"Целованный луной"

Маленькая детская комната Чимина охвачена ярким светом. Утро выдалось на редкость солнечным и теплым, а к полудню свет уже успевает проникнуть даже в самые потаенные углы спальни. Осенние блики на перебой сражаются с искусственным электрическим светом и, выигрывая войну, стелится по ровному полу, иногда утопая в ворсе ковра. Альфа стоит напротив длинного и узкого зеркала в пол. Оно копирует на своей серебряной глади силуэт и восхищается, что именно ему позволено отображать всю эту красоту. Чимин уже давно одет и битый час просто бесцельно крутится у немого зеркала, которое не может рассказать молодому альфе, как поступить правильно. Парень то и дело поправляет сильно залаченные волосы, нервно дергает рукава пиджака, проверяя на прочность дорогую ткань. В золотых запонках прячутся солнечные зайчики, не желая покидать заколдованное пространство. Пак нервничает, мерит размашистыми шагами маленькую спальню, проходя ее по кругу, и вновь возвращается к зеркалу. Нервная система Чимина бьет по вискам, от чего он морщится, изгибая бровь. Альфа до головной боли не любит банкеты. Они заставляют чувствовать себя еще более фальшивым, чем есть на самом деле. Пристальное внимание к его персоне вводит в оцепенение. В глубине своего «Я» рождается желание показать всем, кто он есть, но здравый рассудок убеждает, что надо хорошо играть свою роль. Презентовать себя как достойного наследника. И вот сейчас, представляя на себе все их изучающие и оценивающие взгляды, он замечает, как расширяются от страха глаза в отражении на не ровной глади зеркала. И весь этот праздник посвящен ему. Двадцать один год — как невидимый рубеж, который поделит все на до и после. Детская игра с завтрашнего дня превратится во взрослый экшен, где ценной победы может быть жизнь. Чимину душно. Рубашка сдавливает горло прочным обручем, а спину пронзают тысячи стрел сомнений. Он и правда не знает, справится ли с этой игрой. Чувствует, что устал от лицемерия и до жути изнеможён от постоянного напряжения в попытке не выдать себя. Как странно, но он безоговорочно верит папе, но с трудом верит в себя. Каждый раз боится не оправдать возложенных на него обязательств. Тем более именно сейчас, когда его внутренний стержень надломился, а в сердце, вопреки ожиданиям, расцвели алые розы. Чимин подходит вплотную к холодному зеркалу, прислоняется к нему лбом, остужая пыл, и смотрит себе в глаза. Голубой цвет застывает в зазеркалье. — «Ты справишься. Ты обязательно со всем справишься», — шепчет своему отражению парень. Заряжается стальным холодом, который запускает свои лапы в его кожу, распространяется по телу и бежит по венам. Совсем на секунду онемевшее сердце перестает стучать, засыпая под ледяной коркой. Мысли становятся четкими и ясными. Он не имеет право подвести семью. А любовь? Ну что любовь? Ее он пока похоронит в самом дальнем уголке своего разбитого сердца. Ведь ему нельзя сейчас любить, нельзя поддаться на сладкую пытку и заполнить свои мысли истинным. Как бы не хотелось отдаться во власть конопли. Ему нельзя быть слабым, а любовь делает людей слабыми. Не слушает голос сердца, подчиняется разуму. Сердце Чимина опять проигрывает бой. *** Плавная музыка стелится шелковой тканью по узорчатой плитке банкетного зала на первом этаже второй части особняка Ким. Это огромное пространство света и ярких красок наполняет себя переливами скрипки, саксофона и вальяжными ритмами фортепьяно. Оркестр старается подарить гостям сказочную атмосферу радости и немного предвкушения грядущего торжества. На больших окнах в пол под легкие дуновения сквозняка волнами мечутся пурпурные тюли. А огоньки многочисленных свечей, как живые, танцуют на золотых канделябрах. Какофония живого света сталкивается с бездушными бликами электрических ламп и бриллиантовыми искрами оседают в украшениях достопочтенных гостей. Все они в ожидании именинника плавно передвигаются по залу, развлекая себя разговорами и игристыми пузырьками самого дорогого шампанского в Россусе. Пять знатных приглашенных семей негласно делят зал на шахматные поля, забивая звуки музыки змеиными перешёптываниями. Все они — близкие враги в игровой монополии жизни и у каждого за пазухой есть свой заточенный нож, чтобы воткнуть его в спину «друга». Второе по старшинству, но не по значимости семейство Ким занимает столик у окна. Первое и единственное в своем роде семейство Чон стоит у дверей в сад и в прямом смысле наблюдает за всеми входящими в зал. Их гордость и величие может соперничать лишь с первым семейством Ким, так как их родство неизменно длится тысячелетиями. Центр зала занимает угрюмое первое семейство Пак, которое по совместительству являются родственниками Чимину. Они общаются с другими гостями, а также не упускают из вида более скромные семьи Ли и Кан, которые имеют меньшую власть в Россусе, но управляют достойными бизнес-проектами. Сокджин порхает птичкой колибри от стола к столу. Тревожно следит за обновлением закусок и температурой алкогольных напитков, которые золотыми фонтанами стекают сразу в бокалы. Он предпочитает брать управление в свои руки, не доверяя даже мелочей официантом. Ожидание именинника заставляет сердце омеги трепетать сильнее чем крылья той же колибри. Он нервно оглядывает зал в предвкушении взрыва чужих эмоций. Ведь все здесь с нетерпением ожидают появления наследник семьи Ким, которого тщательно скрывали столько лет от посторонних глаз. И теперь его фееричное появление сродни с разорвавшейся бомбой, осколки которой оставят кровоточащие раны у всех семей. Джин так и слышит, как с уст гостей срывается единственное имя — Чимин. Омега на минуту замирает у окна, переводит дыхание и лишь немного пригубляет игристый напиток, оставляя недопитый бокал на столе. Жадно машет на себя рукой, чтобы поток чистого воздуха подарил ему живительный глоток кислорода, и вновь срывается с места, заметив знакомых. Мысли никак не хотят отпускать единственную правду, которой омега упивается с самого утра. Теперь никто не посмеет оспорить право на власть и негласное величие самой сильной семьи Россуса. Высокие потолки, украшенные изысканными люстрами, рассыпают мягкий свет, создавая атмосферу роскоши и уюта. Весь этот блеск кружит голову Джина, и он в очередной раз останавливается, чтобы немного передохнуть. Омега трет вспотевшие ладони о дорогой вельвет штанов, оттенок которых напоминает горький шоколад и идеально сочетается с зеленой блузкой. Она приятным шелком охлаждает разгоряченную кожу и вырезом до поясницы открывает обзор на прямую спину омеги. Ожидание явно затягивается, и шахматные короли начинают изрядно нервничать, повышая голос. В воздухе смешиваются природные ароматы альф и благоухание живых цветов, которые украшают огромное пространство. Даже свечи чувствуют это напряжение и громко трещат, играя искрами. Сокджин ищет глазами главу безопасности, который должен сопровождать Чимина во время торжества, и находит черное пятно строгих костюмов. Он сталкивается взглядом с невозмутимыми глазами альфы и, поджав губы, задает немые вопросы. Намджун грубо ухмыляется и театрально пожимает плечами, давая понять, что в его работу не входит опека. Омега свирепеет, как голодный зверь. Он распрямляет уставшие плечи и плавной походкой, минуя весь зал, идет к мужчине. — Где, черт возьми, Чимин? — Джин как можно незаметнее тащит альфу за рукав на себя и с презрением смотрит на ненавистные лица рядом. Хосок и Юнги послушно отступают от старшего, замечая плохо скрываемую злость на лице омеги. Альфа лишь рычит от недовольства и весьма унизительного жеста со стороны Джина, но быстро наступает на гордость ногой. Он всего лишь охранник, вспоминает обидные слова и покорно приближается к господину. Да, охранник, может немного дорогой и привилегированный, но все же подчиненный. Так было всегда, и глупо было рассчитывать, что Джин поставит их на одну прямую и позволит ему высоко и гордо держать голову. — Я ему не нянька, — все же огрызается альфа, делая шаг в сторону. — Этот мальчишка выгнал меня из своей комнаты еще час назад. Намджун переводит свой суровый взгляд на дверь, и на секунду в его глазах загорается искра, но этого достаточно, чтобы Сокджин все понял и резко обернулся. Что-то