Скрипка

В странном сне Кайл не видит ничего, кроме черноты. В этом мире пустоты он слышит два голоса. Один знакомый, другой - нет. — Есть шанс, что твой отец скоро откроет вакансию в Собиборе? — говорит знакомый, но недружелюбный голос. — Почему ты продолжаешь настаивать на том, чтобы тебя туда перевели? — спрашивает незнакомый голос. Он отдает скукой. Из ниоткуда в черноте поднимаются маленькие белые хлопья. Они медленно поднимаются в мягком танце, как будто их поднимает легкий ветерок. Сначала хлопьев немного, но вскоре их становится все больше. Белые танцующие точки окрашивают пустоту черноты. — Ты прекрасно знаешь, почему! Кто представил план окончательного решения проблемы еврейской расы на конференции в Ваансе*? Кто вдохновил Герра Райнхарда на строительство лагерей уничтожения? Кто придумал все замаскировать, чтобы никто не заподозрил, что происходит? Я! Я! Это мое право - отправиться в Собибор!!! — Кайл нахмурился во сне. Это был авторитетный голос, который он так ненавидел, так избегал, так боялся. — Я хочу быть там, Крейг. И увидеть всё своими глазами. Евреи прибудут огромными массами. Я хочу увидеть их испуганные лица... Голос эхом отдавался в голове Кайла. — Я хочу увидеть их испуганные лица... И стал частью его сна. ...испуганные лица... Кайл наблюдает, как чернота полностью заполняется хлопьями, пока все не становится белым. Внезапно он чувствует, как его тело уходит под воду, и он плавно перемещается вниз, в то время как хлопья летят в противоположную сторону. Он все еще слышит отвратительный голос, раздающийся на заднем плане. Он плавно приземляется на пол. Он белый от хлопьев, но он понимает, что это не снег. — Я хочу увидеть их лица, когда они выйдут из поездов... Кайл смотрит, как длинный серый поезд с грузовыми вагонами едет в его сторону и останавливается прямо напротив него. Он оглядывается по сторонам - станции нет. Вообще, вокруг него ничего нет. Ни одного дерева. Ни одной птицы или живого существа. Только открытые поля на бесплодной земле, покрытой странными белыми хлопьями. Из ниоткуда высокие солдаты, одетые в черные толстые шерстяные пальто, маршируют к поезду и открывают вагоны. Из вагонов вытаскивают перепуганных людей всех возрастов, и вдруг все это выглядит очень знакомо. Белые хлопья все еще падают. Падают с неба. Но это не снег. — ... Я хочу увидеть, как в их глазах умирает надежда, когда женщин и мужчин разводят в разные стороны. Когда их ведут на верную гибель... — Кайл видит, как солдаты открывают рты, кричат, и истошно вопят. Но он ничего не слышит. Только эхо ненавистного голоса. Семьи разделены. Матери, которые борются и держат своих маленьких мальчиков, получают жестокий удар винтовкой. Они падают телом на странные белые хлопья, испытывая боль и дезориентируясь. Детей уводят, а матерей тащат обратно в толпу женщин. — ... Я хочу увидеть выражение их лиц, когда они узнают, что, несмотря на то, что их разделили, они попадут в одно и то же место. Их ждет та же участь... Белые хлопья проносятся над массой людей, старательно идущих по дороге. Десятки и десятки звезд Давида, которых ведут руки со свастикой. Одни кричат и плачут от отчаяния, другие затихают от безысходности. Тех, кто сопротивляется или пытается убежать, расстреливают прямо на месте. Красная кровь невинных смешивается с белым полом. — ... Я хочу увидеть фабрики смерти... Белые хлопья танцуют на ветру на темно-красном фоне. Кайл наблюдает, как толпа людей направляется к большому серому зданию. У него высокие дымовые трубы. Вместо черного дыма из них вырываются белые хлопья. — ... Я хочу увидеть, как им сбреют их большие кудрявые черные локоны, я хочу увидеть, как их разденут догола и отправят