…
В корпусе Д темно. Лишний свет решили не включать, чтобы из коморки охранников хотя-бы видно не было. О «слышно» решили позаботиться позже. Окно в гимнастический зал на лес выходит, но, как у них тут говорится, «лучше перебздеть, чем недобздеть», что означает — продумать заранее. Так что в тусовочном зале кроме гирлянд и маленького диско-шара не было света. Марсель снова будто очутился в средней школе, — у них во Франции иногда в конце года устраивали вечер танцев с примерно идентичным оформлением. В кромешной тьме с фонариками, спотыкаясь, кое-как добрались до входа и, открыв двери, сразу наткнулись на парня с рюмками. — Добро пожаловать в Спортивный, — протянул тот поднос. — Мы не первогодки, — начал было Заимников, но Булыжник забрал у него рюмку и опрокинул в себя сразу две, за себя и за Сутулого. — Обтекай, дедуля. Погнали, — кивнул уже остальным. Марс тоже влил в себя стопку. С первых секунд было кайфово: гирлянды, тихая попса, фуршетик с кучей всякого и огромное количество людей. Куртки наскоро кинули в раздевалку. Там уже было, конечно, не разобрать, где чье — Марсель просто надеялся, что найдет свой черный пуховик среди других таких-же черных в темноте хотя-бы по запаху. У него одного здесь были такие духи — ограниченная серия, подарок от отца Демьена. Их в Россию просто не завозили. Хотя, если марселевским одеколоном провоняют все остальные шмотки, скинутые в кучу, без фонаря будет уже не разобрать. В зале резко заглохла музыка. Какой-то старшекурсник привлек внимание, забравшись на канат, и все затихли. Громко объявил: — Ребята, тусовка нелегальная. Организаторы ответственности не несут, поэтому чтобы завтра охрана не охуела от жизни, нигде не мусорим, только в мешки. Блевать только в туалетах. Свет не включаем, так что, если промажете — сами и оттираете. Музло на полную громкость не врубаем. Если охранник прибежит, делаем ноги. — В смысле? — усмехнулся Марс. — В смысле сматываемся. — шепотом пояснил Заимников. А потом, спустя полчаса, начался, без преувеличений, самый настоящий отрыв. В одном зале столпился почти весь интернат, так что не удивительно, что Марсель потерял своих где-то на середине. Зато он пообщался с баскетболистами — оказалось, двое парней из компании Демьена тоже здесь живут, только в А, а сам Марсель — в Б. На тусовке было много гимнастов, которые в этом зале были, как здесь говорится, «как рыбы в воде». Так что, одного из пьяных виртуозников организатору вскоре пришлось лично снимать с канатов, хоть он и заливал, что не несет ответственность за последствия. Марсель с этого гимнаста только усмехался — убъется и не заметит. Потом всем стало наплевать на тишину и музыку решили прибавить. Сначала немного, потом — громче. Все как-то незаметно происходило, пока один стакан сменялся на другой, а закуси становилось все меньше. Марс только удивлялся, где под шумок можно достать столько алкоголя и пронести в корпус через охрану, чтобы не только на всех хватило, но еще и осталось. — Это русская магия. — шепнула ему на ухо какая-то девушка. Похоже, последний вопрос он озвучил вслух. Они обжимались прямо посреди зала. Кажется, Марс успел ее облапать везде, где только мог. Разве что не целовались — но это только потому, что она жевала какую-то жвачку, а Марс был брезглив и далек от фетишей в эту сторону. Да и просто не хотелось позже обнаружить у себя во рту мятную резину с остатками чужой пищи. Какой-то парень не очень ласково тронул его за плечо, а у девушки на лице отразился испуг. Вроде, Марс в ответ на его выпад сказал нечто вроде «не нужна мне твоя шалава». Тогда парень решил почесать кулаки, а в итоге — почесал свое лицо об твердые марселевские кольца. Но, на всю эту потасовку ушло не больше пяти минут, потому что появился Заимников и обломал Марселю кайф подраться на пьяную голову. — Иди в туалет, я тебя прошу. — шипел Саня, оттащив Марселя туда, где менее шумно. — Умойся, протрезвей чуть-чуть. Нахуй тебе здесь проблемы? — А может, я хочу? — Марса от градусов снова переклинило. Он игриво погладил Сутулого по плечу. — А может, ты тоже хОчЕшЬ? — и издевательски заржал, когда взбешенный Заимников толкнул его к стене и свалил. Видимо, до него слишком долго доходило, что с Марселем