колючее и еще непонятное в этот момент зарождается в сердце омеги, как будто искра из медовых глаз отскочила и прожигает насквозь дыру размером в бесконечность. В дверях стоит Чимин. В последний момент он изменил в своем утвержденном папой наряде абсолютно все. Теперь его стройные ноги обтягивают черные с синим отливом брюки, которые атласной тканью ловят свет многочисленных огней, и кажется, что они горят синим пламенем. Тонкая, практически невесомая рубашка цвета самой яркой синей ночи ласкает загорелую под южным солнцем кожу, которая отливает бронзой. Белоснежные волосы парня небрежно уложены в маленький, совсем коротенький хвостик, визуально удлиняя и без того длинную шею. Последним штрихом к композиции являются уши, из которых тонкой бриллиантовой нитью свисают серьги. Они, будто смеясь, светятся брызгами огней. Но неизменным в образе альфы остается только платок, кончики которого Чимин убрал за ворот чуть расстегнутой рубашки. Молодой альфа стоит долго, собирает все ошарашенные взгляды, когда зал затихает, проглатывая последние ноты музыки. И даже свечи перестают ворчливо трещать, замирая в немом восторге. Все оборачиваются в его сторону, и кажется, что даже розы в вазах склоняют алые головы в приветствии альфы. — Чимин-и, сынок, — первым выходит из общего оцепенения Джин и с распростертыми объятиями идет на встречу к ребенку. — А мальчишка то не чего, — чмокает губами Юнги, не отводя глаз от молодого хозяина. — Думаю, скоро в Россусе не останется ни одного омеги, не влюбленного в парня. — Ага, да и альфы тоже, — высказывает мысли вслух Хосок, прослеживая две пары глаз. Каждый поедает Чимина взглядом, а милые омеги вокруг готовы сразу же отдаться ему прямо на глазах у своих же альф. Юнги перехватывает бокал шампанского со стола, оставляя свой, уже давно допитый, и сталкивается с пожаром в глазах старшего. Намджун тщательно игнорирует свой приступ ревности и вгрызается взглядом в Чимина. — Ты его сейчас взглядом испепелишь. Неужели вы до сих пор не нашли общий язык, — смеется Хосок, запихивая ягоду клубники себе в рот. Она пачкает губы Чона, придавая им красный оттенок. — Он, конечно, заноза, но вроде ничего такой, — младший давится от убийственного взгляда друга. Потом загадочно щурится, морщит нос, заинтересовавшись театральной сценой у открытых дверей, где после долгих объятий Сокджин объявляет о появлении сына, рукой приказывая оркестру замолчать. — Ладно, Джун, иди, — Юнги хлопает друга по плечу, перенимая напряжение старшего. — Все, веселье на сегодня закончилось, начинается работа. Он профессионально обводит пространство взглядом, ища самые уязвимые места. Гости перемещаются по залу парами, обмениваясь комплиментами и наслаждаясь встречей со знакомыми. Между ними снуют белоснежные формы официантов, которые на подносах разносят игристое удовольствие. Мин кивает Хосоку на двойные двери, открывающие доступ к саду, а сам оглядывает запасной выход. — Все, давайте по местам, — тихо приказывает альфа, беря на себя управление процессом. Он легонько подталкивает окаменевшего старшего, и ребята расходятся по трем сторонам. Намджун думает, крутит нескончаемый поток мыслей у себя в голове. Как мальчишка пугается голубых глаз, которые непрерывно отсчитывают его шаги. Боится пропасть в этой ледяной пропасти и потерять там себя. Хотя, наверное, уже поздно, и все мысли должны стлеть окурками, оставив только чувство. Пространство зала расширяется до размеров Вселенной, а искры огней от дорогих украшений, как звезды, слепят глаза. Джун не замечает никого. Идет, каждый шаг дается ему с трудом, ноги наливаются свинцом и тянут за собой неподъемные гири. Банкетный зал становится все больше и больше, а внутри Намджуна, наоборот, все сжимается до предела двух голубых огней. Он преодолевает пространство за мучительные секунды, перебирает ворох мыслей и воспоминаний о страстном душе накануне. Бессовестно вспоминает, что желал альфу. Если Чимин только своим появлением заставляет его дрожать и вести себя не как зверь — убийца, а как послушный щенок, который готов склонить голову перед своим теперь единственным хозяином, то что же будет с ним дальше. Джуну очень страшно потерять себя, свою силу и волю, растратить все, что он так тщательно воспитывал в себе долгие годы. А теперь весь этот образ рассыпается гранитной крошкой под ноги Чимину. И это приводит альфу в шок. Намджун встает за спиной своего мальчика и, отключив все мысли, ждет. — Чимин-и, ты решил сразить наших гостей наповал? — шипит немного недовольный омега, — в костюме ты выглядел более строже, а сейчас ты как… — не договаривает Джин, рассматривая новое одеяние сына. Чимин в таком дерзком образе олицетворяет все страхи Сокджина, которые живут в его голове и которые он старается гнать от себя подальше. Омега переводит взгляд на побелевшего и молчаливого Намджуна, ищет поддержки, но быстро осознает, что уход сына не останется незамеченным и повлечет за собой миллионы расспросов. Джин сдается. — Я тоже рад тебя видеть, папа! — резко выдает Чимин, не глядя на омегу. — Дедушка, — наигранно раздвигает руки Пак, направляясь в сторону Пак Йеджуна, оставляя папу и Намджуна позади. — Как же ты вырос, мой хороший! — в ответ с самой теплой улыбкой направляется к внуку Пак. — Тебя совсем не узнать, — омега обнимает Чимина. В его объятиях тепло и спокойно. Парень немного расслабляется в старческих руках и утыкается носом в шею дедушке. Его еле уловимый аромат сочетается с нотами дорогого парфюма и Чимин затягивается детством. — Ох, если бы тебя сейчас мог видеть отец. Из добрых глаз, покрытых паутиной старческих морщин, начинают скатываться скупые мужские слезы. Омега отстраняет внука, стирает неровную дорожку с щеки и еще раз прижимает к себе альфу. Он скучал, очень скучал по единственной частичке, которая осталась от его любимого сына. Внук как две капли воды похож на отца, только милее и мягче и это заставляет больное сердце Пака сжиматься и стучать сильнее, вопреки врачебным показаниям. — Ах, Чимин-и. Дай я на тебя хорошенько посмотрю, — отступает на шаг Йеджун и приподнимает густую черную бровь, — да ты у меня просто красавец! Весь в отца. Если бы не его страсть к горам, он бы мог сейчас стоять здесь и гордиться тобой. — Дедушка, все хорошо, успокойся, — хлопает по спине старика Чимин, впитывая такие искренние эмоции, и совершенно не обращает внимание на тихо подошедших папу и телохранителя. Их шаги скрывает музыка, призывающая гостей к танцу. Скрипка плачет, а саксофон терзает души, упиваясь их тайными желаниями. — Сокджин, ты как всегда великолепен, — обрывает жаркие приветствия Хёну. Омега мягкой походкой, как-то по кошачьи обходит старого Пака. Музыка в зале стелется легким шлейфом под ногами присутствующих и сопровождает их разговоры. — Я всегда знал, что мой брат выбрал в мужья лучшую кандидатуру, — поет омега, цепляя за живое. — Да и оставил после себя такое лунное чудо, — Хёну ближе подходит к Чимину и приобнимает парнишку за плечи. — Привет, племянник. Чимин отвечает на пренебрежительный жест легким поклоном и морщит нос от сочетания приторного природного запаха омеги с дорогими духами. Молодой альфа бегло оглядывает зал. Везде полно альф, которые источают эфирные запахи страсти и интереса. Все они пришли сюда ради наживы и знакомств. Их топот каблуков эхом отражается от поверхности пола, перебивая партию фортепиано. Это все заставляет желудок молодого альфы сжиматься в комок и подталкивать тошноту. Чимин понимает, что и дядя сегодня здесь не ради дорогого племянника, а всего лишь в очередной раз в погоне за хорошей партией, которая, как оказывается, стоит именно за его спиной. Хёну строит глазки Намджуну, не стесняясь сурового выражения его лица и убийственных взглядов со стороны. Телохранитель ощущает неприкрытое кокетство омеги, отводит взгляд и останавливает молодого официанта, забирая с его подноса почти все шампанское. Быстро раздает его гостям, почувствовав напряжение в воздухе. Если пожилого Пака он уважает, то молодого Хёну немного боится, зная о его напоре и решимости брать все, что он хочет. — Ну что Чимин, — чуть громче говорит дедушка, оборачиваясь в центр зала к другим гостям. Музыка сразу стихает, поглощённая громким