Жаждущий свободы

— У хищников есть особое терпение — настойчивoе, неутомимое, упорнoе, как сама жизнь.

      Что же ещё эта жизнь заставит Сокджина утратить в неумолимую бездну? Он не знает сам, что из себя представляет, ещё никогда в жизни ему не приходилось чувствовать себя настолько жалким и немощным. С хмурого неба срываются первые крупные капли дождя, что быстро стекают с окошка кареты и оказываются на земле, пропитывая её своей влагой. Эти капли, словно невыплаканные слёзы омеги, которые он вынужден глубоко хранить в себе, не дать им показаться на глазах.       Ноги ужасно затекают из-за неудобного положения, спина готова рассыпаться от напряжения. В голове, если мягко выражаться, происходит полнейшая неразбериха. Усталый взгляд омеги устремляется в небо, которое всё быстрее начинает темнеть, благодаря мрачным тучам. В минуты особого помутнения Сокджину хочется закричать во всё горло, рвать на себе волосы, позволить потоку самых скверных слов обрушиться на родителей, дабы те узнали, что их сынок может быть далёк от понятия “аристократ”. Но омега продолжает сохранять молчание, начиная моментами зевать.       — Господь милостивый, они же сделают привал или что-то наподобие того... — даже за столь короткий промежуток времени лицо Сухёка лишается былой свежести, теперь оно приобретает сероватый нездоровый оттенок. Шёлковые волосы совсем растрепались в разные стороны.       Никто старшему омеге не отвечает, пребывая в гробовом молчании после неприятного разговора. Глаза Юнги прикрыты, а руки сложены на груди, удивительно, но это единственный человек, который смог уснуть, находясь в отвратительном положении. В сторону отца Сокджин не смотрит принципиально. Он не обязан одаривать своим вниманием какой-то сплошной кусок гнили. Для себя омега решает, что пусть его лучше Джухёк изобьёт до смерти, но он ни за что не ляжет в постель с незнакомцем, чтобы ценой своего благополучия и гордости спасти остальных. Вся семья Сокджина давно утратила благоразумие, остаётся только сплошное помешательство.       Неожиданная тряска вынуждает омегу ухватиться за сиденье, иначе он грозиться оказаться на полу кареты, как это успевает произойти с Юнги. Испуганный писк Сухёка режет слух хуже самого острого клинка. В стороне начинают слышаться ругательства, от которых у Сокджина непроизвольно распахиваются шире глаза. Таких грязных слов ему ещё не приходилось слышать.       — Грёбанное древнее корыто! Одна небольшая горка, а оно уже к чёртовой матери разваливается! В аду я видал подобное, — затем омега слышит громкий плевок. — Вот же сука!       Дверь кареты со скрипом отворяется и присутствующим является озадаченное лицо Тэхёна. Он бегло осматривает каждого, чуть дольше задерживаясь на потухшем Сокджине, что напоминает разбитое зеркало, которому уже не место в этом мире.       — Незапланированный привал, — проговаривает альфа, отступая чуть в сторону, открывая проход.— Выходим.       Слегка растерянный Юнги первым поднимается и медленно, чтобы не упасть, становится на ступеньку. Рядом с крупным Тэхёном альфа кажется совсем щупленьким, возможно, это и раздражает его.       — Желательно побыстрее, — с ощутимым нажимом в голосе добавляет Тэхён, не сводя насмешливого взгляда с Юнги, что сжимает покрепче челюсти. Между этими альфами напряжение искрит прямо в воздухе, что у одного высокомерный взгляд, что у второго горделиво задранный подбородок, словно у павлина.       За сыном карету спешит покинуть Сухёк, думая, что ему подадут руку, но стражник тщательно осматривает свои ногти, не обращая внимания на искривлённое в недоумении лицо омеги.       — Как же Вас только допустили к служению короне с такими ужасными манерами, — шипит Сухёк, суживая глаза. — Юнги, будь добр.       