Тонкими ниточками судьбы

      Коля возвращался домой ближе к ночи, когда на улице уже давно было темно. Шум оживлённого района Фёдора стих, когда Гоголь приблизился к своему. Здесь было практически безлюдно, не считая редких прохожих, возвращающихся с работы.       Идти оставалось ещё приличное расстояние, но Гоголь не торопился — хотелось насладиться приятным послевкусием встречи и прохладной, но достаточно теплой для осени ночью.       В руках у парня была небольшая сумка — Фёдор настоял на том, чтобы Гоголь понёс книги в ней, чтобы ему было удобнее, и сами вещи не повредились. Забота этого молодого человека заставляла Колю чувствовать себя неловко, но в то же время он не мог отрицать, что ему было приятно. Ох, а манеры парня и то, как он держится за столом и с гостями... Гоголю казалось, что даже среди круга общения Фёдора этот парень был особенным.       Коля прокручивал у себя в голове события этого вечера и чувствовал, как на душе становится спокойнее, словно он оторвался от реальности и находился где-то далеко-далеко, где есть лишь он, Фёдор, хорошие книги и вкусный чай. Гоголю было настолько хорошо, что он даже не замечал всех этих грязных, облупленных и полуразвалившихся зданий, эти валяющиеся кругом бутылки, окурки и шприцы, этот смрад, доносившийся из помойки неподалёку. В его голове стояла та библиотека, огромная и идеально-чистая, доверху наполненная ценными знаниями и дарующая допуск в мир высокой литературы.       Коля не помнил, как дошёл до дома, он словно находился в бреду. Парень не удивился, когда заметил, что свет везде выключен — его зять, будучи самым настоящим скрягой, старался экономить абсолютно на всём, даже когда дохода вполне хватало. Сквернейшей души человек, как выразился бы Фёдор.       Дом встретил Гоголя мёртвой тишиной. Видимо, все обители дома действительно уже спали, поэтому Коля старался вести себя как можно тише. Он повесил пальто на крючок, который когда-то сделал сам, и уже собрался было подняться наверх, в свою комнатушку, однако услышал нечто похожее на всхлипы со стороны кухни. Недолго думая, Коля незаметно подобрался к источнику шума.       За столом сидела низенькая пухленькая девушка. Она сложила руки замочком и кинулась в них, словно в молитве. Гоголь подошёл ближе и аккуратно коснулся её плеча.       — Варенька? Варенька, что случилось? — Коля почувствовал, как с каждой секундой его тревога растёт. Сестра плакала крайне редко, а если и плакала, то где-нибудь наедине с собой, так как считала слёзы чем-то слабым и постыдным. Однако сейчас девушка, казалось, настолько отчаялась, что ей было уже все равно.       Варя молчала, поэтому Коля зажёг лампу и вновь подошёл к сестре. Он сел рядом и взял её за руку, надеясь хотя бы немного успокоить или хотя бы выяснить, в чём дело. Он хотел было окликнуть её ещё раз, однако при свете лампы заметил, что на лице Вари красуется огромный синяк. Сначала Коля опешил, не зная, как на это реагировать, однако уже через несколько секунд ступора он почувствовал, как в нём закипает злость.       — Это этот ублюдок с тобой сделал? — тихо, но угрожающе спросил Гоголь. Сестра попыталась отвернуться, чтобы спрятать синяк, но парень не собирался так просто сдаваться. Он убрал лампу на стол и взял руки девушки в свои.       — Он снова вернулся домой пьяный, — всхлипывая, прошептала Варя, наконец сдавшись. Она подняла взгляд на брата, открывая свой синяк, отчего тот почувствовал огромную, практически животную ярость. Его руки тряслись, однако он старался сдерживаться. Нет, точно не сейчас, когда наверху спят дети.       — Я поговорю с ним.       — Нет, Коленька, прошу тебя!       — Варь, так продолжаться уже не может.       Девушка снова всхлипнула. Коля, стараясь унять дрожь, ласково обнял её, прижавшись щекой к светлой макушке. Они с сестрой были очень похожи, но выглядели так, словно их разница в возрасте не пять, а сразу десять лет.       Годы работы и материнства сказалось на этой хрупкой, маленькой девушке. Они осели на её лице морщинами, проявились в виде мозолистых рук и выпадающих волос. Гоголь часто помогал ей с домашними делами, особенно такими тяжёлыми, как стирка, уход за детьми и мытьё полов, однако, даже несмотря на это, у Вари всегда хватало хлопот. Коля аккуратно взял от природы пухленькип и мозолистые от работы руки, поглаживая бледные пальцы.       — Я избавлюсь от этого ублюдка. Выставим его за дверь и сотрём из нашей жизни. Ты не заслуживаешь такого отвратительного мужа, а твои дети не заслуживают такого отца.       — Дом принадлежит ему, Коля. Из нашего имущества здесь почти ничего нет, — прошептала девушка, уткнувшись в плечо брата. Коля прекрасно знал об этом. Знал, что даже при таком раскладе детям лучше, чем на улице и без единого гроша за душой. И эта зависимость, это бессилие выводили Гоголя из себя.       — Я что-нибудь придумаю, — прошептал Коля, оставив лёгкий поцелуй на макушке сестры. — Я обязательно что-нибудь придумаю.