рокотом омеги. — Я желаю тебе стать достойным руководителем корпорации Royz-Medlove, в которую так много вложил твой дед и отец. Пак Йеджун намерено опускает Сокджина, считая, что омега лишь продолжил то, что всегда было неизменным и прибыльным. Старый омега делает глоток игристого под взрывную канонаду оркестра и высоко поднимает бокал, призывая и других к тому же. Огоньки праздника теряются в шампанском, превращая его в сказочный коктейль. — За Пак Чимина, наследника семьи Ким и достойного альфу семьи Пак. Восторженные крики гостей эхом проносятся по залу, заглушая скрипку. Чимин загорается как спичка. Его щеки наливаются алой краской и начинают гореть. Кровь адреналином бьет в виски и напряжением проходится по венам. Чимин делает неловкий шаг назад, упираясь в широкую грудь Намджуна. Поздравления дедушки оседают в сердце парня, который чувствует фальшь в своих же действиях, понимая, что старый омега не заслуживает всего этого вранья. Альфе безумно стыдно смотреть в его глаза, которые с такой любовью смотрят на наследника. А любил бы его Пак Йеджун так же, будь он омегой. Только эта шальная мысль позволяет Чимину устоять на ногах и не выдать волнения. Да еще и опора в виде крепких рук его альфы. Намджун перехватывает хозяина за талию, позволяя прижать его к себе ближе, оправдывая свои действия исключительно помощью. Он ощущает кожу парня под тонкой тканью рубашки и млеет. Набирает полные легкие воздуха, чтобы не задохнуться от химического запаха геля для душа, который, по его мнению, так не подходит Чимину. Молодой альфа чувствует негласную защиту и успокоительный аромат конопли, который кричит: «Что все будет хорошо». И продолжает свою игру. *** — Ну и где же наш будущий наследник? Из толпы приглашенных гостей отделяется фигура хмурого альфы преклонных лет. Улыбка на его лице застывает в холодном презрительном оскале, как будто он единственный тут в своем роде, а люди, стоящие рядом — всего лишь прах. Мужчина двигается медленно, помогая себе деревянной тростью с золотым наконечником змеи. Она придает уверенность альфе и позволяет плавно ступать по гладкой плитке, вбивая в нее шаг. Его иссиня-черный костюм сидит, как вторая кожа, и в испуге замирает чуть заметными складками под подмышками. — Чимин, мальчик мой. Я так рад тебя снова видеть, — тянет свободную руку для приветствия альфа. — Здравствуй, Чон Ук, — Чимин немного склоняет голову на бок, изучает старика, но руки не подает. Ненависть к этому человеку впиталась в его кровь с молоком и рассказами папы. Двоюродный дед — первая и единственная угроза для всей его семьи. Невзирая на то, что Ук является родственником Сокджину, он первый претендовал на право заниматься бизнесом брата после его смерти. Но упрямый омега с помощью рассудительного и верного Сон Тэуна смог отвоевать право быть главой компании и регентом сыну до его совершеннолетия. — Я думаю, ты последний из присутствующих, кто и правда рад меня видеть, — язвительным тоном огрызается Чимин, почувствовав прилив сил и уверенности. Даже угрожающая сильная аура альфы не мешает юнцу оскалить молодые зубы. Не для того Пак столько лет посвятил игре, забывая о всем реальном, что бы теперь покорно склонить голову перед соперником. — Не надо так говорить. Твое представление обо мне совершенно неверное, — старается мило улыбнуться Ук и снова тянется к парню, но Джун резко вырастает горой перед хозяином, перегораживая старому альфе путь. Гости по сторонам начинают шушукаться, обсуждая родственную встречу. — Ким Намджун, собственной персоны, — лыбится альфа, узнав личного телохранителя Джина. — Безродный мужлан с подаренной ему великой фамилией все еще на посту? А твой пес еще может реагировать, — утвердительно произносит Чон, смеется так громко, что переходит на старческий хрип. Он обращается к Джину, который покрывается испариной и старается, не вмешивается в разговор, позволяя сыну уладить все самому. Ук делает шаг назад, пока отступает, не желая учинять скандал на людях. — Я смотрю, он еще не размяк на хозяйских харчах, — выплевывает напоследок сарказм альфа, давясь своим ядом. Намджун, гонимый желанием убить старика за наглость, поддается вперед, в угрозе, оскалив зубы. — Все, достаточно, — прерывает перепалку Сокджин, проглотив обиду. — Сегодня у нас праздник, не надо портить всем настроение своим поведением. Гости вокруг суетятся, уловив громкий диалог и непонятную сцену посередине зала. Их компания привлекает множество чужих, не нужных взглядов. — И то верно, — поддерживает новую волну разговора Йеджун, озираясь по сторонам. — Ук, я слышал, что у тебя появился молодой супруг, да и сын в придачу, — прищуривается пожилой омега, играя мелкими морщинками на лице. — Может, ты нас с ним наконец то познакомишь? Все резко переводят взгляды на совсем еще молоденького омегу, который уверенно держится за локоть красивого альфы. — Ах да, — согласно кивает Ук, оставляя неуважение Чимина на потом. С этим паршивцем он разберется, но немного позже, когда сойдутся все его звезды. — Знакомьтесь, это Минхо, — он указывает подбородком на супруга, до этой секунды совершенно позабыв о нем. Омега покрывается стеснительным румянцем и еще сильнее вжимается в альфу. — А это наш сын Чон Чонгук, — Ук по-отечески похлопывает парня по плечу, опираясь одной рукой на трость, и притягивает его к себе, отбирая опору у омеги. — Я дал сыну Минхо свою фамилию, — сразу обрывает все вопросы старик и с хитрым лукавством тянет губы. — Теперь и у меня есть наследник. Чонгук встает вровень с отчимом. Не обращая внимание на недовольное лицо Чимина, все же протягивает ему руку. В нос молодому альфе ударяет убийственное сочетание кедра с долей еле уловимой ноты амбры, которая сразу затмевает все ароматы рядом. Запах пленительный и практически убийственный для омег, потому что действует как афродизиак. Даже видавший виды Хёну широко распахивает глаза, и потеряв интерес к Джуну, сексуально покусывает губы. Чимин закатывает глаза от такой бьющий по ногам волны и говорит Вселенной спасибо, что отдал свое сердце угрюмому альфе позади, который не удостоил его ни единым взглядом. И если бы не шутка природы, он точно бы поддался на эти феромоны. Лишь тепло легкого возбуждения проходится по телу Чимина от лопаток до поясницы. На него в упор смотрят угольно-черные, немного расширенные глаза. Да и сам альфа сливается с черным блеском самой ночи, совершенно не сочетаясь с яркими красками праздника. Грозный, строгий и явно раздраженный. Чимин заворожен лаконичным стилем и угрожающим выражением лица Чона. Строгость угольного костюма ровными линиями подчеркивает безупречную накаченную фигуру. Широкие плечи фантомно рвут дорогую ткань налитым свинцом, и Чимину на секунду кажется, что альфа, как гора, затмевает свет. Блестящие, залаченные назад волосы тонкими спиральками спадают на шею, играя с блеском искр в ювелирных украшениях присутствующих гостей. А черная рубашка скрывает грудь, удерживая силу на застегнутых по самый кадык пуговицах. Чонгук раздраженно толкается языком в щеку, ожидая ответного приветствия. Чимин тянет руку. Осторожно подходит чуть ближе, его внутренний волк оборачивается, ища защиту в лице рыжего убийцы, который лишь сверкает глазами, но, как камень, не двигается с места. Чимин успевает лучше рассмотреть Чона, пожимая крепкую руку. Замечает пустые проколы в ушах и губе, а еще милую маленькую родинку под губой и шрам на левой щеке. — Давайте оставим альф наедине, — предлагает Йеджун, замечая долгое рукопожатие. — Им есть о чем поговорить, а в наши годы нужно лишь хорошенько выпить, — предлагает омега зазывая за собой к столу с алкоголем и закусками. — Иди с папой, — просит Чимин, указывая Намджуну на удаляющуюся фигуру омеги. Альфа не делает ни единого шага. — Иди, иди. Ты ему сейчас нужнее, — Чимин резко отворачивается к Чонгуку, слыша, как за спиной удаляются шаги. — Тебе не кажется, что тут становится жарковато? Может, покинем этих напыщенных индюков и познакомимся повторно, — предлагает Чонгук. Чимин кивает головой, понимая, что обязательно должен подружится с этим альфой. *** — Я слышал от папы, что у вас великолепный сад, — в улыбке подмигивает Чонгук и немного тянет обескураженного Чимина за рукав. В