ID работы: 14275505

Enculé. Ублюдок

Слэш
NC-17
В процессе
23
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 172 страницы, 11 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
23 Нравится 22 Отзывы 5 В сборник Скачать

Часть 6. Разборки

Настройки текста
      Марсель всякий раз удивлялся, почему русские высовывались в окно с зачеткой и звали какую-то «Халяву». Здесь говорили, она помогает сдать экзамены и зачеты, не ударив палец о палец. У Марса как раз последнее время с этим несладко — в вузе появлялся через раз, потому что круги в зале сами себя не оббегают, а он воспринял отборочные, как персональное испытание. Даже в какой-то момент показалось, что он зациклился слишком сильно, но раз Демьен еще не выплясывал с бубнами перед Спортивным, можно было полагать, все окей. Ему сейчас просто не до Марса.       Дела любовные.       — Халява, ловись. — высунул Марс зачетку в окно без особого энтузиазма.       — Не поймаешь. Тут верить надо. — съязвил Саня, за что получил в морду подушкой. — АУ! Сдурел?!       — Поймаю, если повезет. Халява — тупая, а про веру только мне известно. — ехидно огрызнулся Марс и замер, когда вернул взгляд обратно к окну и увидел знакомую фигуру.       Кажется, Халява все же не такая и тупая, ибо сегодня она подослала вместо себя кое-что другое. То, что Марсу куда больше пригодится, во всех смыслах.       Хольцев неспеша плелся к двери, опустив голову и засунув руки в карманы. Ноги сами повели в коридор, зарулили с третьего этажа на лестничную клетку, спустились до второго. Марсель хотел подождать, когда белобрысый с ним поравняется, но тот, кажется, раньше по запаху духов его почуял. Еще даже до верха не дошел, а уже устало выдохнул:       — Отвали. У нас сегодня нет тренировки.       — Я в курсе. — пакостно оскалился Марсель, наслаждаясь чужим тяжелым молчанием.       — Че тогда надо? — спросил Виктор, когда француз перегородил ему дорогу. Тот лишь больше развеселился:       — Тебя.       Хольцев смерил его пустым взглядом. Весь такой из себя угрюмый и молчаливый, только не такой железный, как обычно — будто нет опоры, которая позволяет всегда и везде чувствовать свою неуязвимость. Он было пошел дальше, стараясь обогнуть, а Марс, сам не зная, зачем, еще сильнее наклонился на пути и привычно оголил зубы в дружеском оскале. И почти сразу влетел спиной в стену, потому что Виктор вдруг вышел из себя. Перехватил француза за шею и вдавил в бетон, низко прорычав над ухом:       — Отъебись, Мосс.       От фамилии, произнесенной таким голосом, резко потяжелело в штанах. Хольцев почти сразу руку разжал, а Марс с оттягом покренился вперед. Глянул на белобрысого исподлобья. Не «лягушатник», не «картавый», а «Мосс». Видимо, дела совсем плохи. На то, чтобы его допечь, обычно больше времени уходило.       — Злой белобрысый котенок. — хихикнул Марсель, все же немного труханувший от неожиданности, — Что случилось? Поделись с дядей.       Хольцев, поднявшийся было на пару ступеней, вдруг вернулся и, даже не изменившись в лице, сказал:       — Что может заставить тебя отстать? Насовсем. Сделать вид, что мы никогда не были знакомы.       Марс завис на его каменном лице. А у котенка-то и впрямь настроение дрянное. Весь растрепанный, если приглядеться, с разметавшейся короткой челкой, черными провалами вместо глаз. Такой брутальный и жестокий русский военный отпрыск, которого так и тянет потыкать, чтобы вся эта его железобетонная стена в момент рухнула. Что может Марса заставить отстать? Черт бы разобрал. Наверное, только сотрясение, и то — не факт.       Француз сперва пожал плечами, а потом вдруг задумался и представил. Противная лыба наползла на лицо быстрее, чем он осознал:       — Кое-что может, да. Но, тебе это не понравится.       — Что? — спросил Хольцев, как Марсу показалось, чуть севшим от напряжения голосом. Сглотнул, очевидно, стараясь за суровой рожей не выдать нервозность. Только вот, Марс его давно раскусил. Он чуть придвинулся, попутно отмечая каменеющий взгляд Хольцева, и заговорщически шепнул:       — Нам придется сесть на диванчик в холле, взяться за руки и долго-долго говорить про чувства. Я буду записывать, делать пометки в книжке, а потом вынесу вердикт, что тебе разбили сердце.       