Три раза, когда Азирафель исполняет извинительный танец...

Странно, но в последующие годы Азирафель часто возвращался мыслями к тому дню. Ведь, по его собственному мнению, следовало бы ожидать, что он захочет как можно быстрее забыть инцидент с извинительным танцем, как неприятный и унижающий его достоинство. Но он снова и снова вспоминал произошедшее, и находил в этом определённое удовольствие. В первую очередь Азирафель тщательно восстановил в памяти тот разговор, который вызвал у Кроули обиду. Теперь, когда собственные оскорблённые чувства не мешали ангелу анализировать, он понял, что не только Кроули поставил под сомнение его способности отличать плохих людей от хороших, но и сам он сделал то же самое. Он сказал демону, что тот не в состоянии распознавать добро в людях. Очевидно, именно эти слова Кроули и задели. Ангел честно признал перед самим собой, что обиду он нанёс существенную, а сам только теперь почувствовал неловкость перед приятелем. Но, строго говоря, он уже извинился. И Кроули отозвался о его извинении, что это даже больше, чем он ожидал. Необычным был только сам способ извинения. Как демон вообще до такого додумался? Азирафель осознавал, пусть и постфактум, что Кроули часто подводит его к нетривиальным мыслям, провоцирует на несвойственные поступки. Не было ли это очередной попыткой подтолкнуть Азирафеля к чему-то новому, пока неизведанному, но потенциально расширяющему его вкусовую палитру? Азирафель обратил внимание, что у Кроули была целая ночь, чтобы продумать сценарий блефа, который он так ловко провернул. И Азирафель иронично улыбался сам себе при мысли, что Кроули думал о нём всю ночь. Кроули явно не собирался жертвовать собой и ступать на освящённую землю, он был убеждён, что Азирафель не даст ему умереть. Выходит, демон знал, что дорог ангелу. Понимание этого неожиданно очень грело. А на случай, если бы Азирафель догнал его лишь у самой церкви и не успел бы потребовать одуматься, Кроули наверняка заранее измыслил благовидный предлог, как избежать смертельной прогулки по церковным половицам. Или провернул бы какой-нибудь искусный фокус, создав иллюзию, что выполнил угрозу. Но целью его было, конечно, не это. Он планировал — расчетливо планировал! — отрезать Азирафелю лазейки, загнать в угол и заставить опробовать кое-что новое, открыть ему ещё один способ испытывать земные удовольствия. Удивительно, но мысль о том, что Кроули в тот момент, по сути, получил ненадолго власть над ним, над его телом, была для ангела не только обидной, но и волнующей. Азирафель не мог не возвращаться к ней. Он больше не был уверен, что станет избегать извинительного танца, если Кроули ещё раз потребует. Но его по-прежнему смутно возмущало, что Кроули в 1650-м году не оставил ему выбора. *** Следующую сотню лет, то есть до середины восемнадцатого столетия, несмотря на войны и беспорядки, на бури и штормы общественного устройства, которые продолжались в Европе, ангел с демоном виделись чаще прежнего, почти каждое десятилетие. Когда один из них появлялся в любом из крупных городов, происходило небольшое, почти незаметное чудо. То у какой-нибудь горгульи на фасаде собора давал трещинку язык, рассекаясь надвое, то стрелки городских часов удлинялись, то засохший было куст жасмина или шиповника вновь расцветал, то вдруг начинал бить какой-нибудь заброшенный фонтан. По этим неброским чудесам второй мог догадаться, что появилась возможность увидеться в одном из заранее условленных мест. В итоге их Соглашение теперь работало куда успешней к полному удовольствию обоих. Признаться, первое время Азирафель ждал от Кроули новой ловушки, надеялся, что будет готов и ловко избежит её, чтобы утереть демону нос. Но время шло, и за более чем