в душевые... Глаза Кайла следят за испуганными мужчинами. Голые. Лысые. Молодые. Старые. Маленькие заплаканные мальчики прижимаются к телам своих отцов. Их заталкивают в большую, но недостаточно просторную для них комнату. Мужчины собраны в кучу. Обнаженные тела дрожат от страха, прижимаясь друг к другу. Комната похожа на интерьер пустого склада, только к потолку прикреплены душевые кабины. Свет выключается. Слышны вздохи и негромкие крики. Шепот молитв. Шепот отцов, которые говорят своим сыновьям, что скоро все закончится. Они боятся того, что будет дальше. Они знают, что будет дальше. — ... Я хочу услышать их крики агонии... Душевые открыты. Но из них не льется вода. Вместо нее - какой-то пар. Его запах опьяняет. Крики ужаса наполняют комнату. Мужчины хватают ртом воздух, но задыхаются. Они зовут на помощь. Они молят Бога спасти их. Но сегодня Бога здесь нет. — ... чтобы они кричали до тех пор, пока последний голос не угаснет и не останется только тишина. Они мертвы. Все они мертвы. Их глаза раскрыты, рты открыты. Руки держатся за руки - память о последних минутах жизни на Земле. Двери снова открываются. Одно за другим тела снимают и переносят в большой грузовик. Он привозит тела на фабрику с огромными печами, пылающими желтым пламенем. Тела бросают в дикий огонь. Человеческая плоть поглощается разъяренным пламенем. Они сгорают, пока не остается только пепел. Белый пепел летит на фоне красного неба. Глаза Кайла широко распахнулись. Он вздрогнул, на лбу выступили капли холодного пота, в уголках глаз заблестели горячие слезы. Его грудь быстро поднималась и опускалась от учащенного дыхания. Он опустил глаза вниз и увидел Бебе, лежащую без сознания на нем. Все спали, кроме Герра Картмана и еще одного парня, имени которого он не мог вспомнить. Они не заметили, как он проснулся. — Картман, Собибор - это всего лишь лагерь уничтожения. Там концлагерь маленький и не идет ни в какое сравнение с Дахау. Он изолирован и находится далеко от всего. Погода там намного экстремальнее, намного холоднее и горячее. Там тебе нечего искать. Только газовые камеры и смерть. В Дахау тебе будет гораздо лучше. — Черноволосый парень попытался переубедить другого парня. — Ты просто не понимаешь, да? — расстроенно проговорил толстый нацист. — Это была моя идея! Мой план! Это мое право - быть там и слушать их плач, пока они задыхаются в отравленном воздухе! — возмущенно кричал Герр Картман, посылая мурашки по позвоночнику Кайла. — Хорошо, Картман. Я вижу, что это очень важно для тебя. Я поговорю со своим отцом. Я сделаю все возможное, чтобы убедить его перевести тебя в Собибор. В конце концов, мне удалось убедить его в строительстве этих газовых камер здесь, в Дахау**. — Да, тебе удалось, Крейг. Да, удалось. — сказал Герр Картман с торжествующей улыбкой. К этому моменту Кайл чувствовал себя очень плохо. В его голове все еще воспроизводились образы сна о толпе еврейских мужчин, идущих на смерть. Его мысли крутились вокруг да около. Фальшивые душевые. Газовые камеры. Отравленный воздух. Кайл отчаянно хватал ртом воздух, но густой запах опиума в воздухе заставил его задохнуться. Он почувствовал головокружение и начал паниковать. Мысленно он был вместе с людьми под смертоносными душами. У них были открыты рты. И чем больше они пытались дышать, тем больше вдыхали смертоносного газа. Борясь с одышкой, Кайл искренне верил, что он тоже находится в той комнате и задыхается от жизни. Они уже отравили меня! в отчаянии подумал он и срочно сел, обхватив шею руками, делая большие глотки воздуха, вдыхая все больше и больше опиума. Он мучительно кашлянул, и только тогда оба мальчика заметили, что он очнулся. Бебе слегка вздрогнула на нем