Просто держать тебя

Даламар сидел на скамье в тени храмовых осин, на самой границе владений Паладайна, и размышлял, не обращая ни малейшего внимания на удивлённые взгляды прихожан. Жрецы, прогуливающиеся по лужайке или спешащие по своим делам, проявляли интереса меньше, привыкнув за последние годы к чёрному магу на своей территории. Конечно, появлялся он здесь нечасто, но иногда возникала необходимость в раздумьях, не самых приятных и способных увести в глубины самокопаний, куда погружаться совершенно не хотелось. Близость к светлой, враждебной тёмному эльфу силе отрезвляла, не давая свернуть с нужной мысли. Даламар перебирал воспоминания — бережно, как красавица жемчужины в низке бус. С того момента, как он стал главой Палантасской Башни Высшего Волшебства, минуло уже восемь лет. Тогда он был ещё совсем молодым и не самым опытным магом, потерявшим учителя, у которого ещё многому мог бы научиться. Все эти годы Даламар наращивал своё могущество, по праву получив признание Конклава и должность Главы Ложи Чёрных Мантий. Всё ещё довольно молодой по эльфийским меркам, он был силён и опасен, и мало кто рискнул бы встать у него на пути. Его уже сейчас признавали одним из величайших магов их времени. Но почти никто знал, что творилось в душе у палантасского архимага. Даже Танису, которого он считал близким другом, он не всё мог рассказать. Именно Танису и были посвящены сегодняшние мысли Даламара. Ему нужно было надуматься их до одури, чтобы впредь не допускать их, невольно лезущих в голову все эти годы — всегда в самые неподходящие моменты. С того самого нелепого пробуждения, с того случайного поцелуя эти мысли не покидали голову эльфа. Мысли о том, чем Танис был для него на самом деле. Они смогли сохранить дружбу после того, что произошло. Но вот прежнее доверие всё же исчезло, сменившись замалчиванием самого важного — глубинных чувств, которым не было места в их жизнях. И потому в этих чувствах никак не выходило разобраться. Точнее, возможно, Танис и разобрался, Даламар этого не знал, но спрашивать напрямую не стал бы ни за что. Это вообще была запретная тема. Даламар не был святым, он видел мир и знал, что отношения между людьми или даже не людьми бывают совершенно разными. Близкие отношения между мужчинами в это разнообразие входили и тёмного эльфа не шокировали. Не более, чем появление полукровок совершенно внезапного сочетания кровей. Сам он, будучи эльфом, тоже на собственной расе никогда не зацикливался, как и на непременном продолжении рода. Он продолжался в своих учениках, и это его более чем устраивало. При этом Даламар вовсе не был уверен, хотел ли он каких-то особенных отношений от Таниса. Тем более что тот был все эти годы благополучно женат, и, судя по их с Лораной отношениям, был вполне этим счастлив. Но тёмный эльф всё никак не мог забыть тот поцелуй, словно перевернувший его сознание и поставивший мир с ног на голову. В его жизни вдруг появилась жажда прикосновений и близости душ, способная временами превосходить даже его всепоглощающую жажду магии. И вот это уже выбивало Даламара из душевного равновесия гораздо больше пола возможного партнёра. Возможного… Невозможного! Танис был счастливо женат, у Даламара была его магия — так было до их знакомства и так должно было оставаться впредь. Идти на поводу сиюминутных желаний было сродни тому, чтобы вновь оказаться пешкой в чужой игре, когда повлиять на события нет ни единой возможности. Даламар ненавидел подобную беспомощность с юности, когда его положение по рождению закрыло ему доступ ко всему, что его интересовало. Не для того он выгрызал себе право на свободу, не для того лишился дома, чтобы теперь отдать всё за призрачную надежду неведомо на что. Даламар знал, что ему нужно сделать, он нашёл решение. Но прежде чем