бесполезно разговаривать в принципе, а в таком состоянии — и подавно. Марс стоял у стены с минуту. Вокруг все кружилось, но не тошнило, просто от мигающих гирлянд и жара толпы, разговоров, алкоголя — всего, — голова реально шла кругом. На Заимникова было плевать, хотя тот явно хотел, как лучше. Кто он такой, чтобы обламывать ему веселье? Но, в туалет Марс все же пошел. Вывалился из зала, в темноте придерживаясь за стену и кое-как пытаясь сосредоточиться на пространстве. Через окна в коридоре поступали только блики от уличных фонарей. Так себе ситуация, идти придется на ощупь, так что он осторожно, пытаясь не шататься, плелся, держась за стенку. Только повернул голову на чей-то голос из темноты. — Туалет ищешь? — в полумраке показалось лицо незнакомого худощавого парня. Марс неопределенно кивнул. — Там, пойдем провожу. — сказал парень и пошел дальше в темноту. Марс побрел за ним, почему-то даже не задавшись вопросом, что этот парень один делал в коридоре. Хотел было спросить, но алкоголь напрочь заблокировал доступ к русской лексике. В итоге махнул рукой и просто плелся вслед, пока не увидел приглушенную полоску белого света в одной из дверей. В голове начало проясняться как только раскрылась дверь и он, не сразу сориентировавшись, оказался внутри. В туалете трое. Один из них держал в руке телефон с фонарем. Другой — заканчивал переливать воду из крана в большой таз, опуская его на пол. А третий просто стоял. И смотрел в упор, как обычно. И снова в туалете, — иронично подумал Мосс. — Вышел. — кинул белобрысый Марселю куда-то за спину. Марс обернулся: пацан, видимо в одночасье проникшийся чувством вины, не спешил уходить. Смотрел на него странным извиняющимся взглядом, а француз на это лишь усмехнулся. — Иди-иди. Тебя потом тоже, как свидетеля. Надо же. Вспомнил все-таки что-то на русском. — Ты не понял, пацан? — резче надавил Лопатин, и парень пулей вылетел из туалета. Третий, который набирал в таз воду, как-то незаметно оказался у Марселя за спиной, блокируя выход. Или это Марс поздно сообразил из-за того, что был пьян, или просто в голове слишком долго складывался пазл: таз с водой и его собственное, неделю назад брошенное, «утопи». У Хольцева поразительно хорошая память. Смешок. Еще один. Он мог бы уверить себя в том, что это нервное, от испуга. Но, страшно не было, зато было по-настоящему смешно. Вот Заимников-то не видит. Иди в туалет, говорит, остудись. Нахуй тебе, говорит, проблемы. — Ты серьезно? — поинтересовался Марс, разминая кулаки. — А похоже, что шучу? — Хольцев даже не шевельнулся. И лицо у него было отрешенное, как у статуи. Ни сомнений, ни нервозности, ни злости — холодная решимость. — Это пожизненное. Тебя посадят. — улыбнулся Марс и повернулся к остальным. Дело в нем. Им что-то бесполезно говорить, потому что дело только в нем. Тем лучше. — Только если помрешь. — равнодушно отозвался Хольцев и, наконец, сделал шаг. Этот его тяжелый и один шаг, дальше которого он никогда не заходил, но настойчиво дал понять, что может. — Ты сам, или помочь? — Ты же мараться не хотел, — съязвил Марсель, бегло оглядываясь на парня позади. — Я передумал, — отбил Хольцев и направился к Марсу. Очень медленно. Парень позади француза тоже сдвинулся и тот, не думая, на рефлексах втащил ему с правой, тут же попав в захват Лопатина. Откинул последнего ногой, а когда тот упал — с ней же и зарядил по лицу. Второй еще стоял, даже умудрился заехать Марсу в скулу, но даже несмотря на то, что алкоголь давал о себе знать, тот, как и всегда, был уверен, что ему ничего не сделают. Их же всего трое, он и не из такой фигни выбирался. Сейчас больно, надо потерпеть, а потом им будет, как там ему однажды пригрозили, «не до смеха». Второй парень полетел к писсуарам, врезавшись поясницей. От вида чужой крови на лице у Марса снова нетерпеливо заскребло где-то под ребрами, но сконцентрироваться на этом ощущении надолго не получилось, потому что его вдруг огрело чем-то очень тяжелым. Таким точным ударом, прицельным, не смазанным, что он даже понять не успел. И всего одним. Он упал сразу на колени, мгновенно потерявшись в пространстве. Таз с водой появился перед лицом слишком быстро, он даже не понял, как те двое снова подлетели и скрутили