Когда человечность необходима — ты со мной

Гэвин Рид ненавидел в этом мире три вещи, но молчание — молчание не переносил вовсе. Особенно после того, как пролежал в больничке почти месяц. Никакой информации о том, что произошло в участке, никакого понимания ситуации. Еще и вызвали к начальству, не дав залезть в почту. Там наверняка были новые зацепки от криминалистов. Фаулер поднял голову от сцепленных рук, посмотрел в упор. И ничего не сказал. Гэвин дернулся. Простреленное плечо шибануло, бок шибануло, и его всего шибануло тоже, когда капитан встал и подошел к стене. — Гэвин. — Я уже тридцать семь лет Гэвин, — огрызнулся в ответ, но вспомнил, что он вообще-то сейчас получает выговор. — Что? Фаулер разглядывал фотографии на стене: снимки, на которых были лучшие полицейские после особо громких дел. Уставшие, но счастливые. Были — потому что многих уже сожрали черви. Гэвин старался не смотреть на стену. — Ты никогда не улыбался на фотографиях. — Вам не нужны были вопросы о том, почему на фотке есть блядский маньяк, — хохотнул Гэвин, — Фаулер, мы знакомы десять лет, и ты точно не будешь заводить разговор о совместных фотках с нихера. Что, попытаешься подсунуть мне напарника? — Вот поэтому ты один из лучших детективов отдела, Рид. Проверь почту, там его досье. — С утра ничего не было, — буркнул Гэвин. — Ты никогда не проверяешь почту так рано. Жду через полчаса. Полчаса — это чтобы Гэвин Рид никого не сожрал. Ну или не до конца сожрал. Досье было коротким. Тирада о начальниках, их идеях, революции, гребанных жестянках и их создателе — долгой. И незамеченной. Рид матерится? Разве он знает другие способы коммуникации? Крис прошел мимо и мерзко пожелал удачи, был послан в далекое пешее; Тина участливо спросила, все ли так плохо, и тоже была послана. Стажер, который за несколько месяцев научился отпрыгивать от кофемашины, когда на кухне появлялся кошмар Департамента, в этот раз не успел, и Гэвин увел его стакан. И еще: полчаса прошли слишком быстро. Проходя мимо Андерсона, Гэвин наклонился к столу и выплюнул: «Это ты посоветовал, старый обрыган? Или вместе с Камски придумали?». Хэнк только хмыкнул и покачал головой. Не ему, Коннору, который скорчил тревожную моську. Но время на желчь вышло. — Фаулер, давай лучше выговор, давай лишение премии, хоть профилактические беседы со школьниками, — Гэвин вздохнул, почти сказав «пожалуйста», закрыл дверь, — чего тебе стоит? — Жизни твоей. — А? — За прошедшие полгода тебя подстрелили четыре раза. Еще шесть раз продырявили колюще-режущими. А три недели назад ты вышел навстречу психующему преступнику с простреленным плечом, поймал еще одну пулю в бок и… Гэвин пожал плечами: — Это было необходимо. Если бы я его не спровоцировал, он бы выстрелил себе в ту хрень, что там у него была вместо мозгов. Он бы сорвал дело. — Это не было бы необходимо, если бы ты думал о последствиях, — Фаулер вскинул руки, — но ты никогда этого не сделаешь. Придется другим. — Жестянке? — Лучшему боевому андроиду из существующих. — Что, мне заставить его прыгать под пули? — Гэвин дернул ртом, — жестянки ведь теперь, вроде как, живые? И нажать на последнем слове, о да. — Этот — особый случай. Его не смогли... — Фаулер подбирал слово, — сделать полноценным. Слишком крепкая система защиты. Так что. Да. Под пули будет прыгать он. — Лучше бы выделил мне танк.