сотню лет так ничего не произошло. Азирафелю сделалось даже обидно, что Кроули не даёт ему такого шанса. *** Под конец века ангельское терпение иссякло. Тем более, они и не встречались-то уже больше пары десятилетий. Азирафель не то, чтобы соскучился, нет-нет, но дальше так продолжаться не могло. Услышав, что в Париже происходят крупные перемены, монаршья власть шатается и назревают очередные нешуточные потрясения, он резонно предположил, что это происходит не без демонического влияния. А даже если Кроули сам особо не вмешивается, то постарается быть там, чтобы после приписать себе все лавры, составляя отчёт в Преисподнюю. Чтобы перебраться из Англии в революционную Францию, Азирафелю пришлось проявить недюжинную смекалку, ведь английские войска пересекли Ла-Манш и напали на Дюнкерк, тем самым введя страны в состояние войны. В конечном итоге Азирафелю удалось правдами и неправдами сесть на судёнышко контрабандистов и попасть на континент. Едва ступив на Парижскую брусчатку, он сразу же прицельно послал аккуратное чудо к стенам Нотр-Дама, оставив Кроули условный знак, что он здесь. Посмотреть, оставил ли Кроули свой знак для него, Азирафель не успел, но почти не сомневался, что демон здесь, где происходят столь крупные неприятности. Проехав пол-Франции в дилижансе, разве не понимал он, что означает расхаживать сейчас по столице в одежде аристократа? Всё он прекрасно понимал! Даже то, что ангел пока только продолжал изучение французского, упрямо осваивая язык любви человеческим способом, а не чудом, не мешало ему видеть симпатии и страхи самых разных людей по выражению их лиц и слышать интонации. Но перед въездом в Париж странное внутреннее упрямство не позволило ему сменить наряд на другой, поскромнее. Спроси его кто из ангелов, он стал бы настаивать, что слишком привык к своей одежде и не готов поступиться личными удобствами в угоду мимолётным веяниям времени. Но никаких других ангелов в этой части Земли не предвиделось. Ну в самом деле — что могло случиться? Даже если его арестуют, что само по себе маловероятно, он всего лишь посидит несколько дней в темнице. Пока он дождётся своей очереди в зал суда, пока проведут суд, пока будет происходить вся эта человеческая бумажная волокита... Даже если суд приговорит его к казни, то, пока построят эшафот, пока найдут палача… Несколько дней у него в запасе точно будет, а Кроули с его связями всегда находил его самое большее за пару дней. Ведь на близком расстоянии они чувствовали присутствие друг друга, это облегчало задачу. На самый крайний распоследний непредвиденный случай ангел сам мог вызволить себя из подобной беды чудом: открыть замки оков и запоры на дверях, сморить сном пару-тройку охранников и выбраться из тюрьмы ночью. Правда, за такое чудо, как необъяснимое исчезновение заключённого из камеры, будет непросто отчитаться перед Небесами, так что лучше бы Кроули поторопиться. Но стоило ли это всё того, чтобы волноваться из-за какой-то там одежды? Идя по знакомым парижским улицам, мимоходом подмечая новое в облике города, Азирафель размечтался о том моменте, когда Кроули явится к нему, заключённому в мрачное подземелье, чтобы выручить. Если сказать ему, например, что лимит ангельских чудес исчерпан, почувствует ли Кроули, что Азирафель снова в полной его власти? Вспомнит ли он, что такое с ними уже случалось? Вдруг выйдет так, что он снова войдёт во вкус и в будущем возобновит попытки потребовать у ангела тех особых извинений? Азирафель спохватился, стёр блаженную улыбку с лица, задрал нос и заявил сам себе, что… Что ему тоже не чужд дух соревновательности. Забавно будет пресекать подобные манипуляции со стороны демона. Он так ушёл в себя, что не обратил внимания на нескольких