Скрипка

Кайл стоял в неловком молчании. Он смотрел, как герр Картман сидит за своим столом и записывает слова, которые определят судьбу его и его семьи. Зеленые глаза не могли оторваться от колючих и искусных черных линий, которые рисовало перо. Все будут в безопасности до тех пор, пока он будет удовлетворять сексуальные желания герра Картмана. Эта мысль заставила его почувствовать одновременно и ужас, и возбуждение. Сердцебиение Кайла участилось от страха, а ноги желали убежать от нациста. Пульс ускорился от предвкушения, а ноги затекли от осознания того, что скоро у них снова будет близость. Он чувствовал, как его тело холодеет от волнения, лицо горит от голодного вожделения, желудок жалобно сводит от страха, а в горле пересохло от искушения. В его голове боролись контрастные мысли. Его чувства были двойственными и запутанными. В итоге Кайл испытывал отвращение к самому себе, зная, что какая-то часть его самого хотела этого так же сильно, как и жирный нацист. Он чувствовал отвращение к собственным нарушенным инстинктам, отталкивание от собственных желаний, ярость от собственной непоследовательности. Но все это он умел скрывать за совершенно спокойным фальшивым лицом, изображая из себя испуганного невинного мальчика, которым, как он знал, ему следовало быть. Со стороны он выглядел сдержанным и неохотным. Но внутри него бушевала страшная разрушительная буря. Ветры агонии сталкивались с волнами похоти, сводили его с ума, заставляли пульсировать голову, вытягивали всю его энергию, пока он не почувствовал лишь умственное истощение. — Я, Эрик Теодор Картман, эсэсовец лагеря Дахау, настоящим заявляю, что сделаю все, что в моих силах, чтобы Джеральд Брофловски, Шейла Брофловски и Айк Брофловски были в безопасности и под защитой. Взамен Кайл Брофловски должен согласиться беспрекословно подчиняться мне и выполнять любое задание, которое я ему дам, без каких-либо вопросов. — Кайл моргнул, когда голос герра Картмана прочитал то, что он только что написал. — Звучит разумно, согласен со мной, еврейчик? — Кайл сухо сглотнул, когда толстый нацист протянул ему бумагу и ручку. — Твоя подпись, пожалуйста. Вот здесь. — сказал он, указывая на пустое место под текстом. — Это контракт? — нерешительно спросил Кайл. Он ненавидел тот факт, что его руки дрожали, поэтому листок бумаги трясся между пальцами. Герр Картман, конечно, видел это, но не обратил никакого внимания. — Да. Так это будет официально. Назовем это гарантией для нас обоих. Мы оба скрепляем этим свои обещания, чтобы никто из нас не мог их нарушить. — Холодно ответил толстый нацист. По тому, как изогнулась бровь рыжеволосого парня, он понял, что тот что-то заподозрил и не поверил. — Как я уже говорил, я человек слова. Это просто способ получить физическое доказательство этого. — Справедливо. — не менее холодно ответил Кайл. Он подавил нервный вздох, положил бумагу на стол для опоры и нацарапал свою подпись. По глазам нациста пробежала вспышка триумфа, которую еврей не пропустил. Кайл вернул бумагу, и герр Картман тоже написал свою подпись. Затем он проштамповал ее знаком СС и положил бумагу в небольшое хранилище у своего стола. Он встал и подошел к двери. — Я отлучусь совсем ненадолго. — сказал он, прежде чем выйти из комнаты. Кайл услышал, как он закрывает дверь, и шмыгнул. Толстый нацист явно не доверял ему, чтобы остаться. Несколько мгновений он стоял посреди кабинета один, и единственным его спутником была тишина. Волна паники прокатилась по его телу, когда осознание того, на что он только что согласился, обрушилось на него, как удар. Странное волнение, возникшее несколько минут назад, быстро