Ворон и Змей. Лунное Марево

      На следующий день, как и предсказывалось профессорами и некоторыми студентами, состоялось собрание педагогического состава. Цель была одна: разобраться в произошедшем на уроке полетов. К профессорам и директору в кабинете главы школы, присоединились родители пострадавшего ребенка, получившего моральную и ментальную травму.       - Рональд теперь боится летать! – охала и ахала миссис Уизли.       Ее лицо и так усыпанное веснушками, покрылось гневными, красными пятнами, глаза метали молнии, готовые испепелить Роланду Трюк. Казалось еще немного и с уголков рта, как у взбешенной собаки будет стекать слюна, падая скользкими каплями на пол. Мать пострадавшего ребенка, яро жестикулируя руками, крича, как банши на весь кабинет и прилегающий к нему коридор, возводила глаза и руки к небу, прося у Светлой стороны Луны милости и терпения, лишь бы не уничтожить стоявшего напротив профессора. Возмущению миссис Уизли не было предела. Слова, так и жгли язык остротой, даже не скрывая, не намекая, а прямо говоря профессору полетов, на глазах педагогического состава:       - Вы не справляетесь со своей работой! Вам не место в школе!       Такое хамство Роланда стерпела, выслушала полную речь Молли в свой адрес, прося при этом Помону, Филиуса и Северуса не вмешиваться в ее поток инсинуаций и словарных оборотов, а дать ей выговориться. И Уизли выговорилась. Она не только обвинила мадам Трюк в некомпетентности и не профессионализме, но и приписала ей предвзятое судейство в время игр, припомнив десятки отведенных ей матчей. Вот тут Роланда не стерпела, высказала:       - Миссис Уизли, вы можете сомневаться в моей компетентности, как профессора по полетам, но не смейте обвинять меня в предвзятом судействе! Каждая игра, прошедшая в стенах школы, счет и решения были мной произведены согласно регламенту и прописанным правилам.       - Молли, - вмешался в разговор директор Дамблдор до этого наблюдавший за высказыванием миссис Уизли со стороны, - мы пригласили тебя на собрание педагогического состава не для того, чтобы обвинять Роланду в некомпетентности и предвзятом судействе, - голос директора был тихим, спокойным. Но при этой тишине и спокойствии ощущалось весьма мощное давление на магическое и ментально поле стоявшей подле него женщины, которая, стоило Альбусу на нее посмотреть, тут же потеряла весь свой словарный запас, сжавшись от сковавшего ее страха.       - Я… я… - но что именно хотела сказать Молли, никто так и не услышал. Ведь директор дал слово профессорам, коллегам мадам Трюк. Первым слово в защиту взял профессор Зельеварения, уже достаточно пообщавшийся с Рональдом. Северус, как профессионал, увидел в нем то, что видит, но не хочет признавать мать, сокрушающаяся поведением профессора полетов. А именно:       - Мадам Трюк, по моему мнению, поступила правильно. Жестоко, но правильно. Сказанные мистеру Уизли слова о мерах безопасности и правилах поведения на уроке были им проигнорированы. И раз слова не возымели действа, то профессор Трюк преподала ему урок действий, настигших по отказу выполнять ее рекомендации. – На этом Северус закончил, а слово взял Филиус, напомнивший:       - Роланда профессионал. Она знала что делала, когда позволила мистеру Рональду совершать подобные выкрутасы, даже с учетом того, что они рискованны для здоровья, - слова Филиуса, смотревшего на Молли хоть и снизу вверх, все же заставили ее потушить пожар негодования и возмущения, но приносить извинения за беспочвенные обвинения и домыслы на пустом месте она не собиралась. Даже под пристальным взглядом стальных глаз Минервы и черных, как провалы в бездну Северуса. Ей не страшен гнев зельевара, не интересно мнение декана Гриффиндора, лишь слова ее покровителя. Его слова не заставили долго ждать:       - Молли, по мнению педагогического состава, Роланда поступила правильно, ее методы не расходятся со взглядами других профессоров, как и с моим. Мистера Рональда нужно было научить технике безопасности именно таким способом, и никак иначе.       