мужчин, идущих ему навстречу. А они вдруг шагнули к нему, окружая справа и слева, заломили руки, отобрали саквояж, взятый в дорогу для виду, и повлекли в тюрьму. Азирафель не сопротивлялся. *** Кроули увлёкся. Люди вновь и вновь умудрялись его удивлять. Все эти модные либеральные веяния, все эти площадные крикуны и дешёвые газетки, с лёгкостью влияющие на умы, все эти подковёрные игры во власти… Сами по себе люди оставались всё такими же, а вот глобальные процессы были, без преувеличения, новы! И он влился в самую гущу событий, всё знал, везде успевал, бывало, покидал Париж на пару дней, но старался поскорей вернуться, чтобы держать руку на пульсе. Кроули не виделся с Азирафелем так давно, что тот, наверное, уже начал недоумевать. Некоторое время демон искал момента, чтобы ненадолго оставить Париж и съездить в Лондон. Всё-таки его возможности по чудесной переброске себя в собственном физическом теле были ограничены расстоянием, так что без утомительного путешествия было не обойтись. Но, неплохо умея прогнозировать политические процессы, он каждый раз понимал, что пропустит что-нибудь интересное, и не ошибался. Кроули не то, чтобы соскучился, нет-нет, но дальше так продолжаться не могло. А что Азирафель? Не пора ли ему поднять свою прекрасную пятую точку и навестить приятеля? Время шло, и Кроули всё обидней было думать, что ангел забыл о нём и наслаждается одиночеством. Интересно, на сколько его хватит, этого домоседа? Вот теперь Кроули специально не поедет к нему! Проверит его терпение! Но знак, который Кроули начудесил с самого начала своего пребывания в Париже, похоже, дожидался ангела напрасно. Строго говоря, приехав, Азирафель должен был увидеть знак и сам найти демона. И поэтому Кроули несколько раз зарекался бывать на площади у Нотр-Дама, где мог появиться знак ангела. Но потом махнул рукой и смирился со своей дурной привычкой каждый день проходить мимо собора. Как же ему повезло, что он не боролся с собой! Знак появился! И как бы ни тянуло Кроули немедленно лететь на Елисейские Поля, где они должны были, прогуливаясь, невзначай встретиться, он заставил себя в первую очередь сделать другое. Зная привычки Азирафеля и учитывая, какие лихие наступили времена, он проведал одного своего человечка и добыл свежую копию списка политических арестованных. Казнили теперь со скоростью света, особенно на этой неделе, так что сперва следовало исключить самое страшное. И вот, едва увидев список, он тут же выцепил взглядом знакомое сочетание букв «А.З. Фелл». Теперь следовало всего лишь пройтись вдоль тюремной стены, стараясь не дать своему глупому человеческому сердцу лопнуть от радости, а вместо этого внимательно прислушиваясь к ощущению эфирного присутствия. *** Азирафель был удивлён: в его камере обнаружился вполне крепкий табурет. Возможно, его принесли для какого-то высокопоставленного посетителя, желающего поговорить с заключённым, да и забыли забрать. Ангел сидел в одиночестве, чопорно сжав колени и положив на них руки, закованные в кандалы. Кандальные цепи уходили в стену. Он смиренно приготовился так сидеть несколько дней. Лишь лёгкая улыбка иногда трогала его губы. Но прислушиваясь к уличному шуму, который начал доноситься из зарешечённого окошка под потолком после полудня, он забеспокоился — это были не просто звуки казни на городской площади, полной народу. Казнь эта, судя по металлическому лязгу и взрывам рёва зрителей, происходила не один и не два раза, а, почитай, каждые четверть часа! Что же там такое творилось на самом деле? Азирафель лишь теперь припомнил, что в дороге несколько раз слышал новое французское слово — «гильотина». Значит, он верно догадался, что это какое-то механическое устройство для казни? Но где они берут