алфавита. И подушки на кровати — Эстер подсказала, спасибо ей. — Отдыхай. Скоро будет твоя еда. И смотри, вот тут, — Рэя нажала рукой на стену у кровати — открылась ниша, полная каких-то белых шайб, — тут лежит сменное белье. Просто снимаешь грязное, бросаешь в утилизатор под раковиной. А это кладешь на себя, и оно само разворачивается как надо. — Куда? — Вот сюда, — она подошла ближе и показала рукой на грудь у ключиц. — Потом еще расскажешь про свою новую планету? — Конечно. А ты про себя? — Я, — она замялась снова, — расскажу после. Ушла. Чего-то стесняется? Своего настоящего облика или причин, по которым заперта тут, в лесу, вдалеке от других обитателей планеты. Здесь, конечно, красиво, но что делать молодой, по крайней мере, на вид, хрупкой девушке одной в таком месте? Или Рэя — и впрямь дракон, которого поселили подальше от города, а его, чужака-пришельца, кинули ей для развлечения? Еда появилась через окошко у столика. Уинстон ждал зеленой хрустящей массы и сиреневых горошин, а выдали ему несколько плошек с мешаниной трав и неровных кусочков, напоминающих не то вареные овощи, не то моллюсков. Все разное. Все разноцветное. Полито голубоватым маслом или желтым пузырящимся соусом. Если отвлечься от буйства красок, то похоже на азиатский вок. Съедобно, даже вкусно. «Розовые шарики раствори в горячей воде», — шепнула Рэя в голове. Невыносимые женщины. Интересно, у них стабильные семьи? Как это жить, когда партнер в любой момент может вещать тебе прямо в мозг? Неприятно же. Уинстон вытянулся на кровати. На приставном столике, сделанном, кажется, из спила дерева, стоял цилиндрик с дымящейся розовой жидкостью. Похоже на смесь виноградного сока с растопленным желе. Или просто жидкий виноградный кисель. Интересно, чего она хочет? Собирается взять откормить его и сожрать? Или прикормить и взять в законные мужья? Ни то ни другое в планы Уинстона не входило. Он намеревался выбраться из леса, разыскать Теда и Софи, вернуться домой. Отец обещал, что все будет хорошо в конце концов! А вдруг «все хорошо» в его представлении — сосватать родного сына принцессе космических драконов? — Рэя! — Уинстон высунулся из комнаты, когда с едой и умыванием было покончено. — Ты тут? Она не ответила. На поляне ее тоже не оказалось. Лес вокруг манил запахами и красками, но отец всегда учил — с незнакомыми растениями нужно быть начеку. Тем более, если они кажутся привлекательными. Почти как с женщинами. Уинстон решил отложить ботаническую экскурсию и вернуться в комнату. Надеялся, что Рэя оставила ему хотя бы местный коммуникатор с играми, но ничего такого не нашлось. Привычная последовательность ката привела вихри мыслей в относительный порядок. Не хватает партнера! Может быть, стоит попросить ее притащить и Теда с Софи сюда? Пообещать, что с ними тремя ей уж точно будет веселее… Втроем и планы побега легче строить. — Вин? — тонкий голосок из-за двери. — У тебя все хорошо? — Да. Нормально. А почему она не ответила в голову прошлый раз? Он открыл дверь и замер. Теперь Рэя точно превратилась в принцессу. Настоящую сказочную принцессу в синем сверкающем платье и диадеме с золотыми крыльями. Волосы убраны наверх, и видны длинные сережки в маленьких ушам. На щеках сияли голубые блестки… или нет? Уинстон присмотрелся — это настоящий рисунок ее кожи, как и золотистые с перламутром крапинки на шее и руках. — Извини. Я переодевалась. Эстер сказала, что нельзя переодеваться при чужих. — В самом деле, не стоит. — У неир другое отношение к обнаженному телу, знаешь. Прости, мне нужно отлучиться. Я оставлю тебя тут и… пожалуйста, не ешь ничего в лесу, там есть опасные растения. — А если я сбегу? — Уинстон поймал себя на улыбке — она говорила очень серьезно и наивно одновременно. — Но ты же не сбежишь! — Рэя пару раз взмахнула руками для большей убедительности. — Я знаю! Ты не понимаешь, куда идти и еще… Взгляд лиловых глаз скользнул по лицу Уинстона. Тонкая рука, неожиданно горячая, коснулась его