ему руки. Только ощутил горячую цепкую хватку на шее и коротко нетрезво хихикнул, когда в штанах почему-то легонько екнуло. Закрыл глаза, задержал дыхание. Голова почти сразу встретилась с ледяной водой, а от алкоголя закружилась еще сильнее. И тут Марс вкусил всю глубину смешанных чувств и ощущений, когда все лицо, затылок, часть шеи будто проронили в прорубь, а рука на загривке — полярно горячая, словно кипяток, намертво вцепилась в кожу. Пьяное головокружение добавило расслабления. Он, кажется, реально забыл, как дышать. А потом вспомнил. И тело само начало барахтаться. Так унизительно, так жалко и так…необычно. Когда не можешь ничего контролировать. Когда твоя жизнь в чужих руках и ты зависишь от чужого решения. Как с Марсом еще никогда в жизни не было. Теплая и слишком отчетливо осязаемая рука перетекла с шеи на затылок, а затем резко выдернула Марселя из воды за волосы. Он почему-то поплыл на этом движении. Извращенный ассоциативный ряд наложился на сильно нетрезвое восприятие ситуации, как если бы по голой спине вели — сначала по позвоночнику, потом по шее, затем — по затылку, и — в довершение, грубо, за волосы. Как если бы… Марс резко вдохнул, только сейчас ощутив, как сильно и больно легкие сперло от нехватки кислорода. Вода везде — в носу, в ушах, поэтому он из-за собственного кашля и заложенности даже не сразу услышал. — Ты съедешь? — спокойный голос будто совсем над ухом, но в то же время где-то слишком наверху. Так вот, что ему нужно. Чтобы Марс съехал. Чтобы не участвовал в соревнованиях, чтобы не мешал, чтобы просто свалил, потому что бесит. И потому что ему, Хольцеву, так захотелось. Он-то, дурак, думал, что им нравится бить людей. А они всего-то хотят, чтобы он съехал. — Пожри говна. — рассмеялся Марс и снова оказался в воде. Так было еще несколько раз. Стоило бы остановиться, но Марс просто не мог. Всякий раз, как его голова снова оказывалась на воздухе, а волосы сморщено прилипали к лицу, не специально, но от этого не менее пакостно продолжал улыбаться. Было слишком смешно, хоть и невыносимо холодно. Если так подумать, он даже немного протрезвел, так что во всем свои плюсы. Они не могут с ним ничего сделать. И это их бесит. Правда, в какой-то момент ему показалось, что еще немного — и он потеряет сознание. Вот тогда стало немного волнительно. Если он тут отрубится, его вряд ли кто дотащит до комнаты. Точно не Заимников, у него терпение не железное, а Марс, кажется сегодня окончательно его довел. А значит — утром его найдут пьяным в туалете. И тогда его отстранят от отборочных, он это уже на 1000 процентов знает. Думай, Марс. В голову пришла гениальная идея, как будто лампочка загорелась. Пришлось заставить себя не дышать. В смысле — совсем. Когда кто-то из мучителей, державших руки, психованно сматерился, а его голову в очередной раз опустили в таз, он просто неимоверным усилием воли сдержал тело, чтобы не брыкнуться. А еще — не заржать от осознания, насколько же сильно он умудрился их задолбать, при этом даже не стараясь. Сейчас надо подумать. Головой, а не как обычно. Его вытащили и он тут же обмяк, повалившись назад. Вода полилась куда-то в нос, зашевелила слизистые, но он собрал всю волю и терпел даже когда рука, плотно державшая его волосы, разжалась и тело безвольно покренилось к кафелю. Огромных трудов стоило не подстраховаться на автомате и упасть замертво, приняв как должное тупую боль в затылке. Кто-то придавил руку к груди, потом поднес к носу — Марсель по теплу понял. Проверяют, придурки. — Он не дышит. — послышался чей-то дрожащий голос и Марсель, вопреки паршивейшему состоянию, снова кое как сдержал смех. Вообще сдерживать смех сложнее, чем любую другую эмоцию. Особенно, когда ты бухой в дрова. — Вить, он вообще не дышит… — парень сделал акцент на слове «вообще» и, судя по голосу, поседел. Боже, не идите на дело, если боитесь последствий, — издевательски подумал Марс, а потом чуть не «очнулся» от неожиданности, когда кто-то со всей дури дал ему пощечину. — Эй. — раздался низкий бас с хрипотцой где-то совсем рядом с лицом. И этот голос Марсель узнал сразу. И эта пощечина — такая же четкая и сильная, как удар кулаком минут 10 назад. Никто так не бьет. Не хотелось признавать, но, похоже, если