Альфа послушно подходит к карете, вытягивая вперёд свои связанные руки, дав омеге за них ухватиться. После небольшого спектакля, который Сухёк просто обязан был устроить, на улице оказывается всё семейство Ким. Мелкий дождик продолжает смачивать землю, но тучи уже не выглядят столь мрачно.       — И куда нам необходимо идти? — Сокджин обращается к Тэхёну, стараясь использовать более мягкий голос. Мужчина приподнимает густые брови, словно чему-то удивляется, но быстро возвращает самообладание на место.       — Сейчас ещё обустраивают лагерь, можете скрыться за листвой деревьев, — альфа кивает в сторону густых зарослей. — Не переживайте, компанию вам составит парочка моих подчинённых.       Было бы глупо просто стоять и напрасно мокнуть, поэтому все послушно следуют ближе к деревьям. Сокджин продолжает пребывать в своих мыслях, не отпуская разум к отдыху ни на секунду. Брови его сводятся на лбу, образуя глубокую складку, что выдаёт его неоднозначные эмоции. Как Тэхён и говорил, за ними в наблюдение поставили двух альф, что внимательно взирают за каждым движением.       “Какие послушные... Словно псы.” Забыв на время о стражниках, Сокджин обращает внимание на место где, остальные альфы точными движениями возводят что-то наподобие небольших шатров. Выглядят они как-то не совсем презентабельно, но основные функции вроде способны выполнять, а это то, что необходимо. Верхушки деревьев покачиваются, листвой перешёптываются, тихо рассказывая друг другу тайны путников, что проходят мимо них. Звуки, издаваемые доспехами стражников, никак не вписываются в идиллию природы.       Сокджин вертит головой, пытаясь усмотреть за каждым мимо проходящим человеком, таким образом он старается отдалиться от гнусных мыслей, что засели в голову. Глаза непроизвольно ищут уже знакомый и пугающий облик одного альфы, взгляд которого подобен взгляду настоящего кровожадного хищника. Этот мужчина только своей аурой заставляет поджилки трястись, а сердце заходиться от быстрого количества ударов. Удивительно, что у него сохранилась длинна волос, обычно такая черта характерна аристократам из особо знатных домов. Но стражники предпочитают короткие стрижки, потому что так удобнее сражаться: ничто лишнее не мешает обзору.       Усталость Сокджина никуда не делась, наоборот, к ней вдобавок появился голод, от которого в желудке чувствуется тянущая боль и тошнота.       Неожиданно омега весь застывает, когда возле одного из шатров видит человека, что стал спасением во мраке Кима. Чонгук стоит подле Тэхёна и что-то пытается донести альфе, но тот, в свою очередь, ничего не отвечает, лишь глупо улыбается. Ноги сами несут омегу к другу, в пальцах начинает приятно покалывать от осознания, что он здесь не один, его не бросили.       Джухёк бросает косой взгляд на сына и в недовольстве поджимает губы, когда понимает, что сын идёт к слуге, который пытается охомутать стражника, смазливо ему улыбаясь.       — Почему же Сокджин так не умеет? — спрашивает Джухёк у супруга, что стоит возле ствола дерева, понуро свесив голову вниз. Весь величественный стан данного омеги исчезает в небытие, становится миражным прошлым.       — Я уже не имею понятия, что он в целом умеет... — Сухёк также обращает внимание на уходящего сына, тяжело при этом вздыхая. — Вряд ли генерал обратит внимание на “это”.       — Он обязан попробовать, — сквозь сжатые зубы цедит Джухёк. Руки его сжимаются в кулаки, он просто не готов всё так просто потерять. Если есть хоть какая-то соломинка, альфа обязан за неё ухватиться, невзирая на то, что собственный сын может пострадать.       Пухлые губы Сухёка сжимаются, на слова супруга он не отвечает, вновь приковывает свой взгляд к земле. В отличие от Джухёка, омега успевает утратить веру в лучшее. Какой прок пытаться что-то уже делать, если худшие ожидания воплотятся в жизнь, стоит им явиться на глаза королю, который вынесет безжалостный вердикт изменникам короны.       — Чонгук! — Сокджин подбегает к слуге, выдавливая измученную, но искреннюю улыбку. — Как же ты тут оказался?!       Ответная улыбка Чонгука не заставляет себя долго ждать. Он также радостно выкрикивает имя друга, стоит только подойти чуть ближе. Тонкие руки сразу же расставляются по разные стороны, а затем заключают хрупкое и худое тело Сокджина в самые тёплые объятия.       — Договорим позже, — бросает с той же улыбкой Тэхён, оставляя Чонгука и Сокджина наедине.       — Я бы обнял тебя в ответ, но сам видишь, — омега поднимает связанные руки, демонстрируя причину некоторых неудобств.       — Господин, как Вы себя чувствуете? Может мне попросить для Вас воды? — Чонгук кружит возле Кима, замечая осунувшееся лицо омеги. Даже через ткань кажется, что и без того худые плечи Сокджина успели стать ещё острее. — Ваш цвет лица совсем нездоров... А руки... Бездна, что же эти варвары творят!       — Мне хочется тебя обидеть или в чём-то упрекнуть, но ты только что сам говорил с подобным варваром, — Сокджин поджимает губы, не смея поднять глаза на друга, вдруг, он всё же его обидел, и в глазах Чонгука появится, так хорошо знакомое омеге, презрение.       Шорох земли доносится до ушей Кима, а затем небольшая ладонь приятно треплет его спутанные волосы. Касания людей всегда казались Сокджину чем-то неприятным, но сейчас он готов всё отдать за этот момент. Весёлый и яркий Чонгук — это тот, кого так не хватало в жизни омеги.       — Не беспокойтесь, Вы правы. Просто... Я пытался достучаться до этого альфы и попросить у него о нашей встрече, но он только глупо мотал головой, словно вёл диалог не со мной, — тихий смешок вырывается у Чонгука. — Но, как видите, мы всё же с Вами разговариваем.       — Как ты вообще добровольно согласился следовать за мной... Какой же ты глупый, — без злобы проговаривает Сокджин, утыкаясь носом в плечо друга.       На слова Кима Чонгук ничего не отвечает, молча продолжая гладить его по спине. Омега очень сильно желает помочь своему господину, но попросту не знает как и чем. В мире аристократии он не имеет права решать что-то сам, вся его жизнь зависит от воли хозяина. Но в Сокджине заложены качества доброго человека, а не высокомерной знати, которая только и способна наживаться на бедняках, что пашут день и ночь, не зная и минуты отдыха. Чонгук об этом хорошо осведомлён, видел живой пример подобного.       — Вы не такой, как все, — тихо шепчет омега, в смущении поджимая розовые губы. — Я хочу и буду следовать за Вами. Можете положиться на меня.       — Но зачем? Чонгук, я больше никто. У меня нет высокого положения в этом мире, я даже не знаю буду ли жив в будущем, — голос Сокджина дрожит, в горле неприятно першит, но глубокие вдохи помогают утихомирить поднявшиеся эмоции. — Я не смогу ничего тебе дать...       — Мне и не нужно. Позвольте просто быть рядом с Вами, — сила объятий Чонгука возрастает так, что Сокджину становится труднее дышать, но он об этом не скажет, в сердце вырежет слова, сказанные другом, не позволит себе забыть их.       В обществе Чонгука время пролетает незаметно, всё вокруг смолкает, в голове тишь да гладь. На душе так хорошо и спокойно, что в подобное даже с трудом верится. К сожалению, им приходится прервать свой диалог, когда один из стражников оповещает Сокджина, чтобы тот направился к своему шатру, где ему предстоит провести ночь.       Место ночлега оказывается небольшим, но на земле всё же подстелили какие-то ткани. Самой неприятной новостью оказывается то, что этот несчастный шатёр предназначается для всей семьи Ким. На лице Сухёка отражается вся мощь брезгливости к сложившейся ситуации. Ноздри его широко раскрываются, а губы сжимаются в недовольстве, руки он складывает на груди, поднимая глаза к небу.       