груди, замерла на несколько секунд. — И ты еще не на все вопросы знаешь ответы. Вопросов много. Ты не сбежишь, Вин. — Не сбегу, — он вздохнул. — Скоро вернешься? Одному скучно. — Как это — скучно? — Потом объясню. Не буду задерживать. Рэя поджала губы, смотрела на него в упор. Недовольство. Задумчивость. Сосредоточенность. Потом сверкнула глазами и убежала к себе в комнату. — У меня есть задачи. Или… как это называется? — в руках поблескивали металлические кольца, палочки, круглые цветные камушки. — Держи! — Головоломки? Нужно собирать и разбирать? — Да! Без лишних церемоний она пошла и бросила все это Уинстону на кровать. Пока он пытался рассмотреть новые игрушки — Рэя ускользнула за дверь и просто растворилась в пространстве. Куда-то побежала в облике сияющей принцессы. Уже смеркалось. Уинстон долго сидел на камнях, наблюдая светящиеся точки, то разлетающиеся из красных цветов, то снова собирающиеся в них. Чем темнее становилось на улице, тем ярче они казались, но постепенно их становилось все меньше — укладывались спать, наверное. В комнате ждал поднос с едой — в этот раз густой острый суп из светлых волокон с зелеными листочками, и очень милая на вид сладкая пенка, бледно-розовая с желтым. Откуда берется еда? Надо попросить у Рэи что-то для записи, иначе вопросы будут вытекать из головы как розовое молочное желе. Головоломки в самом деле ломали голову. Сон пришел раньше, чем Уинстон наигрался в попытки понять логику неир или хотя приложить человеческую к очаровательным камушкам и прутикам. Ему снился дом. Не квартира на Тау, а самый далекий и самый родной дом на Земле, где под старыми вишневыми деревьями остались Этель и Франсуа. Во сне они были еще молоды. Он сидел на веранде, а рядом, под вынесенным на лето фикусом, сидела маленькая девочка с бирюзовыми волосами. Рэя. Что ей делать в его сне? Школа Эстер по влезанию в мозги или просто игра воображения? — А тебе Эстер не говорила, что не надо приходить в спальню к чужим мужчинам? — пробормотал он, едва проснувшись от луча, проникающего под коротенькие занавески на окне, потому что Рэя свернулась клубочком в ногах. Кровать как будто стала шире. Реально стала шире, это же тоже дом из разумного гриба. Кроме серебристого покрывала, на ней лежало еще одно — зеленое с золотыми узорами из пересекающихся прямых. Снова тишина. Рэя спала. По крайней мере, ее состояние напоминало сон. Контроль над внешностью частично потерялся, так что было можно разглядеть и перламутровые частички кожи, и лишнюю фалангу на тонких пальцах. Черты лица оставались почти человеческими, не считая подвижного нижнего века. Ящерка. Дракончик. Уинстон коснулся худенькой спины с выступающими — сильнее, чем у человека — позвонками под тонкой белой тканью. Теплая, но не такая теплая, каким был бы человек. Как неир дышат? Точно не легкими. Спящая Рэя выглядела непривычно и одновременно — трогательно. — Не с тобой я собирался спать в одной постели, конечно, — он погладил бирюзовые волосы. — Вдруг ты злая спросонок? Не покусаешь меня? — Вин? — раздалось в голове, и лиловые глаза приоткрылись. — Ты теплый. — Дракоша пришла греться? Рэя потянулась к нему, ткнулась головой в бедро, как слепой котенок. Сонное тело почти ничего не весило — Уинстон уложил ее на подушку и прикрыл обоими покрывалами. Пусть выспится. Сегодня будет долгий день — он намеревался поднять много интересных тем. Тренировка казалась спасением от бесконечных мыслей о Софи, брате, родителях и Этель с Франсуа. Сосредоточенность на дыхании, точности движений освобождала мозг. Отточенный танец на ржавой траве между красными цветами не давал мышцам потерять тонус. — Что ты делаешь? — Рэя в обычной своей тунике наблюдала за ним издалека. — Что это? — Это называется «боевые искусства». — Ты научишь меня? Так долго задерживаться здесь он не собирался. — Рэя, — Уинстон принял нормальную позу, — ты должна все рассказать. Вчера была моя очередь, сегодня — твоя. — Хорошо, — она отвела