мгновение ока грозный альфа меняется. Глаза уже не горят строгостью, а широкая улыбка парня рождает в голове Пака миллионы ассоциаций, одна милее другой. Сейчас Чон похож на милого кролика. Глаза-бусинки, вздернутый нос и кроличьи зубки. Чимин прыскает в кулак, опуская глаза в пол. — Ну же, показывай, — Чонгук перехватывает пробегающего мимо официанта с целым подносом разноцветного алкоголя и, выбрав на свой вкус, протягивает бокал Чимину. Пак немного смущается от своего же воображения и столь напористого поведения альфы, но зеркалит улыбку и пригубляет бокал для храбрости. Потом без лишних слов разворачивается и медленно направляется к выходу из зала, оставляя веселье позади. С этим альфой становится как-то комфортно, несмотря на весь его немного жутковатый черный вид. — Да, думаю, нам стоит прогуляться, — Пак останавливается у дверей, наблюдает, как Чонгук допивает свой бокал с красной жидкостью и ставит его на стол рядом. Вытаскивает из общей массы ягод кусочек спелого арбуза и с наслаждением упивается сочной ягодой. Чимин не произвольно закидывает голубую челку на бок и прикладывает ладонь к пылающей щеке, крепче сжимая ножку бокала во второй. В зале и правда становится душно от многочисленного скопления народа. Альфы дружно переглядываются и выходят в двери. Осенний сад окутан полумраком вечера. Он несет в себе волшебство темных оттенков и последние блики уходящего дня. Фонари пускают рыжие тени, которые копошатся в черных ветвях почти голых деревьев и пропадают в иссиня-черных глазах Чонгука. — Ты давно вернулся домой? — первым нарушает неловкое молчание Чон, выдавая свою осведомленность. Они останавливаются у резной беседке недалеко от дверей. Она покрыта таинственной мглой, а свет фонарей лишь чуть-чуть достает до ее резных перил, пугая призрачные тени. — Пару дней назад, — между прочим произносит Чимин. Глупо было думать, что его приезд пройдет незамеченным и не вызовет разговоров среди других семей. Молодой альфа пожимает плечами и облокачивается на резное перекрытие спиной. — Я завершил все дела в Скалодаре. И вот, — разводит руками парень, немного проливая розовое вино, — я дома. Ну а ты давно обживаешь Россус? — Как узнал? — приподнимает вопросительно бровь альфа, не скрывая удивления. Его круглые глаза становятся еще больше и выразительнее. Этот дерзкий парнишка с каждой секундой нравится ему все больше и больше. Чонгук подходит ближе, немного принюхивается прогоняя языком пустоту по деснам. Этот выпад остается не незамеченным. — Только не говори, что тебе не рассказали, — отворачивается Чимин, убегая взглядом в синюю мглу неба. — Рассказали, но я хотел убедиться сам, — делает шаг назад альфа, искривляя губы. — Убедился? — шипит Чимин. Немного ждет, считая еще совсем бледные звезды, потом продолжает. — Твой акцент, — на его лице появляется робкая тень улыбки под ехидное фырканье со стороны. — Он выдает тебя с головой. Да и черты лица не свойственны для коренного жителя Россуса. Чонгук принимает свое поражение и разрывается громким смехом, который сразу же подхватывает и сам Пак. — Да, я с папой переехал пару лет назад, — еще задыхаясь от холодного воздуха поясняет альфа, — но я думал, что мой акцент уже давно исправился. Чонгук успокаивается и достает сигареты из внутреннего кармана пиджака, прикуривает от тусклого пламени зажигалки. Альфа затягивается глубоко, размышляя о том, стоит ли рассказывать новому знакомому о себе. Плотный дым вздымается в облака на выдохе, отравляя свежий воздух. В саду все еще пахнет чайной розой и хризантемами, которые отчаянно тянутся к последним бликам света и украшают собой печально-красивую картину осеннего заката. — Как так получилось, что твой папа стал супругом моего родственника? — интересуется Чимин, немного разгоняя ладонью дым от сигареты. — Я уже и не ожидал, что он когда-нибудь сделает такой ответственный шаг. Чонгук на это лишь хитренько улыбается, стараясь не смотреть в глаза напротив. Он переминается с ноги на ногу, растаптывая мокрые прелые листья под собой. Очередная струйка дыма уплывает в высь. Интерес Чимина его забавляет. Парень явно аккуратно прощупывает почву, решая, как себя вести и можно ли ему доверять. В закатных переливах сада, под легкой завесой дыма Чон успевает получше разглядеть парнишку. Сейчас он не кажется пафосным и напыщенным, как в зале. Его глаза немного потухли, а черты лица стали какими-то милыми. Хотя этим словом Чонгук не хочет олицетворять альфу, но почему-то другое он не может подобрать. Чимин похож на маленького принца, которого случайно занесло на землю с другой планеты. Он растерян и напуган, и это альфа ощущает очень отчетливо. Его белые локоны выбились из короткого хвостика, и теперь их треплет ветер. А голубой платок вылез из-за ворота и подрагивает в такт холодным порывам. Открытая улыбка парня привлекает к себе внимание сильнее, чем собственные навязчивые мысли. — Твоему деду срочно нужен был наследник, — все же решается пооткровенничать Чонгук, вспоминая указ отчима. Не за долго до праздника альфа выслушал лекцию старика, который в приказном порядке наказал пасынку подружиться с наследником Ким. Парень подходит ближе к развалившемуся на ограждении и попивающему свое вино Чимину. Смотрит в упор на без эмоциональное лицо и решает, что подружиться с этим мальчишкой будет его добровольным желанием. — И как тебе быть наследником семьи Чон и руководителем компании «MedHub», — неловко прячет взгляд Пак под черными глазами альфы, которые практически уже сливаются с тенями. Его поглощает сгустившееся из-за деревьев темнота, и Чимину приходится напрягать зрение, чтобы не упустить эмоции на лице Чона. — Знаешь, это совершенно неблагодарная профессия. — А как тебе быть центром семьи Ким, Чон и Пак, да и еще наследником такой корпорации, — вопросом на вопрос. Откровением за откровение. Чонгук встает рядом, облокачивается так же, как и молодой альфа, на перила неприметной беседке. Сигарета шкварчит у него в руке, сообщая о долгом диалоге. Чон бессовестно выкидывает окурок в кусты увядающих цветов, ожидая ответа. — Я бы променял все это, — Чимин показывает на дверь в зал, — на обычную спокойную жизнь где-нибудь подальше от столицы. Парень чувствует уверенность в своих словах, и ему совершенно не стыдно раскрывать мысли перед этим альфой. Чон внушает ему доверие, и молодой альфа готов немного поговорить по душам. Пак допивает игристое, которое пузырьками щекочет нос, и ставит пустой бокал на узкую поверхность перила, не опасаясь разбить хрупкое стекло, в котором тут же теряются рыжие огоньки. — Нести ответственность за семью, при этом полностью позабыть о себе… — Чимин не договаривает, позволяя Чонгуку поиграть с воображением и самому додумать его мысль. На минуту в воздухе повисает тишина. Сад окутывают осенние звуки. Последние уцелевшие листья щебечут под легкими порывами ветра, образуя мелодию убегающего лета. Грустная атмосфера уюта и спокойствия пробирается глубоко в души, освежая воспоминания. И лишь свет фонарей мягко стелется сквозь темноту в желании раскрыть тайны, спрятанные во мраке. И, несомненно, в этой звенящей тишине каждый погружается в свои мысли, надеясь, что посторонний человек рядом сможет хотя бы мимолетно ощутить ту печаль, что лежит в сердце каждого. В голове Чимина растекаются вялые мысли, которые замедляют свои бег после нескольких бокалов вина. Он пытается уловить эти бледные вспышки, но четно. — Я надеюсь, мы подружимся, — как-то между прочем, практически шепотом в тишину произносит Пак, боясь, что его услышат. Только сейчас он осознает острую нужду в друге, в человеке, который сможет выслушать его мысли и, что важно, не осудить за них. Который сможет посоветовать, не преследуя своих целей, или просто помолчать о чем-то общем, примерно как сейчас. Чимин поворачивает голову в сторону альфы и в ожидании ответа прищуривается удерживая слезы. Из зала доносится легкая мелодия скрипки, которая и здесь навевает тоску, разбавляя унылый треск ветвей. Пак прикрывает вырез рубашки рукой, защищаясь от очередного порыва вечернего ветра, который уже покрыл тело колючими мурашками. — Я очень на это надеюсь, — в ответ так же шепчет Чон, похлопывая Пака по плечу. — Вот вы где! — разрывает