На ночь их всё же освобождают от пут, которые оставили красные потёртости. Сокджин располагается с самого края, а возле него злостно вздыхает Сухёк, раздражаясь от любой мелочи. Джухёк и Юнги засыпают моментально, наплевав на неудобства и на спёртый воздух в шатре, от которого в горле поднимается чувство тошноты.       Ближайший час на улице ещё слышится треск горящего хвороста и разговоры стражников, порой их громкий смех эхом разносится по ближайшей округе. Уже совсем поздней ночью даже Сухёк находит внутреннее смирение и проваливается в сон, забросив на Сокджина руку. В отличие от остальных, Ким вроде бы и ощущает усталость, но уснуть никак не получается. Веки кажутся тяжёлыми, но чувство тревоги не отпускает, в ушах слышится собственное сердцебиение, которое кажется слишком громким.       Стараясь не издавать лишних звуков, Сокджин аккуратно убирает ладонь Сухёка. Громкий храп Джухёка заставляет вздрогнуть, омега даже дышать перестаёт, но в скором времени продолжает осторожно пробираться к выходу. В нос ударяет приятный и освежающий воздух, Сокджин вдыхает его, как человек, испытывающий жажду пьёт желанную воду. Все разошлись по своим шатрам, оставив одного стражника на дозоре, но, судя по пустой бутылке рядом, он также пребывает в блаженном сне. Приноровившись быть тихим, омега покидает место ночлега, отходя чуть в сторону деревьев, куда от луны падает тень. В некоторые моменты слышатся звуки животных, что начинают свою ночную жизнь. Ветер становится чуть более прохладным, но Сокджина это ни капельки не смущает, он уверенно продолжает двигаться вглубь леса. Нет, он не собирается сбегать, просто душа требует долгожданного уединения, всё нутро омеги тянется к природе, к её зову.       Запоминая небольшие особенность, чтобы позже вернуться обратно, Сокджин натыкается на небольшую речку. Воспоминания возвращают его к дому, к его любимому месту, где он ловил капельки так ему нужной свободы. Подойдя чуть ближе, омега окунает руку в воду и ощущает кожей прохладу. Он омывает руки, а затем и лицо. Усталость окончательно исчезает, уступая место возбуждению и интересу.       В итоге Сокджин принимает решение пройтись чуть дальше по берегу речки. Походка его лёгкая, настроение значительно улучшилось, всё плохое на время испаряется. Омега воодушевлённо напевает простенькую мелодию, продолжая пробираться всё дальше.       Но он в испуге останавливается, когда замечает на траве сложенную белую рубаху, глаза быстро начинают бегать по округе, ища хозяина одежды. От веселья не остаётся и следа, жестокая реальность возвращает Кима на место. Мелкими шагами Сокджин начинает отступать обратно, но долго так делать не получается.       — Дёрнешься — убью, — слышится из-за спины знакомый пугающий голос.       — Я...Н-не с-сбегал, — никто не просит Сокджина оправдываться, но чтобы унять нарастающую панику, он пытается хоть что-то сказать. Неприятный холодок чувствуется в районе лопаток, и омеге не хочется подтверждать свои догадки о том, что же это может быть.       Мужчина продолжает молчать, прожигая тёмными глазами спину Сокджина, даже при лунном свете заметно, как омегу пробивает крупная дрожь.       — И что же ты тогда здесь делаешь в столь поздний час? — Ким даже не пытается повернуться, он лишний раз шелохнуться боится. В воздухе витают феромоны альфы, но они не заставляют задыхаться от своей едкости, как это происходит у Сокджина с феромонами Сухёка, эти, наоборот, пахнут освежающе.       — Просто вышел погулять, — звучит совсем неправдоподобно, учитывая то, что на данный момент омега – “пленник”.       — И как же тебя дозорный пропустил? — Намджун не опускает меча, продолжая наслаждаться страхом, который излучает омега, что недавно задорно напевал себе песенку под нос.       — Это... — Сокджин в замешательстве запинается, не зная, что ответить. Стражник напился и уснул? Но тогда ему точно выговор будет обеспечен, а Ким не особо желает подставлять мужчину. — Он меня не заметил, так как отошёл в туалет.       