ступить на этот путь без возврата, он вспоминал: каждое мгновение от начала их знакомства, каждое случайное касание и улыбку, каждый момент взаимопонимания. То, чего больше не будет. Он так глубоко задумался, что перестал замечать происходящее вокруг, и потому чуть не подпрыгнул, услышав рядом приятный голос. — Здравствуй, Даламар. Позволишь присесть? — Рядом с ним стояла Верховная Жрица Паладайна, одна, без провожатых, приблизившаяся на удивление тихо. Впрочем, здесь, в своих владениях, Крисания наверняка великолепно ориентировалась. — Приветствую, Посвящённая. — Даламар поднялся и учтиво склонил голову, а после помог незрячей жрице устроиться на скамье. Её прихода следовало бы ожидать, ведь он пробыл здесь довольно долго, чтобы Крисания решила, будто требуется её помощь. Даламар вовсе забыл о времени, погрузившись в тягостные мысли, и теперь было уже неприлично уходить, словно его спугнули. — Как твои дела? Как ученики? Как здоровье? — мягко спросила жрица, когда он сел рядом. Эти вопросы любой бы счёл простой вежливостью, но тёмный эльф услышал в них заботу. Несколько лет назад Крисания попыталась исцелить нанесённые Рейстлином раны, но магическое проклятье оказалось неподвластно даже Посвящённой Паладайна — она лишь смогла облегчить испытываемую боль. Даламар и за это был благодарен. И всё же общества жрицы никогда не искал, слишком уж напоминала она о сгинувшем в Бездне шалафи. Да и сам эльф тоже наверняка будил в ней не лучшие воспоминания. — Всё хорошо, благодарю. — Даламар вновь склонил голову, хотя Крисания не могла это увидеть. Годы на посту Верховной Жрицы сделали её настолько проницательной, что забывалось о том, что она слепа. — Ты хотел о чём-то спросить Паладайна, раз пришёл сюда? — Нет, Посвящённая, ваш бог никогда не ответит мне. Так же, как он не отвечал жрецам в Сильванести, когда они больше всего в этом нуждались, — прямо и немного резко ответил Даламар, спрятав руки в рукава и крепко ухватив себя за запястья, чтобы сдержать порыв гнева от ещё одного давнего воспоминания. Но что ей, настоятельнице нового храма и возрождённой веры, до погибшего в неравной битве с колдуном эльфийского жреца, безответно взывавшего к богу. — Ты до сих пор обижен на него, — тихо произнесла Крисания. — Но я чувствую в тебе Свет. Ты принял Тьму как часть себя, но злом не стал… — В отличие от шалафи? Даламар увидел, как на мгновение изменилось лицо Крисании, дёрнулось болезненно вместо привычного умиротворённого выражения. Но ведь она первой заговорила на тяжёлую для тёмного эльфа тему, царапнула по незаживающей ране на душе. Даламар терпеть не мог, когда Тьму путали со Злом, пытаясь выставить её виноватой во всех несправедливостях мира. Особенно часто этим грешили на его родине. — Он тоже злом не был, я знаю. — Это поспешное «знаю» больше походило на «верю». — Ты по-другому видишь мир, хоть во многом вы и похожи. Иногда мне кажется, что ты такой, каким мог быть Рейстлин, если бы его жизнь повернулась иначе… А потом вспоминаю, что в прошлом он был здоров и полон сил, а его зрение не было проклято, но это не отвратило его от того пути, которым он шёл. — Фистандантилус, — произнёс Даламар и пояснил, заметив непонимание на лице жрицы. — Он ведь не просто забрал себе имя убитого мага. Шалафи не убить его хотел, отправляясь в прошлое, он хотел получить его знания. Он не рассказывал? Хотя такая тема вряд ли предназначалась бы для твоих ушей, Посвящённая. Но я знал его раньше, и уверен, что его одержимость божественным была от Фистандантилуса. Иногда мне казалось, в шалафи не прекращался бой двух личностей, и я боялся, что одна из них победит. Неизвестно, чего тогда стоило бы ожидать. Даламар не говорил об этом прежде ни с кем. Да и кому он скажет? Танису? Он не любил говорить о