здесь слишком холодно, чтобы быть правдой
но кажется, это граница снегов
сюда добираются лишь от отчаянья
или бегут от врагов
♫ Йовин — Лапландия
Стоя на балконе, последний король из династии Баратеонов смотрел, как септа Бейелора разлетается на куски, как зеленое пламя обращает некогда величественное здание в пепел — здание и людей в нем. Что он за правитель и защитник государства, если все время только смотрит? Если позволяет другим все решать за него? Если идет на поводу у матери, как послушный теленок — но и мать не сумел спасти от дороги покаяния? Томмен терял-терял-терял. Сначала — отца; пусть слухи говорили, что Роберт вовсе не его отец, пусть слухи были правдой, но он привык считать предыдущего короля отцом. Потом — брата; он не любил Джоффри, но по-своему был к нему привязан, и его мучительная смерть долго после того снилась в кошмарах. Потом — дядю Тириона, потом — Мирцеллу… последняя утрата была самой тяжелой. Но эта утрата стала тяжелее. Намного тяжелее. Будто он сам разлетелся на части. Маргери погибла. Маргери не стало. Он любил ее, он на самом деле ее любил, и она умерла, а он виноват в ее смерти. Она стала пеплом и развеялась по ветру, она больше ему не улыбнется, не назовет «мой король», и какой тогда смысл ему быть королем, и какой тогда смысл ему быть… Закрыв глаза, но все равно видя под веками полыхающее зеленое пламя, Томмен шагнул вниз с балкона.***
Когда она открыла глаза, ее окружал полумрак — только один светильник тускло горел в темноте. Маргери лежала на мягкой удобной перине, накрытая одеялом. На столике возле постели стоял бокал с водой и блюдечко с нарезанными дольками лимона; окно плотно закрывали занавески. Ей хотелось пить, но она не пошевелилась, закрывая глаза. Под веками мерцали зеленые вспышки. Если в септе были бабушка, родители, Лорас… Если их больше нет… зачем тогда? Зачем тогда она выжила? Зачем ее спасли?.. Дверь чуть слышно скрипнула, и внутрь зашла женщина — незнакомая, возрастом примерно как ее мать, но менее миловидная и более полная. Ее начинающие седеть волосы были сложены в аккуратную прическу, и ее платье не позволяло усомниться в том, что она — леди. Увидев, что Маргери смотрит на нее, женщина радостно всплеснула руками. — Вы пришли в себя! О, хвала Семерым, вы пришли в себя! — Да, — нехотя откликнулась Маргери. — Подождите немного, попейте пока воды… — засуетилась женщина, убегая куда-то. Маргери откинулась спиной на подушку — хотелось только спать. Ничего больше. Если в этом мире больше нет ее семьи — ей незачем существовать. Даже если живы Уиллас, Гарлан и Леонетта… Маргери болезненно ранила бы даже смерть кого-то одного. Она любила всех, ценила всех и не согласилась бы потерять никого из них. Бабушка, которая вырастила ее… Лорд-отец, смешной, веселый и всегда шутящий с дочерью… Леди-мать, прекрасная и изящная, на которую Маргери равнялась… Уиллас, добрый и умный, читающий ей вслух и рисующий для нее звезды… Гарлан, мужественный и сильный, катающий ее верхом… Леонетта, нежная и ласковая, напоминающая голубку… Лорас… …Лорас?.. Маргери показалось, что она грезит наяву, когда дверь вновь открылась и на пороге она увидела брата. Тот пересек покои и упал на колени возле ее кровати — живой, невредимый, даже не раненый, и взгляд его, пусть и был уставшим, но уже не столь опустошенным, как в первые дни после смерти Ренли. Лорас нашел смысл бороться, пусть даже потеряв любимого человека — и Маргери знала, в чем он нашел смысл. В ком. В семье. Как все Тиреллы. Вскрикнув, Маргери рывком села, заключая его в объятия, и он тут же так же крепко обнял ее, покачивая в руках. Теплый, живой, пахнущий неуловимым цветочным ароматом, ее Лорас. — Мужа и то обнимала вполовину не