бы Виктор приложил ему еще в тот раз, он бы вряд ли отказался от похода в медкабинет. Вспомнил это его «мало досталось». На секунду в башке мелькнуло, что стоило прислушаться. Но, только на секунду. — Блять. — бас стал еще ниже, а удар по лицу — еще сильнее и невыносимее. — Че делать-то?! — наконец завопил кто-то из парней. — Медсестру звать. — практически ровно отозвался Хольцев. Но, буквально на миг француз услышал в голосе сдержанное напряжение. И снова заскреблось. Вообще не к месту, заскреблось где-то ниже ребер, в районе диафрагмы. Так паршиво, что аж в кайф. — Как медсестру? Нас же накажут всех, за тусовку и вообще… — И что?! — голос взревел так резко, что Марс чуть было палевно не дернулся: — Зовите врачей. Не хватало, чтобы он тут еще кони двинул. От нехватки воздуха стало уже совсем хреново. Под ребрами послышался тяжелый и очень медленный пульс, как если бы сердце отбивало последние удары. Если он сейчас не вдохнет, то, как минимум, глаза откроет — это точно. Как только захлопнулась дверь, ему на грудь тут же легли чужие руки, начали оперативно что-то нащупывать, а когда резко толкнули в грудину, Марс больше не смог. Сначала закашлялся, а потом — заржал в голос. Из-за воды и, может, все-же немного, стресса, смех вышел как у подбитой чайки — свистящий и осипший. Зато искренний, капец. — Ну что, обосрался? — расслабленно спросил Марс, когда просмеялся и, наконец, разлепил глаза. На кафеле рядом лежал телефон и светил фонарем в потолок — единственный источник освещения, благодаря которому Марс мог видеть лицо Хольцева. Оно уже не казалось таким пустым и отрешенным, как обычно. Оно было… озадаченным. Будто бы он реально не понимал, что с таким психом делать. Зато Марс прекрасно понимал, что ему делать. Или это алкоголь в его голове переиначивал все по-своему, но неоднозначная поза, в которой Хольцев неосознанно оказался в попытках спасти несчастного, сама подкидывала французу все более изощренные идеи. Хольцев так и замер, стоя на коленях между его разведенных ног, и от лица француза не отрывался. Пялился стеклянно, словно кукла, но дышал как будто чуть быстрее обычного. Потому что, кажется, да: обосрался. Причем не на шутку. — Ты…- начал было он, но так и завис с приоткрытым ртом, как только Марс зачем-то обхватил его за поясницу ногами и притянул. А у Марселя, похоже, реально нервы сдали, он просто сам не понял. Потому что вот так веселиться, закинув ноги на парня, который в буквальном смысле пытался тебя утопить — это уже плагиат из медкарты душевнобольного. Наверное, примерно эти мысли у Хольцева в голове и крутятся, потому что он даже ноги не скидывает — только в лицо Марса всматривается, словно пытаясь увидеть следы употребления, или чего похуже. А ему и наркоты не надо — он и так на всю голову обкуренный. А еще у него адреналин в крови зашкаливает. И сердце, судя по всему, от такой долгожданной порции кислорода отбивающее теперь чечетку через ребра, пульсирует в чужую руку. Хольцев так и не отмер, по-прежнему держал ее на чужой груди, очевидно, забыв, зачем положил. Видимо, настолько охренел от ситуации. Или от Марса. Или от всего сразу. — Ты конченый… — выдавил, спустя вечность. — Это не новость, малыш. — больше прежнего рассмеялся Марс и с издевкой изобразил толчок бедрами, плотно проехавшись пахом по чужой ширинке. А потом резко стало не до смеха. Будто снова в таз окунули, только не головой, а всем телом. Потому что Хольцев тут же убрал руку и скинул с себя чужие ноги, поднялся как ошпаренный. И сразу — в такое положение, из которого лежачего можно запинать до смерти. Марс от неожиданности только на локтях приподнялся, а вставать не спешил. Показалось или нет? Времени на «подумать» не было, потому что уже в следующую секунду ему в лицо прилетел резкий пинок и из носа мгновенно полило. Так сильно, будто реально доломали. В ушах зазвенело, в глазах задвоилось. И вдруг под аккомпанемент смежных чувств и мыслей, что теперь-то он точно свалить не сможет, из-за двери раздался крик: — Шухер! Охрана! Где-то послышался топот, веселые крики, не очень веселый мат охранников, обещания вызвать полицию и вычислить всех «по именам». А Марс был не в состоянии даже шевелить ничем, кроме шеи. И