Песчаная Лисица.

      Гертруда в детстве часто убегала в свою комнату, и это стало некой привычкой, потому что именно так она ощущалась себя свободной. Это свобода от чьих-либо ожиданий, от ответственности, которую часто возлагали на неё, от занятий, тренировок, до противного приторных разговоров с Царицей и с Предвестниками Фатуи. Приторных, но таких обманчивых, заставляющих думать, что все они желают ей только лучшего.       С годами менялся состав Предвестников: кто-то приходил, а кто-то уходил, но одно не менялось точно — все работают в выгоду самих себе. И поведение каждого значительно сильно отличалось, но все они пытались манипуляциями и обманом заставить Гертруду работать на каждого из них. И когда она выросла, она предпочла выбрать свободу. Лиса много думала об этом, даже строила планы, как бы она проводила своё время, не будь она сиротой, служившей марионетке под видом Царицы.       Хоть с годами в комнате всё меньше удавалось проводить время столько, сколько ей бы того хотелось для собственного душевного равновесия, Гертруда, всё же, научилась абстрагироваться. Это и было той причиной, по которой она оставалась собой и со своим критическим мышлением на всё.       И вот сейчас, когда за пределами беседки ожидает масштабная проблема, решение которой всё ещё неизвестно… А точнее: какое из решений стоит принять в конечном итоге и к чему всё это приведёт? Хотелось просто остаться здесь навсегда, не видеть ничьи лица, не слышать ничьих голосов. Сейчас здесь не слышно даже мелодию, что исполняла Коломбина, тем самым создавая давящую атмосферу и только усложняя всё, затуманивая рассудок.       Помнятся слова гадалки, что говорила не терять себя и не дать той взять вверх над лисой. Та самая её сторона, которую с годами по камушкам отстраивали в Снежной, желая, чтобы девушка стала настоящим оружием, неспособным чувствовать ничего, кроме обязанности долга. Они снова были близки к этому.       Тигнари что-то кричит, зовёт, но Нахида останавливает его. Что именно происходит за пределами беседки — Гертруда не знает, да и желания нет даже пытаться выяснить что-то. Сейчас происходит внутренняя битва с самой собой, и когда она выйдет отсюда — будет той, кто закончит всё.       Пора принимать точное решение — чью сторону наконец Гертруда займёт.       Шар с десятиконечной звездой засиял, а шёпот на языке местных заклинателей растёкся по беседке, отражаясь эхом о купол, играющий роль потолка.       Выбор встал перед ней, словно чаши весов, на каждую из которых капал любой пришедший ей на ум аргумент за и против. Она должна принять решение без внешних воздействий, затуманенного рассудка и даже без собственного "я", голос которого говорит чувствами и страхами. Если Селестия здесь, то катастрофа начнётся уже через считанные часы, а поэтому время для принятия решения у неё есть ровно столько, сколько будет длиться ритуал по очищению и принятия божественных сил.       На площади уже никого не осталось, кроме как Тигнари, Нилу, Германубиса и Нахиды. Последние решили уйти, поэтому Архонт пытается убедить пойти Тигнари вместе с ними, но тот полностью наотрез отказывается и пресекает все попытки увести его. Оставлять здесь лисицу одну он точно не хотел, тем более после сказанного ей.       Тигнари смог сейчас осознать всю свою проблему, по которой отношения у него с Гертрудой складываются именно так плохо. Страж леса боится. Боится чувств, привязанности, проблем, которые могут встать в последствиях, а ещё боится… саму Гертруду и себя самого.       Он не рассматривал девушку в качестве партнёра, он глупо испугался тем утром, из-за чего и наговорил ей лишнего и попросил забыть обо всём — при этом сам не смог этого сделать. Он избегал даже воспоминаний о её нежных объятиях тем вечером, о её губах и горячем теле, которое было близко к тому, чтобы сорваться и перейти через грань близости на более опасную волну, где не было шанса на возвращение — всё это он просто тупо избегал, как мальчишка, боявшийся ответственности.       Тигнари никогда бы не подумал, что столкнётся со страхом привязанности к человеку. Факторов тому было много, но понял он это только тогда, когда минутами ранее невольно позволил себе высказать нечто подобное ей. Хотя это глупое оправдание — «невольно высказаться». Было ли это так?       Он боится ту, кем Гертруда может являться на самом деле. Не хотелось влюбиться в человека, который станет концом всему живому. И самое главное — концом и для самого Тигнари.       Учёный часто слышал то, что Гертруда опасна, неуправляема и даже сами в Снежной не смогли удержать её на поводке. Но почему он так верит в эти слухи? Разве отчасти не зависит от самого стража то, кем она может стать сейчас, когда её чувства и сердце полностью принадлежат ему?       