тишину сказочный баритон, который Чимин не спутает ни с каким другим. Из дверей в сад врывается молодой омега, раскрывая свои объятиями, и бежит к альфам. — Чимин-и! — кричит растрепанный парень, пшеничные волосы которого топорщатся в разные стороны. — Тэ! — с умилением на выдохе успевает произнести Пак и заключает омегу в объятия. Чонгук немного тушуется, отходит от радостной пары, слегка недовольный, что их разговор прервали. — Тэхён-и, как я рад тебя снова видеть! — произноси на ушко парень и от всей души прижимает к себе сильнее. — Боже! Ты, как всегда, великолепен. — Я немного опоздал, — выбирается из хватки омега и переводит сбитое дыхание, — а твой папа сказал, что ты в саду. Хосок видел, как вы выходили, — жадно дышит Тэ и суетливо посматривает то на дверь, то на грозного альфу чуть поодаль. Чимин делает шаг назад, уступая место волнению после встречи с омегой. Внимательно рассматривает когда-то лучшего друга, вернувшегося в его жизнь спустя пять лет. Пак вдыхает упоительный и такой родной аромат мускуса, который так отчетливо напоминает сейчас о детстве, и с упоением прикрывает глаза. Вспоминает, как этот аромат безумно манил альф, когда Тэ был еще маленьким ребенком. А сейчас на него в упор смотрит поистине красавиц с лукавым взглядом и искренней квадратной улыбкой. Тэхён выглядит изумительно, грациозно приподнимает подбородок, давая альфе возможность себя получше рассмотреть в полумраке сада. Его белая рубашка прилегает плотно к телу, обтягивая точеные изгибы, а V — образный глубокий вырез открывает вид на россыпь золотых цепочек разной длины, которыми с волнением играют длинные пальцы омеги. Парнишка немного смущается, расцветая розовым румянцем на щеках, и откидывает копну вьющихся волос со лба. Позволив вдоволь на себя насмотреться, он нарушает тишину: — «Чимин-и, как твои дела? Мы столько лет не виделись, и знаешь, я могу серьезно на тебя обидеться, ” — надувает блестящие губы омега, — «ты забывал мне звонить». Вечерний ветерок находит для себя новое пристанище и начинает играть в волосах омеги. Он шаловливо собирает всю сладость с его кожи и, как назло, вихрем закручивать аромат, донося его до Чона. Чонгук мгновенно давится своей же слюной, которая скапливается во рту от приторного вкуса на кончике языка. Угольно — черный волк в секунду раскрывает желтые глаза, призывно втягивая мускус. Все рецепторы Чона начинают жить по-новому, взрываясь, как конфета «шипучка» на щеках и языке. У альфы сейчас звезды посыплются с неба, а кончики пальцев как-то сразу немеют. Мускус омеги, как недостающая деталь пазла, идеально вписывается в общую композицию его природного сногсшибательного сочетания ароматов. Амброзия по-другому раскрывает мускус, впитав его в себя на всю жизнь. Чонгук чуть подается вперед, толкнув язык за щеку. Теперь он совершенно по-другому смотрит на омегу. Он до безумия красив и утончен. Егозой крутится около Чимина, рассказывая что-то невпопад, и альфе хочется подойти поближе, прислушаться к бархатному голосу, глубже затянуться ароматом и желательно ощутить тепло тела. Сразу хочется узнать этого парнишку получше, зарисовать на подкорку ровные черты его лица и узнать цвет глаз, который сейчас скрыт от альфы. — Ой, извини, — вспоминает о Чонгуке Чимин, когда замечает медленно крадущегося к ним альфу. — Это Чон Чонгук, названный сын Чон Ука. Мой партнер по бизнесу и, я надеюсь, друг, — Пак растягивает губы в улыбки, замечая легкий кивок в знак подтверждения его словам. — А это мой друг Ким Тэхён. Пак указывает в сторону омеги, позволяя Чону подойти поближе. Альфа никогда не отличался стеснительностью, но под пристальным вниманием солнечных глаз, просто приковывающих его к месту, немного теряется. Дрожит и борется с первобытным желанием схватить и унести свое. Тэ первым стеснительно протягивает руку. Его длинные музыкальные пальцы играют в воздухе, призывая к знакомству. Чимин чуть хмурится, потом понимает, что с альфой что-то не так, ухмыляется и толкает его в спину, помогая сделать шаг. Чонгук резче, чем хотел, хватается за протянутую кисть и припадает к ней сухими губами, убеждая себя в том, что Тэ не чувствует, как его всего трясет. Омега чувствует. Если сказать по правде, он заметил альфу, как только подбежал к Чимину, но сделал вид, что ему совершенно все равно. Не пристало серьезному омеги первому уделять внимание чужому мужчине. Да и отец пророчит ему отношение с молодым альфой для слияния двух компаний. Тэ чувствует сухие губы и горячий язык на своей коже, прикрывает глаза от удовольствия, которое ползет шлейфом по протянутой руке к горлу, оставляя ожоги и аромат кедра. — Рад с тобой познакомиться. Друзья Чимина и мои друзья, — находит подходящие слова Чонгук. Он с трудом отрывается от нежной кожи и поспешно заходит за Чимина, как бы прячась. Негоже ребятам видеть его волнение. Натягивает поводок черного волка, который великаном встает на задние лапы, желая забрать омегу себе. — Может, нам стоит пойти в зал, — переводит свое внимание Тэ, лохматя и без того лохматые волосы. Хитрый взгляд парнишки прячется под ресницами, убегая в сторону Чона. Он еще раз обнимает Чимина, вспоминая распоряжения своего отца и аккуратно укладывает ладонь ему на грудь. Чимин все понимает, ведет ладонью по упругим бедрам омеги, ласкает тонкую талию и прижимает парня к себе. Эту игру они разгадали оба и готовы следовать правилам своих семей, вопреки желаниям. Тэ хочет остаться с альфой просто друзьями, хорошими, верными, как в детстве, но кому какое дело до его «хочу», когда в голове звучит громкое отцовское «надо». — Ну что, не вкусный альфа, — печально улыбается Ким, вспоминая свое детское обзывательство. — Пойдем, взорвем этот унылый праздник, — крепче жмется к другу. Чимин взрывается фейерверком эмоций, когда слышит свое детское прозвище и задорно начинает смеяться, не выпуская Тэ из объятий. — Ты все еще это помнишь? — убирает завитки челки со лба и целует, переходя в наступление под грозный рык Чонгука, который задыхается от едкого дыма новой закуренной сигареты. Он следит за нежной сценой, сжимает кулаки до красных отметин и делает еще одну глубокую затяжку, окутывая себя облаком дыма. — Милый мой Тэ, — Чимин доволен произведенным эффектом, который сразу подтверждает все догадки парня. Омега явно приглянулся Чону. — Я хочу еще постоять здесь один. Мне надо подумать, — отходит от омеги Пак, — а тебя сопроводит Чонгук. *** Как только Чимин остается один, он с облегчением выдыхает. Сдувается воздушным шариком, который кто-то безжалостно проколол спицей. Он сутулит плечи, позволяет себе расслабить мышцы живота и стягивает с волос непривычную тонкую резинку. Волосы освобождаются от плена и рассыпаются в разные стороны, даря хозяину минутное облегчение. Сад погружается в темноту, а последний луч солнца, словно страшное чудовище, съедает небо, оставляя лишь тонкую полосочку оранжевого света на горизонте. Все пространство вокруг него становится тяжелым и начинает давить. Этот сад наваливается на молодого альфу угрожающей тишиной. Сумрак сгущается, сдавливая своей плотной завесой. Мрак разрастается внутри Чимина лицемерными криками гостей и надоедливой музыкой, доносившейся из зала. Хочется бежать. Желательно далеко, не оборачиваясь, не задумываясь, что оставишь позади себя. Парень поправляет аккуратные локоны, тянет, причиняя боль, и отпускает. Обещает себе, что всего через пару часов весь этот цирк закончится, и он спокойно поплачет один в своей комнате. Ветер как будто слышит мысли альфы, треплет легкую одежду, царапает льдинками чуть подкрашенные глаза, совершенно не желая ждать ночи. Он хочет видеть эти слезы сейчас. Чимин нажимает пальцами под нижними веками, не давая слезам стечь и испортить его внешний вид. Старательно давится ими, не желая поддаваться на грустные мысли и настырный ветер. Ему холодно и одиноко, но он хочет дать больше времени Тэ и Чону побыть наедине. Пак, обмякший куклой, перегибается через перила, сминает ткань и локтем задевает тонкий хрусталь бокала. Испуг замирает в распахнутых глазах, а с губ слетает рваный вдох. Бокал зависает в воздухе, пойманный Намджуном. Альфа секунду стоит, смотрит на замершего в испуге парня и отставляет бокал подальше