так крепко, — послышался ворчливый голос со стороны открытой двери. Королева Шипов держала в руках бокал, откуда потягивала вино — легкое и разведенное водой. — Бабушка! Но… но как? — растерялась Золотая Роза. — Я же видела… — Нас не было в септе, — объяснила леди Тирелл. — Никого из нас. Мейс с Аллерией тоже спаслись. Видимо, не увидя нас, но имея запасы дикого огня, Серсея приняла решение разобраться хотя бы с воробьями. Не было! Их там не было! Все ее родные живы! Еще крепче обняв брата, Маргери зарыдала у него на груди, не в силах больше сдерживаться. Она не плакала, когда был убит Ренли, не плакала в темнице, не плакала, когда над головой размеренно звучал голос септы, каркающе призывающий покаяться, не плакала в ожидании дороги раскаяния и от облегчения, что избежала ее… И все это, скопившееся в ней, до первой помолвки не знающей забот и тревог, теперь лилось наружу со слезами, капающими на камзол Лораса. Тот растерянно гладил ее по волосам — рыцарь не привык к виду плачущих леди и, как любой мужчина, не знал, как с таким справляться. — Но как нам удалось спастись? — спросила Маргери, отплакавшись. — И где мы? — В родовом замке Рокстонов. Нам повезло иметь верных знаменосцев, — усмехнулась леди Оленна. — И верных шпионов. Я не зря всегда поддерживала хорошие отношения с Варисом. Мы вовремя узнали, что Серсея планирует уничтожить септу, избавившись от воробьев и заодно от нас, или от нас и заодно от воробьев, кто ее знает. В любом случае, ей пришлось довольствоваться этими безумцами, вырезающими звезды у себя на лбах; по-моему, смерть для них была лучшим выходом. Невольно Маргери издала смешок, то ли веселый, то ли нервный. — Но есть и плохие новости, — продолжила бабушка. — И, боюсь, их гораздо больше. Хайгарден под ударом железнорожденных, Тиреллы в опале у короны, а короля больше нет… — То есть — нет? — перебила ее Золотая Роза, холодея. — Обыкновенно… Его величество Томмен был крайне впечатлительным мальчиком, и вдобавок имел несчастье влюбиться в свою жену-королеву. Смею предполагать, что именно поэтому он сбросился с балкона Красного Замка, откуда лучше всего была видна септа Бейелора. Впрочем, нельзя исключать, что толкнули его намеренно, и, пусть Тиреллы в этом не замешаны, обвинить нас не составит труда. Маргери зажала рот ладонями — Томмен? Погиб? Покончил с собой? Есть вероятность, что из-за любви к ней? Ее насквозь пронзила жгучая жалость: бедный, добрый, искренний, он не заслуживал такой судьбы, он был хорошим, а она так плохо относилась к нему, так редко была по-настоящему с ним ласкова… — Не время оплакивать вдовство, — приказала бабушка. — Соберись. Еще не стемнело; когда взойдет луна — ты уедешь. Вы оба уедете. В сопровождении четверых самых верных человек, перекрасив волосы и надев плащи. На север, в Винтерфелл. Старки вернули себе свой дом. — Но почему так далеко? — удивилась Маргери. — А ты не понимаешь? Я сделаю скидку на то, что ты шокирована, и не назову тебя глупой… ты королева, Маргери. Король умер, королева жива, и как у правительницы, прав у тебя столько же, сколько у Серсеи, а поддержки народа — больше. Если ты вернешься к стенам Красного Замка с войском Простора, то возьмешь столицу — возможно, даже без особой крови, ибо многие в королевских войсках могут попросту не оказывать сопротивления, ибо приносили клятву защищать тебя и сделают выбор в твою пользу. — Но почему тогда не сделать так? Леди Оленна возвела глаза к небу. — Я же говорила тебе, Хайгарден под ударом железнорожденных! Уиллас держит оборону успешно, но войска нам нужны пока что в первую очередь там. — И я все еще прошу тебя, бабушка, отправь меня туда! — взмолился Лорас. — Я могу командовать даже флотом! А не