повернул-то ее больше на инстинктах, чтобы убедиться, чтобы в глаза еще раз посмотреть и, в кои-то веки что-то новое там увидеть. А Хольцев уже схватил телефон, вырубил фонарь и дернулся к двери, чтобы свалить, но потом зачем-то оглянулся. И пошел назад. Схватил француза за шкирку, подняв наверх с такой легкостью, будто тот ничего не весил. Он даже сообразить не успел, как Виктор этот его руку на плечо себе забросил и поволок к выходу. Ноги не слушались, в башке гудело — и от алкоголя, и от боли, и от адреналина, концентрация которого за последние две минуты в крови кратно помножилась. Показалось или нет? — Блять, — прошипел Хольцев чуть слышно, когда они вывалились из туалета и сразу попали в поток бегущих студентов и световое сопровождение фонарей где-то вдалеке. Не ясно, чьих — своих или охраны. Француз было ринулся в поток, но грубая хватка за шкирку потянула против толпы и Марс протестующе замычал. Все-таки решил добить? Где-то, где никто не увидит? — Куда? — низко прорычал Хольцев. Марсель почти ничего не соображал. Хотел было промямлить «туда», но шум, толпа и головокружение снова вытеснили из башки значительную часть русской лексики. Где-то на периферии сознания мелькнуло, что в зале сейчас их куртки. А еще — в зале охрана выпинывала всех, кого-то ловила, чтобы потом была возможность найти организаторов. Вряд ли они выяснят, кто «виновен», потому что здесь стучать не принято. Особенно перед отборочными — себе дороже. Коридор сменился на менее шумный, куда еще не успели добраться — здесь тоже толпа, но уже не такая плотная — это жилой этаж. Многие с тусовки живут в этом корпусе, так что быстренько сныкались в своих комнатах, пока остальные бежали дальше к выходу. А Хольцев тащил его в противоположную сторону, куда-то вглубь, мимо каморок и технических помещений. В темноте на ощупь ничего было не разобрать, по крайней мере — глазами, поэтому француз ориентировался на шаги, шум и низкое дыхание над ухом. Частое-частое. И горячее, как кипяток. — Быстрее, ну, — пропыхтел белобрысый, толкая Марса вниз, по крутым ступенькам. Тот чуть не навернулся, но железная хватка поймала его в полете за предплечье. Было темно, просто глаз выколи. А потом резко стало светлее и очень холодно — по продрогшей шее и мокрой голове будто льдом прошлись. Кажется, за секунду особо сырые волосы у лица затвердели и теперь шершаво терлись по лбу. Хольцев тоже без куртки, снег уже в ботинках — здесь кругом сугробы. Видимо, этим выходом никто не пользовался, поэтому и не чистили. Он доволок Марса за угол, прижал к стене, а сам выглянул проверить обстановку. Француз уже начал трезветь от холода и теперь разглядывал этого Хольцева в приглушенном свете уличного фонаря со всем любопытством, пока была возможность. Его сосредоточенное и хладнокровное лицо, выискивающее что-то за поворотом, угольно-карие глаза, светлые растрепанные волосы, напряженную, не по погоде оголенную, шею, ключицы под растянутым воротником. В голову полезли странные мысли. Одна из них напрочь засела, как гвоздем прибитая. Развить поток размышлений ему не дал Виктор, который, полностью погрузившийся в процесс максимально скрытного передвижения, снова потащил Марселя к какому-то корпусу. Только, их обоих уже заметно колотило от холода, а до своего добраться — еще два дома обогнуть. Перебежками, через повороты, кое-как доползли, а вернее — Хольцев доволок, — до какой-то двери. Она почему-то была открыта, будто заранее. Оказались в подвале с трубами, дальше — наверх, через бесконечные коридоры. И, под конец, когда у Марса окончательно закружилась голова и его занесло вбок, чудом оказались на третьем этаже. Сюда еще никто не вернулся — их путь был самым коротким, и десяти минут не прошло, а остальные, видимо, решили через главный, напропалую. Здесь было тихо, только с улицы, со стороны большого окна лестничной площадки, которое во всю стену, — гомон, шум и фонари. Они вышли с лестничной клетки в коридор, Хольцев скинул Марса на пол, захлопнул дверь и наступила тишина. А Виктор будто только сейчас про Марселя вспомнил. Глянул в его сторону бегло и очень не свойственно ему, будто понятия не имел, что сейчас со всем этим делать. Тащить француза до комнаты явно не