и пробормотала во сне что-то невразумительное. Кайл с трудом выбрался из-под нее и встал. Как только его ноги коснулись пола, ноги отказали. Все его тело по-прежнему онемело, и, хотя яркий сон на мгновение пробудил его мозги, его разум уже ослабевал под действием наркотика. На дрожащих ногах он медленно встал и огляделся. Все вокруг было расплывчатым. Он увидел нечеткий образ Герра Картмана и другого парня, идущего к нему. — Кахл? Что случилось, Кайл? — спросил Герр Картман, но Кайл не мог разобрать его слов. — Он выглядит не очень хорошо. — сказал Крейг, положив руку на плечо еврея. Кайл запаниковал. Он одернул руку и сделал шаг назад, ужас проступил на его побледневших чертах лица. — Держись от меня подальше! — прохрипел Кайл, пытаясь вернуть равновесие в ногах. Ему нужно было убежать. Уйти как можно дальше от этого странного круга нацистов. — Держитесь от меня подальше, гребаные нацисты! — сказал он окрепшим голосом и направился к двери. Он едва мог идти, его ноги были слишком тяжелыми и слабыми. Он потерял всякую координацию и споткнулся о стул, на котором сидел до этого, так что чуть не упал во второй раз. — Я должен выбраться. — нервно прошептал он. — В чем его проблема? — растерянно спросил Крейг. — Не знаю, думаю, может, для него это было слишком много опиума. — сказал Герр Картман. Он смотрел, как еврей открывает дверь и, спотыкаясь, уходит. — Оставайся здесь. Я посмотрю, что с этим чертовым жидом. Герр Картман спокойно подошел к двери. Он был удивлен, увидев, что к тому времени, как он подошел, Кайла уже не было. Как еврей так быстро передвигался, когда минуту назад он едва мог ходить, озадачило его. Он оглядел обе стороны коридора и открыл ближайшие двери. Ничего. Казалось, будто проклятый еврей растворился в воздухе. Внезапно он почувствовал, как холодный ветер пронесся по его телу. Он повернул направо по коридору и короткими перебежками добрался до прихожей. Дверь была широко распахнута, а снаружи дул ветер и шел снег. Герр Картман обхватил себя руками, почувствовав морозный воздух, и выругался. Блядский еврей! Он доведёт себя до смерти на таком холоде. Он вышел на улицу и огляделся. Твою мать, здесь так чертовски темно! Я ничего не вижу! — Каел? Кахл? Где ты? — Он позвал несколько раз, пока выходил на улицу. Вдруг он увидел, что в темноте что-то движется. Он побежал по снегу и вскоре добрался до Кайла, который все еще спотыкался, ничего не видя. Он схватил Кайла за руку и развернул его к себе. — Твою мать, еврей! Что, по-твоему, ты делаешь? — Держись от меня подальше! — крикнул Кайл, все еще охваченный паникой. — Кайл, послушай меня! Тебе нужно вернуться в дом. Здесь ты замерзнешь до смерти! — сказал Герр Картман, пытаясь вложить в голову еврея хоть немного ясности. — Как будто тебе есть до этого дело! — яростно прошипел Кайл. — А меня зовут Кайл! Ка-йл! Не Кахл! — Ладно, Ка-йл. А теперь возвращайся в дом, я не причиню тебе вреда. — Герр Картман сказал это сладким голосом, в то время как Кайл бросил на него настороженный взгляд. Надо бы, черт возьми, свернуть тебе шею, придурок! подумал толстый нацист. Но вместо этого он ослабил хватку на плече мальчика, демонстрируя, что не причинит ему вреда. — Я не причиню тебе вреда, обещаю. Я просто хочу вернуться в дом и выпить чего-нибудь теплого, хорошо? Не хочешь выпить чего-нибудь теплого, Ка-йл? — Рыжеволосый парень, который к этому времени потерял чувствительность пальцев, кивнул. — Я бы не отказался от чего-нибудь тёплого. — Кайл согласился и позволил тяжелой руке Герра Картмана лечь ему на спину, пока тот вел его обратно к дому. Рыжий смотрел, как белые хлопья кружатся под светом двери подъезда, и тихо пробормотал. — Это не снег.