столько осуждённых? Вскоре в камеру явился палач, разряженный в красный мундир, как на праздник. Несмотря на то, что он почти сразу заговорил на довольно правильном английском, Азирафель решительно ничего не мог понять! Палач стал толковать, сколь ужасно его коллега владеет искусством управляться с гильотиной и как повезло Азирафелю попасть не к этому неумёхе, а к нему, истинному профессионалу: — Вы будете моим девятьсот девяносто девятым казнённым, но — первым англичанином! — вдохновенно хвастался он. При виде такой искренней любви к своему делу Азирафель даже был слегка очарован, хоть и сбит с толку. Он послал довольному собой палачу вежливую улыбку — всем бы так гореть своей работой! Видно было, что этот человек не имеет ничего личного против казнимых, вон как дружелюбно и уважительно беседует! Но не было в его голосе даже намёка на то, что он хоть немного сочувствует своим жертвам или обращает внимание на их состояние. Но погодите, как же так? Уже назначили палача? А как же суд? И когда казнь? При их ретивости не исключено, что сегодня! Если так, то нужно срочно, очень срочно решать, как выкрутиться самостоятельно! Пока Азирафель сидел в камере один, он мог бы чудом открыть замки и уйти незаметно. Но если сейчас его потащат на площадь, заставят взойти на эшафот, он не посмеет освободиться чудом! Несанкционированные публичные чудеса строго-настрого запрещались, кроме чудес, кои были специально одобрены и явлены людям в воспитательных целях. Азирафель просто не сможет отвести глаза целой площади народу, чтобы сбежать с места казни — не хватит сил! — Итак, — сказал палач, зашёл сзади и попытался деликатно осмотреть шею заключённого, отогнув ленту шейного платка. Азирафель, окончательно перепугавшись, вскочил на ноги, звякнув цепями: — Прошу вас, нет! Это ошибка! Потеря физического тела обернется… исключительным кошмаром! Устыдившись своего порыва, он отвернулся от палача, чтобы взять себя в руки. Подумать только! Казнят в день ареста без законного суда, не дав и слова вымолвить в своё оправдание! Это они всех так? — Животные!.. — возмущённо выдохнул он. — Животные не убивают друг друга хитроумными механизмами, — послышался из тёмного крысиного угла долгожданный, но тем не менее пока неожиданный голос. — Только люди так поступают. Азирафель на миг замер, впитывая спиной ощущение демонического присутствия, тут же вернувшее ему силу духа и уверенность, что теперь всё будет в порядке. Он бы ощутил его и чуть раньше, да был слишком занят. — Кроули! — радостно выговорил он и обернулся. И что за зрелище предстало его глазам! Кроули, всегда такой элегантный, всегда одетый будто с иголочки, сейчас сидел в этом грязном углу на мешке соломы, прислонившись затылком к каменной кладке и выглядел немногим лучше, чем беглый раб с галеры. Грубый дерюжный сюртук напоминал о предпочтениях Кроули лишь тем, что был чёрным. Разве что ряды светлых латунных пуговиц, чёрный шёлковый шейный платок и волосы, завёрнутые в смешные трубочки над ушами наподобие официальных париков, намекали на занятие сродни службе мелким клерком. — О! Боже мой! — вырвалось у ангела, и от смущения он даже ненадолго отвёл взгляд, как будто хотел дать демону возможность небольшим чудом привести себя в порядок. Он бы предпочёл сам облачиться в рубище, лишь бы у Кроули была возможность выглядеть с присущим ему шиком. Но пока чудеса демона ограничивались тем, что палач в стороне от них и охрана снаружи камеры замерли в ступоре, будто соляные столпы. — Ты-то как оказался здесь и запертым в застенки? — спросил Кроули с деланным равнодушием, тайком любуясь из-за тёмных стёкол очков, как красиво косой сноп света подчеркивает фигуру Азирафеля, как от этого озарилось теплом его лицо. — Ты