Я бы отдал тебе всё

             Сел в машину, а куда ехать, так и не придумал. Домой не хочется, в отель поздно, есть нет желания. Так и сидит, молча опустив голову, даже в телефон нет сил смотреть, концентрацию не ловит.              Тело всё ещё кричит о себе, укусы отдаёт страстью, поцелуи теплом, губы невольно облизывает язык, руки обхватили бока не в силах согреть так же, как это делал Нурик. Воспоминания наслаиваются, не давая друг другу времени, думается обо всём и сразу, от чего связь с реальностью пропадает окончательно. Лёша вроде рад, безмерно, но в то же время какое-то странное чувство жгёт душу.              Нурик он такой, притягивающий что-ли, хочется его рядом, на себе, чувствовать, слышать, просто обнимать или хотя бы смотреть. Он не выходит из головы, его мягкий голос, как-то особенно улыбающиеся глаза, низкие стоны, горячий язык. Он в глазах Лёши идеален, до бесконечности желаем, он тот, ради кого кажется парень бы собственную жизнь променял.              Как вдруг дверь машины открывается, на пассажирское сидение рядом заваливается именно он – Сабуров. Глядит так хитро, легонько хлопая дверью, смотрит на удивлённого Алексея.              — Скучно там без тебя. — просто говорит казах, как-то по свойски укладывая ему руку на коленку, чуть сжимая, как бы пытаясь привести того в себя, привлечь внимание.              — Нурик я... «Я так хочу знать, что ты обо мне думаешь, мне страшно, похожи ли наши чувства, хоть чуточку. Нур, кто я для тебя? Что значу? Ты меня используешь или тебе просто хорошо вместе, может делаешь одолжение, жалеешь... Я боюсь привыкнуть, боюсь, что потом не смогу без тебя, что стану жадным. Мне страшно обмануться, поверить в несуществующее что-то. Страшно потерять тебя навсегда, остаться одному. Я больше не смогу как раньше, я теперь другой и ты сделал меня таким, ты мне разрешил, показал то, на что я не смел надеяться. Показал себя любящего? Нур, я боюсь, я правда очень боюсь, Нурик... я» Я очень рад, что ты здесь. — задумавшись отвечает Щербаков, всё ещё не поднимая глаз, боясь, что те слишком читаемы и Нурик обо всё догадается. Догадается в очередной раз?              — Лёш? — мягко произнёс Сабуров, откидываясь на сиденье, кутаясь в куртку, замечая краем глаза, что парень рядом грустно смотрит на опустевшую коленку.              — «Нурик, а может всё потому что никто не научил нас отличать дружбу от любви?»              — Давай съездим поедим может? — через минуту говорит казах, замечая немного потерянного Алексея.              — Давай. — оживился он, решая хотя бы на время откинуть грустные мысли и загоны.              — Я как раз тут недалеко такое место знаю хорошее. Хоть угощу тебя.              Небольшой ресторан, крайнее место, спрятанное ото всех ширмочкой, вкусная еда, а главное довольный Нурик рядом. Он так классно ест, что Щербаков первые пять минут просто не хочет верить в то, что вообще обратил на это внимание, да к тому же залип.              — Я не знал, что так недалеко есть такое хорошее место. Ты че скрытничал, я бы тут тоже ел. — смеётся Лёха, легонько толкая его в бок.              — Та ну, вот такой вот жадный. — в ответ улыбается Нурлан, допивая сок.              Лёше было хорошо, он сидел рядом с Нуриком, слушал его, смотрел, почему-то разрешая себе рассматривать каждую деталь, начиная от чуть растрёпанных волос, заканчивая костяшками рук, на которых виднелись ссадины с тренировки. Сабуров красивый, парень заметил это в очередной раз, он добрый, отзывчивый, местами грубый, но только тогда, когда кажется по-другому невозможно, он умеет кажется всё, так ловко довести Алексея до оргазма, заставить коленки трястись, а уже через день публику на концерте стоя опладировать, так что кажется он может всё, добьётся всего, чего только захочет, подчинит, влюбит, заберёт. Нурлан Сабуров воплощение секса, силы, своенравия и иногда даже любви, о которой Щербаков боится даже мечтать.              Телефон казаха вибрирует высвечивая на экран звонок организатора, тот с неохотой отрывается от еды, спустя секунд двадцать отвечая.              — Да?              — Завтра собрание, разброс расписания и проекты, приедешь мы тебя подкорректируем. А и если не сложно передай Щербакову, напиши там или позвони. — быстро говорит тот самый организатор, что сегодня пытался Лёше на «хорошую ночку» намекнуть.              — Лёх, завтра собрание, придёшь. — тут же оборачивается к Алексею, который уплетает котлету, мягко улыбается с него, но произнося это так по-свойски, как бы вновь демонстрируя своё превосходство.              Комик кивает, соглашаясь, понимая, что это новый шанс встретиться с Нуриком.              — Передал. — гордо подтвердил казах, слушая робкий и чуть обиженный ответ.              — А-ага, спасибо.              — Что-то ещё?              — А почему вы уехали сейчас? — тише спрашивает голос из телефона, видно, что его это правда волнует и завтрашнее собрание, о котором можно было написать в телеграм, переросло в звонок.              — Захотелось.              — Ладно, до свидания. — испугался тот, желая поскорее закончить этот диалог, не дающий никакой пользы.              Первым сбросил Нурлан, с довольным видом победившего возвращаясь к еде, улыбаясь с непонимающего взгляда напротив.              Далее разговор перетекает в какое-то спокойное русло, обсуждают предстоящие проекты и те, что прошли, смеются с запомнившихся шуток, не замечая времени, чувствуя настоящий комфорт рядом с друг другом. Нурик всё-таки настоял на оплате счёта только им, заверяя, что в следующий раз Лёшенька его обязательно угостит.              — Завтра встретимся тогда. — говорит Сабуров открывая дверь собственной машины, потому что сейчас, ближе к вечеру они всё же вернулись обратно.              — Ага. «Я буду ждать.» — отвечает Лёша, ощущая как спустя секунду казах сгребает его в объятья, оставляя частичку тепла, как бы дающего Алексею возможность продержаться ещё немного.              Дорога домой тянулась вечными пробками. Интересно, Нурик ещё не приехал? Он теперь лихо водит, а ведь когда-то первым шагам его учил я. Надо просто дожить до завтра, это совсем немного. Завтра...              Пустая квартира встречала полной темнотой, Лёха невольно улыбнулся, стягивая куртку, проходя в ванную, где совершил уже походу ежедневный ритуал, в смущении рассматривая себя в зеркале на фото. Есть не стал, боясь возвращения семьи, побежал спать, потому что чем быстрее пройдёт ночь, тем скорее он встретится с Нуриком. На утро так же никого, но времени об этом подумать нет, он чуть не опоздал. Машина Сабурова уже возле входа, Лёша торопится, прямо в куртке проходя в общий зал.              — Нур..! Привет. — замечает он казаха, который еле заметно улыбается с растерянного Щербакова.              — Да, Лёх, привет. — говорят все, в то время как Сабуров кивает, так же приветствуя.              — А... Да, всем доброе утро. — садится на единственное свободное место прямо напротив Нурика, в очередной раз сокрушаюсь, что опоздал, ведь сейчас мог бы сидеть рядом, но какие-то два новых комика заняли места.              Собрание шло полным ходом, Лёша включался в обсуждение тяжело, в основном соглашаясь с чьими-то словами, но сам пока не активничал. Постепенно насущные темы из разговора пропадали, уступая место обсуждением кого-то или чего-то. Все веселились, накидывая шутки и не понимая, почему Щербаков залип в одну точку под названием «Нурлан».              — Блять, а ты видел кстати, эти два то, новенькие которые, ну с вами ещё в одной команде. — обращается один из менеджеров к двум парням, сидящим вокруг Сабурова. — Пидорасы так то!              — Фу, реально? Это такая мерзость. — поддержал кто-то сидящий сбоку.              — Да, кстати, мы сами видели как они в кабинете зажимались. — подхватили новенькие, желая то ли влиться в коллектив, то ли правда обсудить.              — Какая же мерзотная хуйня.              — И получается один из них там сосёт, блять, его ебут, да я уверен, что второй просто пользуется дыркой и бесплатной дрочкой.              — Им че девушки не дают, а? Вот Лёх, ну подтверди, да вы сами гляньте на его шею, разукрасили так, что не спрячешь.              — Да, Лёха? — говорит кто-то заглядывая в потерянное лицо парню. — Лёх?              Всё это время лицо комика приковано к Сабурову, он со страхом следит за каждой его эмоцией, бегая глазами, боясь увидеть в них хоть каплю согласия. Нурлан сидит молча, разговора не поддерживает, никак не участвуя в обсуждении, но почему-то Алексею кажется, что он внимательно слушает.              — «Сидит неподвижно, руки сложил, глаза на одном месте.. Нурик, я ничего не понимаю! Нур, мне страшно. Мне очень страшно. То, что они говорят, имеет для тебя вес? Значение? Геи – мерзость. Я гей? А ты? Нурик? Нурик! Прости... из-за меня тебе приходится слушать такое не просто так. Я виноват?... Но я люблю, мне хорошо рядом, мне нравится... я люблю... так почему нельзя, почему это плохо, почему у любви есть пол, почему я мерзость, а ты, ты Нурик точно нет, что бы ты не сделал, это не может быть мерзостью. А вдруг сейчас их слова.. Вдруг он опомнится, подумает – «что я натворил, да ещё и Лёша, это всё из-за него.» Я для тебя мерзость? Я тебе неприятен? Нурик, всё кончено? Я такой же в твоих глазах?» — мысли путаются, бесконечным хаотичным потоком несутся в беловолосой голове, перебивая друг друга, он кусает губы до крови, бегая глазами по неподвижному нечитаемому казаху, он пытается найти ответ хоть на один вопрос, боясь встретиться взглядами, в то же время мечтая это сделать, ведь «глаза не врут»?              — Лёша, ну скажи же, это просто пиздец, ты ж у нас заядлый гомофоб. — смеётся кто-то, задевая его локтем, удивляясь, что тот так шугается.              — В России нет места любви? — вскакивает Щербаков не в силах сдержать яркого порыва, совсем не задумываясь о последующих сплетнях и обсуждении теперь его за этим же столом.              — Что..? — почти хором спросили все.              — В России нельзя любить? — твёрдо повторил ещё раз, уходя из залы почти бегом, не выдерживая слишком пристальных взглядов.              — Я не понимаю про что он. — проговорил сидящий рядом с Сабуровым человек.              — Блядство. — кидает казах, так же вставая и направляясь в след убежавшему парню, забирает его куртку и сумку, окидывая всех каким-то презрительным взглядом, смешанным со злобой.              Находит Алексея у раковины, умывающегося дрожащими руками ледяной водой, кладёт руку на плечо и ничего не говоря ведёт в свой кабинет, там садит на кресло, но всё ещё молчит. Через минуту заходит какой-то человек лет пятидесяти, казах отдаёт ему ключи от машины со словами «домой отвези». И глубоко выдыхая оборачивается на испуганного парня, опуская голову на руки.              — Лёш. — мягко, но с укором начинает он, видя, что комик напротив даже не шевелится. — Почему ты так реагируешь на их слова, зачем? Ты что не понимаешь... Блять. Даже сейчас, то что я ушёл за тобой, видишь-ли мы медиа-личности.              — Я боюсь, Нурик. Мне страшно. Я ничего не понимаю. Вдруг ты... они так говорят... геи мерзко, любить нельзя, так все, они ведь не один, все люди вокруг, общество, законы, всё.. — обречённо говорил Лёша, бегая глазами, сжимая руки, дёргая ногой, слишком часто моргая, коря себя за сказаное, сокрушаясь, что время нельзя вернуть назад.              — Лёх, я так не считаю, мне нравится, так сказать, разнообразим нашу сексуальную жизнь. — проговорил Нурлан, замечая, как с каждым словом лицо Лёшеньки теряет свою открытость, кажется вновь замыкаясь в себе.              — Разнообразим...? — почти неслышно прошептал тот.              — «Просто разнообразим, просто нравится, типа прикольно... Нур, я... я тебя люблю, для меня это не разнообразие. Мне больно, пожалуйста не надо, остановись, не говори ничего, пожалуйста, я не могу, я не смогу, Нурик. Я не хочу этого знать, я не готов ещё, Нур, я никогда не буду готов, я всё-таки жадный, я просто хочу любить. Я просто хочу любить! Это много да? Я много прошу!? И знаешь, я всегда думал, что смогу просто любить, но теперь, побыв с тобой, я хочу быть любим. Не знаю, я не знаю почему, но мне так хочется, хотя бы немного, но тоже быть любим. Прости меня Нурик, я всё испортил, я не смог....»              — Что-то случилось? — переживает Сабуров, заглядывая в безэмоциональные глаза, потерявшие свою недавнюю яркость.              — «Ты случился, Нур, ты...» Ничего, мне пора уже.              — Куда-то торопишься, ещё планы?              — Нурик... Я устал. «Устал от самого себя, от собственной беспомощности, от неопределённости, сейчас я не смогу. Прости, мне лучше уйти, не хочу делать больно, боюсь испортить наши отношения, сказать что-то лишнее. Боюсь потерять тебя.»              — Хорошо. Не разговаривай сейчас ни с кем. — переживал казах, порываясь ухватить того за руку, но почему-то остановился.              — Спасибо, не переживай за меня. — как будто из последних сил выговорил он.              — «А за кого мне тогда переживать, м?» — нахмурился Сабуров, совсем не понимая происходящего, но давить не посмел, решая для начала... поразмыслить?              Только сидя в автомобиле Щербаков задумался, что ведь казах теперь без машины, он наверное надеялся... А Лёша сбежал.              — Нур, мы ведь ещё увидимся? Я уже скучаю... Я правильно поступил? Я всё равно не знаю, не знаю как правильно, я запутался. Я тебя теряю?              Домой приехал, решая чуть позже всё-таки хотя бы ради приличия разузнать где все, но немного позже, пожалуйста, хотя бы пять минут, почему-то дышать тяжело, кажется сам воздух давит, он не раздеваясь падает на диван, зажмуривая глаза, даже не надеясь заснуть.              В то время как Нурлан в кабинете откинулся на кресло, уже второй раз прогоняя в голове произошедшее, пытаясь зацепиться хотя бы за что-то, что позволит заглянуть к Лёшеньке, кажется ему плохо..              Только спустя полминуты он заметил звонящий телефон, на котором высвечивается контакт Лены.              — Че за хуйня..? — включает он вызов, сдержанно говоря. — Да?              — Здравствуй, Нурлан, можешь дать трубочку Лёше? — щебечет девушка, опасаясь, что Щербаков рядом.              — Не могу.              — А почему? Он где? — осторожно спрашивает, действуя по чётко выработанному плану.              — В офисе был, сейчас не знаю. Что ты хотела? — начинает раздражаться, слишком быстро понимая суть её действий.              — Вопрос задать, на который только ты похоже ответ знаешь. — аккуратно начинает, боясь спугнуть его, потому что до этого прошла большой путь чуть-ли не по всем присутствующим и все подсказки вели именно к казаху.              — Ну. — неохотно проговорил он.              — Вы новый год справляли в клубе и Лёша оттуда вернулся с засосами. Он мне изменил. Ты знаешь с кем? — твёрдо говорит она.              — Да. — таким же тоном, с едва уловимой гордостью, которая мгновенно задевает девушку.              — С кем!? — почти кричит она.              — Не скажу. — Нурлан всё так же непоколебим, только почему-то в его голосе она слышит улыбку, ухмылку.              — Скажи блять, я должна знать, я его жена.              — И что тебе от этой информации? Что делать будешь, побежишь пиздов давать кому-то, обидишься? Что тебе будет даже если ты с этим человеком говоришь или узнаешь его имя. — да, Сабуров специально сказал вместо «поговоришь» слово «говоришь» и «её имя» заменил на «его», не смог сдержаться, не смог не сдержать собственничеста, всё ещё неосознанно злясь на её «я его жена». Лен, всем похуй. Мне похуй. — именно так он думал.              Она замолчала.              — Я знаю и не скажу, только если он сам решит признаться, я Лёшу во всём поддержу.              — Говоришь так будто...! А если сейчас твоей жене сказать, что ты изменяешь, к примеру, ты думаешь она не так отреагирует? Я не думаю, что она сейчас поддержала бы твои слова, ты как будто его одобряешь. Изменять – мерзость. — с пренебрежением звучит из трубки              — Вот поэтому Лёшенька сам решит рассказывать тебе про это или нет. — Нурлан, кажется складывает «один к одному» решая прекратить этот бессмысленный диалог.              — Позвонить что-ли Лёхе. — заканчивая звонок говорит он сам себе, не понимая, как лучше повести себя в такой ситуации.              Звонки в итоге не поступали больше ни у кому из трёх, Алексей собирался долго, думал как начать диалог с Леной, но в итоге не придумал ничего, чувствуя, что его тело как будто ослабевает, ему трудно дышать, стены вокруг давят, комната в темноте кажется ещё меньше, какое-то неизвестное желание выпить, забыться, утонуть в горьком спирте, потерять себя и может хоть так получится почувствовать облегчение на несчастные несколько часов.              