собирался, поэтому, отдышавшись, молча направился к себе. И Марсель, наконец-то вновь вспомнив пару слов на русском, окрикнул его: — До койки не проводишь? — губы растянуло в дружелюбном оскале. Кажется, во рту до сих пор остался привкус крови. Хольцев остановился. Обернулся через плечо. Равнодушно ответил: — Сам доползешь. — До меня дошло наконец. Про тебя. Марсель даже не сообразил, когда его пьяный мозг подкинул очередную идею подстебать Хольцева, но сейчас она была как нельзя кстати. Виктор теперь обернулся полностью и уже не так равнодушно. В голосе послышалась явная угроза: — Что до тебя дошло? Но Марс только усмехнулся. Вся злость, накопленная за столько дней, начинала конвертироваться в желчь, которую он с удовольствием извергал с самой поганой миной. — Что, — повторил Хольцев с расстановкой, не меняясь в лице, — до тебя дошло? И снова сделал шаг. Марс, даже если бы и мог встать физически, все равно не встал бы. Сегодня в голове надолго отложилось, что если Хольцев захочет, прибьет одной левой и не поморщится. И ничего Моссу уже не поможет. Тут другие рычаги существуют, на которые сейчас давить — самое время. Он напряжен. Слишком, для того, кому нечего скрывать. Марс опустил голову и засмеялся. Сначала хрипло, потом — громче и вперемешку с кашлем. Поднял голову обратно и небрежно стряхнул челку с глаз. — Ты чего-то боишься, слабак? А в следующую секунду Хольцев сорвался с места и подлетел к Марселю, схватил за одежду и потянул вверх. Но, сейчас уже было все равно. Улыбку на лице француза, кажется, уже никакие кулаки бы не счесали. Только, разве что, ноги очень уж ватные — единственное, что немного напрягало. Если бы белобрысый его сейчас резко отпустил, он бы очень больно приземлился на задницу, да так, что, наверное, синяки бы остались. Хотя, по сравнению с лицом это не то чтобы проблема… Тот не отпустил. Напротив — плотнее сжал пальцы на футболке Марса, наверное, до побеления. И низко, очень гортанно прорычал: — Говори по-русски, мразь. — так сдержанно и, в то же время, так эмоционально, что француз на долю секунды впал в пространную эйфорию. Виктор едва заметно стиснул зубы — лицо держал. А Марс только шире улыбнулся. Ему не показалось. У Хольцева есть огромный секретик. — Ты и без перевода все прекрасно понял.Часть 2. Тусовка
14 января 2024 г. в 18:12
Русские — не католики. У них Новый год сразу 31 декабря, а Рождество — только после. Первого снега здесь ждут, как манны небесной, а Марсель удивляется все больше: холод, слякоть, сырость — зачем? Во Франции зимой относительно сухо. Обильные снегопады — это редкость. Они бывают, конечно, но с суровой зимой в России не сравнить. Зима «там» похожа на ноябрь «тут». Сейчас Марс особенно начал отмечать все эти схожести — слишком уж давно он не был дома.
«Дома» — в смысле буквально. В своей квартире-студии, на окраине города, рядом со школой, в которой учился. Там, где его ждали. Могли бы ждать.
— Пиздец, опять снег выпадет, а потом растает и будет слякоть. — резюмировал Сутулый, глядя в телефон.
В кровати было тепло. Лучше, чем на улице, но не так идеально — по ногам уже пошел холодок от легкого общажного сквозняка. Марсель глянул в телефон проверить сообщения. Последним было исходящее, от вчера:
«Какого черта ты меня пасешь?»
И буквально пару секунд назад прилетел ответ.
«В смысле?»
«Зачем Заимникова прислал?»
Молчание. На долгих две минуты. Видимо, Дем решал, позвонить, или же попытаться объяснить сложную схему своей неуемной деятельности текстом. Очевидно, второе:
«За тобой там должен кто-то присматривать. Ты без тормозов»
Марс изогнул бровь, упершись в телефон так, словно тот его проклял. Это он-то без тормозов? Хмыкнув, решил не отвечать на вопиющее по своей наглости сообщение. Вообще не замечал за собой такого. Иногда, перегибал, может…
Немного подумав, написал:
«Че не отвечал так долго?»
Не без издевки отметил, как пользователь Демьен наскоро вышел из сети.
Марс закатил глаза, прикрыв лицо сгибом локтя. Трахается он со своей подружкой и трахается, ему-то, Марселю — что? Но, Демьен, будучи джентльменом не по природе, а по призванию, не спешил раскрывать своих любовных интриг. Да и ему же лучше. Одно слово про Щепкову — и стеба от Марса долго ждать не придется.