же открыл книжный магазин. — Так и есть. — Азирафель вдруг обнаружил, что у него нет естественного объяснения, что он забыл в Париже, а Кроули ждёт ответа, и он ляпнул первое, что пришло в голову. — Просто проголодался. — Проголодался? Кроули, казалось, всего лишь переспросил, но при этом слегка подался вперёд, а в его голосе проскользнуло что-то такое, из-за чего Азирафель рассердился. — Да, захотелось блинчиков, представь себе! А достойные можно найти только в Париже, — сказал он, усаживаясь на свой табурет и чувствуя, что аргументов маловато и они не то чтобы убедительные. — И бриоши, — добавил он. Но это не спасло положения. — И ты переплыл пролив во время революции из-за блинчиков? Ещё и в таком виде? — по выражению лица Кроули не всегда можно было понять, насмехается он или всего лишь слегка удивлён. А сейчас мешали ещё и эти его вечные очки. Но, говоря это, Кроули продолжал сидеть, раскинувшись на мешке с соломой, как на удобнейшем кресле, а значит, не злился. — У меня есть стандарты, — рискнул показать гонор Азирафель. Не признавать же в самом деле, что сам себя чуть не отправил на эту их… гильотину. — Я, конечно, слышал, что они тут немного заигрались… — Игры кончились. Это уже поточный снос голов с помощью головотяпной машины, — пробормотал Кроули. Было слишком лестно думать, что Азирафель приехал к нему, даже не озаботившись разумным предлогом, но не верить же в эту чушь с блинчиками? А самым странным демону показалось другое, и он спросил: — Почему ты не совершил чудо и не вернулся домой? И тут Азирафелю пришлось прибегнуть к версии, которая была задумана немного для другой цели. — В прошлом месяце мне сделали выговор, — ответил он. — Сказали, я натворил слишком много легкомысленных чудес. Гавриил прислал разгневанную записку. Не думал он, что ему придётся притворяться беспомощным в такую минуту, когда он и в самом деле был беспомощным. Но пусть лучше Кроули думает, что Азирафель угодил в тюрьму по глупости, чем поймёт, как его тут ждали. — Тебе ещё повезло, что я оказался неподалеку, — скромно отметил Кроули. Если насчёт блинчиков и бриошей он сильно сомневался, то новость об ограничении на ангельские чудеса счёл убедительной. Небеса — те ещё твари. Значит, Азирафель не может даже кандалы стряхнуть? Какое счастье, что один неравнодушный демон «оказался неподалёку»! — По всей видимости да, повезло, — согласился Азирафель, не подозревая размеры скромности Кроули. — А ты как здесь? — А мне наши прислали благодарность за отличную работу, — как ни в чём не бывало поделился демон. Этого Азирафель и опасался сильнее всего. Он в возмущении вскочил и, мельком бросив взгляд на собственного палача, истуканом застывшего в сторонке, воскликнул: — Так значит, это всё твоих рук дело?! Цепи снова зазвенели, и Азирафель осознал, как глупо было нападать на Кроули с упрёками в его-то положении. — Нет! — вскинулся Кроули даже как будто обиженно. — Люди сами додумались. Я тут ни при чём. Он словно нехотя вытянул руку в сторону Азирафеля, прищёлкнул пальцами — и кандалы упали на пол. Ангел с облегчением приподнял освобождённые руки, ощупал запястья. Он не допускал и тени сомнения, как именно демон употребит свою мимолётную власть над ним, раз дело нешуточное, — немедленно подарит ему свободу. Поэтому и вспылил. Ему стало неловко, что он подозревал Кроули в самом худшем. Да-да, Кроули не раз говорил ему, что его работа тоньше. Стараясь вообще не улыбаться, чтобы улыбка не вышла некоторым образом кокетливой, Азирафель произнёс: — Что ж, полагаю, мне следует поблагодарить тебя за… спасение. И бросил на Кроули доверчивый и благодарный взгляд. Но тот вдруг вскочил, как ошпаренный: — Не произноси этого! — в ярости Кроули был ужасен, особенно