взгляд. — Эстер говорила, что людям нравится говорить за кофе. Хочешь кофе? — Да, — он рассмеялся, — очень хочу. Он ушел умываться, а Рэя нырнула в свою комнату. Из приоткрытой двери поплыл аромат молотых зерен. Уинстон чувствовал, как поднимаются брови. Кофе — капризное растение для выращивания на новых планетах! Эстер адаптировала? Или кто-то до нее? — Откуда? — он осторожно просунул голову в дверь. — Это пока секрет. О чем ты хотел узнать? — О тебе. Кто ты? Почему ты живешь одна в лесу? И… зачем я тебе? И еще — откуда берется еда? С иезуитской улыбкой Рэя распахнула дверь. Ее комната, точнее — квартирка, состоящая из нескольких небольших помещений, разительно отличалась от всего, что Уинстон видел раньше. Тут были украшения из засушенных листьев и цветов на стенах, мохнатые плюшки на полу, предназначенные явно для сидения, и огромный камень посередине с бежевыми и голубыми разводами. В углу, на выступающей части стены, стояли блестящие цилиндры и полусферы, а над ними в десятках прозрачных окошек, будто в маленьких иллюминаторах, виднелись то порошки, то листики трав, то какие-то цветные брусочки. На вырастающей из стены консоли валялась испачканная лопатка и пригоршня фиолетовой шелухи. Источника тепла видно не было, но определенно Рэя тут готовила, и ее кухонный уголок напоминал лабораторию сумасшедшего ботаника. Судя по выжидающему взгляду надо было сесть. Уинстон послушался. Устроился на коричневом сиденье из шкуры какого-то курчавого бедняги. Рея приложила ладошку к стене. Из открывшейся ниши посыпались яркие маленькие штуковины — ничего похожего на привычный идеальный порядок в других комнатах, которые он видел. — Это конфетки? Сладкое? — Да! — Рэя смотрела на него, сжав губы. Мог бы и помочь ловить непослушные сладости, но сиденье было такое удобное… — Бери. И кофе. — Спасибо. А ты будешь? — Я не очень понимаю этот напиток, — она сделала крошечный глоточек. — Думаю, можно начать… Она решила начать с загадки еды. Удивила — все в этом доме готовит она сама. Принцесса-кухарка. Готовит заранее, убирает в специальный шкаф, сохраняющий еду свежей, и в назначенное время транспортёр выдает поднос в окошко. Никаких маленьких существ, живущих в стенах. Ни капли технологической магии! Даже неинтересно. — В любом жилье есть такое окошко. Это стандартный модуль. Если заказать доставку… — Тут есть доставка еды? — Уинстон чуть стаканчик не выронил. Он-то думал, что все питаются рационами, рассчитанными… Как-то рассчитанными. Это же рукотворная планета! — Да, — Рэя не обратила внимания на его выпученные глаза. — Будет доставлено через этот модуль. Дальше? Эстер проделала неплохую работу. По истерически трясущейся голове Уинстона — кофе оказался слишком горячим, Рэя поняла, что можно продолжать. — Я живу здесь, потому что я — семя этой сферы. Вот это было неожиданно. — Ты — что? — Семя сферы. Я ее создала. Она выросла по моей воле. Я чувствую ее, а она — меня, особенно здесь, в лесу. — Сфера? Все это, все улицы и дома, и поля, и все остальное — это… это и есть сфера? Это же отдельная планета! Ты создала планету? Сама? Неизвестно, как выглядят другие неир, может быть, они еще меньше, но это хрупкое существо, невесомое, с тонкими как ветки пальчиками, увлеченно выковыривающее сейчас конфету из глянцевой алой упаковки, никак не походило на творца миров. Рэя взглянула на него. И улыбнулась. Совсем как человеческая девочка. — Да, — ее голос в голове искрился радостью — нотки сомнений остались незамеченными, — тебе нравится? — Очень. Как… Расскажи, пожалуйста, кто становится «семенем»? — Это очень просто! Неир не рожали детей сами, хотя, если Уинстон понял правильно, могли. Считалось, что вынашивание и рождение потомства — излишнее обременение, тем более что ребенок рождался очень маленьким и требовалось еще долго носить его в постоянном контакте с матерью. «Вроде сумчатых», — решил Уинстон про себя. Вместо этого все неир сдавали что-то вроде образца ДНК. Расчетные центры