***
Проходит день. И к наступлению следующего вечера что-то в нём с громким треском ломается под тяжестью осознания. Никто не придёт. Единственный человек, которому действительно было не наплевать, и тот теперь даже видеть его не желает. «Я никогда не просил тебя об этом. Ты сам привязался» Зачем… Зачем он вообще всё это наговорил? Ну вот кто, кто тянул его за язык? Это ведь даже не правда. Жалкая ложь. Такая же лживая, как и всё, что он сам из себя представляет. Он ляпнул сгоряча, не подумав. Сказал очередную глупость, даже не догадываясь, как ужасно она прозвучала. А когда слова сорвались с языка, оказалось уже поздно. А может даже не в этом дело было. Рантаро вечно повторял, что доверяет ему. Кокичи ни разу не сказал ему того же. Он мог сотни раз твердить, что тоже доверяет, и при этом ни разу не быть честным. Поэтому он и молчал, зная, что если скажет это, то по-любому соврёт. Когда он говорил все те слова о запасных планах, о том, что у него всё под контролем, он знал, что Рантаро ему поверит. И всё равно солгал. Ну а чего он ещё ожидал?! Лжец не сказал ему всей правды, вот так новость! Он глупец, который так просто ведётся на сладкие россказни, а потом обижается, когда оказывается, что поверил зря! И Кокичи только сильнее злится. Хочет думать, что на Рантаро, который, как последний подонок, взял и бросил его. А на деле самого себя обманывать оказывается куда сложнее. И хуже всего — мысли, в которых, кроме обвинений и чувства вины, давно не было ничего, что помогло бы успокоить ноющую от одиночества душу. А он-то наивно думал, что привык к этому. Привык во всём быть один, держать всю боль при себе, молчать так, чтобы другие даже не догадались, как бывает ему порой плохо. Он думал, что прекрасно справляется со всем в одиночку, пока не остался действительно один. Глупец здесь только он. Потому что в попытках спастись его отчаянная душа тянется к людям. Всё чаще он ненароком оказывается на кухне или в гостиной, где так любят проводить время вместе остальные. Иногда поддерживает бессмысленные беседы, пустыми разговорами пытаясь заполнить бесконечные дыры в душе. Но зачастую просто отмалчивается где-то в стороне. Гомон чужих голосов позволяет заглушить голос вины. Он помогает Кируми с уборкой кухни, хотя знает, что та справилась бы сама намного лучше. Но она его не прогоняет, и хотя бы за это уже стоит быть благодарным. Она упорно пытается научить его готовке, а он в который раз ударяет себе ножом по пальцам. Нечаянно ли? Заботливые руки, клеящие ему пластыри, позволяют чувствовать себя немного нужным. Каэде пробует научить его лёгким аккордам. Но из-под его рук вылетает сплошная несуразица. Он больше любит слушать, когда играет она. С надеждой отвлечься он идёт к Миу. Но та спустя каких-то десять минут прогоняет его прочь, потому что у него всё валится из рук. Как назло. Он с горящими глазами слушает рассказы Гонты о необычных жуках-пауках и прочих мерзостях, проклиная собственное слишком хорошее воображение, что тут же рисует их в самых мельчайших подробностях. Гокухара смеётся глубоким грудным голосом, не замечая, как он вздрагивает, искренне счастливый, что кто-то действительно проявил интерес. И Оме как-то даже полегче становится: если уж Гонта на него не злится, то и Рантаро как-нибудь перестанет, да?***
К вечеру, пока за стенами дома вовсю расходится метель с противным мокрым снегом, он едва не засыпает за столом в тёплой гостиной. Очередной насыщенный на события день оседает на плечах тяжестью, а недавний приступ растекается в груди пульсирующим пятном. Он всеми силами пытается не замечать ноющей боли. Вокруг шумные разговоры. Споры. Смех. В этом доме голоса не стихают даже ночью. Бесконечная болтовня ни о чём, шутки и планы, планы, планы. Покататься на лыжах. Съездить посмотреть на цветущую сакуру. Посмотреть новый фильм на большом экране. И целая куча всего, что Кокичи даже не пытается запомнить. Мысли движутся едва-едва. Он ведёт ленивым взглядом по комнате, подмечая деталь за деталью. Кайто забавно жестикулирует, когда спорит. Миу