когда вот так выдвинул вперёд челюсть, что нижние зубы показались. — Если мои услышат, что я спас ангела, мне достанется. Мои разгневанных записок не присылают, знаешь ли. Но Азирафель, почувствовав справедливость этого колкого упрёка, всё же не испугался. Он же знал, что вокруг них нет сейчас потустороннего присутствия, а люди надёжно заморожены. Взрыв Кроули имел под собой не только показное намерение приучить ангела к осторожности, но и тайную судорожную попытку увеличить до привычного расстояние между ними, которое ангел так катастрофически сокращал своими благодарностями, хотя и шагу не ступил в его направлении. — В любом случае я весьма признателен, — умиротворяюще произнёс Азирафель. — Позволь угостить тебя обедом? Кроули смерил его взглядом, немного остывая. — В таком виде? — напомнил он. Азирафель в ответ на это вздохнул и состроил настолько замученное выражение лица, что у статуи расплавилось бы сердце. Он сделал короткий жест, чтобы чудом поменять местами свою одежду и одежду палача, почти подходящего по комплекции. Не доверять же Кроули такое деликатное чудо, как переодевание, в самом деле. Вставая рядом с демоном плечом к плечу лицом в сторону выхода и тем давая понять, что готов идти наружу, он, не глядя, угадал его невысказанный вопрос. — Едва ли это можно зачесть за чудо, — небрежно бросил ангел, как будто не желая вдаваться в подробности. Он малодушно не стал задумываться, поверил ли Кроули в такое слабое объяснение или раскусил его полуосознанное желание сыграть роль спасаемого. По мановению руки демона солдаты-охранники очнулись, но, обманувшись дворянской одеждой, подхватили под руки и повлекли на казнь не ангела, а едва очухавшегося палача. — В этом наряде ему конец, — сказал Кроули, глядя им вслед. Убедившись таким образом, что Азирафель не возражает против очевидного развития событий для бессердечного человека, искренне довольного своей смертоносной профессией, Кроули спросил: — Что на обед? — Как насчёт… блинчиков? — Азирафелю даже сделалось смешно, что приходится поддерживать собственную ложь, а он этому только рад. Блинчики в Париже в ту эпоху действительно были лучшими в обозримой вселенной. *** — Но они всё-таки разрушили Бастилию, — возразил Азирафель на рассказы Кроули о делах, творящихся в Париже последние годы. Ангел и демон вели ленивую беседу, закончив обед и как следует прогулявшись по тем улочкам, что потише. По дороге Азирафель купил себе одежду, подобающую честному лавочнику, каковым он в сущности и сделался в Лондоне с тех пор, как обзавёлся магазинчиком в Сохо. В новом одеянии он стал выглядеть скромным законопослушным бюргером. Здесь, в маленькой гостинице на окраине их никто не мог побеспокоить, а вкус французских вин становился всё богаче век от века. — Согласен, — не стал спорить Кроули. Он оставил очки у входа в номер и теперь сидел, потягивая мерло, которое он берёг все последние годы на этот случай у себя дома, и наблюдая за разгорячённым от вина и встречи приятелем из-под приопущенных ресниц. — А знаешь, что они написали на табличке в центре пустыря, когда разобрали Бастилию до основания? — вспомнил вдруг Кроули. — Что? – спросил Азирафель с любопытством. — «Отныне здесь танцуют», — проговорил Кроули, как будто о чём-то незначительном. Но сам не спускал глаз с ангела, рассчитывая попробовать угадать, что он думает о танцах. — Как интересно, — пробормотал Азирафель, стараясь скрыть смущение, но нашёл в себе искру дерзости добавить: — мне нравится. Но при этом он не посмел поднять глаза на Кроули, боясь, что выдаст скрытый смысл своих слов. Вместо этого он воодушевлённо вернулся к обсуждению событий. — А эта их Déclaration des Droits de l'Homme et du Citoyen, — ангел старательно