Рейстлине, словно вспоминал о не самых приятных моментах жизни. Открывать личное Пар-Салиану или Ладонне? Эти люди не стали слушать его даже тогда, когда он прямым текстом рассказал об опасности, которым миру грозило путешествие Крисании в Истар. А уж личными переживаниями делиться с теми, кто его использовал, Даламар не стал был. Для них он был просто песчинкой, нужным в заклинании ингредиентом — и не более. Даламар делал всё, чтобы больше не быть игрушкой ни в чьих руках: ни магов Конклава, ни шалафи, ни даже богов. — Всё это в прошлом, госпожа, — произнёс он, опустив привычное звание, словно подчёркивая, что не исповедовался настоятельнице Храма, а говорил с человеком, равным себе и имевшим с ним общее в те давние дни. — Вы можете верить, что во мне есть свет. И в шалафи он тоже был, возможно. Но это не свет вашего бога. — И всё же ты приходишь сюда, хотя это вряд ли приятно. — Крисания безошибочно смотрела своими незрячими глазами прямо на Даламара, словно действительно имела способность заглянуть в самую душу. — Мне хорошо думается здесь. — И о чём же ты размышлял, позволь спросить? Если это не тайна, конечно. — Нет, не тайна. Я думал… — Он на миг запнулся, не желая открывать душу, но и врать жрице опасаясь. — О подарке для друга. Почему ты спрашиваешь? — Я чувствую, Даламар, тяжесть сомнений в твоей душе. — Жрица тихо вздохнула. Тон её стал вдруг не просто мягким, а… словно она пыталась наставить его на верный путь. Не так, как раньше, с шалафи, но так, как наставляли сильванестийские жрецы непутёвых детей. А может, это только казалось Даламару. — Это ведь не просто подарок? Это что-то важное, и ты хочешь быть уверен, что поступаешь правильно. Поэтому пришёл сюда, к Свету. Не позволяй сомнениям погасить этот свет в тебе, даже если решение принесёт тебе боль. — Что ты хочешь сказать, госпожа?.. — Даламар на миг задохнулся. Не могли же его мысли быть настолько очевидны всем и каждому, не могла Крисания знать, над каким решением он мучился столько времени. Тогда что это? Пророчество? — Или это твой бог говорит мне? Он придумал, что я в очередной раз должен идти на жертву? — Нет, Даламар. Паладайн ничего не говорил мне о тебе. Прости, если задела тебя своими словами. — Жрица грустно улыбнулась и опустила голову. За годы, прошедшие с первого знакомства, она стала намного более смиренной, чем помнил Даламар. Больше похожей на Элистана, своего предшественника. — Я нисколько не хотела повлиять на твоё решение, оно принадлежит только тебе. Но, кажется, ты совсем не хотел его принимать, хоть и считаешь верным. Если хочешь, я могу выслушать тебя. — Благодарю, Посвящённая. Возможно, однажды я воспользуюсь твоим предложением. Но не сегодня. Сегодня Даламар совершенно не был настроен раскрывать свою душу кому бы то ни было сильнее, чем уже раскрыл. Это вряд ли могло бы повлиять на его решение, а если такую судьбу для него написали боги, он не хотел об этом знать. Он хотел бы до последнего верить, что все решения в своей новой жизни принимал сам. Не желая продолжать разговор, Даламар поднялся и учтиво попрощался со жрицей. От предложения проводить её Крисания отказалась, и тёмный эльф поспешил вернуться в свою башню. Его ждало множество дел, ученики, и на воспоминания уже не было времени, да и желания тоже. Он ещё мог передумать, но разве от этого ситуация стала бы проще? Да и подарок был уже готов: красивая шкатулка из полированного дерева с инкрустацией, а в ней квалинестийские и сильванестийские травяные сборы для чая в узорных мешочках. Танису и его супруге должно понравиться. Особенно Лоране, наверняка знакомой с ними с детства. Они немного отличались от обычных, почти незаметно — Даламар лишь слегка изменил состав. Ничего плохого, всего лишь помочь телу подготовиться и успешно выносить