командовать — так биться с Уилласом и Гарланом! — Не может быть ни воином, ни полководцем тот, кто ищет смерти, — отрезала Королева Шипов. — К тому же, Маргери нужен защитник. Она — надежда всех Тиреллов, неужели ты оставишь ее одну с чужими людьми? Верность знаменосцев продается и покупается. Возражай сколько угодно, но вы оба выезжаете ночью в Винтерфелл, и упаси тебя боги сбежать по пути! — Что ты, — оскорбился Лорас. — Чтобы я сбежал и бросил сестру? — Вот теперь я слышу речь сына дома Роз, — одобрительно улыбнулась бабушка. — А ты не поедешь с нами? — обеспокоилась Маргери. — Нет, дитя, — она покачала головой. — Я стара для таких путешествий, и я нужна здесь. Не переживай, просто так я не пропаду.***
Вместе с ними в дальний путь отправлялись Гюнтор Тирелл, Алин Амброз и близнецы Хоббер и Хорас Редвин. Волосы пришлось перекрасить всем — Маргери было немного жаль наносить черную краску на кудри, но, сделав это, она осознала, что такой цвет ей к лицу, как и Лорасу. Близнецы покрасились по-разному, один тоже в черный, второй высветлил кудри. Алин выкрасил волосы в рыжий. Гюнтор, недолго думая, побрился налысо. Путешествующие сразу шестеро человек могли вызвать подозрения, но если бы их спросили, они бы ответили, что едут на Стену — все надели плащи братьев Ночного Дозора, и Маргери тоже. Стянув грудь бинтами и связав волосы в хвост, она могла походить на парня, если скрывала бы лицо под капюшоном. Санса была поставлена в известность о том, что они прибудут, и прислала ответного ворона, написав, что будет ждать.***
Джорах не надеялся, что однажды сможет вернуться к своей королеве. Джорах ни на что не надеялся; серая хворь ползла по телу, кожа каменела, отвратительные заразные наросты покрывали руку и грудь, и лишь вопросом времени было, когда он потеряет разум — он предпочел бы поступить по-рыцарски и покончить с этим, напоровшись на собственный кинжал. Он почти не жалел — он прожил долгую жизнь, полную ошибок, полную побед, полную боли и полную любви. Он видел последнюю из королей. Он видел и даже касался драконов, хотя все считали их давно вымершими. Он побывал везде — во всех городах Эссоса. Он был лордом, был рыцарем и был рабом. Он спас жизнь девочке-кхалиси и присягнул ей, когда она встала из пепла истинной королевой. Он смог признаться ей в любви, пусть она не разделяла его чувств. Жалко было лишь того, что он не увидит ее правления и что подведет ее — она говорила, что он ей нужен. Плакала и то ли умоляла, то ли приказывала найти лекарство. Но лекарства не было. Кроме одного — безумного решения Сэмвелла Тарли. Безумного и болезненного: он срезал кожу заживо, без макового молока, обойдясь лишь глотком крепкого пойла и заткнув рот, чтобы не кричать. Это было безумием, но это помогло — серая хворь ушла, оставив Джораху новые шрамы и новый кошмарный сон среди множества прочих.***
Он выполнил обещание, вернувшись к Дейенерис — вернувшись не в Эссос, но на Драконий Камень. В место, которое она могла звать своим домом, которое так любил ее брат Рейегар, в место, где привольно леталось ее драконам. И все равно Джорах был лишним. Тирион Ланнистер надел значок десницы. Джон Сноу, бастард Неда Старка, не сводил с королевы глаз. Джорах был одновременно нужен ей и не нужен — потому что, кроме него, было много других, а за него она цеплялась лишь потому, что знала его давно. Она ценила верность, а он мог дать ей только верность. Другого бы она не пожелала, и если раньше Мормонт еще мог питать надежды, робкие, какие питают юноши-оруженосцы, влюбленные в леди, то теперь, изуродованный шрамами, он стал совершенно не привлекательным. И что толку в его любви? Она королева. Если случится чудо и она ответит ему взаимностью — что дальше? Он женится на ней? Такой, как он, недостоин быть даже консортом — изгнанник, носящий на лице клеймо раба. Джорах смирился. Свыкся с этой болью, сросся, сжился — так болят старые шрамы. Ему было достаточно просто служить ей, видеть ее, а по ночам — представлять в сладостно-мучительных грезах, пока она стонала под Джоном Сноу. Джон был хорошим парнем. Действительно хорошим. Он любил Дейенерис, он скорее бы умер сам, чем навредил ей, и, пусть он не был ни королем, ни лордом, а всего лишь незаконнорожденным сыном, он прекрасно справлялся с ролью военачальника и управленца. Некогда служащий под началом Джиора Мормонта, он перенял от отца Джораха все лучшие качества лорда-командующего, и превыше всего ставил жизни людей. На Север шла смерть, Иные, о которых Джорах раньше слышал только в сказках, когда был ребенком, но он видел их своими глазами, сражался с ними — они все бы погибли там, окруженные мертвецами, если бы не Дейенерис. Крылатая черная тень накрыла льдину; они убегали и в том не было бесчестья, это то же самое, что убегать от стремительно несущейся лавины или пожара. Джорах видел, как Король Ночи, предводитель вихтов, занес руку, замахиваясь копьем и целясь в Визериона. Видел, как глаза Дейенерис на мгновение опустели, когда копье пролетело мимо, лишь мазнув по броне быстро увернувшегося дракона. Он не смел обнять ее, когда они летели домой, сидя рядом на широкой спине Дрогона. Не смел утешать, когда за жизнь тяжело израненного Джона боролись мейстеры. Он выиграл множество битв, но эту битву он проиграл.***
Возвращаться в Винтерфелл было странно и немного горько — в последний раз он был здесь с Линессой, и пейзажи всколыхнули старую скорбную память. Его первая и главная ошибка. Не стоило жениться на ней — цветы из южного Простора не могут благоухать на Севере. Когда-то Джорах винил ее, теперь же думал — виноват только он сам. Не подумал, не учел, что они слишком разные, увез ее на Медвежий остров, где ее мучили холодные ветра и сырость, где она не могла веселиться так же, как в Староместе, где она становилась все печальнее и где рано или поздно увяла бы — ее убили бы роды или лихорадка. Он был старше нее, беднее нее, и он должен был понимать — они не ровня. Винтерфелл смотрел на него словно осуждающе, хмуро возвышаясь серой скалой среди белизны выпавшего снега. Встретившая их во дворе замка Санса была до невозможности похожа на леди Кейтилин, но гораздо тверже и холоднее. Урожденная Талли из Риверрана вела себя учтиво и мягко, леди Старк же источала холод и не скрывала неодобрения по отношению к Дейенерис. Возможно, в ней говорила ревность, возможно, заложенная в крови предвзятость к Таргариенам — Джорах не собирался в это вмешиваться, интриги были не его стихией, в интригах он вяз, как в болоте. Он был полезен, только как один из военачальников, вне военных советов же бродил по замку словно тень, не зная, куда приткнуться. Упражнялся в фехтовании, точил меч, иногда читал, иногда играл в карты с Безупречными и пытался научить той же игре дотракийцев — безуспешно, они не понимали, что интересного в клочках бумаги. Делать что-то полезное Джорах попросту не мог — он бы с радостью, но что? Это не его дом, не его замок, не его люди.***