Виктор по-прежнему смотрел на него, как на идиота, но почему-то буквально на секунду его будто бы отпустило. Или это Марселю так показалось.       — Ты думаешь, мне разбили сердце? — уточнил Хольцев, привалившись к перекладине и глядя исподлобья.       — Ага. В грязь втоптали. — усмехнулся Марс, с вызовом разглядывая его суровое лицо. — И что же она сказала? Что у тебя маленький член? Если что, я ей не верю. Могу провести экспертизу, так сказать, с досмотром.       Хольцев уже на француза не смотрел, видимо, потерявшись в каких-то своих мыслях. А потом ответил, должно быть, сам не ожидая от себя подобной откровенности:       — Что я хуевый брат. — и залип в стену мимо Марселя.       «Хуевый» — плохой то есть. Ну, так Хольцев не только как брат «хуевый», а еще как множество социальных ролей. Марс помолчал и участливо закивал, ожидая продолжения истории.       — Ну и?       — Че «и»? — отвлекся Хольцев, явно пытаясь понять, какое Марселю вообще дело.       Марсель сначала тоже думал, что никакого. Но, вот ведь черт интриганский.       — Почему она так сказала?       Хольцев уставился на Марса странным взглядом. Хотел было ответить что-то, но вдруг передумал и мотнул головой, выдав, судя по всему, другое:       — Дура просто.       — Les femmes…не пытайся понять, что у них на уме. — Марс улыбнулся и доверительно расширил глаза, — Иначе свихнешься.       Хольцев как-то странно кивнул, задержав взгляд на лице Марселя, и опустил глаза. Задумался о чем-то на долгих полминуты, пока Марс в открытую на его ключицы пялился — из-под расстегнутой куртки виднелись. Такие голые, не прикрытые шарфом и, не смотря на суррогат твердых металлов, из которых по ощущениям состояло остальное тело — совершенно мягкие. Выступают остро, а кожа наверняка гладкая. Марс не помнил, как выглядели его ключицы — кроме татуировок ничего почти не видно было. А здесь анатомия во всей красе. Когда кадык дернулся вслед за проглоченной слюной, Марсель и на него глянул — острый, выпирающий, аккуратно всаженный между крепкими косыми шейными мышцами. Он нарисовал бы, если бы умел.       — Ты че вышел-то? — низкий голос с едва уловимой хрипотцой от неожиданности шибанул по ушам. Марс немного потерянно поднял глаза, не сразу сообразив, где они вообще находятся.       — Куда?       — На лестницу. — Хольцев вдруг таким взглядом уставился, что жарко стало.       Еще жарче, чем когда рукой за шею в стену вжал. У Марса в отношении всех этих его тактильностей вообще свое что-то было. Вроде и ничего хорошего, когда вот так из стороны в сторону кидают, а ему нравилось.       А может, ему че другое нравилось, не задумывался.              — Курить. — усмехнулся Марс, глядя в упор. Хольцев в ответ уставился, хмыкнул и кивнул Марселю на карман.       — У тебя сигарет нет.       — Ага. И не было.       Постояли, покивали сами себе еще пару минут, но Виктор уже не настолько на взводе был — это видно. И мышцы расслабились, и челюсть не елозит. Марс не понял, когда научился его осознанное и контролируемое спокойствие отличать от настоящего. Но, сейчас первое уступало второму.       — На тренировку пойдешь или будешь тут дальше стоять? — прервал Марс молчание. Белобрысый кивнул на дверь:       — Первый выйди.       Марсель изогнул бровь и ухмыльнулся. Защебетал любимой слащавой интонацией:       — Ты не хочешь, чтобы нас видели вместе? Боишься, что поползут сплетни? По-моему, кто-то уже пустил слушок, ведь парочка очаровательных дам в тот раз…       — Мосс. — низко предупреждающе просипел Хольцев, понимая, про какой «раз» говорил француз: еще тогда, в холле, ранним утром. И Марсель лишь показательно отмахнулся:       — Ладно-ладно, кисейная барышня. Прибережем нежности на потом, когда никто не увидит.       — Ты специально нарываешься? — сдвинул брови Хольцев.       — Только за этим и живу.       — Вышел! — поднял брови Виктор и Марс, мерзко хохотнув и вытянув средний палец, вылетел с лестничной клетки.