Все эти догадки, анализ, выявление новых открытий для себя — всё это сейчас говорит о том, что парню нужно именно здесь и сейчас перебороть себя самого и помочь лисице выйти из этого пограничного состояния, чтобы она прекратила метаться из стороны в сторону. Таким способом он сможет спасти всех, а самое главное — их двоих. Стоит ли бояться, если всё на самом деле куда проще и всё только в их руках?       Нахида использовала свои способности, чтобы объявить эвакуацию всех, кто только остался в городе, и приказала всем покинуть территорию Сумеру полностью. Ближайшие города и деревни сейчас могут быть в панике. Должно быть, сейчас все бегут, собирая все свои важные вещи, плачут и прощаются со своими домами. Именно это представляется в голове Гертруды, и чем больше она думает об этом, тем сильнее наворачиваются слёзы, тем громче получается читать заклинание.       Встать против Селестии и, в то же время, против Фатуи — проигрыш сразу, потому что Гертруда не сделает абсолютно ничего одна, да и помощи просить не у кого. Обычным людям не по силам сражаться с Величественными Богами. Люди для них — лишь обычные паразиты, от которых с лёгкостью можно избавиться за долю минуты. Как поступить будет правильнее?       Селестия не влезает в ритуал, не пытается остановить, что подтверждало лишь слова гадалки — Боги любят её. Вот только будет ли оправдана эта любовь?       Кожа начала неистово гореть, шар взлетел из рук и превратился в небольшой сгусток энергии, парящий над головой. Думать о чём-либо стало сложнее.       Такой ритуал Гертруда не проводила никогда. Она лишь знает, как он проходит и что для этого нужно. От волнения потеют ладони и становится достаточно сложным устоять на месте. Если бы была возможность, то она сейчас начала бы наваливать круги по всей беседке. Появился непокоримый страх, что ничего не получится, и если энергия выйдет из-под контроля, то Гертруда окажется быстрее Селестии и уничтожит всё вокруг. Когда Боги умирают — их стихия выходит из-под контроля и происходит настоящий апокалипсис. Именно по этой причине на войне Архонтов не убивали, а запечатывали, и есть идеальные примеры, что выходило, если запечатать не удавалось.       Руки сложили печать, и ветер усилился, а с этим и сгусток золотой энергии начал покрываться в тёмные пятна скверны. Лиса замечает сквозь еле проглядную песчаную метель, что Тигнари следит за каждым её движением. Стараясь всячески игнорировать начавшийся ураган и не отрывать от неё взгляда, он выглядит довольно испуганным. Его уши плотно прижались к голове из-за ветра, и от этого он походил на бездомного щенка, которого настигла непогода, не дав даже шанса на то, чтобы скрыться, а страх, который выражало его лицо, только подчёркивало данный образ.       Переживает ли он за неё, или это обычный человеческий ужас от увиденного застыл на его лице?       Она тут же прерывает все мысли о фенеке, трясёт головой, чтобы отбросить всё лишнее и сфокусироваться на основной задаче. Думать о Тигнари было больно и обидно. Его слова врезались глубоко и без шанса на то, чтобы забыть или даже просто не думать об этом при виде его. Такое невозможно пропустить, проигнорировать или даже дать этому хоть какое-то оправдание.       Она тварь. Даже Странник, который когда-то был Скарамуччей — Шестым Предвестником Фатуи — и достаточно важным для неё человеком, называл её так. Абсолютно все всегда её так называли, и ещё не раз ей предстоит это услышать в будущем. Какое сейчас решение она не примет — это обернётся против неё самой. Даже если в камень обратится — мимо всё равно не пройдут, не бросив что-то наподобие — «Занимает здесь целый квадратный метр и мешает жить обычным людям!».       Это словно проклятие, против которого никуда не деться…       Заканчивая заклинание, она видит, как чёрные сгустки отлипают от яркой и чистой энергии, улетают в сторону и собираются в одно единое. Размер этой тёмной энергии не уступает своей первозданной форме, поэтому перед лисой уже появляется два достаточно немаленьких размеров шара с сильным контрастом.       Теперь она смогла понять, откуда могла взяться эта карма: Алый Король пожертвовал собой пятьсот лет назад, но именно в этот момент допустил мысли о сожалении и ненависти к самому себе. Он покинул этот мир с отрицательными мыслями, тем самым позволил своему сознанию почернеть. Освободив его из лабиринтов, Гертруда сама допустила ошибку, потому что не заметила этого изначально, и с годами в теле Аль-Хайтама развивалась скверна всё больше.       Гертруда создаёт пирамидный сосуд, что формируется как раз по проведению данного обряда. Это и было самой печатью, в которой запечатывают все проклятия и карму, после чего никто и никогда не имеет возможности как-то с ней взаимодействовать.       Элементальное истощение дошло и до неё — всё, что помогало двигаться и бороться ей после пережитого по сей час. Было сложно поддерживать песчаный барьер и одновременно проводить ритуал. Данный обряд съедал все силы, не щадя. Но уже почти всё сделано, осталось совсем немного. Нужно просто пережить последнюю деталь, а там, возможно, просто отдаст своё тело чужому сознанию и обретёт долгожданный покой. Аль-Ахмар больше не угрожает жизням простого народа, а поэтому переживать больше не о чём.       