Прошло чуть больше недели, и после завтрака Дейенерис нашла своего рыцаря в богороще — он приходил сюда не молиться, но постоять в покое, полюбоваться чардревами и послушать тишину, нарушаемую лишь вороньим карканьем. Услышав скрип снега под чужими сапогами, Мормонт обернулся. Поклонился, приложив ладонь к груди. — Кхалиси, — так звал ее он один, и видел, что ей это приятно; сейчас тоже — щечки Дейенерис порозовели, что на морозе было особенно заметно. В его королеве пылало драконье пламя и она была южанкой, но зима невероятно шла ей. — Сир Джорах, — она подошла к нему, — простите, что вынуждена добавить вам забот… леди Санса сказала, что сегодня должна прибыть леди Маргери Тирелл и ее брат, сир Лорас. Они прислали ворона из Кротового городка. Если вас не затруднит, встретьте их вместе с леди Сансой. — Тиреллы? — Джорах нахмурился. Тиреллы… Лорды Простора, сюзерены Хайтауэров. — Что им здесь нужно? Дейенерис закатила глаза. — Леди Санса считает меня либо глупой, либо из высокомерия не видящей дальше собственного носа. Она говорила со мной, называя Маргери «леди»… Впрочем, я не спешу развенчивать ее заблуждения. Но мне нужно, чтобы Тиреллов встретили именно вы, поскольку Маргери — не леди, а королева. — Королева? — поперхнулся Джорах. Он успел потеряться в жизни Вестероса, последних событий не знал и подробностей тем более. Знал, что Джоффри был убит, что после трон узурпировала Серсея, и на том все. — После смерти Джоффри трон перешел к его младшему брату Томмену, — Дени скривилась; ей было неприятно говорить так о своем престоле, принадлежавшем ей, а не тем, кто сидел на нем в последние годы. — И вместе с троном — жена. Едва овдовев, Маргери снова вышла замуж. — Все равно, зачем она направляется сюда? — Прячется от гнева Серсеи. Та хотела убить ее. И ее, и ее брата Лораса, и их родителей. Они выжили. Мейс Тирелл защищает Хайгарден от железнорожденных вместе со старшими сыновьями, а Маргери не нашла решения лучше, кроме как укрыться на севере; Санса — ее подруга. Отправляясь сюда, она не знала ни обо мне, ни об Иных. Но на самом деле я рада. Тиреллы были союзниками драконов. — От меня, в таком случае, требуется наблюдение за ней? — Именно. — Но каким образом? Боюсь, если я буду ходить за леди по пятам, ее брат не так меня поймет. Дени досадливо дернула плечиком. — О, Джорах, неужели вы забыли, как ухаживать за дамами? — Забыл, — резко ответил он. — Давно забыл. Простите меня, кхалиси. Я готов умереть по вашему слову, но не более того. То, что Дейенерис смутилась, не заметил бы никто другой; Джорах же слишком хорошо ее изучил, и смысл ее распоряжения понял: королева чувствовала свою вину перед ним, и таким образом хотела словно бы заменить себя на розу из Хайгардена. Это простительно, она молода, в ней еще есть наивность. — Кроме того, — безжалостно добавил Джорах, — вам ведь хорошо известны имена всех великих домов Вестероса и их знаменосцев? — вопрос был риторическим, он не сомневался, что Дени знала. — Раньше я не называл вам имя своей жены. Бывшей или настоящей, одним Семерым ведомо, ибо она жива, но живет наложницей в Лиссе… Ее зовут Линесса Хайтауэр. — Хайтауэр?.. — обмерла Дени. — Да. Она — дочь лорда Лейтона Хайтауэра и Реи Флорент. У нее много братьев и сестер, но одну из ее сестер зовут Аллерия… Аллерия Тирелл. — О, — Дейенерис прикрыла рот ладошкой. — Значит, Маргери… — Моя племянница, — жестко закончил Мормонт. Неожиданно Дени просияла. — Отлично! Тогда у вас будет куда больше поводов общаться с ней, и это не вызовет никаких вопросов со стороны ее брата. Вы родственники, и вы имеете право печься о судьбе леди Маргери. Без всяких ухаживаний, — и добавила, зная, что это непременно сработает, — Я была бы счастлива, если бы вдали от дома меня встретил кто-то родной. Ну что поделаешь… Джорах прикрыл глаза. Его королева успешно училась не только строить военные стратегии, но и умело манипулировать. Да и, в конце концов, что такого в том, что он постоит во дворе, пока Санса будет щебетать с подружкой? Ему все равно нечего делать… а Маргери может быть и угрозой. Она, ее брат… Дейенерис права, лучше не выпускать их из виду.***