      В зале с утра как всегда шумно. Особенно когда пытаешься сосредоточиться и на нервяке попадаешь не на те кнопки и приходится набирать по новой:       Вы: «Возьми трубку. Давай поговорим»       Если учесть, что они с Виктором похожи, как две капли воды, можно смело прикидывать, что он бы сделал в этой ситуации. Вот только, по части обидок у парней и девушек взгляды разнятся. Он вчера раз семь звонил — игнорила. А сейчас хоть смс читает. Ладно, не забанила — и на том спасибо.       Вы: «Ты все не так поняла, давай разберемся. Я могу приехать, если ты еще здесь»       Кто-то быстро пробежал мимо и Виктор от движений чуть было телефон не выронил. Сдавленно сматерился и нервно дописал:       «Ты еще здесь?»       Чуть не взбесился, когда пользователь вышел из онлайн и, видимо, не успел сменить лицо, подняв голову на того, кто загородил ему свет. Лопатин, как ни в чем не бывало, присел:       — Все ок?       — Заебись. — буркнул Хольцев, отмечая, что будто превратился в капризную девочку.       Вчера в комнату как вернулся — сразу всем пиздюлей раздал. И Лопатину за внезапные звонки, и Тищеву с Орленко за то, что рядом стояли. Хотя, они-то уж точно ни причем были.       — Помиришься ты с ней. — задел друг плечом его плечо, и Виктор бесяче дернулся, хмуро уставившись перед собой:       — Ага.       Кирилл помолчал, шнурки завязал. Еще посидел и, вдруг, будто только что, вспомнил:       — Тренер сказал, семеро поедут. На соревнования. По итогу отборочных станет ясно, кто.       — Семеро? — сощурился Хольцев. — В том году десять было.       — Ну да. Решили, видать, бюджет сэкономить. Проживание, питание, тренировки еще. Все такое.       Виктор задумался. Он-то на соревнования всяко попадет, а вот пацаны — не факт. Хольцев решил отвлечься от самобичевания и спросил:       — Че по парням, как думаешь? — потянулся, а сам поплыл взглядом куда-то в сторону, не специально наткнувшись глазами на француза.       Издалека Мосс смотрелся, как кузнечик. Когда бежал — мелко перебирал ногами, а в прыжке через препятствие — выкидывал и летел на прямых, пока снова не касался пола и не набирал ускорение. Быстрый, шустрый, серый из-за многочисленных татуировок и совершенно «нормальный». Он такой только на занятиях бывает — и то не всегда.       — Думаю, у Ситникова все шансы. Григоренко еще. Петров…              Хольцев меланхолично закивал. Всем не пройти, это же и козе понятно. Но, первый в том году участвовал, так что и в этом прорвется.       — А про себя че думаешь? — спросил Хольцев, лениво наблюдая, как Марсель показал фак кому-то из парней. Тот в ответ набычился и глянул в сторону тренера.       Кирилл замялся.       — Не знаю, Вить. Плоховат я чет. Меня даже этот обгоняет. — проследил Кирилл взгляд Хольцева и кивнул на Марселя. Недобро так кивнул.       — Нормально, справишься. А этот вообще многих обгоняет. — отмахнулся Хольцев, не сразу поймав на себе долгий взгляд Лопатина.       — Так может его того… — поднял брови в ответ на непонимание Виктора и надавил шепотом, — ну, это…       Виктор закатил глаза. Этому палачу лишь бы кого-нибудь «это».       — У тебя что, руки чешутся? Одного привода в деканат не хватило, второй нужен?       — Ты ж сам его хотел, ну… — оправдывался Лопатин, слегка сконфузившись.       — Я же за дело, а не потому что он быстрый. В спорте тебе делать нечего, если ты пытаешься выиграть такими способами. Это не спорт иначе. — помрачнел Виктор и отвернулся к залу, заметив, что тренер куда-то делся.       «Его за дело» — так отец сказал, когда они нашли истекающего кровью парня в подворотне. Так же он вчера сказал своей сестре перед тем, как услышать самые страшные слова в своей жизни.       — И че, мы его больше не пиздим? Типа, он теперь и не «при делах»? — съязвил Кирилл.       — Я смотрю, ты от него недалеко ушел. — с укоризной в голосе ответил Хольцев. — Тоже вечно на рожон лезешь. Хочешь, чтобы он тебя в следующий раз рожей к чужому хую на ПВА приклеил?       Кирилл покраснел от злости, а Виктор на это лишь незаинтересованно дернул бровью. Как бы сильно француз его не бесил, надо отдать должное: с ним все бесполезно. Побои он стерпит, унижения как такового для него не существует, а вот если достать его — кто знает, что выйдет. Нервы пощекочет — это как минимум.       — Его если пиздить, он херни наделает. — мрачно подытожил Виктор, спокойным низким тоном гася ярость приятеля. На них вообще на всех его голос так действовал. Кроме кое-кого.       — И че делать? Этот пидор французский не успокоится, глянь. — кивнул Лопатин на площадку. Хольцев — следом. Туда, где Марсель в недолгое отсутствие тренера снова успел заработать себе приключений и кто-то из атлетов кинулся на него с кулаками. Француз быстро словил пару ударов в скулу, но вдруг увернулся и, присев, двинул пацану в челюсть снизу.       Угол рта у Виктора дернулся в скупую усмешку. Учится, гаденыш.       — Тебя так волнует, что он пидор?       — А тебя нет? — нахмурился Лопатин. Хольцев с трудом оторвал взгляд от площадки.       — Да не из этих он. Просто у них во Франции нравы другие, вот и принято в залупу лезть без повода.       — Ты уверен? — засомневался Лопатин, а Виктора вдруг такой дикий нервяк схватил, что получилось раздраженно слишком:       — Нихуя я не уверен. Насрать мне на него.       Насрать настолько, что аж блок ему ставит, лишь бы отвалил.       — Да ладно, ладно. Не психуй. — стушевался Кирилл и перевел стрелки. — Мне так-то тоже похуй, если тебе похуй… Я просто слышал, что он с тобой занимается или типа…       Хольцев медленно отнял руки от волос, в которые успел зарыться, упершись локтями в колени.       — От кого это?       — Так, в столовой. С соседями своими по этажу сидел, он всем затирал, что ты с ним занимаешься. Ну, этим…       — Чем. Блять. — сквозь зубы прошипел Хольцев, из последних сил давя явные перемены в лице.       — Ну, боксом.       Еще одно «ну» от Кирилла, и Хольцев ему точно всечет. Так-то оно так, собственной персоной француз его, действительно, не достает. Только, сплетни разносятся быстрее, чем сифилис.       — У него же тут репутация…такая. Я как бы из лучших побуждений. — пояснил Лопатин.       — В зад себе засунь свои побуждения. Ты меня-то с ним вровень не ставь. У меня пока все дома. — серьезно завершил Хольцев и поднялся.       — Да ладно-ладно, сори, братан. Ты это…не думай, я знаю, что ты нормальный, просто этот черт меня бесит конкретно…       — Так иди и вломи ему, раз бесит. — констатировал Хольцев, обернувшись. Лопатин напряженно уставился туда, где Марсель с извечной улыбкой психопата уже вовсю болтал со своими, потирая скулу. А затем повернулся обратно к Виктору и промямлил что-то вроде «да ну его нахуй».              Да. Ну его нахуй, — подумал Хольцев и флегматично проследил, как появился тренер и, бодро шагая, попутно звеня в свисток, призвал всех в линию. Поплелся было в шеренгу, как Кирилл его снова одернул:       — А по вечеру…все в силе?       Виктор повернулся, завис на пару секунд. Зачем-то глянул на телефон, оставленный на лавке. Ни одного уведомления.       — Ага. В силе.