угасло, когда в сознании всплыла вся концепция их контракта. Он отдавал свое тело, свое человеческое достоинство и позволял этому отвратительному ублюдку-нацисту распоряжаться им по своему усмотрению. Мало того, он соглашался подчиняться герру Картману во всем, а "все" было очень емким словом. Он поднес руки к голове, пальцы зарылись в рыжие кудри. Ему пришлось побороть желание закричать и громко выть. Он несколько раз глубоко и быстро вдохнул и выдохнул, заставляя себя не поддаваться этой панике. Почему я согласился на это? У меня не было выбора. Абсолютно никакого выбора. Он бы убил их. Маму, папу, Айка. Что мне теперь делать? Не паникуй! Что бы ты ни делал, просто не паникуй. Просто... плыви по течению. Минуты тянулись мучительно, пока еврей твердил себе, что нужно успокоиться и просто принять свою судьбу. Судьбу, которая хоть и была вынужденной, но была выбрана им самим. Часы на стене медленно тикали, и вскоре прошло четверть часа. Дверь сама собой отворилась, и Кайл испуганно обернулся. Он был уверен, что выглядит ужасно и, наверное, бел как лист бумаги, судя по взгляду, которым одарил его нацист. Однако герр Картман никак это не прокомментировал. Он вошел, и Кайл узнал небольшую ёмкость с водой, которая стояла точно в том же углу, что и в прошлый раз. Рядом с ней герр Картман положил два небольших полотенца. — Они нам понадобятся позже. — непринужденно объяснил он, и Кайл сухо сглотнул, его желудок опустился, когда нацист закрыл дверь. Герр Картман поставил флягу на стол, прежде чем повернуться к нему. Сердцебиение рыжего с каждой секундой учащалось, и он был уверен, что скоро взорвется. Он знал, что дышит быстрее, чем следует, и дрожит от нервов. Кайлу было интересно, заметил ли толстый нацист его беспокойство. Если и заметил, то предпочел проигнорировать. Герр Картман медленно зашагал в его сторону, и Кайл, несмотря на то что чувствовал себя абсолютно напуганным, отказался сделать шаг назад. Он не хотел позволять, чтобы над ним так просто доминировали. Их взгляды встретились. Герр Картман удовлетворенно ухмыльнулся. Он мог прочитать в зеленых глазах страх, смешанный с огнем. Он знал, что этого еврея никогда не удастся приручить, что только делало его еще более желанным. Он был как вызов. И именно это делало Кайла таким соблазнительным. Он медленно подходил к Кайлу, пока между ними не закончилось пространство. Пока он не почувствовал теплое неровное дыхание еврея. Он осторожно положил руку на лицо Кайла, его пальцы мягко прошлись от щеки вверх к голове, пока не переплелись в рыжих кудрях. Он знал, что Кайл напуган, но еврей не дрогнул, не разорвал зрительный контакт. И это было гораздо приятнее, чем если бы мальчик хныкал и позволял легко победить себя. — Поцелуй меня, еврей. — приказал он. Зеленые глаза дернулись, и последовало короткое колебание. Но затем Кайл медленно приблизился к нему, выглядя крайне неуверенно. Их лица сблизились, и взгляд Кайла опустился вниз, переключившись на губы толстого нациста. Герр Картман затаил дыхание, когда их носы соприкоснулись и мягкие нерешительные губы коснулись его губ. Это было самое совершенное и нежное ощущение. Герр Картман закрыл глаза и медленно выдохнул. Он почувствовал, как губы Кайла несколько раз прижались к его губам. Небольшие, сухие и целомудренные поцелуи. Рассветно-сладкие поцелуи. Нацист жаждал большего. — С языком. — Прошептал тот. Кайл сделал секундную паузу, затем снова соединил их губы, слегка приоткрыл рот и просунул свой неопытный язык внутрь рта герра Картмана. Кайл осторожно исследовал его рот и несколько раз аккуратно провел языком по чужому. Как бы ни