долгожданного ребёнка. *** План Даламара сработал почти идеально. У Таниса родился сын, и они с Лораной были на вершине счастья. Даламар метался по собственному кабинету раненным зверем, не зная, как успокоить непокорные мысли, как заставить себя не тосковать о друге и не вспоминать то, что запретно. Он знал, что всё ещё может позвать Таниса, и тот найдёт время и приедет. Но теперь Полуэльф был занят с семьёй, и Даламар лично сделал для этого всё. Он всё же допустил один просчёт. А может, это был ответ от мироздания на то, что он вмешался до срока. Гил болел, слишком часто и слишком сильно, один раз чуть не умер. Танис боялся потерять сына, отгораживал его от опасностей мира. Даламар порой ночи просиживал в Зале Видения, не отрывая взгляда от поверхности воды, готовый в крайнем случае переместиться прямо к постели мальчишки, куда его никто не звал, лишь бы предотвратить самое страшное, не допустить для друга этой боли. Танис часто бывал в Палантасе, один или с Лораной. Когда сын стал старше и сильнее, они вновь погрузились в дипломатические дела, в попытки заключения союзов между народами. Даламар в их редкие встречи прятал руки в широкие рукава мантии, чтобы ненароком не коснуться друга и не пробудить вновь с трудом взятые под контроль чувства. К себе в Башню он Таниса больше не звал. К тому же теперь там было гораздо более шумно, и почти не оставалось времени на самокопание — только успевай следить, чтобы ученики что-нибудь не разнесли в неуёмной жажде знаний не по возрасту. У Даламара появилась Йенна. Молодая волшебница, бывшая ученица, она как-то смогла растопить ледяную корку, в которую заключил своё сердце тёмный эльф. Любил ли он её? По-своему, любил. Вряд ли так же, как любила его Йенна, но с ней было хорошо. Даже после Испытания Палина, слишком сильно, как оказалось, всколыхнувшего в душе память о шалафи, именно Йенна была рядом. И всё чаще Даламар ловил себя на искренней заботе о ней. А потом вся привычная, налаженная жизнь обрушилась. Его догнало прошлое и, словно решив, что слишком малого он был лишён, попыталось отобрать друга окончательно. Даламар мог отправить заговорщиков ни с чем, мог отказаться. Он обдумывал этот плане все сутки между рассказом Йенны о посетивших её эльфах до момента встречи. В конце концов, алая волшебница была одной из его лучших учеников и могла бы защитить себя, если бы те вернулись и попытались воздействовать через неё на строптивого отступника. Но Даламар согласился участвовать в их плане. Точнее, по большей части этот план принадлежал сенатору Рашасу, но это не имело значения. Он взял с них высокую плату. Но ещё важнее было то, что не возьмись он, Танис мог пострадать. В конце концов, сымитировать нападение на Гила драконидов не Даламар придумал, и не окажись он на той же поляне якобы для подстраховки, Танис вполне мог и погибнуть. Перевязывая бессознательного Полуэльфа, Даламар впервые за много лет вновь смог касаться его. И потом тоже: останавливая, убеждая, продумывая детали плана, ведя коридорами магии в Квалиност, удерживая от глупых поступков, поддерживая. План провалился, лишив Таниса сына и родины, Квалинести и Сильванести возможности объединиться, а Даламара — с таким трудом взращенного самообладания. И слава всем богам, что Танис, поглощённый своим горем, этого пока не замечал. Ведь вырвать из своего сердца эти странные эмоции Даламар так и не сумел, несмотря на все прошедшие годы. А потом они и вовсе поменялись местами: Танис упрямо шёл к своей цели — освобождению Портиоса, чтобы сорвать хоть в этом планы зарвавшихся министров — и попутно поддерживал Даламара, впервые за долгие годы ступившего на земли родины. Конечно, Даламар поспешил воспользоваться своим правом вернуться в Сильванести, не дожидаясь, пока Рашас сообщит о