на землю. Чимин выпрямляется, быстрыми неловкими движениями приводит себя в порядок, радуясь, что сумрак вечера скрывает его растрепанный внешний вид. И отсчитывает шаги альфы, который не торопясь приближается, боясь напугать еще больше. — Ты замерз, — констатирует Джун. Он поспешно снимает с себя пиджак и набрасывает его на плечи Чимину, окутывая парня не только теплом ткани, но и своим запахом. Молодой хозяин кутается в материал. Тот хранит тепло чужого тела, и Чимин желает впитать в себя как можно больше этой заботы, которая отдает неподдельными чувствами. Намджун стоит перед ним немой горой, изучая парня по сантиметру. Ему невыносимо смотреть на бледные замерзшие губы и не иметь возможности прижать ангела к себе и согреть. Пак смотрит в мутно-желтый, под пеленой вечера и усталости взгляд Намджуна, жаждет понять, что же кроется там, глубоко на дне этой золотой пропасти. Что живет в альфе под слоем безразличия, гордости и сомнений. Может, за маской неприступности скрывается совершенно иной мир, где есть место чувствам и маленькому омеге, который заврался в стремлении сделать всем хорошо. Чимину так хочется проникнуть в этот спрятанный мир и раскрыть все свои секреты. Ведь он совершенно отчетливо видит во взгляде медовых глаз что-то иное, так похожее на чувство, рожденное и у него в сердце. Молчание затягивается, а два альфы не отрывают глаз друг от друга, ища проход в иной мир. Сердце Чимина сбивает все ритмы от мимолетного желания бросится в объятия к Намджуну. Хочет умалять: «Держи крепко и никогда не отпускай. Сбереги и защити». Заклинает небеса, чтобы альфа выдал свои чувства, дал хотя бы призрачный намек, что Чимин не ошибается, но Джун застыл камнем, как будто замер в одном моменте и ищет в себе слова ответить на немые мольбы парня. А у Намджуна внутри идет война. Бомбы взрываются, оставляя после себя кратеры боли и самобичевания. Даже природа на миг понимает, какую оплошность совершила, и старается успокоить губительный пожар от искр той войны. Ветер ласкает шелк белоснежной рубашки, забегая под воротник, и тушит очаги боли. Джун утопает в голубом водовороте глаз напротив. Хочет разогнать серые тени с лица ангела, которые уродуют его лик. Его рыжий убийца скулит, надрывно срывая связки, и лапами царапает грудную клетку. Но Намджун борется с чувствами, сжимает грудину, чтобы сердце не вырвалось наружу и не умерло под ногами истинного. Эта любовь его убьет, пронзит мышцы кинжалами неправильных действий, пустит яд осуждения и отравит мысли неверными словами. Решиться принять ее, убить и Чимина, а Джун не позволит и волоску упасть с его белоснежной макушки. Пусть уж лучше он сгорит один в этой страсти, чем они оба воспылают и исчезнут под громогласное «нельзя». Чимин опускает глаза в грязное месиво прелой листвы под ногами. Сдается, не найдя в глазах Намджуна ничего из этого. — Папа прислал тебя за мной, — разочарованно шепчет взволнованными губами Пак, ковыряя землю носком налаченого ботинка. Он снова заправляет пряди под тугую резинку, оставшиеся локоны убирает за уши. Отряхает невидимую грязь с брюк, собираясь уходить. Телохранитель лишь кивает головой в подтверждении его догадок. Чимин грустно улыбается, понимая, как задержался в саду и как папа, наверное, расстроен его поведением. Пак еще раз осматривает себя со стороны и делает шаг вперед по направлению к дверям. — Хорошо, пойдем, — обреченно мычит он, делая пару шагов. Большая ладонь Джуна неожиданно хватает его за тонкое запястье. Чимин дергается, тормозит, но не поворачивается. Намджун долго решается, взвешивает все за и против, придумывая миллионы отговорок, если его поведение не так поймут. Хотя глупо думать, что можно расценивать это как-то по-другому. Но желание поделиться с этим мальчиком частью своих эмоций, пусть даже и не живых, перевешивает доводы рассудка. — Я хочу сказать, — начинает неуверенную речь Намджун. Его кисть сильнее сжимается на запястье парня, как будто альфа боится, что тот убежит, так и не дослушав его до конца. Чимин стоит, не шевелится, пытается проглотить спазм в горле, давится свежим воздухом. Сейчас ему кажется, что и природа, и весь его живой организм замирает в холодном оцепенении. Он медленно оборачивается на альфу, молит, чтобы его глаза перестали так смотреть, губы не издавали звука, а рука отпустила и не обжигала кожу. Просит возможности сбежать и укрыться в своей комнате, задыхаясь от волнения. — Я единственный, кто еще не поздравил тебя сегодня, — тянет каждое слово альфа, превращая их в удушающий сироп из конопли и аромата увядающих роз сада. Телохранитель все же разжимает холодные пальцы, отпуская Чимина. Пак остается на месте, врастая в землю. — Я бы хотел… — Намджун, не надо, — прерывает его речь Чимин, пугаясь признания. Сейчас этот парень кажется Джуну напуганным ребенком, которого утащили в лес и пугают диким зверем. В его глазах пылает беспокойство, а на лице замирает страх перед чем-то неизведанным. Он закусывает краешек нижней губы, причиняя себе боль, и неосознанно все же делает шаг назад, пряча руки за спину, потирая красные пятна от стальной хватки. — Нет, выслушай меня, — начинает тараторить Джун, боясь, что Чимин уйдет. Он прищуривает глаза, чтобы получше разглядеть парня. — Я просто хочу поздравить тебя с совершеннолетием. Я не обижу тебя, — почему-то именно это первое приходит ему на ум. Намджун отступает к беседке, приподнимая руки, давая понять Чимину, что ему ничего не угрожает. Глупый альфа. Разве этого испугался твой мальчик? Но сумрак вечера размывает правильную картину и скрывает истинные страхи. Огромные булыжники звезд зажигаются на небосводе, становясь немыми участниками беседы и свидетелями человеческой боли от недосказанности. Они прислушиваются к тембру, который дрожит от волнения, и жалеют, что эти двое так на долго обрекают себя на муки. — Двадцать один год — это особенная дата. И я знаю, что дальнейшая твоя жизнь будет гораздо сложнее, ведь возложенные на тебя обязанности могут сломить тебя, — альфа запинается, проходит пальцами по гладко выбритым вискам, вспоминая заученную речь. Он сглатывает, от чего кадык нервно дергается, и быстро облизывает вмиг высохшие губы. Он медленно подходит чуть ближе, хлюпая листвой, немного нагибается над Чимином, заставляя парня зажмурить глаза и отдаться во власть глупым бабочкам в животе, которые будоражат его омежьи фантазии. Намджун чуть прижимается и залезает во внутренний карман пиджака, замечая, как парень весь напрягается и дрожит. Телохранитель улыбается, стараясь выглядеть как можно дружелюбней, показывая свои бесподобные ямочки на щеках. Треск фонаря разбавляет звуки природы и мигающими бликами оседает в каштановых волосах альфы. Джун достает коробочку и протягивает ее Чимину. — Я дарю тебе крылья, — уже уверенно продолжает Намджун. — Пусть они поднимут тебя высоко над всем этим миром и не позволят никогда упасть. Чимин открывает глаза, ощущает шершавые бока вложенного в его трясущиеся ладони подарка. Он переводит взгляд с деревянной коробки на альфу, но слова застревают где-то на границе губ. — Открой. Это тебе. Щелчок. Чимин приоткрывает рот от восторга, когда в темноте вечера на свет появляется брошь. Секунда. Чимин разглядывает ювелирное изделие в виде двух сложенных крыльев, инкрустированных сапфирами и бриллиантами. Звезды отражаются в камнях, восхищаясь их роскошью, а свет фонаря завидует этому блеску. Брошь, несомненно, уникальная, и Пак качает головой, пораженный тем, как Намджуну удалось найти это чудо в такие короткие сроки. Она кажется созданной специально для него, словно ответ на все его мечты и желания. — Джун-и, она великолепна, — выдыхает Чимин, переходя вновь на ласковое имя. Глаза парня отражают сапфиры и звезды. И Намджун клянется всем Богам, что сейчас сдохнет от переизбытка любви к этому альфе, который запускает сильнейший наркотик по его венам, разрывая сердце. Любовь может убивать похлеще самого навороченного орудия пыток. И Джун теперь это знает точно. — Приколи ее, — просит Чимин, приближаясь к альфе, разрешая действовать. Намджун двумя пальцами достает крылья и закалывает их на груди любимого, даря ему силы пройти весь жизненный путь, каким бы сложным он теперь не был. Чимин