Сегодня по плану четыре пары в главном комплексе, а затем — тренировка легкоатлетов. Она чередуется с обычной тренажеркой, через день. Совместных пар с Демьеном нет, а кроме него пока видеть никого нет ни сил, ни желания. Парни из Спортивного упоминали что-то про тусовку, но тут ему на помощь пришло полюбившееся «умываю руки» и от него благополучно отстали.
После пар свободного времени было только на час — так и отрубился. Проснулся Марс в Спортивном за 5 минут до тренировки, благо, когда засыпал, был уже в форме. Вскочил, залетел за порог и даже успел — тренер по легкой атлетике, Анна Олеговна, вошла в зал аккурат следом за ним.
— На носу отборочные. — констатировала девушка в обтянутом черном спортивном костюме, — Вам надо тренировать не только выносливость, но и скорость. Василий Ильич может гонять вас по залу до потери пульса, но мы готовим не марафонцев.
Марс коротко прыснул. Ильич-то, конечно, может что угодно, вот только все его потуги Анне Олеговне до лампочки. У них всегда какие-то споры на почве воспитания студентов. Он помешан на дисциплине, а она считает, что студенты — как крупный рогатый скот, если тупые, так хоть из-за стадного чувства тренировки не пропустят, а если умные — то из-за персонального стремления к победе.
Оно у Марселя было. Это стремление, от которого крышу рвет.
Свисток. Старт. От точки до точки — 24 секунды.
— Мосс — молодец. Можешь лучше.
— Могу. — коротко кивнул Марс, встал в очередь за следующей линией.
Где-то в толпе показался смутно знакомый взгляд. Марс сдержался — голову не повернул.
Ему на тренировках не до этого.
Свисток. Старт. 23 секунды.
— Нужно 20. — констатировала Анна Олеговна, — это минимум.
— Oui. — пробормотал Марсель на выдохе, стараясь отдышаться, — j'ai compris.
Мозг немного плавился от долбящего в уши пульса. Надо быстрее. Еще быстрее.
Азарт, огонь под ребрами, приятное волнение.
— Старт. — снова голос Анны Олеговны над ухом, свисток.
Марсель даже не сразу заметил мелькнувшие на соседней дорожке белые волосы, а когда заметил, внутри снова прошла та самая дрожь — которая странная, не перед дракой. Добежал до конца с горящей грудиной и пульсацией в мышцах, и первое, что сделал — не на секундомер глянул, а назад. Туда, где мигом ранее оставил Хольцева в полушаге от финиша. Спустя еще секунду на полусогнутых приземлился Лопатин.
У Хольцева морда, как всегда, была ровная, а Марс уже потянул губы в усмешке.
Это когда-нибудь закончится?
— Секунда — это много. Она может стоить тебе шанса, да? — начал издеваться Марс, и Лопатин не выдержал первым:
— Че ты сказал? Повтори на нашем, картавый.
Марсель только примирительно вскинул руки и насмешливо поднял брови. Такой себе закос под дурачка, здесь это не прокатит — он знал. Но на Лопатина ему на самом-то деле было по-боку. А тот, видать, быстро отошел от недавнего, надо будет пометить себе в записной книжке примотать его в следующий раз не к паху приятеля, а к толчку, башкой внутрь. Может, и отложится чего.
Иногда Марсу кажется, что у Хольцева в башке вместо мыслей белый шум, как у плохо настроенного телека. И лицо такое, словно ждать от него можно реально чего угодно. Марсель не боится, нет. Ему в какой-то степени даже интересно, насколько они могут далеко зайти в своем идиотизме и сколько раз захотят проверить на себе его изощренную месть.
С каждым разом у Марса, обычно, все хуже.
Спустя неделю по интернату прошла волна предвкушения. В общем чате интернат-общежития объявили о тусовке в честь переезда в Спортивный первогодок. Эта традиция, вроде как, на удачу, но Марс воспринял ее как обычную пьянку. Наверное, что-то такое все-таки ему сейчас и надо, чтобы совсем умом не тронуться.
Он правда не хотел идти. Передумал в последний момент, когда парни из соседней комнаты завалились к ним с Заимниковым в 6 часов вечера в субботу. Саня, который рубился в приставку, от резкого звука дернулся и уронил ее себе на лицо.
— Блять. — сдавленно прошептал Сутулый, скривив морду.