его появлении на церемонии коронации Гилтаса генералу. Да и в конце концов, заговорщики получили желаемое — нового короля — а значит, Даламар имел право на законную награду. — Что это за место? — спросил Танис, разводя костёр. Вход в пещеру загораживали кусты, но стоянку они устроили всё равно в самом дальнем углу, чтобы никто не смог заметить, что место теперь обитаемо. Даламар, только закончивший зачаровывать вход, уселся напротив полуэльфа на свёрнутое одеяло и откинулся спиной на каменную стену. — Моя пещера. Нашёл её, ещё когда жил в Сильваносте. Сбегал сюда заниматься магией. — По губам Даламара скользнула слабая улыбка, полная тоски. — Чтобы никто не мешал? — Чтобы никто не узнал. — Тёмный эльф покачал головой. — Большая часть знаний была для меня под запретом, а остальному меня обучали очень неохотно. Здесь я прятал книги. По чёрной магии. Здесь я принёс клятву Нуитари. Здесь же меня разоблачили. — Не самое радостное место. — Танис вздохнул и пересел ближе к Даламару, плечом коснувшись его плеча. — Почему ты решил остановиться здесь? — Для меня оно навсегда связано с магией. А ещё, судя по всему, с тех пор сюда никто не ходил. Возможно, нас здесь не потревожат. Даламар был рад обнаружить в пещере пыль и запустение, даже вход успел зарасти сильнее, чем было на его памяти. Возможно, те, кто тогда поймал его, сочли место проклятым, и сейчас им было это на руку. Пещера располагалась довольно близко от столицы, давая им укрытие и возможность быстро подобраться к Портиосу. А ещё здесь Даламар чувствовал себя привычно. Привычнее, чем в изменившейся после Кошмара Лорака остальной Сильванести. Пусть эльфы и постарались восстановить свою страну насколько возможно, пусть эти земли снова цвели и зеленели, а не исходили гноем, как он помнил перед изгнанием, но вернуть всё ровно так, как было, не под силу было даже им. Быть может, это было бы под силу Властелину Прошлого и Настоящего… Но хватит и того, что он смог снять проклятье с несчастного короля и тем уже должен был заслужить признательность всего народа. Словно бы сильванестийские эльфы могли быть признательны чёрному магу. — Светлые маги не почувствуют тебя, как в Квалиносте? — нарушил повисшее молчание Танис, вырывая Даламара из тяжёлых мыслей. — Почувствуют. Я ожидаю генерала, но пара дней у нас есть. Вряд ли мне дадут гулять здесь весь обещанный месяц после того, что мы устроили во время коронации. — Он криво усмехнулся. — Но это всё не страшно, я смогу их отвлечь от вас с Портиосом. — То есть ты пошёл со мной, чтобы стать отвлекающим маневром? — И побывать на родине, пока она не закрылась от всех окончательно, как было запланировано. — Что ты задумал? — спросил Полуэльф. Маг так и не посвятил его в свои планы, сказав только, что пойдёт в Сильванести с ним и поможет. — Держи. — Даламар протянул кольцо, памятное Танису по прежней вылазке. — Я его подзарядил, тебе лучше носить его, не снимая. Пусть считают, что я пришёл один. — Ты не будешь прятаться? — уточнил Танис. — Даже не планировал. У нас с генералом был уговор: я могу провести здесь месяц, придя и уйдя тайно. Общаться я ни с кем не собираюсь, но вряд ли генерал останется в стороне и не почтит нас своим присутствием. Заклинание оповестит меня, когда он будет на подходе. Тогда у нас будет несколько минут, чтобы я перенёс тебя коридорами магии в столицу и вернулся назад. Это ты отдашь Портиосу. — На ладони мага лежало ещё одно кольцо, похожее на то, что было у Таниса. Полуэльф взял его и сунул в кошель у пояса. — Эльхана нарисовала план, как можно добраться до темниц. После того, как выберетесь оттуда, отправитесь на север. Они склонились над картой в неверном свете костра. Зажигать свет магией Даламар не стал, опасаясь привлечь внимание раньше времени. Проснувшись ранним