глубоко дышит. Его тянет к альфе так сильно, что под властью эмоций он совершает ошибку и прижимается к его груди, приоткрыв свою ауру. Ведет рукой по накаченным, напряженным от его прикосновения мышцам. Позволяет ауре Намджуна переплестись с его. Дает почувствовать чуточку своих эмоций, прикрытых благодарностью. Мужчина аккуратно сжимает руки на талии Пака, боясь спугнуть наваждение, и проваливается в свой персональный рай. Где ангел прижимается к его груди, трется щекой о холодную и жесткую ткань рубашки и забирает аромат его конопли. Джун прикрывает глаза от удовольствия, ощущая тепло любимого человека. Как бы он хотел, чтобы Чимин всегда пах только им. Два сердца бьются в унисон, пока они держат друг друга в объятиях. А их Вселенная замирает в предвкушении… Но Намджун старательно прогоняет мысли, понимая, что все это не сон. Ему просто почудилось все то, что он сейчас ощутил. Он запутался и выдает желаемое за действительное. Не может альфа любить альфу. Эта любовь не правильная и, конечно же, односторонняя. А Чимин — правильный и просто благодарный альфа. Как же Джуну хочется хотя бы на секунду позабыть, кем они оба являются, и отдаться во власть чувств. Вселенная обреченно вздыхает… — Чимин-и, мы тебя уже заждались! — кричит ему Тэхён из дверей в зал и вновь скрывается в шуме праздника. Чимин резко отталкивает Намджуна и общее наваждение сразу перестает существовать. Лишь холод вечера и бледные разводы фонарей, которые оставляют уродливые тени. — Иду, — отзывается Пак, пряча слабую ауру. Он отворачивается от Намджуна и, печально опустив голову, тяжело сглатывает свою же боль. Направляется к дверям в ад. Чимин чувствует слабость, которая накрывает его тело, но все же делает уверенные шаги. Слышит шуршание за спиной. Молодой альфа открывает дверь. Свет бьет в глаза, и им больно. Они уже давно привыкли к сумраку. Чимин смотрит на свои крылья, с которыми, уверен, выдержит все. Одним уверенным движением распрямляет плечи, скидывая с них чужой пиджак, зная, что его подхватит Джун и не даст упасть. Гордо вздергивает подбородок, одевая маску, растягивает пухлые, немного посиневшие губы в блядской улыбке и делает шаг вперед. Чимин готов блистать, врать и сражаться. Он актер в этом спектакле, и он готов сыграть свою роль хорошо. Лишь бы чувствовать близость терпкого аромата конопли. — Папа, — кричит наигранно альфа, утопая в водовороте оркестра голосов и света. *** — Сыночек, — тянет ласковое Сокджин, отрываясь от общей массы гостей. — Где ты так долго был? — омега переводит вопросительный взгляд с сына на раскрасневшегося Намджуна, потом на новый декор одежды и настороженно прикусывает губу, чтобы не выдать волнение. Блики огней сразу теряются в бриллиантовых серьгах сына и сапфировой броши. — Не прилично оставлять гостей одних так на долго. Джин чуть ближе подходит к сыну, не замечая легкого чужого аромата на его коже, и обняв за спину, подталкивает к второму семейству Ким. Он не задает больше вопросов, замечая плохое настроение Чимина, который даже не старается скрыть свое раздражение. Его прищур выдает агрессию, а от растянутой улыбки за километр тянет фальшью. Он с презрением озирается по сторонам, ступая уверенной походкой, склоняет голову в приветственном жесте перед вновь прибывшими гостями. Они весело разговаривают между собой, поднимают бокалы с шампанским, увидев виновника торжества, и продолжают наслаждаться изысканными угощениями. Их высокий статус и достаток читается по лицам, которые озаряются искусственными улыбками, не несущими за собой ровным счетом ничего. Сокджин чувствует себя как на иголках, еле поспевает за сыном. Совершенно не знает, как сдержать этот вулкан эмоций, который скалит зубы, фыркает и каждые несколько шагов оборачивается, как бы проверяя, на месте ли он и Джун. Страх упустить момент извержения завоевывает все мысли Джина, от чего он лишний раз дергается и суетится. Поправляет идеальную одежду, приглаживает волосы и кусает губы. Ким осознает только одно: если Чимин допустит оплошность, то многие из акционеров их компании могу пересмотреть его кандидатуру на пост главы Royz-Medlove, даже если она и принадлежит ему по праву. Сейчас каждое их неверное действие или неосторожное слово может переписать дальнейшие правила игры, и конечно же, не в их пользу. Сокджину стыдно за свои мысли, но он обязан презентовать сына, показать, что его мальчик готов к принятию на себя такой ответственности. Все это очень мерзко, и даже сейчас, глядя на твердую походку Чимина, он понимает, что выставляет его как элитного жеребца перед скачками. Но весь их мир и есть скачка — погоня за властью, деньгами и выживанием. Каждый их шаг становится частью этого бесконечного марафона, где ценой успеха являются не только деньги, а еще и собственное достоинство. Или ты прибегаешь первый, или тебя ликвидируют за ненадобностью. Сокджин в полной мере представляет себе жизнь в нищете или под управлением другой семьи, которая соблаговолит взять за них ответственность. И неизвестно, что хуже. Омега притормаживает Чимина у столика семьи Ким. — Чимин-и, семья Ким уже покидают нас, — улыбается омега, демонстрируя белоснежные зубы. Он старательно гонит от себя все плохое, чтобы не утонуть в этом болоте рассуждений. — Тэхён, собирайся! — командует Ким Дюон, приподнимаясь с теплого места, выпивая залпом вино. Альфа распрямляет полы бордового пиджака и протягивает руку, каждый палец, который окольцован золотыми перстнями, к милому омеге. — Сухо, нам пора. Омега приподнимается, удерживаясь за протянутую руку. Чимин невольно заглядывается на папу Тэхёна, понимая, в кого омежка такой красавец. Тэ забрал от родителей все самое лучшее в плане красоты, но увы, характер его оставляет желать лучшего. — Ну, отец, — покорно встает омега, но с обидой дует губы. — Я еще не успел пообщаться с Чимином, — хитренько ухмыляется и поглядывает на папу, ища в нем поддержки. Губы Тэхёна приобретают неровные очертания сердца, что заставляет любящего отца сразу же пойти на уступки. Омега знает, как его любят родители, чем и пользуется в полной мере. Да и его общение с Чимином им всем на руку. — Хорошо, милый, — Дюон приобнимает супруга, разделяя с ним принятое решение. Старший омега кивает. — Оставайся, если, конечно, господин Сокджин не против. — Ну что вы, — улыбается Джин, наклоняясь вперед, прикрывая кокетливо рот. Он безумно доволен сложившимися обстоятельствами. — Пусть детки пообщаются, — хихикает Сухо, вжимаясь в плечо супруга. — Мы надеемся на их долгую дружбу, — загадочно ведет бровью омега. Друзья замирают от столь сладкого намека, стараясь не смотреть друг на друга. — Я думаю, что в будущем, — Джин делает акцент на слове будущем под фырканье со стороны телохранителя, — мы сможем это обсудить. А сегодня, милый Тэхён, может остаться у нас на ночь. Уверяю вас, что Чимин хорошо позаботится о нем. Пусть они вдоволь повеселятся, — уговаривает старшего альфу Джин, заранее зная, что Ким Дюон не откажет, так как дружба их детей — залог длительных деловых отношений их самих. А Сокджину срочно надо укреплять тылы, и омега семьи Ким — пока лучший вариант. — Ну, отец, — тянет хитрый парнишка. Он приближается ближе к Чимину, щиплет его за бок и укладывает свою пшеничную шевелюру ему на плечо. — Подыграй, — шипит Тэ в самое ухо альфе. Чимин приобнимает омегу за талию под недовольное рычание. Вся эта сцена просто выводит телохранителя из себя. Каждое чужое прикосновение к молодому хозяину, как удар кинжала, и скоро он истечет кровью на глазах этих помпезных богачей. — Да, господин Дюон. Я позабочусь о Тэ-Тэ и, уверяю вас, не спущу с него глаз, а завтра сам привезу его домой к вечеру, чтобы отчитаться перед вами за проведенное время, — в почтении преклоняет голову Пак, как настоящий альфа, отпрашивая свою партию у отца. Тэхён опускает невинный желтый взгляд, довольный сказанной речью друга. Ему до колик в животе не хочется уезжать домой. Он скучал долгие годы и сегодня решительно хочет оторваться со старым другом. Его внутренний солнечный волчонок озорно топает лохматыми лапами в ожидании веселья. — Конечно, мы будем волноваться за нашего сына, но всецело полагаемся на вас, господин Чимин, — официально обращается Сухо, отрываясь