произнес французские слова, очень уж ему понравилась сама идея. — Это же невероятно перспективно! Вот увидишь, это не пройдёт для людей бесследно! Для всего человечества в целом, заметь. С этими порозовевшими щеками и блестящими азартом глазами Азирафель был чудо как хорош. К тому же говорил дельные вещи. В ответ на его слова Кроули только пожал плечами. Ему глубоко импонировал ангельский оптимизм в отношении человечества. Но тот по-своему понял этот жест и воскликнул: — Готов поспорить, что это не случайность и не кончится пшиком! Кроули не прогнозировал так далеко, к тому же не раз убеждался, что ангелу долгосрочные прогнозы удавались лучше, но заключать пари с Азирафелем было одним из любимых его развлечений. Он отлепил спину от диванных подушек, на которых уже полулежал с бокалом в пальцах, перехватил бокал в левую руку и протянул Азирафелю правую для пожатия. Даже если не выиграет, пари принесёт ему выгоду. Помимо рукопожатия самого по себе Кроули сможет вкусить зрелище радости, что осветит лицо Азирафеля, если тот выиграет. И к тому же выигрыш любого из них ознаменуется совместным обедом. Азирафель с видимым удовольствием потянулся через стол, за которым сидел, и пожал протянутую руку. Желая вслух отметить щедрое и отходчивое сердце ангела, Кроули спросил, вновь откидываясь: — И ты не сердишься на них, что схватили тебя посреди бела дня ни за что ни про что и чуть не отделили голову от плеч? — На некоторых сержусь, — признал тот, припоминая палача и всю его оголтелую братию. — Хотя, признаться, я и сам виноват… — Ну, с кем не бывает, — утешил демон. — Ты не знал, как опасно здесь гулять в чём-то вызывающе дворянском. — Знал, — прошептал Азирафель, метнул на Кроули быстрый взгляд и снова опустил глаза. — Что? — выпрямился Кроули. — Так ты!.. Обманул меня! Азирафель виновато кивнул и бросил на Кроули теперь уже почти умоляющий взгляд. — Так ты ничем не рисковал, просто хотел разыграть меня? — чётко выговорил Кроули, подчёркнуто аккуратно ставя свой бокал на стол. А он, наивный, так спешил. — О, нет. Ты правда спас меня, — быстро заверил Азирафель. — Но насчёт лимита на чудеса я, честно говоря, солгал. Кроули уставился на Азирафеля и долго смотрел, как он сидит, не шевелясь, и прячет взгляд. Приехал из Англии без какой-либо определённой цели. Выходит, к нему. Знал, что его схватят, но не ожидал, что теперь стали казнить так быстро. Выходит, хотел, чтобы Кроули нашёл его там. Городил нелепость на нелепость, лишь бы не признаваться, что запас чудес у него был, а он не воспользовался. Выходит, ожидал от него спасения. Смутил своими благодарностями… Выходит, остался доволен. А теперь вот признался во лжи. Хотя никто его за язык не тянул. Что же ты творишь, хитрая ты пернатая морда? — Ну что ж, — ледяным тоном вымолвил наконец демон. — Солгал — значит, извинишься. Азирафель поднял на него взгляд исподлобья, и Кроули аж ожгло. Не было в этом выражении лица ни тени виноватой улыбки, ни мольбы о прощении. Это была испепеляющая ярость, ничем не отличимая от болезненной страсти. Азирафель разжал плотно сомкнутые губы и раздельно спросил на грани слышимости: — Ты этого хочешь? Кроули уже не был так уверен. Он, не опуская головы, на миг прикрыл глаза, чтобы справиться с этим натиском, не струсить. Азирафель так быстро поддержал игру, так верно взял тон, что преступлением было бы теперь всё испортить. Тем более, Кроули сам эту игру изобрёл. Кроули только надеялся, что они сейчас об одном и том же. — Да, — сказал он. — Хочу. Голос не подвёл. Азирафель встал из-за стола. А ведь Кроули оставил ему шанс отвертеться, он специально не уточнял, каких извинений ожидает. — Извинительный танец? — у Азирафеля хватило смелости сказать это вслух. И