каждой сферы высчитывали пары, у которых могло бы родиться удачное потомство — крепкое и без врожденных заболеваний. Младенцы зрели в инкубаторах до того момента, когда можно отдать их в семью. — А если кто-то не захочет растить не своего ребенка? — спросил Уинстон. — Это редкость. Все принимают детей. Неир живут не как люди, не по двое. Четверо или пятеро взрослых обычно, и если кто-то совсем не хочет детей — он должен уйти. Можно отложить рождение ребенка, если у тебя есть незаконченные миссии, или отказаться совсем, тогда родится только один — для второго партнера. Это тоже редко. Нельзя отказаться только, если твой ребенок — семя. — Семя… Несколько раз в пределах одного поколения у двух неир наследственная информация складывалась особым образом. Такой ребенок получал титул «семени». Его не отдавали кровным родителям — вырастить семя могли только избранные наставники. — Нас было двое. Это редко, обычно семя растет одно. У меня была сестра. — Повезло. Быть единственным ребенком, наверное, грустно. Я бы не хотел. — Мы росли и учились вместе, но не так, как учатся все остальные. Маленьким неир с детства прописывали траекторию, по которой нужно будет следовать — в обучении и работе. Жители космических сфер делились на «строителей», «учителей» и «творцов», без сословных или классовых ступеней. Вопросы неравенства в обществе, похоже, не возникали. — А если кто-то не захочет быть учителем? — Уинстон потер лоб. — Если он скажет — пустите меня работать на ферме? — Зачем? На ферме ему будет хуже, значит, всем будет хуже, — Рэя взмахнула руками как всегда, когда хотела быть очень убедительной. — Разве вам семья не говорит, чем лучше заниматься? — Ну, не настолько. Все-таки надо выбрать самому. — Но это же очень сложно! Сложно. Уинстон согласился. Зато можно… Можно набить шишек от души. Свобода всегда лучше, чем несвобода, но в системе неир определенно что-то было. В голове закрутились позабытые за долгие дни приключений колесики — вот бы заглянуть в их системы, которые распределяют детей по профессиям, хотя бы одним глазком! И расчетный центр посмотреть любопытно! Рэя продолжала. Маленькие «семечки» получали особые знания. Становились эдакими супербиологами, частично — инженерами, и еще — другого слова не подобрать — волшебниками. Эмпатами, способными чувствовать любую жизнь и одновременно — закрываться от чужой боли достаточно, чтобы не сходить с ума. Живыми катализаторами процессов роста, особенно важных в начале развития «сферы». Они отправлялись в глубокий космос, едва проходили «испытания зрелости». Юное семя должно было выбрать звезду с небольшим объектом в зоне жизни — астероидом или пылевым зародышем планеты — и закрепиться. Использовать существующие планеты для преобразования запрещалось. Систем с потенциальной разумной жизнью следовало избегать. После высадки создавалась первичная сфера — экосистема в небольшом куполе, будущий священный лес. — А что ты ела все это время? — перебил Уинстон. — Нельзя же без еды, пускай ты и почти волшебница. — Сначала есть питание на корабле. Потом можно вырастить съедобные растения… — Ясно. Ничего не ясно, но человеческим умом такое не осилить. Может быть, у Теда потом получится? После того, как начальная сфера вырастала достаточно большой, семя имело право запросить первую команду «строителей». Возводились жилые кварталы, разбивались поля-теплицы, сектор за сектором. Промышленность приезжала в последнюю очередь — на подготовленные, выверенные места. Со временем сфера смыкалась, превращалась в настоящую планету, часть системы своей звезды. Все конструкции сферы были частично органическими, а в жилых комплексах и вовсе обладали подобием нейронной сети, сохранявшей очень слабую, но все же связь с «семенем». — Рэя… — кофе кончился, Уинстон отставил пустой остывший стаканчик. — А что будет, если семя не справится? — Эстер говорила, что тебя надо кормить три раза в день или чаще… — Было бы очень мило с твоей стороны. Не захотела