      Вообще, план был дерьмовым, но с минимальными рисками. Как выяснилось, у Сердюченко кроме акробатики были дополнительные занятия с тренером по растяжке. Только вот, тренер продавал свои услуги дополнительно, вне учебной программы, да и далеко не каждому — чтобы у одних ребят было больше шансов пройти показательные выступления. Хольцев в этом смысле не моралист, да и в акробатике полный ноль.       А вот в стукачах разбирался прекрасно.              Они чаще всего такие и бывают: трусливые, дрожащие, как осиновый лист, от осознания, что их нашли, и что с ними могут сделать. Иногда завопить от страха могут, так что надо таких подлавливать и лично прессовать, желательно — до усрачки.       Когда они всей бандой подловили Сердюченко на выходе из зала, предварительно убедившись, что все остальные разошлись по комнатам, а коридор не попадет на камеры, — сразу зажали рот и потащили куда-то в подсобку. Да, на сей раз вариант с туалетом отпадал — это во время тусовки здесь никого не было, а сейчас ссать бегал каждый третий.       Странно, в начале месяца их это не сильно волновало. Или, может, въебать картавому было важнее, чем не попасться.       — Тише-тише, чего ты так? — равнодушно рассматривал ногти Хольцев, пока парни (кроме Орленко) втаскивали тощее вопящее тело в подсобку.       Они уже успели завязать ему рот, но он продолжал мычать, когда за спиной скручивали руки скотчем.       — Кирюш, сними с лица, послушаем гражданина. — кивнул Виктор, и как только Лопатин сорвал скотч, Сердюченко тут же заорал:       — Это не я! Это правда не я, я не знаю, кто, но я выясню, обещаю!       Парень тут же получил под дых. Тищев наклонился и прорычал «тише будь». Хольцев жестом показал, мол, не надо.       — Что не ты? — уточнил Виктор, улавливая в собственном голосе до блевотины знакомую интонацию. — Мы же еще не сказали, в чем ты виноват.       — А он, наверное, на всякий случай. — усмехнулся Орленко, а пацан перепуганно уставился на Хольцева.       — Я все расскажу. В деканате. Вас… — и уже тише, неувереннее, — отстранят…       — Нас — что? — наклонился Ситников, будто не расслышал.       А Виктор зачем-то вспомнил, что он так один раз уже делал. Перед тем, как ногой по французской роже съездить.       — Если ты расскажешь, — вмешался Хольцев, — мы сольем в сеть компромат.       — У вас его нет. — самонадеянно выдал парень, а когда Виктор, ухмыльнувшись, дернул бровью, тут-же стушевался.       — Сейчас будет. — констатировал тот и Тищев направился к парню. А пацан, видимо, с перепугу, вдруг боднул его лбом в подбородок и драпанул прочь, с ноги выбив дверь из подсобки.       Хольцев лишь глаза закатил. Все спят уже, куда он со связанными руками отсюда денется. Хотя, признаться, тощие куриные ножки оказались достаточно сильными, раз дверь снесли. Авось и удрать сможет.       Но удрать у него не вышло, потому что уже там, в коридоре, куда парни бросились ловить беженца, тот в аффекте налетел на какого-то студента. Из-за тусклого освещения Хольцев не сразу узнал Марселя.       И почему-то стало не по себе.       — Ты! — в панике закричал парень, забегая за спину француза. — Ты меня помнишь? Прости, я хотел тебе помочь, правда. Я не знал, куда тебя вел. Спаси! Я тебе денег заплачу, хоть щас.       