Неделя, другая, семья вернулась, а Нурик куда-то затерялся, в офис больше не звали, по сторисам Лёша понял, казах в Дубае. Концерты, съёмки шоу, весёлый отдых, смеющийся Нурлан, яхты, всё как положенно – Сабурову очень идёт роскошь, Щербаков на мгновение забывается, рассматривая как гармонично казах смотрится. Больно от того, что руки обхватывают не тебя, глаза улыбаются кому-то, смех вызывают люди вокруг, Нурик сто процентов сейчас ни на секунду не думает о Лёхе, ведь он для него просто «разнообразие», мимолётная связь, которая для Алексея значит всё, о которой он никогда не забудет.              Ещё неделя. Лёша совсем потускнел, ссоры выматывают, мысли о Нурлане тоже, следов на теле почти не осталось, голос Сабурова перестал звучать из телевизора, Щербакову больно. Он просто существует, жизнью это не назвать, счёт дням потерялся, какие-то шоу, на которых нужно смешить, улыбаться, прятать от окружающих себя. Сторис смотреть перестал, нужно чуть-чуть времени, ведь он за эти несколько дней привык видеть Нурика лично, слышать его голос, чувствовать на себе, знать, что он обращён к нему.              — Лёша, съезди в магазин.              — Лёша, убери дома.              — Скинь денег.              — Отвези к подругам.              Лена почувствовала какую-то власть над ним, поняла, что спорить парень не хочет и решила брать последнее, пока может. Её преследовал какой-то страх близкого конца, неопределённости ситуации, молчание Щербакова давило, послушание пугало больше чем радовало, почему-то возникало чувство, что всё может закончиться. Но после того, как она целый месяц видела Алексея дома, заметила, что следы на теле пропали, а новых видно не было, что он никуда не уезжал, никому не звонил, не улыбался в телефон пришедшему смс и даже не смотрел Нурлана, она подуспокоилась.              Кажется жизнь пошла своим чередом, но не для Лёши, в сердце которого копилось что-то мутное, чёрное, закрывающее всё вокруг и он не выдержал.              Клуб. Ночь.              Тот же диван, где они сидели с Нуриком сейчас заполнен кучей народа, он пропихивается к бару.              — Что у вас самое крепкое? — даже не поднимая глаз говорит комик молодому парню за стойкой.              Тот понимающе кивает — Ликёр.              — Наливай.              Кажется уносит с первой рюмки. Горький вкус жгёт язык и горло, голова тяжелеет, мысли путаются и пропадают, паренёк не перестаёт наливать, заблаговременно найдя карту Щербакова, счёт глотков теряется, музыка больно бьёт по ушам, люди вокруг сменяются один другим, он перестаёт обращать на них внимание.              — Алексей? Правильно же, я кажется вас узнал... У вас всё хорошо? — безуспешно пытается достучаться до него бармен. — Или нет... он же вроде не пьёт, блять, не моё дело вообще!              Руки не слушаются, ног не чувствует, первый раз в жизни пьян, но ему всё равно не нравится, это не помогло. Мысли пропали, а Нурик нет, тело ломит, слов не различает. Хочется заснуть. Навсегда.              Наверное не надо было столько пить сразу, с непривычки, да ещё и брать самое крепкое, но уже поздно.              Уже слишком поздно. Почему-то накрывает ощущение, что он опоздал, опоздал за Нуриком, нашёл его слишком поздно, слова теперь бесполезны, он видел небо, оно бесконечно и кажется никогда им на планете этой не встретиться. Они были бы счастливы? Почему Лёша уверен, что да, почему ему так хочется верить, что он хоть что-то значит для Сабурова, почему кажется, что мог бы любить его. Зачем тогда Нурик так поступил, так крепко обнимал, целовал, хотел уехать с ним, а сейчас в Дубай улетел без слов. Нурик, я ничего не понимаю! Вот бы ты просто дал мне шанс, ведь мне так не хочется верить, что я всё потерял, что эта жизнь.... Может хотя бы в параллельной вселенной мы счастливы вместе? Может хоть там я могу видеть твою улыбку, звонить тебе когда хочется, обнимать вечерами, готовить завтрак, ждать с гастролей, смеяться ночами, любить тебя, любить Нурик, мне можно любить тебя...              — Извините, вы меня слышите? — трясёт его паренёк, уже переживая, потому что ему кажется, что комик не дышит.              Но тот не отвечает и не двигается.              — И что делать? — разводит руками он, оглядываясь по сторонам, с грустью понимая, что Щербаков тут один.