На этом речь директора была закончена, точка в повестке дня поставлена. У педсовета, как и у Альбуса, претензий и пожеланий к мадам Трюк не было. И хоть Молли не прочь была еще поскандалить, припомнить Роланде прошлые обиды, а может и вовсе раздуть из мухи слона, нет. Такой возможности она была лишена твердым словом директора, что дело закрыто, а профессор полетов и судья квиддичных игр оправдана.       Профессора покинули кабинет директора, расходясь по своим комнатам, кабинетам и гостиным. Уизли же покинули собрание директорским камином, недовольные, обиженные, с тяготившим сердце и разум неудовлетворением их склочных потребностей. У них редко выпадает возможность выплеснуть все свое негодование речами праведного гнева, а тут была возможность, объект, но как следует оторваться и выплеснуть все помои на голову Трюк не дали. Обидно, досадно, ведь в рукавах Молли припрятала столько словарных оборотов, эпитетов и претензий, что хлебала бы Роланда и не расхлебала. А тут отбой.       Неудовлетворенными и недовольными из кабинета вышли только Уизли. Остальные покидали владение директора с легкой улыбкой и теплом на душе за то, что отстояли друга и коллегу, не позволили каким-то Уизли, недоволшебникам, не умеющим толком магией пользоваться, вершить над мадам Трюк самосуд и лишать ее статуса «профессор». И пусть не все это удовлетворение показывали, в глубине скрывали, взгляд и тон речи в разговоре не скроешь. Сверкающие опалы и голос на пол тона выше обычного, с потрохами выдавал в декане Слизерина радость и наслаждение, а так же удовольствие, с которым он пересматривал воспоминания прошедшего педсовета, словно кинопленку, отматывая и просматривая снова и снова самые интересные моменты.       - Декан, - позвал профессора голос его подопечного, ждавшего как раз у двери кабинета Зельеварения, - профессор Трюк, как она? – Поттер переживал за будущее мадам, ему она пришлась по душе, что бывает крайне редко и не со всеми. Мальчику не хотелось бы видеть, как профессор, с сумками и чемоданами покидает стены школы, отправляясь в неизвестность.       - Оправдана, - вот и все, что сказал профессор Снейп. Поттер же и этому слову рад. Облегченно выдохнув, коротко поблагодарив профессора за защиту мадам перед профессорами, директором и семейкой Уизли, он пошел по коридору, к главным воротам, к месту оговоренной встречи с Томом и Генри.       Пройтись и просто поговорить, вот что мальчики хотели. Обговорить случившееся на полетах, порассуждать о педсовете, поговорить про учебу, о провалах и успехах каждого из них, а так же обсудить предстоящий Самайн. Мальчику, который воспитывался в семье магглов и лишь изредка бывавший в стенах магического дома, трудно представить, что его ждет в этот День Мертвых. И не только ему одному. Генри тоже не в курсе, как происходят празднования, что следует на такие случаи дарить, и как именно поздравлять.       Но все мысли и желания мальчиков накрылись медным тазом, разговоры и обсуждения так и не начались, а мысли прервались и переключились на совершенно в другое русло и тему, стоило им чуть спуститься вниз, к краю Запретного Леса, видя вдали сторожку лесника Хагрида.       - Единороги! – воскликнули они единым голосом, с замершим на месте сердцем и парящей, как на крыльях душой.       