***
Спустя какое-то время, Гермиона очнулась в сырой комнате. Она лежала на холодном полу. Она попыталась вспомнить что с ней произошло. С ней произошло то самое худшее, которого она всегда боялась следуя за Гарри. Нет, не исключение из школы, что было бы вероятно не так уж и плохо, разве что несколько позорно для ее горделивой особы. Она в плену. Ее похитили. Пожиратели. Блять. Могло ли быть хуже? Девушка попыталась приоткрыть глаза, что ей удалось с огромным трудом, казалось веки порождали сильнейшую агонию, однако в комнате она ничего не увидела. Пожалуй, даже самой комнаты. Было настолько темно, что Гермиона не смогла разглядеть и своей ладони, которую поднесла к лицу. К темноте можно привыкнуть, тогда я смогу оценить обстановку. В худшем случае на мне всего лишь ослепляющее заклятие, да? Эта новость ни сколько не радовала Гермиону, так как напрочь заставляла забыть о возможности выбраться в одиночку. На всякий случай, она коснулась пальцами своих глаз, чтобы убедиться в перманентности своего ослепления. Глазное яблоко на месте. Слава Мерлину... Грейнджер оперлась двумя руками о пол, приподнимаясь. Она стала ощупывать себя с ног до головы, пытаясь понять, при ней ли вещи, хоть какие-нибудь, на ней ли одежда, волосы, и все ли части тела. Тело было в полном составе, так же как и волосы. Однако, без особого удивления, она не обнаружила при себе никаких личных вещей, как и старой одежды. Она была одета, на ощупь, в довольно дешевую и тонкую ткань. Гермиона попыталась привстать, но ноги были скованны болью и отказывались ее слушаться. Она повернулась назад, чтобы коснуться предполагаемой стены. Руки потянулись чтобы потрогать мнимую стену, которой, увы, не оказалось, и не удержав равновесие, девушка вся опрокинулась вниз. Запястья переняли на себя главный удар, и вероятно, окрасились в синий. К сожалению, она бы все равно никак не смогла проверить. Девушка лежала на полу, вспоминая различные заклинания и проклятия слепоты. Ее это быстро утомило, ведь понять которое из них действует на ней можно было по цвету глаз, или другим физическим особенностям. Поэтому она переключилась на то, что с ней случилось до ее заключения. Она писала письмо. Кажется Гарри. Точно, она писала Гарри письмо и спрашивала о ордене. Не отправила. Родители... Блять. Я убью ее! Я убью эту шлюху! ВСЕ КТО В ОТВЕТЕ ЗА ЭТО БУДУТ ДО КОНЦА СВОИХ ДНЕЙ ГНИТЬ В АЗКАБАНЕ! А когда умрут, будут и в аду гореть. Они за все ответят, эти мерзкие... Ее мысленный монолог прервал скрип двери. Она вытянулась к звуку, в надежде разглядеть свет, и может быть, увидеть столь желанного ей сейчас гостя. Гостя что немедленно лишиться жизни, старым магловским способом. Можно вырвать кадык, или нет, лучше оставить в живых, ударить по голове, отобрать палочку, а когда очнется приказать отвести ее к выходу. Физическая подготовка Гермионы была впечатляющей, все каникулы она работала над собой и готовилась к войне. Постоять за себя - дело принципа, вне зависимости от потерь и победы. К ней приближались тяжелые шаги, что стучали о холодную плитку в унисон с ее сердцем. Она сжала кулаки. Ну же. Давай. Подходи. Гермиона пыталась произнести оглушающее заклинание невербально, но все ее старания похоже были напрасны. Человек остановился, но достаточно далеко от девушки, оставаясь вне зоны ее досягаемости. Насколько же велика эта комната? Грейнджер протянула руку перед собой, касаясь пустоты. - Круциоооо! - раздался знакомый женский голос, настолько радостный, что можно было услышать веселую улыбку безумной ведьмы. Послышалось шипение искр. Красные... Грудь больно обожгло. Огонь неимоверно растекался по всему телу за считанные секунды, заставляя девушку вновь повалится на пол, задыхаясь в собственных криках. Вырывая волосы и скатывая агонию в колтуны, она зарывалась в сиплых хрипах и вкусе крови. Когда она теряла сознание, дверь закрывалась. Кажется, за день дверь открывалась всего дважды. Ровно столько, чтобы боль сковывала Гермиону не давая ей вставать и трезво размышлять о чем-либо. Болевой порок стремительно увеличивался, развивая грубую устойчивость к ней и пыткам, одновременно затмевая разум и стирая воспоминания. Девушка устала считать дни, ведь даже царапая каждый день руку, после пыток она сбивалась, и не могла вспомнить сколько ее уже пытали. Наверное прошло около месяца, может больше. Ее тело было чересчур слабым, Гермионе не давали есть, ограничиваясь лишь насыщающими зельями, а иногда и вовсе моря голодом. Чего они от нее хотели? Что она должна была им сказать? Что бы они не спросили, она бы все рассказала. Однако