Пусть сам творит добро во благо этому миру — она готова ради этого пожертвовать собой.       Чистая энергия ожила, начала колебаться и вибрировать. В центре прорисовалось очертание ока, которое ранее было изображено в центре десятиконечной звезды в гнозисе.       — Я аль-Ахмар, Царь Дешрета и властелин алых песков, — раздался низкий и величественный голос, от которого, кажется, даже задрожала сама земля. — Ты, потомок фамильяров, моих верных рабов, так прими же истинную силу песков и сделай всё, чтобы защитить свой народ.       Яркий свет осветил всю округу, затмевая собой дневной свет скрытого за тенью острова солнца. Песок во всём городе, что остался после песчаной бури, под влиянием энергии своего Властелина сильным ветровым потоком окружил Сумеру и поднялся ввысь. В небе образовалась перевёрнутая пирамида.       Аль-Ахмар умер, отдав всё, что имел когда-то, своему фамильяру. Его душа обрела покой, а сознание угасло.       В голове отразились эти строки, и Гертруда не помнила даже сама, где их встречала ранее. Что-то подсказывало ей, что именно это сейчас и происходит. Царь Дешрета передаёт свой божественный титул своему единственному выжившему фамильяру, и это никак не вписывалось в её планы, будучи уже принявшей факт о том, чтобы пожертвовать собой ради оживления Царя Дешрета.       От осознания, что она сейчас станет Богом, хотелось истерически смеяться, а также начать биться головой о стены, потому что это было абсурдным и неправильным исходом, о котором она даже не предполагала. Становиться подобным тому, кого она ненавидела всю свою жизнь, презирала и кому больше всего желала смерти. Какая же ирония…       Собравшаяся пирамида над городом скопила всю энергию в округе и распалась, осыпаясь на землю летним дождём. Гертруда ощутила, как божественная сила пронзила её тело, ощущения от этого процесса до невозможного точно напомнили ей ещё о свежем воспоминании удара током, вот только в этот раз она не отключилась, да и тело не пыталось отвергнуть команды мозга. Сила песков растеклась по венам, одаривая своего нового обладателя чем-то неизвестным и новым. Гертруда готова поклясться, что сейчас вся пустыня ощущается ею и всё живое на этих землях. Слова обычных жителей, пустынников, весь этот шум отражался в её голове и сводил с ума. Все люди говорят о великом Царе Дешрета, голос которого отразился по всему Сумеру, и то, что теперь на замену ему появилось другое, новое божество.       Всё это длилось ровно до завершения обряда, пока энергия медленно осваивалась в новом теле.       Гертруда ощутила душевную лёгкость и обессиленно упала на землю, и голоса в голове прекратили ворошить мозг. Слабость ощущалась не в теле — лиса очень устала морально, а факт того, что теперь у неё нет даже шанса избежать встречи с Селестией и Фатуи, утомлял ещё сильнее.       Пение Коломбины прекратилось. Вместо томной траурной мелодии раздался переливающийся звонкий смех, от которого хотелось закрыть уши, набросать в них земли, да что угодно сделать, лишь бы это прекратилось, лишь бы больше не слышать её.       — Я жду тебя, дорогая наша Гертруда… — пропела фея, совсем не нежно произнеся имя, вкладывая в это слово всю свою неприязнь и отвращение, на которую только способна Предвестница.       Гертруда обняла себя за плечи, продолжая сидеть на прохладном камне и смотреть только в одну точку перед собой, не замечая ничего вокруг. В голове непривычный вакуум, как будто этот обряд не только очистил от скверны святую силу, но и уничтожил все плохие мысли из её головы. Она даже забыла о том, что Тигнари всё ещё находился за пределами беседки и просто ожидал хоть каких-то дальнейших действий, продумывая в голове дальнейший диалог.       Если стать божеством — это обрести такое чистое успокоение, то тогда она жалеет, что не выбрала этот путь годами ранее. Отдавать всё Аль-Хайтаму было большой ошибкой, если так подумать, вот только лиса не будет собой, если в своей жизни она не будет допускать их.       — Эфир… — раздаётся очень неуверенно. Прождав мгновение, парень, всё же, решается сделать несколько шагов, словно пробуя на вкус данное действо в ожидании, что девушка может отреагировать на него, обернуться или даже напасть.       — Я уже говорила, чтобы ты не называл меня так, — резко огрызается она, и невольно фенек вздрагивает и замирает. Его уши дёрнулись от неожиданно громкого голоса, а серёжка тихо звякнула.       Это стало последней его каплей.       — Пожалуйста, давай поговорим нормально, хватит бегать от меня и усложнять всё, — так же резко выкрикнул он в ответ, яростно пнул осколок камня куда-то в сторону и широкими шагами подошёл очень близко, твёрдо уставившись в сгорбившуюся спину перед собой.       