Эти волшебные создания, чьи гривы подобны расплавленному серебру, а шкура бела, словно пушистые облака, влекли к ним, завораживали и дарили веру в сказку и добро. Мальчишки, чьи сердца пели и танцевали, а магия так и тянулась к этим существам, не разбирая дороги, шли вперед, видя лишь сторожку, полувеликана и магических коней с рогом во лбу, переливающего алмазной россыпью под лучами пока что не зашедшего за горизонт солнца. Но стоило им подойти ближе, за сотню шагов до лесничего дома, Поттера скрутило:       - Нет, - шепотом, резко останавливаясь, произнес мальчик, хватаясь за сердце. Его ноги подогнулись, воздух в легких не циркулировал, лишь хрип и клокочущая слизь, скапливаемая внутри глотки. Мальчики пытались узнать, что с другом и почему он рухнул на колени, но бестолку. Как и звать кого-то на помощь.       - Что делать? – спрашивал обеспокоено Генри у Тома, но тот разводил руками и смотрел лишь на сторожку и магических коней с серебряной гривой, - как помочь? – ответ на этот вопрос никто из них не знал. Даже ворон, сопровождающий детей. Он мог лишь:       - Кар! – в самое ухо обеспокоено гаркнул Антонин, все еще сидящий на плече Гарри, - Кар! Кар! – еще и еще раз пытался дозваться до ребенка Долохов, даже аккуратно, слегка клюнувший его в ухо. Случись что с мальчиком, не приведи Темная Сторона Луны, он готов был даже отринуть анимагический облик, став человеком, лишь бы помочь ему. Но обошлось.       - Больно, - шепнул Поттер, все же пытаясь встать на ноги, но держась при этом за грудь, за сердце. – Оно готово… разорваться… от боли, - говорил мальчик надрывно, с передышками, так как воздух начал пусть и медленно, но все же поступать в легкие. – Эта боль… не принадлежит мне, - объяснял он то, что с ним произошло. И показал пальцем на сторожку, - она исходит… оттуда, - уточнил, - от табуна… единорогов. – и таки взяв дыхание и боль в груди под контроль, пошел вперед, зовя с собой друзей, говоря по пути, - меня туда тянет, какая-то неведомая сила зовет, - каждый шаг отдавался кинжалом в ступне, еще чуть-чуть и хлынет кровь, оставляя кровавые следы, но он шел, - больно, до слез, но я должен идти, - стирая слезинку, говорит мальчик, подходя к сторожке лесника.       Табун, видя чужаков, тут же дернулся и хотел разбежаться в разные стороны, но не успел, так как произошло несколько моментов почти что сразу. Поттер в мгновении ока оказался у лежащего на земле единорога с зияющей раной на шее, теряющей серебряную кровь, а с ней и жизнь. Руки мальчика, окутанные темно-сизой дымкой со звездными искрми, сами собой легли на рану, с губ слетели до сели неведомые слова на странном наречии:       - Тиеро отора имэ ильясэ авэ...       Сам не зная что именно сказал, мальчик продолжал и продолжал повторять фразу, всплывшую в его голове, вставшую перед глазами. Он повторял и повторял, отдавая магию, вливая ее размеренным и плавным потоком в тело раненого животного до тех пор, пока рана не покрылась серебристой корочкой, а сам сказочный конь, всхрапнув, не вскочил на ноги.       - Что это было? – задавался вопросом ребенок, смотря на свои руки, уже не переливающиеся звездной россыпью.       Том и Генри, только отошедшие от произошедшего у сторожки, подошли к другу и осматривали его с ног до головы, ища изменения или же странности, но нет. Не увидел перемен с мальчиком и лесник, отправивший единорогов восвояси. Недоумевал и Долохов, смотрящий на Поттера, как на что-то загадочное и волшебное, даже диковинное. Русский маг многое повидал на своем веку, о многом знал, десятками языков, как маггловских, так и магиковских народов владел, о большинстве магических направлений и науках осведомлен, но вот это заставило Долохова заглянуть в самые глубины его памяти и спрятанных там знаний, вспомнить то, что давно не имело места быть:       «- Темный друид! Докрейт!»       