утром, Танис обнаружил тёмного эльфа у выхода из пещеры — тот стоял, прислонившись плечом к выступу скалы, и смотрел на пробуждающийся лес вокруг. — Ты вообще ложился? — спросил Танис, поднимаясь с одеяла и ощущая, как тяжело стали даваться его телу ночёвки на земле. Этой ночью они не сторожили, Даламар сказал, что заклинание защитит их от вторжения, а самим лучше поберечь силы. Но всё равно пару раз просыпавшийся полуэльф так и не видел, чтобы постель рядом использовалась по назначению. — Не мог уснуть, — признался Даламар, отрываясь от созерцания светлеющего неба сквозь свежую весеннюю зелень. — Прошёлся вокруг, оставил ещё пару заклятий. Теперь у нас должно быть немного больше времени перед встречей гостей. Самое важное вновь осталось невысказанным, но Танис понял. Разве мог Даламар просто так уснуть, впервые за много лет оказавшись в родных местах, которые, как уже считал, потерял навечно? Даже в этой пещере каждый камень хранил столько воспоминаний, что сдерживать эмоции становилось трудно. Даже близость Таниса, возможность вновь касаться и говорить, как когда-то, не могла затмить радость от встречи с родиной. Даламару хотелось забыть обо всём и просто идти по этим лесам, вдыхая особенный, только Сильванести присущий аромат листвы, весны, пробуждения. Хотелось касаться стволов деревьев и хрупких стеблей цветов, ощутить прохладу ручьёв и мягкость травы. Напитаться, надышаться, стать частью этой природы, врасти в самую землю и никогда больше не покидать этих мест. Но разве мог он рассказать это словами? То, что настолько глубоко в душе. Да и не затем они здесь. Они пришли, чтобы стать сопротивлением вековым порядкам, противниками несправедливости и косности мира эльфов. И возможно, если им удастся, однажды Даламар ещё сможет ступить на эти земли свободно и без ограничений. После лёгкого завтрака отправились в путь — Даламар перенёс их на север, к обозначенному накануне месту. Танис с интересом оглядывал старую тропу, спускавшуюся среди скал в раскинувшуюся посреди ущелья долину. Позади него, довольно близко к краю ущелья, подходил лес. Даламар опустился на одно колено около тропы, коснулся земли кончиками пальцев и что-то шептал едва слышно, так что слов было не разобрать. Лица тёмного эльфа не было видно под низко надвинутым капюшоном чёрной мантии. — Ты не боишься, что нас выследят здесь? — спросил Танис. Сам он был скрыт кольцом, но Даламар, как и обещал, не прятался. — Нет, у меня есть причины оказаться в этом месте. — Тёмный эльф поднялся. — Я просто пришёл оставить дань памяти. — Тут кто-то погиб? — Лорд Теллин, жрец Эли. Мой… — Даламар на миг замялся, не зная, имеет ли права называть его так, — друг. Один из немногих друзей в Сильванести. Его убил колдун Повелительницы Драконов, когда она напала на страну. Лорд Теллин не стал прятаться и убегать. Он погиб, потому что защищал меня. Я имею все права навестить это место, коль скоро мне позволено было вернуться. Голос Даламара звучал сдавленно, словно эльф старался справиться с эмоциями и никак не мог, и Танис не знал, что ответить на это. Разве что пообещать, что в этот раз никто не погибнет и у них всё получится. Но даже это вслух обещать он не решился, только мысленно самому себе, и положил ладонь на плечо Даламара, ощутив ставшее уже привычным тепло между ними, в этот раз не обжигающее кровь, а согревающее единением душ. Четыре дня спустя Танис с Портиосом, успешно выбравшись из темницы, встретились с Даламаром на этом месте, чтобы покинуть Сильванести, которую им, возможно, никогда больше не доведётся увидеть. Но в тот момент их мысли были заняты предстоящей борьбой — Рыцари Такхизис набирали силу, а надежды на создание союза для отпора развеялись, как дым. Приближалось лето, неся с собой иссушающую жару и войну.