всё время смотрит на часы — похоже, скоро начнётся какое-то Тв-Шоу. У Маки поразительная способность концентрировать внимание на книге даже в таком совершенно не походящем для чтения шуме. А у Химико сильно отрасли волосы, и она перестала носить свою дурацкую неуместную шляпу. Он ищет глазами Шуичи. И замечает его у самой стены. Тот мирно сидит в углу дивана, неприметный и тихий, словно тень. Незабудки в груди успокаиваются, он даже не замечал, как больно они сжимали ему лёгкие. Кокичи понимает, что не может оторвать взгляда. Иногда кажется, что Шуичи всеми силами старается быть незаметным. Он всегда рядом, но маячит где-то на периферии. Его голос всегда тих, спокоен, краток. Он редко сам начнёт разговор, если нет веского повода. Но всегда поддержит беседу короткой фразой или простым кивком. Шуичи хороший слушатель. Он часто выслушивает чужие проблемы или банальное нытьё, и даже не раздражается. Шуичи немногословен, но в нужные моменты он всегда найдёт подходящее слово. Он не любит громкий шум, не терпит сильных конфликтов и всегда старается уйти, если разговор сильно накаляется и он не в силах предотвратить ссору. Шуичи часто наблюдает. Может, это связано с его «детективностью», но он многое подмечает и запоминает. Даже глупые мелочи, не имеющие для остальных значения. Поэтому Шуичи многим нравится. Он думает, что очень плох в поддержании бесед. И даже не догадывается, что когда кому-то из них нужна хорошая долгая беседа, все обязательно идут к нему. Потому что Шуичи умеет быть внимательным и учтивым, хотя сам это ни за что не признает. Он любит бывать один, но очень ценит время, проведённое в приятной компании. У Шуичи много близких друзей, и поэтому он никогда не останется в одиночестве. И Кокичи всё это знает, потому что он безнадёжно влюблён. Его негромкий мягкий смех заставляет сердце дрожать и метаться под рёбрами, как обезумевшее. И он не услышал, что там такого смешного сказал Кайто, но он ему благодарен. Потому что, когда Шуичи смеётся так искренне, Кокичи Ома хочет жить. Хотя бы только ради звука его голоса. Шуичи поправляет волосы, уводя выпавшую тёмную прядь за ухо, и наконец замечает чужой взгляд на себе. В золоте его безумно красивых глаз блестит интерес и удивление. Кокичи понимает, что, как дурак, бессовестно пялится уже не первую минуту. Но Шуичи только мягко улыбается в ответ. И Ома спешит спрятать лицо в сложенных на столе руках, чувствуя, что ещё немного и сердце проломит ему грудную клетку. Он прикрывает глаза. И в этой темноте ищет успокоения. Но перед взором всё ещё маячат такие родные глаза. Однажды Шуичи Сайхара уничтожит его одной только своей улыбкой. Если так, то это будет лучшая смерть, какую он только может себе пожелать. — Знаете, нам нужно вместе пойти на каток! — неожиданно громко выпаливает Кайто, воодушевлённый гениальной мыслью. И образ Сайхары тут же расплывается без следа. — Идея-то неплохая. Но ты сам-то на льду удержишься? — голос со стороны. — Я же астронавт! Я удержу равновесие даже там, где такого понятия вообще не существует! Кокичи устало вздыхает, чуть выглядывая из кольца рук. Сайхара что-то негромко шепчет на ухо Каэде и очаровательно хмурится, когда та мотает головой. Шум голосов сливается в бессвязное бормотание где-то на краю сознания. С трудом различаются слова, смех, возгласы. Только монотонный усыпляющий шум. — Ну а ты что думаешь, Ома? — оборачивается к нему Кайто. — Ома? Ответа не следует. Кокичи, уткнувшись носом в рукава тёплого свитера, тихо дремлет. Кажется, даже не замечая тихих смешков вокруг.***