Раньше она никогда не видела снег, и это зрелище поражало — белые то хлопья, то пылинки, падающие с серых низких небес и покрывающие землю пушистым холодным ковром. Здесь не могло расти роз, здесь рос только иней, облепляя голые ветви деревьев. И все же была в снеге некая красота. Чистый, свежий, белый до серебристости; снежинки при ближайшем казались не природными творениями, но изделиями искусного ювелира. Снег был таким холодным, что обжигал, и тем приятнее было греться в натопленном помещении и пить горячий мед.***
Они добирались до Винтерфелла около месяца. Старались не останавливаться в трактирах дольше, чем на одну ночь, иногда ехали пару дней без остановок; повозку для Маргери не взяли, это было бы чересчур заметно, и, когда она уставала править лошадью, Лорас брал ее в свое седло. Им везло — никто их не останавливал, никому в голову не приходило их в чем-то подозревать. Дозорные есть дозорные; в число братьев набирали по большей части головорезов и преступников, еще и потому остерегались связываться. Спала Маргери всегда рядом с Лорасом, помня, что Хобберы в нее влюблены, но зря боялась посягательств — близнецы шутили с ней, но не более, и то шутили, лишь чтобы развеселить или подбодрить. Все они заботились о ней, и за время путешествия Золотая Роза привязалась к ним, как к братьям. Серьезный и с виду строгий, но на самом деле очень добрый Гюнтор, мечтательный Алин, влюбленный в ее кузину Элинор, но все же выбравший не свою возлюбленную, а свою королеву, близнецы — храбрые и неунывающие… Они заботились о ней, а она — о них. Как умела — когда они останавливались отдохнуть, варила для них укрепляющее зелье, если кто-то ранился — обрабатывала рану, делала чай от простуды, когда они приблизились к Северу и стало холодать. Она умела разбираться не только с ядами. Когда Уиллас был ранен и чуть не потерял ногу, Маргери стала учиться искусству мейстера, и это давалось ей легко — дитя природы, дитя трав и цветов, она без труда запоминала, что и как делать, и делала ловко и быстро, без дрожи в руках. Ей это нравилось. В первую очередь — нравилось.***
— Кажется, теперь я понимаю, почему Санса все время была такой грустной, неудивительно, если она здесь выросла, — шепнула Маргери брату, когда они подъезжали к Винтерфеллу. Хмурый, сутулый замок, ни капли не похожий на веселый цветущий и яркий Хайгарден — увидев его, Золотая Роза захотела домой чуть не до слез. Ворота подняли, и они въехали во двор замка, где их ожидала Санса — она преобразилась до неузнаваемости, из тихой и пугливой пташки став величественной леди, достойной носить на гербе лютоволка. Рядом с ней стояло двое воинов с тем же лютоволком на доспехах, и еще один… Взгляд Маргери зацепился за него. Вроде бы ничего особенного, мужчина как мужчина. По выправке сразу видно, что рыцарь, особенно ей, с детства растущей в обществе рыцарей. На щеке — рабское клеймо, хотя оно его и не портило… но самым важным было не это. Помимо клейма, он носил знак, о котором в Вестеросе давно не вспоминали, а если вспоминали, то только как слухи или сказки о Королеве Из-за Моря. Роза считала это просто сплетнями, не заслуживающими внимания, и ей хватало забот, кроме этого. Но что, если слухи были правдой? Маргери остановила лошадь рядом со встречающими, привычно сияюще улыбнулась — она всегда улыбалась, что бы ни происходило, и хотела спешиться — но тут двор накрыла черная тень. Черная крылатая тень… Запрокинув голову, она увидела, как прямо над ними пролетает дракон. Огромный, настоящий… огнедышащий… способный в одиночку уничтожить целый город… — Седьмое пекло, — восхищенно выругался Лорас. Вместо того, чтобы грациозно спешиться, Маргери мешком сползла с седла прямо на руки рыцаря, носящего штандарт Таргариенов.