нравились нацисту эти медленные неуверенные движения, он с каждой минутой становился все голоднее, чувствуя, как кровь быстрее бежит по телу. Он жадно двигал языком навстречу Кайлу, требуя от парня быть смелее, а сам с силой хватался за рыжие кудри, слегка откидывая голову еврея назад, заставляя его шире открыть рот и дать полный доступ к своему теплу. Во время требовательного движения герра Картмана, со стороны еврея раздался стон протеста, но Кайл быстро набрал темп и стал целовать с большей силой. В конце концов, он потерял свою застенчивость и осмелился целоваться со страстью. Поцелуй длился непозволительно долго, с каждой секундой становясь все более голодным, диким и влажным. Герр Картман по-прежнему держал руку на волосах еврея, а другую положил за его хрупкую спину. В ответ на это прикосновение раздался тихий стон, и Кайл обхватил нациста за плечи, еще больше распаляя страсть в поцелуе. Герр Картман был более чем доволен поцелуем. Температура между двумя парнями и, в частности, в паху нациста, поднималась. Он приятно улыбался, когда его тело начинало твердеть только от этого великолепного поцелуя. Ему хотелось большего. Поэтому он разорвал поцелуй. Оба задыхались, а Кайл избегал встречаться с ним взглядом, потрясенный тем, как великолепен на вкус герр Картман, и как здорово целоваться с ним. Нацист положил свой указательный палец под подбородок еврея, подняв его голову так, что их глаза должны были встретиться. — Твой язык действительно может творить чудеса. — Сделал тот комплимент, и лицо Кайла мгновенно покраснело. — Теперь давай посмотрим, какими еще талантами обладает твой рот. Встань на колени. — Покрасневшее лицо Кайла, казалось, яростно светилось, а в его зеленые глаза заглянул страх. Толстый нацист жестоко ухмылялся, глядя, как Кайл медленно сгибает ноги, опускаясь все ниже и ниже, пока его колени не уперлись в твердый пол, а лицо не оказалось прямо напротив набухающего паха нациста. — Давай. Расстегни мои штаны. — Отсоси мои яйца. — приказал он. Кайл не ожидал такого приказа и посмотрел на него с выражением одновременно ужаса и растерянности. — Давай, отсоси мои сухие яйца, Калх. — Кайл посмотрел перед собой, все еще довольно шокированный, и слегка наклонился, чтобы увидеть цель своего нового задания. И тут же замер. Твою мать! Не могу поверить, что он действительно нашел время, чтобы побрить свои яйца! Кайл не знал, смеяться ли ему над глупостью ситуации или блевать от отвращения. — Эй, жидёныш! У меня яйца начинают чесаться от сухого воздуха вокруг них!!! Как насчет того, чтобы начать смачивать их языком! — жаловался нетерпеливый нацист. Слушая эти унизительные слова, мысль о том, чтобы бросить все это дело, была весьма заманчивой. Но Кайл знал, что это не выход. Ведь это означало бы, что жирный нацист выместит все на его семье. Поэтому Кайл закрыл глаза и приказал себе делать то, что должно быть сделано. Он нехотя открыл рот и коснулся неестественно гладкой кожи. Герр Картман счастливо вздохнул и откинул голову немного назад, почувствовав, как теплый и влажный рот Кайла обхватил его яйца. Он почувствовал, как язык еврея неловко лижет их, и это было потрясающее ощущение. Вскоре Кайл услышал над собой тихие стоны и понял, что, что бы он ни делал, он делает это правильно. Потому что, честно говоря, рыжий понятия не имел, что делает. Он путешествовал языком вверх и вниз по коже, чувствуя себя довольно неуклюжим, и неловко сосал яйца, не понимая, как он доставляет этим удовольствие другому парню. Но это было так, и это было все, что имело значение. Герр Картман смотрел вниз, учащенно дыша. Этот чертов еврей оказался