Когда он поднимает голову, стараясь проморгаться ото сна, вокруг всё залито золотом и медью. Мягкий свет льётся из окна, складываясь на полу в чудные узоры. Уже вечер. Уже… вечер?! Мальчишка вздрагивает, стараясь вспомнить, когда успел незаметно уснуть. Сердце тревожно замирает. — Всё в порядке, — слышится негромкий голос совсем рядом, чья-то тёплая ладонь успокаивающе ложится ему на плечо. Движение мягкое, бережное, но почему-то заставляет дёрнуться. И Кокичи наконец замечает Сайхару, преспокойно сидящего рядом. Перед ним на столе раскрытая книжка с чуть пожелтевшими от времени страницами и потёртыми уголками. А в глазах отражается золото вечера и едва различимое волнение. — Остальные на кухне, — он чуть кивает головой в сторону и вновь возвращает глаза на него. — Не хотели тебя разбудить. Из другого конца дома едва слышны приглушённые голоса и звонкий смех. Негромким эхом откуда-то издали в эту небольшую, замершую в янтаре комнату просачивается жизнь. Словно два мира, совершенно разных и несхожих, на мгновение пересеклись. Через несколько секунд всё вновь погружается в тишину. Лишь ритмичное тиканье часов и безмолвный шелест книжных страниц. В лучах солнца, ниспадающих на стол, кружатся бледно-золотистые пылинки, подчиняясь всякому малейшему движению воздуха. Завораживает. В голове спросонья сплошной туман. Даже странно притихшие мысли в полной неразберихе. Кокичи сонно трёт глаза и с протяжным скрипом отодвигает стул, поднимаясь из-за стола. — Я тогда… пойду к себе, — полусонно бормочет он, скорее для самого себя, чем для Сайхары, вновь оторвавшегося от чтения и наблюдающего за ним со слишком сложным выражением лица. Но не успевает Кокичи сделать и пары шагов, как тот окликает его, заставляя замереть от того, КАК его имя звучит голосом Шуичи. По позвоночнику ползёт мороз. Он мнётся на месте несколько мгновений, размышляя, стоит ли просто уйти. Но всё же оборачивается. И видит, как детектив осторожно встаёт из-за стола, останавливаясь напротив. — Тебе… не обязательно справляться со всем в одиночку, — вполголоса напоминает Шуичи. И Ома чувствует, как больно дёргается в груди очередной бутон. — Мы здесь, чтобы помочь. Мальчишка смотрит на него с потаённой тоской. Чтобы помочь?.. Разве кто-то сказал, что ему нужна помощь?.. Но Шуичи выглядит таким искренним и отчего-то таким виноватым, что просто язык не повернётся огрызнуться в ответ. Слова могут ранить, Кокичи это не понаслышке знает. А ранить Шуичи, вот такого, чуть растрёпанного к вечеру, смотрящего на него с таким волнением, совсем не хочется. Не хочется, даже если обида за прошлое всё ещё живёт где-нибудь внутри, истлевая горячим угольком. — Всё в порядке, — улыбается он, чтобы не показать, как задето что-то внутри. — Я справлюсь. Сайхара чуть морщится, как будто ему действительно больно. Опускает глаза, сминая пальцами край одежды. — Не отстраняйся от нас, — шепчется куда-то в пол. И слова звучат, словно просьба. Как тихая мольба, как попытка докричаться. — Я ведь вижу, когда тебе больно. У Омы дёргается уголок губ. Он знает, что вновь идёт по протоптанному пути. Знает, что вновь и вновь повторяет все свои ошибки, стараясь вот так отгородиться от других. Совсем как тогда, в Игре. Но на этот раз причины другие, обстоятельства другие, и итог… тоже другой. И на этот раз другого шанса не будет. Он сжимает зубы от горечи и думает, что, когда Шуичи избегал его, было легче. Больнее, но легче. А теперь… Сайхара наконец сходит с места и останавливается прямо перед ним. Близко-близко. Кокичи всеми силами старается не рвануть прочь отсюда. — Если мы… если Я могу тебе чем-то помочь, просто скажи. Шуичи — глупый-глупый-глупый Шуичи — кладёт ему руку на плечо. Даже не подозревая, как из-за одного этого касания что-то внутри Кокичи ломается с оглушительным треском. Что же ты делаешь со мной, Шуичи? Не смотри на меня вот так, не говори всего этого. Не заставляй меня думать, что тебе не всё равно. Не давай мне ложных надежд, когда я только начал примиряться с собственной участью. Это жестоко, знаешь? — Я просто хочу сказать, что если понадобится помощь, поддержка или… простой разговор, ты всегда можешь прийти. Только не закрывайся снова. Шуичи шумно выдыхает, как будто держал эту мысль при себе так долго, что, наконец озвучив её, избавился от невыносимой тяжести. В горле ком. И Кокичи через силу заставляет себя кивнуть, не отрывая глаз от пола. И когда тёплая ладонь соскальзывает с его плеча, он срывается с места, не оглядываясь. Однажды Шуичи Сайхара его уничтожит. И даже этого не заметит.