все ее надзиратели сохраняли гробовое молчание, и все, кроме Беллатрисы произносили заклинания шепотом, вероятно чтобы не выдать свою личность. Едва Гермиона просыпалась, пытки продолжались. Иногда ей резали ноги и руки, ломали суставы и кости, после чего сразу залечивали. Она нужна была им живой... Это никогда не закончится... Девушка поджала к себе колени, и зарыла пальцы в грязные волосы. Дверь снова распахнулась. Из нее повеяло пронзающим холодом. Гермиона затряслась от мороза и заплакала в предвкушении новых пыток. Следом отворилась дверь с противоположной стороны. Их всегда было две? - ОСТОЛБЕНЕЙ ТРИА! - Произнес незнакомец, волос цвета мрака в изящной темно-фиолетовой мантии. Если бы могла видеть, Гермиона бы точно узнала черты и стиль своего преподавателя зельеварения. Но тем не менее, голос что она услышала, рисовал ей это все во мраке. Она уже не знала, был ли он пожирателем, что сейчас казнит ее, или она окончательно свихнулась. Почему-то мыслей о спасении у нее больше не возникало, и все происходящее казалось совершенно нормальными в ее состоянии галлюцинациями. - ПРОТЕГО! - Раздался грубый голос Трэверса, говорящий Гермионе лишь об убийце ее родителей. Трэверс закрыл грудь руками, после чего сделал выступ, и оглушительно громко рявкнул - АВАДА КЕДАВРА! - СЕКТУМСЕМПРА! - уворачиваясь произнес Снейп, и одновременно с противником замахнулся палочкой, однако последний не смог вымолвить и слова. Из его рта донесся жалкий хрип, а взгляд беспокойно блуждал по кровоточащим порезам его тела. - Остолбеней, экспеллиармус! Трэверс отлетел к стене, которая, судя по звуку удара, оказалась не так уж и далеко от Гермионы. Его палочка тут же вылетела из его рук, и он сквозь стоны по змеиному зашипел. Раздались шаги с холодной стороны, к предполагаемому месту падения пожирателя. - Обливиэйт. - Четко, и не колеблясь сказал Снейп. Вновь раздались шаги, и остановились совсем рядом. Гермиона подняла голову чуть выше шагов, в надежде что сквозь тьму все же сможет рассмотреть его лицо, и тогда станет очевидно, что это все ее безнадежная выдумка. Возможно даже, часть пытки. - Это не выдумка, мисс Грейнджер. Мы отправляемся в Мунго. - С привычным холодом сказал профессор, укрывая девушку пледом. Гермиона хотела задать много вопросов. Опережая ее мысли, Снейп взял ее на руки и дал понюхать какое-то зелье. После этого она уснула, и очнулась уже в Святом Мунго. Сколько бы она не спрашивала, и как бы не старалась, она не могла ни узнать, ни вспомнить кто ее спас. Где ее держали? Где сейчас Орден Феникса? Так много вопросов, а в ответ лишь пепел свечей и молчание... Мимо глаз стали проносится их осуждающие лица. Все, и Рон, Гарри, Люпин, Дамблдор, смотрели с презрением на нее. - Ты нас подвела Гермиона. - Томно произнес самый близкий ей человек, и его очки блеснули, отражая искрой уже прижившийся шрам на лбу. - Но, что я сделала не так? У меня не было выбора! Они проникали мне в голову, а я была не в силах... Дамблдор покачал головой, а рыжеволосый бросил на нее бешеный взгляд, заставляя горло чесаться и заливаться кровью, от чего девушка затряслась и затихла. - Постой! Я могу все исправить, я... Я... Я обещаю!***
Темнота. Густая тьма вновь опрокинулась на взор Гермионы. Я ослепла? Она дернулась вперед и открыла глаза. Девушка была на кровати, и от собственного рывка села, едва удержав равновесие. Гермиона проснулась в холодном поту, через силу сохраняя ритм дыхания. Похоже, зелье вновь не помогло. Зато кажется, она вновь видела того кто ее спас. Она стала давить пальцами на виски, вспоминая весь сон, что было явно не лучшей идеей, но она хотела знать кто ее спас. Почему она этого не помнит? Не помнит его. Вспоминая голос Беллатрисы ее передергивало, но когда она дошла до пробирающего до костей мороза, смогла вспомнить лишь слова, что некто произнес. Голос отдавался эхом, когда она сквозь звенящую боль произносила про себя заклинания, что слышала тогда. От этого заболела голова, и невольно упала на подушку. Гермиона повернулась к тумбе, и ее одарил запах золотых ирисов, что за ночь потеряли свой едкий окрас. Аромат заставил уголок губ слегка приподняться, и она взяла лежащее рядом перо. Джинни... Интересно, придет ли она сегодня? Девушка стала теребить перо, вспоминая сколько всего вчера случилось, в том числе, как направила его на Теодора вместо палочки. Рассказал ли он об этом своим дружкам? И тут, в глазах что-то сверкнуло: А вдруг это он их подарил? Теодор ведь даже остался, чтобы пожелать выздоровления. И все-таки, это как-то странно. Хотя, может не все слизеренцы плохие?