намного лучше, чем он мог себе представить. Он нагнетал давление в его теле, заставляя его непроизвольно двигать бедрами, а его затвердевшая эрекция умоляла освободиться. Тогда он схватил Кайла за голову и потянул его назад. Кайл издал небольшой крик от неожиданного и грубого жеста. Его глаза сильно расширились, когда герр Картман воспользовался этим моментом, когда его рот был открыт, чтобы вставить в него свой член. — Соси мой твердый член, еврей! — приказал герр Картман. Кайл был шокирован и запротестовал, возмущенно хрюкнув. Герр Картман рассмеялся, забавляясь этим звуком, и попытался засунуть свой член поглубже в чужой рот. Но Кайл сопротивлялся и отстранялся при каждой попытке. Герр Картман вынул его изо рта парня(к большому облегчению Кайла) и оттянул его голову назад за волосы, чтобы посмотреть на его лицо. — Твою мать! Ты тупой еврей! Что, по-твоему, ты делаешь? — Я никогда не делал этого раньше, ты, гребаный дебил!!! — яростно орал Кайл, совершенно позабыв о власти, которую имел над ним нацист. Герр Картман уставился на дикие зеленые глаза, раскрасневшееся от злости лицо и почувствовал еще большее возбуждение от неуважительного оскорбления. — Тебе надо засунуть его себе в горло до конца. — Странно спокойно объяснил нацист. — Что?! Я же задохнусь! Как я вообще буду дышать? — Через нос, придурок! И ты не задохнешься. Помнишь Бебе? Она сделала тебе охуенный минет и не подавилась, да?. — Кайл потрясенно уставился на нациста, больше из-за того, что тот действительно наблюдал, как Брофловски кончает внутрь рта блондинки, чем из-за ужасных ответов, которые он только что дал. — А теперь, пожалуйста, открой свой милый ротик. — приказал герр Картман, держа свой член перед лицом Кайла. Еврей уже чувствовал, как слезы застилают ему глаза, но боролся с ними. Он открыл рот и позволил нацисту засунуть свой член в рот на всю длину, до задней стенки и в глотку. — Теперь двигай головой вперед-назад. — На этот раз герр Картман инструктировал более спокойно, удовольствие медленно поглощало его разум. Кайл повиновался и медленно двигался, находя полное ощущение длинного и твердого члена во рту довольно неприятным. — Быстрее. Кайл плотно закрыл глаза и сделал, как было велено. Его руки уперлись в толстые ноги нациста для поддержки, и он двигал головой, придавая равновесие и набирая нужную скорость под руководством тяжелой руки на макушке. Молясь о том, чтобы это поскорее закончилось, герр Картман чувствовал, как его тело трепещет от прикосновений этого парня. Он был груб и требователен в своих движениях, направляя голову Кайла, в то время как он вводил свой член все глубже и глубже, так что его бедра сталкивались с лицом еврея. Он чувствовал, что его разрядка очень близка, и двигался все яростнее, вызывая у еврея отчаянные стоны. У Кайла было ощущение, что он умрет с чужим членом, засунутым ему в рот, и поэтому он попытался крикнуть, чтобы тот остановился. Но вибрация от его страдальческого всхлипа только усиливала удовольствие нациста. Герр Картман выдохнул стон, когда его член запульсировал во рту еврея, и ухмыльнулся от блаженного счастья. — Глотай. — приказал он, расстегивая штаны, и убедился, что Кайл действительно проглотил всю его сперму. Наконец он отпустил еврея, который упал с руками на пол, кашляя и задыхаясь. Это был ужасный опыт, и был момент, когда он действительно думал, что умрет от жестокой асфиксии. Дрожащей рукой он вытер рот и подавил желание заплакать. Никогда в жизни он не чувствовал себя настолько униженным. — Эй, еврейчик! Кайл поднял голову, и герр Картман злобно ухмыльнулся ему. — Не слишком радуйся. Мы еще не закончили.