от мужа. — Я надеюсь, наш Тэ не доставит вам хлопот. — Ни в коем случае, — прижимает омегу сильнее Пак под радостный выдох Сокджина и вспышку репортёра. Гости, довольные торжеством, откланиваются и уезжают домой, оставляя свое сокровище в надежных руках. Вопреки ожиданиям, время летит очень быстро. Оно кружит в танце Чимина и Тэхёна, которые не успевают даже дышать. Оно льется игристыми винами в бокалы гостей, с которыми молодому альфе все же приходится общаться, прижимая Тэ к себе ближе. Разговоры о бизнесе и делах плавно перетекают в личные расспросы, от которых идет кругом голова и болит сердце. Многочисленные партнеры по бизнесу и акционеры не дают прохода Чимину, уверяя себя, что именно они должны дать ему дельный совет и поучить жизни. Пак лишь мило улыбается всем, кривя губы, хрустит суставами на руках, подходя к очередным «друзьям» семьи. Но когда большинство гостей разъезжаются, Тэ отвоевывает внимание молодого альфы, и веселье начинается. Чимин забывает о всех своих заботах, охваченный легкой непринужденностью Тэхёна. А интересные разговоры с Чонгуком, который не выпускал их пару из вида на протяжении всего торжества, радуют своей простотой и легкостью. Их живой диалог добавляет свежести в наигранную атмосферу зала и заставляет ребят задорно смеяться под шепот чужих голосов. С этими двумя время летит незаметно, словно каждая минута в их обществе наполняет Чимина яркими впечатлениями. Чон не оставляет ребят не на шаг и даже успевает потанцевать с Тэхёном, заставив щеки омеги гореть закатом. Намджун же по просьбе Чимина оставляет их троих и занимает место у стены, следя за перемещением гостей. Его взгляд наполнен заботой и вниманием, словно он стал для ангела невидимым стражем, защищающий его в этом мире роскоши и интриг. Да и Чимин, периодически ища глазами телохранителя, чувствует себя спокойнее, зная, что его альфа рядом, готовый поддержать и защитить в любой ситуации. Джун наблюдает, как молодой хозяин общается с гостями, как он идеально держит спину, как правильно говорит и как непринужденно смеется над очередной шуткой Чона. Чимин для него идеальный во всем. А Намджун — идиот, который посягнул на ангела, чуть не опорочив его неуместными желаниями, которые загорелись в саду, как мотыльки на пламени огня, когда Пак приоткрыл ему свою ауру. Тогда миллионы вопросов слетело у него с уст, но они один не был озвучен. Праздник по тихонько подходит к концу. Карусель танцев, брызги шампанского и треск свечей оседает на тяжелых веках гостей и разгоняет их по своим уютным домам. Торт разрушенной скульптурой тает посередине зала, а цветы, украшающие зал, теряют свою свежесть и красоту, осыпаются лепестками на пол. Особняк затихает, эхом воспоминаний разнося тихую мелодию скрипки и саксофона по пустым холодным комнатам, но с каждым мгновением она становится все тусклее. Помещение еще долго будет помнить тайные сплетни и смех друзей за спинами врагов. Но утром все убранство зала испарится, как сумрак, прислуги выметут всю грязь, и особняк сделает вид, что ничего и не было. Чимин поднимается к себе в комнату на уставших и немного пьяных ногах, которые подгибаются от неловких движений. В голове совершенно пусто, а в сердце холодно, и он желает побыстрее уснуть и забыть все эти пьяные и ужасно довольные рожи, которым он улыбался весь вечер. Скулы сводит, и Чимин шевелит ими в надежде размять, но боль от потрескавшихся губ прерывает его желания. Комната холодной темнотой уже готова принять своего хозяина, как призывный звон телефона заставляет Чимина вздрогнуть от неожиданности. SMS загорается белым огоньком, сообщая, что Чимина ждут на кухне через пару минут. Молодой альфа не узнает номер телефона, но, гонимый любопытством и немного трепетом желанной встречи, срывается на бег и через две минуты влетает на кухню. — Тэ, — ухмыляется Чимин, немного опечаленный, что желанию не суждено сбыться, по крайней мере, сегодня. Чимин автоматически тянется к крыльям, поправляет брошь и предусмотрительно запирает дверь на замок, чтобы им не помешали. — Будешь? — омега протягивает другу полный бокал вина и игриво щурится, чувствуя настрой Чимина. Его движения несколько неуклюжи, но все еще полны энергии и жизнерадостности, которое поднимает настроение и альфе. Пак прирос к дверям, наблюдая великолепную картину, от которой мурашки бегут по спине и губы сами собой расползаются в безумную улыбку. Тэ сидит на кухонном столе у винного бара и играючи болтает длинными ногами в широких брюках цвета морской волны. Он удерживает бокал двумя пальцами протянутой руки, другой пошло расстегивает верхние пуговицы на идеально белой шифоновой рубашке, оголяя ключицы и часть груди. Чимин давится сладостью мускуса, забавляя парня. Тэхён смеется громко, словно озорные детишки, погруженные в веселую игру. Его глаза сверкают золотом веселья, а порочный взгляд исчезает где-то за границей окантовки бокала. Сидя на столе, он словно король, веселого королевства, елозит упругой попкой по каменной столешнице, освобождая место другу. У Тэ в глазах загорается адское пламя и Чимин клянется, что видит там чертей, которые пляшут в предвкушении чего-то особенного. Чимин садится рядом, забирает свой бокал из протянутой руки. Омега такой же, как и в детстве, взбалмошный и удивительно дерзкий. Но сейчас его детская непосредственность в глазах альфы искрит сексуальностью, жаждой приключений и совсем немного нежностью. Чимину на секунду становится жаль, что он не настоящий альфа. Увы… С такими изгибами и красотой Тэ может получить все в этом мире. Стать моделью или актером, но омега выбрал искусство, получая удовольствие от запаха масляных красок. — Ну что, невкусный альфа, — Тэ приподнимает подбородок, прищуривая красивый разрез глаз. — Ты готов напиться? — он проводит шаловливым языком по нижней губе. — Я навел порядок у вас в баре. Ведь ты не против? Чимин смотрит в упор на это инопланетное чудо и безгранично радуется, что вопреки расстоянию и времени Тэ все еще читает их друзьями. Сегодня Чимин богат. Ведь иметь друга, а в его случае уже двух — это единственная роскошь, которая не доступна богатым мира сего. И если в омеге Пак уверен, то вот Чонгуку предстоит еще завоевать его доверие, но почему-то молодой альфа уверен, что судьба свела их троих не просто так. Но об этом он подумает завтра, не сейчас, когда перед ним сидит классный омега, а за окном просыпается луна. — Эй, Чимин-и, очнись! — толкает его в бок Тэ. — Ты что, уснул? Или сражен моей красотой? — Не льсти себе, Тэ, — вырывается из раздумий альфа и в ответ толкает друга. — Ты что, решил споить будущего главу Royz-Medlove, а потом шантажировать, — от души смеется Чимин и делает два больших глотка вина, причмокивая от удовольствия. Терпкий привкус ложится на губы, немного обжигая их. — Хитренький ты, омежка. — Я скучал по тебе, — меняется в лице Тэ, делая очередной глоток из своего полупустого бокала. Он оставляя мутный отпечаток розового бальзама с губ на тонком ободке бокала. — Я тоже очень скучал. Прости, что так редко звонил, — Чимин подпирает салатовую стену кухни взглядом, боится посмотреть на друга и увидеть обиду. Тэхён болтает красной жидкостью в бокале, наблюдая за водоворотом алых волн. И начинает свой рассказ. Ночь ребят пахнет алкоголем. Луна окрашивается в красный. Два пьяных тела помогают друг другу подняться по лестнице, заваливаясь в маленькую спальню Чимина. Они громко смеются над своей неуклюжестью и наперебой решают, кто же из них пьянее. Они полночи разговаривали, кажется, обо всем. Каждый рассказал свою историю. Как взрослели и как боролись с первыми признаками пубертата. Как влюблялись и жалели об этом. Они вспомнили общих друзей и посмеялись над врагами. Долго просили прощения и обнимались, заливая столешницу слезами. И каждый час их разговора сокращал расстояние между ними до минимума, но только с одной лишь маленькой тайной. Друзья в обнимку заваливаются на уютную кровать, умудряясь частично раздеться. Они, как бездомные щенки, тыкаются в шеи друг другу, радуясь, что теперь вместе. Они будут отыгрывать каждый свою роль на радость семьям, но дружбу постараются уберечь. Луна смеется над их желанием, но все же позволяет им хотя бы попробовать.