рассказывать сразу, значит есть история, причем не самая приятная. Уинстон понял намек и отправился к себе. Ожидал, что Рэя появится после того, как выдаст ему еды, но ее не было. Опять исчезла. Или спряталась у себя. Только следующим утром, Рэя показалась снова. Сначала молча наблюдала за тренировкой со своего камушка — ящерки любят греться на солнце. Потом попросила показать несложные движения. Повторяла очень старательно. Уинстон одновременно чувствовал тепло и страх. Он боялся привыкнуть. Не хотел привыкать! Нельзя привязываться к ней, к этой роще, к этой вселенной! — Я хочу рассказать, — сказала она чуть позже. — Можно мне войти? — Конечно, — Уинстон открыл дверь, — конечно, можно. — Моя сестра не смогла построить сферу. Ее роща погибла. Ее саму не нашли. Так бывает… Прозрачные цветные камушки сверкали в тонких бледных ладонях — Рэя крутила кусочки головоломки. — Мы же были вместе… учились вместе, играли вместе, а потом она исчезла. Ей же было страшно, как и мне! Больно. Хотелось поговорить со мной. И потом она… исчезла. — Рэя, — он протянул руку, потрепал ее по плечу, — мне жаль. — Почему я не думала об этом раньше? — Некогда было, наверное, — Уинстон постарался улыбнуться, — ты же планету создавала. Слушай, а вдруг она просто бросила это все и убежала? Может быть, она живет где-то в другой сфере сейчас и работает на ферме? Розовый и зеленый камушки скользнули по матовой серебряной трубке и вдруг соединились вместе с такими же кольцами в красивую фигурку. Рэя отложила головоломку и сжала крепко ладони. — Нет. Я знаю, что это не так. Потому что ее корабль прилетел ко мне. — У каждого есть собственный корабль? — Не обязательно. Может быть, один на семью. Или на двоих. Жители сфер не так и много летают, но есть сообщества, которые всю жизнь перемещаются по космосу… от планеты к планете. У них много кораблей. И среди них семена не появляются. У Рэи и ее сестры были почти одинаковые корабли. Не идентичные — неир не строили по одному проекту дважды. Она показала голограмму — едва ли не игрушечные на вид. Как на таком можно отправлять юное существо выращивать новую планету? Что это за общество такое? — Хочешь увидеть корабли? — лицо Рэи загорелось интересом. — Идем, я покажу тебе! — Они тут что ли? В роще? — Конечно, — печали как и ни бывало, она соскользнула с кровати и взяла Уинстона за руку — пальцы снова горячие, — это же мои корабли! Пришлось надеть плотный серый комбинезон с широким капюшоном — начинался дождь. Рэю это не останавливало — она почти бежала по еле заметным тропинкам, перепрыгивала с камня на камень, и Уинстон порой видел лишь краешек синей накидки, мелькающий среди деревьев. — Вот они! — Ого, — он остановился. — Красивые. Над вымощенной плоскими камнями площадке висели в упругих волнах антигравитационного поля два аспидно-черных корабля, опутанных тонкими линиями золотых узоров. Голограмма не обманула, они в самом деле были крошечными, с самую маленькую яхту. Корабли выглядели уснувшими. Не пыльными, не ржавыми или тронутыми другими следами времени — выключенными. — Этот мой, — Рэя погладила черное сопло. — У них есть интеллект. Корабль запоминает каждого. С ним можно поговорить. — А он может не пустить внутрь? — пошутил Уинстон. — Конечно! Если ты ему не понравишься, он больше не даст войти. А еще, когда появилась Эстер… она была прямо здесь. Она сказала, что корабль пытался решить временное… различие? — Несоответствие? Парадокс? Уинстон поежился. Обилие разумных вещей напрягало. Два корабля недалеко от дома — хорошо, но если они самостоятельно решают, кого пускать на борт, то угнать не получится… Даже если бы он знал, как управлять таким. — Идем обратно? Тут не особо приятно, когда пасмурно. — Вин, — Рэя сделала шаг назад, спрятала руки за спиной. — Я могу тебя попросить? Скоро мне нужно быть там… на одной… Вместо продолжения фразы голове возникла только какофония гласных. — Прости, я пытаюсь попроще… Как называется, когда поют со