теперь он ждал, нет, буквально требовал подтверждения. Да кто тут перед кем извиняется?! — Именно, — медленно кивнул Кроули, не отрывая от ангела взгляда. — Извинительный танец. Азирафель шагнул от стола, но на этот раз не стал тянуть. Не зря он подмечал тут и там разные движения, которые могли пригодиться в этом случае. Он соединил ноги вместе, вытянул руки по швам, сжав ладони в кулаки, приподнял подбородок и встал на носки. Кроули ощутил нечто, что он и сам проявил бы такой позой, подобной натянутой струне. У него самого внутри от глотки к солнечному сплетению словно скрутилась и натянулась, как струна, суть его немого невыплаканного счастья. Невозможно поверить, чтобы и Азирафель тоже… Нет, это случайное подобие. Азирафель опустился на полную стопу, сделал шаг вправо, левую ногу скрестно занёс назад за правую и вновь приподнялся на носок. Сделал шаг влево, и теперь занёс назад правую. Приподнялся. Отставив правую в сторону и слегка разведя руки для баланса, он начал поворачиваться на левом носочке, то и дело касаясь пола правой и словно вычерчивая круг вокруг себя. Закончив круг, он взглянул на Кроули теперь уже победно, но, склонившись напоследок, сказал вполне смиренным тоном: — Я был неправ. Азирафель выпрямился и теперь стоял ровно, спокойно опустив руки вниз и глядя на Кроули с нейтральным выражением сдержанного ожидания. Кроули знал, что сейчас его ход, но он не мог… Просто не мог… Он видел это ожидание, понимал, что должен отпустить Азирафеля, ответить хоть что-нибудь, но он был слишком потрясён, что узрел извинительный танец снова. Он не думал, что такое повторится, он никогда не планировал ещё раз подобного требовать. Всё как-то само собой получилось. А сейчас Азирафель так тихо и ненавязчиво ждал, что у Кроули в груди ещё сильнее сжалось, потому что это было слишком похоже на подарок. Создавалось ощущение, что Азирафель дарил ему себя и не спешил отнимать. Кроули приоткрыл рот и сделал короткий вздох, надеясь, что слова сами лягут на язык. Но не существовало слов, равных этому подарку. Пришлось захлопнуть рот и выдохнуть. Демон немного изменил положение, воспользовавшись своей вознёй, чтобы спрятать глаза. Это помогло. Он вспомнил, как следует держаться, чтобы выглядеть импозантно, упёрся ладонями в диван и разогнул спину. — Извинения приняты, Азирафель, — важно сказал он, понимая, что не сможет одобрительно улыбнуться, даже если приложит все старания. Слишком уж он оглушён. — Ничего себе, — добавил он. — Извинительный танец с пируэтиком. Это было потрясающе. Хоть что-то он смог ввернуть такое, что хотя бы частично отражало его состояние сейчас. И при этом такое, чтобы фразу целиком можно было трактовать, как нейтральную. Азирафель скромно улыбнулся, немного обмякнув плечами. Он прошёл к своему месту, вольготно уселся на стул, взял свой бокал и сделал небольшой глоток. — А знаешь, — приветливо сказал он, как будто ничего не случилось. — Я сегодня угощал тебя, но ты мне будешь должен ответный обед. Кроули едва успел восхититься этим искусным переходом к их обычному тону беседы, как потребовалось что-то ответить. — С какой стати? — спросил он на это и тоже потянулся за своим бокалом. — Ты освободил меня от оков, верно? — вполголоса объяснил Азирафель, как будто опасаясь быть подслушанным. — А я в благодарность пригласил тебя обедать. Но теперь мы знаем, что я и сам мог освободиться. А значит, твоя услуга не стоила особой благодарности. Таким образом, за этот обед ты угостишь меня в ответ. Когда-нибудь. Эта логика явно где-то хромала, но кто такой Кроули, чтобы отказываться? Ведь Азирафель предлагал ему возможность ответить на подарок, преподнесённый этим вечером. — С удовольствием, ангел, — ответил Кроули. — Непременно.