Почему, если Сокджин сталкивается с этим мужчиной, то всё заканчивается тем, что на омегу наставляют остриё меча. Здесь начинает возникать некая закономерность, которая никак не симпатизирует Киму.       — Не врёшь ли ты мне? Вы омеги на это крайне горазды. — В голосе альфы слышна насмешка, что вызывает у омеги разочарование на лице. — Признайся, ты просто ублажил его.       Глаза Сокджина распахиваются ещё шире, былой страх прячется в глубинах, а плечи и спина напрягаются, как тетива лука. Только что его опять умудрились оскорбить и обвинить в том, чего он точно не совершал. Эти слова заставляют наложить на мужчину образ Джухёка, который тоже не скупится сказать подобные слова в сторону сына.       — Да как Вы только смеете?! — Сокджин забывает о предмете, что утыкался ему в позвоночник.       Он одним рывком разворачивается, сталкиваясь с невообразимой глубиной чёрных глаз. Мужчина стоит наполовину обнажённым, весь его торс покрывают шрамы разного размера. Они словно стебли оплели тело альфы, уходя всё дальше за спину. Сокджин замолкает, слишком долго задерживая взгляд на груди мужчины.       — Вы — самый настоящий дикарь! Как только рот у Вас открылся, чтобы сказать что-то настолько грязное? — голос Сокджина разрезает тишину ночи.       Альфа, приподняв брови, наклоняет голову чуть в бок, выслушивая тираду о своей невоспитанности. Он медленно опускает остриё меча, делая шаг к Киму. На действия альфы омега испуганно замолкает, делая медленные шажки назад.       — И куда же делась твоя хвалённая гордость? — мужчина сокращает расстояние между ними, приковывая Кима к стволу дерева, а сам расставляет руки по сторонам, заключая окончательно омегу в свою ловушку.       Глаза Сокджина смотрят куда-то вдаль, только не на альфу, что касается его своей грудью, на которую омега пару минут назад открыто пялился. Чёрные, блестящие при лунном свете, волосы мужчины завораживают, будто тёмные волны стекают по широким плечам.       — Отойдите. Мне пора возвращаться, — совсем мелкие ладони Сокджина упираются в альфу, но тот даже не шелохнулся.       — Ты же сам ко мне пришёл, а сейчас просишь уйти, — омега не дурак, чувствует, что над ним просто насмехаются, играют.       Лицо альфы бесспорно прекрасно: узкие острые глаза одним движением приковывают к месту, густые брови, что сейчас сведены вместе и пухлые чувственные губы, которые в данный момент пребывают в виде хищного оскала. Будь Сокджин в более выгодном положении, то обязательно полюбовался бы представленной его взору картиной.       Крупная и широкая ладонь альфы оказывается точным движением на тонкой шее омеги, пальцы окольцовывают её, как это делают змеи со своей добычей. Сокджин начинает ощущать как мерзкий холодный пот скатывается по спине, на лбу испарина давно уже появилась. Он постоянно нервно облизывает пересохшие губы, ожидая дальнейшей участи. Вот тебе и прогулка... Мог же просто отсидеться в шатре, а сейчас находится в волоске от смерти.       — Откуда же у тебя этот шрам? — шёпот альфы вызывает табун неприятных мурашек. Всё сознание кричит о бегстве, но Киму просто некуда бежать, его поймали. Он добыча в лапах могучего хищника. — Будем молчать? Мне опять достать меч?       — Прошу меня отпустить, Вы ещё обязаны представить меня перед королём, — Сокджин прямо гордится своей высказанной мыслю. Сейчас альфа не смеет его тронуть, так как его основная задача — доставить семью Ким на королевский суд.       — Не беспокойся, — возле самого уха Сокджина произносит альфа. — В каком виде тебя доставить во дворец, решаю уже я.       Ким слышит последние слова, а затем чёрная дымка возникает перед глазами, в теле становится необычайно легко. Все тревоги и страхи в момент исчезают, остаётся блаженная тьма.