сцены? — Концерт? Представление? Опера? — С Эстер мы о таком не говорили и система перевода не понимает… Мне нужно быть в театре. Есть такое слово? Ты можешь быть со мной? — Ладно. Хорошо. Сверкнула глазами хитро и побежала назад. Остался еще один вопрос неотвеченный. Может быть, самый главный. Во что ты влип, Уинстон Роулз? Вечером Рэя учила его играть в местные головоломки и что-то вроде карт. Снова поила кофе. Кормила не конфетками в глянцевых, похожих на застывшее желе обертках, а сладкими шариками, которые точно сделала сама. Может быть, стратегию сближения ей подсказывала незримо присутствующая Эстер, но Уинстону казалось, что стеснительная и перепуганная вначале Рэя теперь начала доверять ему. Ящерка согрелась. Утром он снова обнаружил ее на краешке своей кровати. — Рэя, — шепнул он, — зачем я тебе понадобился? Почему я? Тед же круче, может в планковом пространстве зависать. — Ты лучше, — раздалось эхо в голове. Значит, слышит. Просто еще не проснулась до конца. Уинстон смотрел в ребристый потолок. У него тоже схлынуло сумасшедшее напряжение первых дней, и теперь на его место приходила тоска. Не хватало простых человеческих ощущений — объятий, смеха, разговора голосом, а не голоса внутри головы. Не с Рэей же обниматься. С другой стороны. Он вздохнул — всегда есть чертова другая сторона. Может случиться и так, что Эстер окажется права. Тогда придется обниматься с Рэей. Если дракоша его не сожрет ритуально, кто знает, чего от этих неир ожидать. Комната выплюнула поднос с едой. «Спасибо!» — Уинстон пожал нечеловеческие пальцы и выбрался из кровати. Пора начинать новый день. — Когда мы с тобой идем в театр? — спросил он, когда увидел Рэю следующий раз — возвращающейся из рощи в сопровождении парящего в воздухе контейнера с травами и ягодами. — Еще, — она прикрыла глаза, — еще четыре дня. Я помню, что не на все вопросы ответила. Сегодня перед закатом поговорим. Ладно? — Конечно. Рэя? У тебя есть что-то, на чем можно писать? — Писать? — Да. Превращать слова в символы. В буквы. У вас есть письменность? Она принесла кристаллик, генерирующий голографический лист, если крепко сжать его в пальцах. Показала алфавит неир из двадцати семи слогов, который Уинстон все равно не смог бы воспроизвести голосом. Писать на голограмме не особо получалось, только рисовать. И как он не пытался набросать портрет Анны Софии или Теда, или мамы, на голубом поле появлялась только девчонка с драконьими крыльями. Уинстон почесал затылок и постучал по кристаллу, чтобы лист исчез. Перед закатом Рэя привела его к небольшому озеру. Сеть из мелких цветочков, плавающих на его поверхности, приятно светилась в полумраке, и вокруг них тоже летали светящиеся мошки. Отличное место, чтобы говорить о личном. — Ты спрашивал, почему именно ты, — она потупилась, — я должна ответить. Мы знали о существовании разумной жизни в том пространстве. Неир уже давно нашли вашу планету еще самую первую. Неир следили за человечеством, и отдельно — за несколькими семьями… — Зачем? — Важно было знать, насколько вы развиты. И опасны ли. Это не очень хорошо получалось, потому что время не одинаково течет там и здесь, и все равно мы понимали, что рано или поздно люди попробуют сюда пройти. — Вы могли просто убить нас. Или закрыть в лаборатории для изучения. Или заставить улететь обратно. — Да. Мы знали о способностях вашей семьи… Понимаешь? Эстер сказала мне, вы называете наследственные свойства — ге-не-ти-ка. Совет… Некий совет учителей с разных планет неир знал заранее о врожденных способностях Теда и его. Планково пространство их не заинтересовало. То ли в этой вселенной такие вещи не работали, то ли у неир были свои технологии быстрых путешествий, а вот доступ к Бездне, к голосам и памяти предыдущих поколений вызвал интерес. Рэе определенно повезло, что гены Этель достались не Теду. Он бы не ходил за ней по лесам так спокойно. — Совет решил, что неир нужен ребенок с такими же ге-на-ми. Поэтому ты. И поэтому ты