Француз, кажется, вообще не всек, что здесь происходит. Глянул на парня так, словно впервые в жизни видит — а может, реально забыл уже. Кто знает, что они ему в туалете отбили. Авось не проверялся.       Парни окружили их двоих впятером. Ситников неприятно дернул плечом.       — Съеби лучше, лягушатник. Или и тебя в земле зароем.       — Да что ты? — вдруг оскалился Марс, и у Хольцева от непонятно откуда взявшегося нервяка вдруг пересохло в горле.       — Картавый. Не лезь. С тебя уже хватит. — напряженно уставился Хольцев на Марса, а тот, видимо, только сейчас белобрысого заметил: он всегда сзади стоял, чтобы лучше картину видеть.       — Забежали на огонек всей группой поддержки? — бесновато хрустнул костями Марс.       — Ты нахуй его защищаешь? — прорычал Лопатин, не спешивший кидаться на французского психа, — Он стукач.       — Ниче я не стукач! — взвизгнул парень. Марс на него даже не глянул — только на Хольцева пялился. Губу закусил — и Виктора от этого жеста передернуло.       Ему же плевать на пацана. Тотально на этого пиздюка мелкого насрать. Он ради себя в залупу лезет — Хольцев за время общения с французом это уже понял, хотя общались-то они, можно сказать, вынуждено и всего пару раз в неделю.       — А кто ты? — исподлобья кинул Тищев. — В деканате про инцидент сами узнали?       На слове «инцидент» Марс беззвучно гоготнул. Веселит его, сука, что из-за него столько шума.       — Да, таких «инцидентов» со мной еще не было. — покивал картавый и вдруг улыбнулся шире, а у Хольцева по спине пробежал холодок. Он специально для него так сказал, чтобы можно было понять двояко. Чтобы Виктор именно сейчас вспомнил и из головы выбросить не смог.       — Заткнись. — поправил очки Орленко и обратился к парню. — А ты, раз не в свое дело лезешь, видимо, рассчитал все риски?       — Никуда я не лез! — взвизгнул Сердюченко слишком громко, и все напряженно вслушались, не идет ли кто. — И в деканате вашем не был! Я даже не знаю, где вы все учитесь!       На этом моменте и сам Хольцев подзавис. Действительно, херня же получается.       — Значит, напиздел кому-то, кто знает. — процедил Тищев. — Может, нас еще кто-то видел. Может, ты кого-то позвал?       — Никто вас не видел, я сразу к себе побежал!       — Да хули ты врешь-то?! — взревел вдруг Ситников, — Я своими глазами видел, как ты обратно на тусу возвращался!       У Хольцева вдруг внутри что-то щелкнуло.       — А ты сам где был? — повернулся к Ситникову. Тот недоуменно нахмурился.       — В смысле — где? Ты же меня за медсестрой отправил, чтобы этот не сдох. — кивнул на француза, а Хольцев уже увидел в лице картавого такое выражение, будто тот уже что-то понял, а они, долбоебы, все никак не сообразят.       — И ты успел? — вмешался Лопатин. — Охрана же прибежала.       — Так я быстро… — уже менее напористо произнес Ситников.       Все вздрогнули, когда Марс вдруг согнулся и заржал своим гиенистым подвывающим смехом, да так громко, что эхом отдалось.       — Quel crétin! C’est impossible ! — у него даже слезы на глазах выступили.       Парни в гробовом молчании смотрели на француза, подпирающего рукой стену, чтобы не свалиться от смеха. Сердюченко так и дрожал с завязанными руками, боясь смотреть на Хольцева, но зато разглядывая всех остальных. А сам Хольцев в прострации смотрел на Ситникова. Тот — в ответ.       — Ты че, наши имена назвал, дебил?       — Я… — растерялся тот. — Да я не помню…       — Манифик. — прыснул Орленко и Марсель, услышав это, сделал жест типа «во-во, и я о том же».       Сердюченко, воспользовавшись ситуацией, резко драпанул по коридору, и Лопатин крикнул:       — За ним!       — Дак он же не виноват?! — растерянно спросил Тищев, начавший было бежать.       — Дак конечно, блять, только теперь ему реал есть, за что на нас стукнуть! Погнали епт! — крикнул Кирилл на бегу, и вся толпа унеслась по коридору.       Остались только они вдвоем. Хольцев, пребывающий в тотальной пустоте, и Марсель, отходящий от нового спазма истеричного смеха.       — Твои дружки на самом деле такие дебилы? — поинтересовался, мягко обогнув Хольцева и встав с другой стороны. — Вы всегда сначала делаете, а потом думаете?       — Ты че в Д забыл? — только и выдал Хольцев, не отрываясь от коридоров.       Марс уклончиво ответил:       — Гулял… Искал потерянную птицу счастья… А нашел облезлых попугаев… — и прыснул, качнув головой. — Какие кретины.       «Кретины» он сказал с какой-то особенно выраженной картавостью. Хольцеву это даже по ушам резануло сильнее обычного, будто кто кипятком ошпарил.       — Тебе же на него похуй.       — Ага. — не стал отнекиваться Марсель, — Абсолютно.       — Тогда че ты встрял? Шел бы дальше, будто никого не видел.       — Поздно было, тебя увидел. — ехидно улыбнулся Марс, а когда Хольцев неосознанно к нему шагнул, добавил, — Кстати, об инциденте…       И тут же был прижат к стене. Хольцев в себе это заметил последнее время — его если картавый бесит, он его тут же в какую-нибудь вертикаль швыряет. Не то, чтобы осознанно, а просто, чтобы встряхнуть легонько. Марс не «встряхнулся», напротив — будто пьяный стал какой-то. Заговорил быстрее, словно боялся, что ему рот заткнут:       — У тебя тогда… — и Хольцев действительно пережал ему рот.       — Заткнись нахуй. Понял? Ничего у меня тогда. — самой низкой интонацией из возможных. И руку в челюсть вдавил так, что аж самому больно стало. Француз застыл — вообще не двигался, но под ладонью чувствовалось, что улыбается.       А потом Хольцева как кипятком ошпарило — француз открыл рот и лизнул его руку. Сделал несколько толкающих движений языком, как во время поцелуя, и жарко выдохнул, Хольцев сперва дернулся, чтобы убрать, но Марс прихватил зубами тонкую кожу у ладони, всосал ее внутрь и пошло чмокнул.       Виктор, будто в какой-то прострации, расслабил кисть. Не заметил, как француз схватил его за запястье и вдруг поймал губами большой палец, заглотив по самую костяшку. У него язык такой мягкий, а рот влажный. И горячий, как дыхание.       Он смотрел Хольцеву в глаза. И в них не было ни намека на стыд.       Виктор будто проснулся, вытащил руку и резко брезгливо обтер об шмотки Марса, а тот, выпав из чужой хватки, слегка отдышался и снова заржал.       — Ты больной. — пялился под ноги Хольцев, усиленно ища что-то в карманах и не глядя на француза.       В карманах было ожидаемо пусто. Там и до этого ничего не лежало.       — А кто здоровый? — хохотнул Марс, поправляя одежду.       — Ты нах всем подряд плетешь, что я с тобой спаррингую?       — Не всем подряд, только друзьям.       — А то, что рядом другие люди сидят, ты вертел, да? — спросил Хольцев, итак зная ответ.       — Ну да. — прыснул Марсель.- Не все же думают, что я гей и меня надо на костре жечь.       Хольцев от возмущения даже глаза раскрыл, но быстро надел привычную маску.       — Ты же можешь быть нормальным. Че тебя все в эту сторону тянет? Ты норм пацан, когда какую-нибудь подобную ересь не вытворяешь.       — Très bien! — развеселился француз, — «Подобную» — это какую? Не даю решать, кем мне быть? Тот, кто диктует мне, как жить — мне не друг. А в вашей стране — еще и враг.       Хольцеву показалось, он начал терять терпение. Сквозь зубы процедил:       — К тебе это не относится, ты же не такой. — от того, как безразлично и выверенно это прозвучало, Виктора самого слегка передернуло.       Она была права.       — Я понятия не имею, какой я, — ухмыльнулся Марс и оглядел Хольцева. — ты, я думаю, тоже.       — Пасть захлопни. — больше по привычке отбил Виктор.       — Tu penses que se cacher serait mieux? Ты же про себя ничерта не знаешь. Что ты любишь, как тебе комфортнее общаться с людьми, какой поступок совершил бы назло родителям — ничерта? Или, что бы ты хотел сделать, если бы все было можно? А кем пойдешь работать? — француз снисходительно дернул бровью. — Или, это лучше у твоего отца узнать?       Виктор чуть сжал зубы, кулаки — тоже. Но, бить не собирался. Вообще, кажется, двигаться не собирался, потому что пока француз попадал в точку: он на самом деле никогда не думал сделать что-то назло, потому что хулиганство всегда само происходило, а потом жестоко порицалось, сим изгоняя саму идею об осознанных нарушениях. Что он любит? Бокс, наверное. И бить морды кому-то вроде француза, вот только последнее время от этого почему-то кайфа все меньше.       — Ты нихрена не понимаешь. — качнул головой Виктор, а француз вдруг сменил агрессивный оскал на задумчивую ухмылку и скользнул навстречу, рассматривая Виктора, как товар на рынке. Тихо, себе под нос, забубнил:       — Les gens russes sont des imbéciles incroyables. Pourquoi Demien m'a envoyé ici… Peut-être que… c'est à propos de toi, blonde?       Хольцев не шелохнулся. Уже не спокойно, а даже устало спросил:       — Че у тебя за привычка — на своем пиздеть?       — Не нравится? — будто встрепенулся Марсель, сузив глаза. А затем продолжил, явно наслаждаясь тем, что Хольцев нихрена не понимал, — pas étonnant, je n'aurais pas aimé ça non plus…       Хольцев вдруг понял, что Марсель подошел слишком близко, и мгновенно напрягся. А тот, заметив это, примирительно вскинул ладони, не прекращая лыбиться, как мразь.       — Все-все, d'accord, пошли обратно.       Виктор чуть в осадок не выпал. Пару раз моргнул глазами, скорее, чтобы стряхнуть с себя ощущение, что происходящее ему снится. Не бывает в реальности таких непроходимых людей.       — Ты не ответил, что ты в Д делал.       Француз, который уже расслабленно двинулся в сторону выхода, обернулся на пятках. Сперва глянул серьезно, а затем вдруг провел рукой по своей ширинке и вскинул брови.       — Хотел податься в эскорт. Говорят, гимнасты в этом разбираются, пришел на консультацию. Хочешь, могу свести, с кем надо? — и резко драпанул, хохоча, как лошадь, когда Хольцев все же сорвался вдогонку.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.