— Оно самое. — поддакнул Марс, успевший уже познать дзен на своей узкой и неудобной койке. Окинул взглядом троих ввалившихся в комнату парней и тут же обнаружил на полу то, от чего так дернулся Саня — кто-то из дегенератов выронил ключи.
— Че разлеглись, задохлики? — весело напел Вова, наклонившись за связкой. Прошел внутрь. Марсу в одночасье показалось, что вокруг как-то слишком много телодвижений.
— А че делать? — раздраженно отозвался Саня, — С вами, что-ли, бухать? У меня скоро печень отвалится.
Вова Булыжников с нетривиальным прозвищем Булыжник продолжал настаивать:
— Через 2 часа собираемся в зале гимнастики.
— Где? — встрял уже Марсель, — Зайчики, вы помешались? Я думал, для тусовки снимут бар или хотя-бы дом.
«Зайчики» в буквальном смысле пару секунд стояли и хлопали ушами, пока Булыжник не переглянулся с Заимниковым и оба не заржали в полный голос. Стас и Егор в дверях тоже заулыбались.
— Бар — это деньги. Че нам будет-то, здесь все свои, никого левого, только местные. Набухался как черт — и в комнату пошел. — ответил Стас.
— Канисев, — улыбнулся Марс, — ты не пробовал не пить как черт?
Стас закатил глаза. Егор поддакнул:
— Выносите Мосса, он парит какую-то горячку. Выходные, все преподы по домам уехали. Дежурный врач с медсестрой в другом здании. А коменда единственный выходной взяла за последний месяц. Такого шанса не будет ближайшие месяца два.
— А охрана? — резонно вклинился Заимников.
— Да им похуй, как всегда, — пожал плечами Булыжник, — Что они сделают-то?
— Полицию вызовут, например.— усмехнулся Марсель, который теперь и сомневался-то для приличия.
— Вот именно. — снова поддакнул Егор с решительным видом, понятия не имея о чем речь.
— Да ты ж ничерта не понял. — усмехнулся Саня, но Марс уже поднялся с кровати и потащился в сторону рюкзака.
К черту, пора оторваться.
Идея — говно, организация, наверняка — тоже. Но смотреть на Саню, битый час матерившего приставку, было уже просто выше его сил.
Будет весело. Так он себе пообещал.
— Говорю, идея — класс, локация подходящая, иду с вами. — отмахнулся Марс.
— Ты серьезно? — вдруг встрепенулся Заимников.
— Ну да, а что? — уже откровенно веселился Марсель, подначиваемый парнями. Те одобрительно топтались, поглядывая то на него, то на Сутулого. — Они правы, чего лежишь как при смерти? Сгребай свои немногочисленные манатки и — подъем!
— Нахуй его, Марс. — съязвил Вова, — Он у нас на покое. Лежи, дедок, а мы с французом за твою печень бухнем. Чтоб совсем не отсохла.
Марсель торопливо заходил по комнате. Где-то тут были любимые драные джинсы… Нашел. Кинул взгляд в зеркало на стене — серьга в одном ухе, надо вторую. Обошел тумбу, достал пару колец, напоследок накинул футболку оверсайз с каким-то черно-белым рисунком. Глянул в зеркало еще раз — на расширенные в полумраке зрачки, чуть растрепанные темные волосы, провел рукой, разметав немного челку. И съехал взглядом через зеркало на кровать Заимникова. Тот сидел, так и не шелохнувшись, и пялился Марселю в затылок.
— Ты чего, Санечка, взгрустнул? — Марс развернулся, — Если нечего надеть, могу дать шмотки потаскать, но только смотри не заблюй. Сверну шейку, не поморщусь.
Парни тихо загоготали, а Заимников только серьезнее стал.
— Ты пойдешь? Там же все будут.
— Это и круто, разве нет? — взметнул француз брови и изобразил недоумение, прекрасно понимая, куда клонит Саня.
А тот, видимо, решил основательно Марсу на мозги присесть. На парней внимания не обращает, в упор пялится своими вечно невыспавшимися и стеклянными глазами. Говорит:
— Это соседний корпус. Я не дотащу. И не стану даже пытаться.
Марс усмехнулся и кивнул, мол, согласен. Парни, понятия не имеющие, о чем речь, недоуменно переглянулись. Пилили друг друга взглядом минуты 2, пока Саня, видимо, что-то упорно пытавшийся донести Марселю, не сдался первым. Кивнул в ответ больше даже сам себе, чем ему, нехотя поднялся под одобрительные крики друзей и поплелся к шкафу, отмахиваясь от шуток про пенсию.
Внутри снова что-то радостно заскреблось. Они идут веселиться.