Даже ментальный голос русского дрогнул, так как темные друиды, покровительствующиеся исключительно Темной Стороной Луны, редки, даже не так, уничтожены и забыты в веках. Их сторонились, долго в ряды магов и волшебников, колдунов и ведьм не принимали, а как приняли и увидели в деле, прочувствовали всю силу, стали боятся их способностей, возможностей, а после и вовсе, при любом удобном случае сваливали вину за многие беды. В этом участвовали как светлые, так и темные. Разразились междоусобицы, беспочвенные обвинения, ложные наговоры, обидные и ничем не подтвержденные домыслы, приведшие к тому, что народ докрейт почти подчистую стерли с лица земли и из исторических записей.       - Целитель, истинный лекарь Лунного марева, - прошептал лесник, чуть склоняя голову в поклоне, приветствуя Гарри, все еще находившего в шоке от только что случившегося. Да и не только он один. Том и Генри так же стояли с открытыми ртами и круглыми глазами, в которых кроме «Вау!», ничего не читалось. – Тебя, Гарри, благословила сама Темная сторона Луны, дар этот редок, необычаен, - говорил лесник, поглаживая исцеленного единорога, посматривающего своим звездным взглядом в сторону Поттера, - уверен, табун белогривых в ближайшее время принесет тебе клятву верности и служения…       - Я о таком не просил, - изумленно сказал мальчик, к которому робко, и пока что неуверенно приближался спасенный единорог. Глубоко дыша и выпуская воздух из широких ноздрей, тряся серебристой гривой, единорог подходил к Поттеру. Тот же, замерев на месте, как и его друзья с вороном, ждали действий светлого коня. - Как это? – удивился мальчик, когда морда сказочного коня таки легла на его макушку, накрывая с головой водопадом серебра.       - Волшебно, - шепнул Генри, которого коротким «Угу!» поддержал Том.       Волшебство момента досталось и окутало не только мальчишек, но и Долохова, замершего в оцепенении. У него не было слов, мысли и накопленные годами знания отказывались давать рациональные ответы, он просто сидел на плече Гарри и получал звенящую утренней росой энергию, поглощая и распределяя ее по каналам и ядру. Момент радости и восторга все-таки прервался, так как единорог, последний раз выдохнув и всхрапнув, попятившись назад, ушел в лес.       Мальчики в сопровождении Хагрида, а с ними и ворон, сидящий на плече Поттера, возвращались в школу. Каждый думал о том, что все-таки произошло. Как так получилось, как сложились в созвездия звезды, и блеснула изящным диском Темная сторона Луны, что у их друга есть такой невероятный дар? Что же будет дальше? Какие еще сюрпризы подкинет магическая кровь с темной родословной? Одно ясно наверняка, дар у Поттера проявился и будет проявляться раз за разом, возможно, даже усиливаясь с каждым годом и исцеленным созданием. И чтобы в этом убедиться, а так же быть готовым, необходимо найти информацию по лекарям Лунного марева. Мысли мальчиков в этом вопросе совпадали.       - Значит, в библиотеку, - сказал Генри, прощаясь с Гарри, идя следом за Томом.       Реддл был не против засесть за учебники и уйти с головой в трактаты и научные работы, исторические записи и исследования, не покидая страницы книг ближайшие часы, ища то, что помогло бы им понять суть дара, приведшего Поттера к раненому единорогу, исцелив его лунным маревом, произнеся заклинание на неизвестном наречии. А Гарри, перед тем, как погрузиться в изучение его новых способностей, хотел разобраться в себе, понять, что же это за чувства томятся в груди, колышущие море магии кругами на водной глади.       Ему было приятно ощущать ту прохладу на кончиках пальцев, чувствовать, как в умирающем создании вновь разгорается огонек жизни. И не важно, что по щекам текла слеза, а сердце сжималось от боли, это чувство эйфории и жизни, затмевало все. И он был уверен, случись что-то похожее с любым другим существом, он по возможности придет на помощь и сделает все, чтобы распалить затухающий огонек.