здесь. — Рэя, — Уинстон смотрел в темные-темные бездонные глаза, — мы с тобой разных биологических видов. У нас не может быть общих детей. — Я знаю! — она взмахнула руками, вспыхнула как огонек. — Я же семя сферы! Это мне известно! Но я могла бы взять материал, изучить… Думаешь, все равно не получится? От грусти в ее голосе ветер стал прохладнее, а цветочки на озере закрылись. Светящиеся букашки попрятались. Магический пейзаж превратился в тревожный. — То есть, я-то и не нужен. Только мой биологический материал? Значит, ты можешь меня отпустить к остальным, и мы вернемся домой? — Отпустить? Не знаю. Совет не сказал, что делать, и я подумала, что ты останешься… — А если я не захочу? Порыв ветра поднял ее длинные волосы. Рэя зашагала обратно, и Уинстону снова пришлось догонять. — Почему? — бросила она на ходу. — Потому что я хочу вернуться домой. К тем, кого я люблю. — Люблю? — внезапно она остановилась, обернулась — губы сжаты, брови нахмурены. — Как это? — Испытываю любовь. Это значит… — Уинстон задумался. Слишком глубокая тема для раскрытия посреди ночного леса. — Хочу быть рядом с ними. Видеть их. Прикасаться. Заботиться о них. Это непросто, в двух словах не объяснишь. Синие слезы обратились в ледяной дождь. Понимала ли сама Рэя, о чем плачет? Что чувствуют неир, какие эмоции испытывают эти, несомненно, очень развитые существа? Уинстон не знал. От дождя и ветра ему было холодно снаружи, а от собственных слов и ее слез — холодно внутри. Ужин Рэя ему отправила. Инструкция Эстер «кормить человека три раза в день» выполнялась без сбоев. С рассветом теплее на улице не стало. Все так же моросил мелкий дождик или это тонкие пластинки замерзшей углекислоты сыпались с неба? Уинстон сделал привычную тренировку. Рэя не пришла к нему. Он и сам бы не стал выходить из дома, но догадывался, что причина вовсе не в холодном воздухе. Вернувшись в комнату, он завернулся в одеяло и так и сидел, глядя в стену. Что означали голубые знаки на бежевом фоне? На алфавит, который он видел раньше, непохоже. Тед, наверное, смог бы расшифровать. Этим и занимался бы целый день вместо болтовни с Рэей. Если бы она его не заморозила рассердившись. В пришедшей полудреме он видел Теда и Софи, как они втроем гуляли на Тау по набережной. Холод на коже и тепло в сердце. Уинстон отчаянно захотел оказаться рядом с ними, пускай даже здесь, в сфере жизни. Даже если они в тюрьме. Где угодно! «Понадобился их главной? А она хорошенькая?» Он слышал голоса людей! Впервые в этой вселенной! «Софи, слышала?! Надо вытаскивать Винни, пока он… Ай! «Дурак!» Почему слезы льются? Это же даже забавно… «То есть ты была шпионом, да, Рэ-йе-лин?» Была. Или не шпионом, а проводником? Уинстон закусил костяшки пальцев. Они живы. Они в порядке. Все вместе! Рэйлин их нашла! Можно было слушать их прелестную болтовню вечно, но другие голоса прорвались через пространство-время. Темные волны. Горе. Смятение. Он услышал, как плачет Этель. Впервые в жизни так! Горько, навзрыд. Слышал Эварта. И то, чего так боялся… «Он прожил хорошую жизнь, мам. Он был счастлив с тобой!» Франсуа Лагранд умер. «Мамочка, я сейчас!» Голос Терры слышен ясно, будто для него нет ни единого препятствия. Через черный занавес горя, Уинстон чувствует, как вздымаются слои мироздания — его мать ныряет в планково пространство, будто в море с мостков. «Я люблю тебя… Франсуа, я так тебя люблю!» Он хотел бы и сам оказаться на Земле. Рядом. Попрощаться. Не с живым увидеться последний раз, так хотя бы… — Вин? — Рэя стоит рядом, а он и не заметил, что и сам рыдает в голос. — Вин… Он не в силах сказать. Она все понимает и без слов. Забирается на кровать, касается его висков, ищет что-то в воспоминаниях. Находит. — Мне так жаль, — звучит горестный голосок в голове. — Спасибо. Он пытается вытереть слезы. Старается выпутаться из одеяла. И тогда Рэя неловко, но крепко обнимает его. Не та, с кем он хотел бы оказаться рядом, но единственная, кто может сейчас разделить его горе.