Хотелось схватить её за плечи, развернуть к себе и твёрдо высказать в лицо всё, что сейчас на душе бушует ураганом. И она не посмеет его даже остановить или что-то предъявить, потому что сейчас Тигнари намерен показать ей, как лиса важна для него. Было ли это причиной тому, что она способна помочь с решением во многих его проблемах, или же из-за того, что Тигнари наконец разобрался в своей основной проблеме и выяснил, что страх — всему причина, и против него он готов бороться, чтобы спасти их обоих от глухого, но болезненно ноющего чувства необходимости друг в друге — не знал он и сам.       Всё, что он делает сейчас, это просто присаживается на холодный камень, продолжая смотреть ей в спину и не решаясь даже просто прикоснуться. Не посмеет, потому что боится, что даже несмотря на то, что она сидит меньше, чем в метре от него — такой далёкий силуэт может стать ещё дальше или вовсе даже исчезнуть из-за необдуманных действий хранителя покоя лесов.       Гертруда даже не сразу заметила, что беседка, которую она выбрала для ритуала, была безнадёжно уничтожена в пыль и прах, и даже камни косвенно не напоминали о своём изначальном строении. Именно от неё осколок, который пнул лесной страж, метко улетел куда-то вдаль.       — Уходи, — почти приказным тонном требует она, растягивая слоги. Она не желает разговаривать с ним ни сейчас, ни в ближайшем будущем. Сейчас хотелось сохранить то умиротворение и спокойствие, которое так метко вдребезги разбивает взвинченный фенек за её спиной.       Гертруду даже не пугает то, что, возможно, это и вовсе даже может оказаться их последней встречей. Было всё равно.       — Прекрати!       Парень беспокойно дышит, а лисица ощущает боль, которая передаётся ей из чужого разбитого сердца. Теперь она очень чувствительна к людским эмоциям… Это будет большой проблемой в дальнейшем, по крайней мере, пока она не привыкнет к такому "подарку".       Чёрт, да почему именно ей было суждено стать божеством? Она сама в себе не может разобраться и свои эмоции держать под контролем, а теперь ей в наслаждение дали ещё и чужие. Расцвёл страх тревожной нотой глубоко в груди, что с данной ношей она не в силах будет справиться.       — Пойми, когда ты вступила на территорию нашей деревни, то мы все стали заложниками происходящего, и ты не можешь вот так просто взять и всех выставить за границы происходящего или даже как-то огородить, — сдавленно начинает он, и Гертруда принимает всю его тяжесть на душе, вот только эту тяжесть в этот раз подарили ей не новые способности, а тон, эмоции и чувства, которые он вкладывает в эти слова.       Он устал так же, как и она, а ведь Гертруда живёт в таких условиях всю свою жизнь, в отличие от него. Она должна хоть как-то привыкнуть, поэтому ей приходится только догадываться, насколько плохо сейчас ему. Человеку, на которого взвалилось всё буквально в один определённый день, и всё без возможности сбежать или отступить.       Оба таких разбитых, потерянных в этом, казалось бы, небольшом мире, потерявших всю надежду на лучший конец. Оба потеряли всё, что было дорого для них когда-то, но продолжают искать решение и выход в своё лучшее будущее.       — Я стал частью всего этого спектакля, что устроили Боги и Фатуи. И хочу я этого или нет, но Боги сейчас покушаются на мой дом, мою страну и мой народ. Всё, что я хочу сейчас — это спасти и сохранить всё. Для меня это дорого и важно, но для этого мне нужна ты.       Тигнари намерен говорить открыто и только правду. Даже если покажется, что он намерен использовать её, Гертруда имеет право отнестись к этой правде, как посчитает нужным. Он и сам не понимает, что сейчас важнее — его личные намерения или же чувства, которые он сдерживал всё это время, но сейчас намерен раскрыть перед ней. Он не обманет её больше никогда — это было точно, это то, что он принял окончательно.       Эфир стала важной деталью в жизни. Механизм, который работал ранее без перебоев, стал совершеннее: его жизнь, оказывается, была такой обычной рутиной без этих песчаных волос, длинных ушек и всё время восхищённых карих глаз. И потеря такой важной детали обратилась крахом всей этой системы, в последствии которого его преследовали другие не менее серьёзные потери. Хотелось всё восстановить, вернуть хотя бы до исходного, но почему-то что-то подсказывало ему, что именно лиса сможет помочь вернуть всё на свои места. Без неё, как бы Тигнари не старался, не сможет собрать этот конструктор.       И всё же, именно этих слов она боялась услышать. Он боится не за Гертруду, не даже за Эфир. Тигнари сильно переживает только за Сумеру. Почему-то собственническая натура, всё же, желала, чтобы он думал хоть немного о ней, чтобы та имела место в его списке важных хотя бы на последнем пункте. Как тупо и глупо даже думать о чём-то подобном, тем более уж желать. Она всегда приносила только погром в чужой дом, а поэтому для подобных переживаний не было места. Кто же будет любить причину смерти своих близких и причину уничтожения родного дома?       — Оставь меня. Бегая за мной, ты потеряешь ещё больше, чем спасёшь. Я — синоним к слову смерть.       Гертруда сама удивляется тому, как говорит это настолько спокойно, насколько позволяет сейчас её печально трепещущая душа. Ощущалась дрожь, но пальцы и руки совершенно неподвижны, внутренняя вибрация была большим дискомфортом, и девушка уже распрощалась со своим спокойствием. Усталость смешалась со всем разом, и это всё вызывало большой и сильный сбой по всему организму.       — Туповатость — вот твой синоним, — на вздохе выдаёт обречённо он, а после начинает смеяться. Смех больше похож на истерику, которая постепенно накрывает их обоих, и он был куда ближе к её пику.       Гертруде сейчас тоже хотелось кричать и истерить, а может, даже громко рассмеяться, побеситься, ножками там потопать. А ещё лучше — взмыть в небо высоко и быстро, насколько это возможно, чтобы сдуло ветром всё в бездну… Да не знает она на самом деле, чего сейчас именно хочет. В отличие от её внутренних душевных желаний, тело сейчас требует просто обычного спокойствия, но, в то же время, испытать свои новые возможности — божественная сила требует действий.       — Да, тупость и дурость, — соглашается она и запинается, чтобы унять неожиданно проявившуюся дрожь в голосе. — Потому что даже когда я знаю, что тебе нужны только мои силы и знания, а не сама я, как человек, который хочет быть дорог кому-то не просто за полезность, я продолжаю реагировать на тебя. Моё тело реагирует на прикосновения, обоняние реагирует на твой запах, слух на твоё сердцебиение и дыхание, глаза на твой образ…       Её резко обрывают руки, которые она ощутила на своих плечах и которые настойчиво заставляют её поддаться назад. Спина сталкивается с телом фенека, и он обхватывает её в своих объятиях, прижимает к себе. Неспокойное дыхание парня касается её макушки и ушей, перебирает чувствительную густую шёрстку, от чего ряд мурашек поражает её с неожиданным волнительным всплеском по всему телу.       Беспокойно поёрзав, Гертруда пытается убрать чужие руки с себя, но от этого Тигнари лишь сильнее стискивает их, не давая возможности выбраться и создать дистанцию между ними. Он чувствует, что если сейчас она отстранится, то он проиграет. Исчезнет даже последняя надежда на то, чтобы Эфир вновь была рядом с ним — она просто оставит его погибать в мучительном одиночестве, которое, в конечном итоге, раздавит массой навалившихся проблем. Она замирает, стараясь прислушаться к чувствам, которым потребовалось совсем немного, чтобы вновь ожить и затмить собой всё неправильное и болезненное. Сомнение отражается на её лице, но всё, что ей остается, это ожидающе сидеть.       Он перешёл на шёпот, и с каждым словом его дыхание заставляло лишь мучительно напрягаться.       — Дурочка, ты нужна мне не только за свою полезность. Ты нужна мне, потому что именно после того, как ты пропала, всё кругом начало превращаться в руины. Твоя проблема в том, что ты слишком много думаешь плохо о себе и потому, что всегда пытаешься действовать одна. В моей жизни ты не принесла ничего плохого — всё, что происходит — дело рук только самих Фатуи, и сейчас будет ещё и Селестии.       Кислорода стало критически не хватать, а глаза неприятно зажгло. Гертруда готова верить в услышанное, хотелось принять это за правду, ведь она чувствует, как Тигнари говорит без малейшей капли сомнений в голосе. Она чувствует то, что он честен с ней, и это становится причиной, по которой она сейчас готова сломаться.       Горечно улыбнувшись, она нежно уткнулась носом в его плечо, обхватывая чужие руки в свои объятия, уж как позволяло сейчас их положение. Запах леса — некая сырость, трава и деревья, смешанный с какими-то местными цветами, на секунду заставили оказаться вновь в Гандхарве, где всё вокруг пахло именно так. Он пах домом, уютом и комфортом. Тем местом, куда хотелось вернуться.       Было ли сказанное парнем то, что хотелось хоть раз услышать? Нет, о таком она даже не мечтала, но именно эти слова стали чем-то важным и необходимым для неё. Если Тигнари вот так спокойно может разбить собственное мнение о себе, то это, определённо, не было ошибкой — доверить ему свои чувства и сердце.       Девушка почувствовала, как маленький огонёк внутри превратился в масштабный пожар, способный сжечь всё, что о себе она успела построить за долгие годы жизни. Именно это стало причиной принятого решения, о котором жалеть она не станет никогда.       Нет больше сомнений — остановить нужно как и Фатуи, так и Селестию. И если Фатуи нужно стереть с лица Тэйвата, то с Небесным Порядком можно попытаться и договориться.       — Спасибо. Я, кажется, знаю, что буду делать дальше.       — Пожалуйста… позволь мне быть рядом и помогать тебе, — его голос дрогнул, а слова насквозь пропитаны надеждой, мольбой и искренним желанием, из-за чего сердце неприятно защемило.       Она резко выплетается из объятий разбитого стража, разворачивается и смотрит во влажные глаза, с удивлением и неверием. Все слова застывают на губах — те просто потеряли возможность быть подаренными этому миру и забылись где-то в закоулках её подсознания, когда она хотела рассказать ему о своих страхах и почему намерена отказать даже сейчас.       Он плачет, и это было таким удивительным явлением для него самого. Он не плакал даже когда хоронил стражей, среди которых были важные ему люди. Не плакал, когда понял, что, возможно, для Сайно настал конец, ведь Тигнари вовсе не имеет понятия, как помочь ему и сможет ли что-то изменить. Не было слёз даже от вида его разбитой подруги — Нилу. Слёзы и Тигнари — абсолютно несовместимые вещи, но, как оказалось, даже сильные и стойкие люди имеют свой предел, и офицер лесных стражей его настиг.       Тигнари смущается своих слёз, неуклюже отводит взгляд, но тут же возвращает вновь на лису и замирает в удивлении, мгновенно забыв о влажности, которая ему совершенно несвойственна, которую он вовсе не готов был демонстрировать.       — Твои глаза… — он близко наклоняется к её лицу, осматривая неожиданное изменение, о котором не знала ещё сама девушка, от чего та смущённо отстраняется, но путается в своём же теле, и только выставленная собственная рука помогает ей не распластаться на пыльной плитке.       — Что не так? — отворачивается, потому что такой пристальный и изучающий взгляд заставляет чувствовать себя неловко.       — Они изменили цвет — стали намного светлее, возможно, из-за этого обряда, — было ли в его голосе разочарование или трезвое рассуждение, но Гертруда нахмурилась от такого тона. Да и сейчас это не должно быть таким важным, чтобы тратить время на подобное. Ну изменили цвет, разве это так досадно?       А Тигнари и сам не понимал, почему это так сильно зацепило его и вызывало некую досаду. Тёмные карие глаза идеально дополняли образ девушки и так глубоко засели в его воспоминаниях о ней. К таким изменениям ему, определённо, придётся привыкать, но в то же время…       Они завораживали своей необычайной красотой. Таких глаз он не встречал ни у кого — готов поклясться в этом с точностью. Они напоминали ему самые драгоценные камни — Кор Ляпис, это первое, что приходило на его ум. Это становилось символическим, потому что Тигнари видит в лисе драгоценность, и глаза лишь подчёркивали её дороговизну. Он зачарованно смотрит, и чем дольше это длится, тем больше влюбляется в них.       Парень никогда бы не подумал, что взгляд так может привлекать, утягивать и пленить…       И всё же, вопрос, заданный им ранее, не получил своего ответа, поэтому он опомнился и поспешно вернулся к нему:       — Ты позволишь мне помочь тебе? — в глазах Гертруды проскальзывает сомнение, поэтому он тут же пытается продолжить, чтобы та не принимала поспешных решений. — Если этому миру предначертано умереть, то хотя бы последние мгновения в нём проведи с дорогими тебе людьми. Если есть шанс, чтобы продлить Тэйвату хоть немного времени на существование, то почему бы не сделать это? Мы можем все вместе подумать над тем, как остановить это безумие, спасти Сумеру, а после помочь Сайно и другим, кто успел пострадать от действий Фатуи и божественных сил.       Мёртвых не воскресишь — хотелось ей сказать, потому что в голове созрел болезненный образ Ширин. Была бы воля лисы — она бы сделала всё, чтобы отмотать время назад и спасти девушку, но это не в её силах, как и то, чтобы помочь Сайно…       Точно, Сайно.       — Дай мой глаз Бога, пожалуйста, — неожиданно перепрыгивает с темы она, из-за чего Тигнари даже замирает в удивлении и уже начинает злиться. Она сейчас выглядит так, будто совершенно безразлична ко всему, что он говорит, и всячески пытается избежать этого вопроса. И всё же, прикусив губу, чтобы не начать заливаться благим матом, он просто достаёт артефакт и с ужасом смотрит на него.       — Какого…? — его голос обрывается, а Гертруда совершенно безразлично и спокойно берёт стёклышко в свою руку, осматривая изменения в нём.       На глазе Бога виднеется новый рисунок, похожий на вихрь, а цвет сменился на цвет кварцевого песка. Глаз Бога изменился, приняв новый несуществующий ранее в мире элемент, и почему-то лиса ожидала этого отчасти.       Первый в мире глаз Бога, который изменил свой элемент, первый глаз Бога песка, и почему-то её даже не удивляло то, что данные артефакты имеют только те элементы, что утвердила сама Селестия, заключив контракты с Архонтами и выдав им особенные гнозисы. Это было странным явлением, которое дало понять только одно — Селестия поддерживает её и таким способом оказывает поддержку. А значит, и гадалка была права. Сейчас он может помочь.       — Ты можешь помочь Сайно, если создашь новый глаз Бога. Тот, что не будет зависим от самой Селестии. Но пока что отдай ему этот. Он должен помочь.       Тигнари изумлённо поднял брови кверху и даже потерялся в своих же словах, не зная, как правильно сказать и с чего начать. Он занимается этим вопросом по приказу самой Нахиды, и точно никто не мог донести до Гертруды об этом — информация о подобном исследовании была строго засекречена.       Процесс создания данного артефакта выбивал всю логику и законы природы, поэтому это было настоящей трагедией, с которой им, похоже, не суждено справиться. И даже если Коллеи была права, что Сайно и вправду мог оказаться ближе к разгадке этого ребуса, то как они узнают, что он сделал? Перерыв всё, что только можно, Тигнари не поймал ни одной зацепки в правдивость этой теории.       — Нахида уже дала поручение создать независимый артефакт — над этим работает целая команда учёных, и у нас нет никаких продвижений. Это невозможно, — печально проговаривает он и невесомо касается холодного стекла, что всё ещё держала лиса в своей руке.       — Нахида? — с вопросом до неё дошло озарение.       Странник. Он должен был знать всё о планах Фатуи, поэтому и мог рассказать всё Архонту мудрости, а та в свою очередь придумала, как сохранить жизни обладателям стихийной магии, потому что после уничтожения Селестии они потеряют не только возможность использовать элементали, но и те, кто сейчас был тесно связан с магией, не имеют шанса на воскрешения в новом мире. Они просто будут стёрты навеки, и даже воспоминания не останутся о них.       — Коллеи предположила, что Сайно занимался этим вопросом, и вот, к чему это привело, но я не нашёл ничего…       — Я нашла, — резко перебивает его лиса, и на её лице появляется нежная улыбка. А ведь и правда. Им нужно работать вместе. Каждый владеет разной информацией, разными знаниями, при совмещении которых можно построить идеально ровную дорогу, что приведёт их к победе. Гертруда знала теперь, куда двигаться дальше, и в том, что Тигнари ей поможет, она ни капли больше не сомневалась.       — Что? Как ты…?       — Я была там, Нари, — девушка нежно коснулась его щеки, чтобы стереть влажную дорожку от слёз. Но больше всего играло желание отблагодарить его хоть как-то, и всё, на что сейчас она способна, это нежность и забота. — Я почувствовала твой запах, который привёл меня к дому Сайно. Вернись туда и всё сам поймёшь.       Парень печально улыбнулся. Почему-то лёгкие нотки положительных эмоций от неё передавались и ему. Появилась надежда, что теперь всё будет хоть немножечко проще и спокойнее.       Его глаза зацепил кулон, что всё ещё висел на шее Эфир, и он коснулся рукой своего же подарка, аккуратно оглаживая лепестки цветка. Гертруда проследила за этим, казалось бы, простым действием, но почему-то от этого стало горечно.       Возрождение и обновление. Жонкилия также имеет значение о восстановлении чувств к человеку, которого когда-то любили. А ведь сегодня она уже испытала момент, когда Тигнари ей стал безразличен — было ли это минутой выгорания, или же реально она была близка к тому, чтобы потерять всё к этому человеку — неизвестно. На тот момент любые его прикосновения не вызывали ничего, кроме желания оттолкнуть от себя. На тот момент хотелось избавить себя от его присутствия и этих разговоров, от которых становилось только невыносимо больно.       Сейчас всё иначе, и этот момент сейчас выглядит так неправильно романтичным для этого места и происходящего сейчас. Особенно когда Селестия застыла над городом в предвкушении и может начать действовать в любой момент.       Гертруда входит в краску и понимает, что её любовь не потухла, а слова и действия фенека только сильнее разжигают это волнительное чувство живого трепета — кажется, в романах их называли бабочками. Она испытывает кристаллически чистое наслаждение от его нахождения рядом. И похоже, что Тигнари тоже это испытывает и понимает, поэтому отпускает кулон с золотым цветком и касается уже её руки, что всё ещё таится на его лице. Он медленно убирает её и тянет к губам.       Этот момент настолько схожий с тем, что был у неё во сне, из-за чего она, словно от атаки, вздрагивает и вырывает достаточно резко прежде, чем он успел коснуться её. Она испытывала желание защитить себя от нахлынувшего страха. Если и это всё обернётся сном, то она просто не сможет больше верить самой себе, не сможет больше верить в такое тёплое чувство в груди. Не сможет больше существовать, зная, что такое ей светит только во сне.       Тигнари теряется, смотрит виновато, будто понял, что допустил большую ошибку своей вольностью. Ему просто хотелось показать, что он чувствует, и он даже предположить не мог, что этого так сильно она испугается.       Лиса начинает виновато махать руками перед собой, потому что тот не знает истинную правду её реакции.       — Прости, прости! — словно птенчик писклявым голосом срывается она и неловко откашливается, после чего берёт рукав кофты, что повязана на её талии, и начинает смущённо сминать в пальцах. — Я не ожидала просто…       Конечно, она не станет говорить ему, что Тигнари ей снился и как хорошо им было вдвоём в этом сне и то, что он почти не выходил из её головы ни на минуту из всего времени, что пребывала лиса в Снежной.       Тигнари кивает, после начинает осматриваться. Город быстро опустел, поэтому нависла удивительная и нехарактерная для этого места тишина. Когда его глаза остановились в направлении площади, он замер, напрягся и сменился в лице.       Глаза потухли, а улыбка исчезла. А ведь он совсем заигрался в своих проблемах и чувствах, в которых только сейчас, кажись, смог разобраться окончательно. Любовные чувства к Гертруде совсем заставили забыть о том, что сейчас посреди той самой площади находится тело его друга и как сильно он был зол на то, что лиса отказалась заканчивать свой ритуал.       — Почему ты это сделала? — вопрос звучит сдержанно, но всё равно выходит резким. Хотелось выяснить её намерения, узнать причину принятия такого решения.       Она посмотрела вслед за ним, и её уши опустились, а из лёгких со свистом вырвался воздух, предвещавший о тяжести данного вопроса, что взвалился на неё. И всё же, Гертруда не станет даже сейчас жалеть о принятом решении. Здесь этому человеку не место. Она видела другие миры, где Аль-Хайтам был счастлив, это были параллельные вселенные. Их не много, но из таких можно было вытащить много интересного и полезного.       Именно так она предсказала, что Скарамучча сотрёт себя из Ирменсула, а поэтому смогла принести некоторые бумаги из этих самых миров и записать в них всё, что знает о Предвестнике Фатуи. Она знает сейчас об этом человеке только то, что смогла написать о нём до случившегося. Предметы, в том числе и бумаги, что не относятся к этому миру, не подвластны Ирменсулу, а поэтому это была единственная возможность, чтобы сохранить хоть что-то о когда-то дорогом ей человеке, которого она смогла полюбить очень сильно.       — Потому что рука не поднялась, — расслабленно говорит она, что вообще никак не клеится с темой самого разговора, да и на душе её скребут кошки. Это было мимолётное принятие решения, но оно было взвешенным и безошибочно верным. — Если хочешь, то ты имеешь полное право возненавидеть меня за это…       — Я хочу знать причину, — перебивает требовательно, потому что ответа так и не получил. Он вправе сам решать, как относится к ней после подобной выходки, но хотелось, чтобы она хотя бы попробовала объясниться и дала этому оправдание.       — Если бы я сделала это, то не смогла бы простить себя и смотреть ему спокойно в глаза. Для того, чтобы воскресить кого-то с помощью подобного ритуала здесь, придётся принести в жертву этого же человека из другой вселенной — это закон воскрешения, некий баланс. Здесь ему не место, потому что Тэйват в шаге от смерти, а там он был счастлив, я видела его. Его жизнь сложилась так, как он хотел, и я не хочу отобрать у него всё, чтобы здесь подарить вечное страдание.       Девушка потупила взгляд, не смотря на стража и даже в сторону той самой площади. Даже если Тэйват будет спасён и его будет ждать счастливое будущее и процветание — это место больше не принадлежит Аль-Хайтаму. Его конец пришёл, и он должен был понимать это сам, когда позволил себе снять печать, сдерживающую энергию Алого Короля.       Тигнари же некоторое время сидел неподвижно и молчал. Эта тишина и бездействие тянулись вечность, а ведь им нужно уже отправляться, а не засиживаться здесь: времени категорически мало.       Тигнари стоит быстрее забрать то, что оставил Сайно, а Гертруде отправиться на встречу с Третьей Предвестницей, от воспоминании о которой стынет кровь в жилах. Если между ними завернётся битва — справится ли она против верховной феи? Все Предвестники, или кто хоть раз сталкивался с этой девушкой, знали, насколько та опасна и сильна. Божественная сила, подаренная Гертруде, может быть абсолютно ничем против представителя вымершего вида.       Неожиданно, но рука Тигнари скользнула перед лицом, убирая выбившуюся из косички налипшую прядь. Она, сама того не осознавая, успела утонуть в мыслях о предстоящем будущем. Сможет ли она остановить каждого из Предвестников — вот, что тревожно билось ключом в её мыслях, вызывая страх. Она не знает даже, насколько сейчас стала сильна и какие возможности открылись перед ней теперь. А опыт и умение в боях может оказаться недостаточным для того, чтобы одержать победу.       — Меня устраивает твой ответ и твоё решение, — говорит он очень тихо, и лисица грустно улыбается уголками губ. Он не отталкивает её даже после того, как лично на его же глазах она забрала очередную жизнь, да ещё и не чью-то, а знакомого ему человека. Даже когда она поклялась себе этого больше не делать, ей снова пришлось, потому что человеческое тело не способно выдержать того же, что могли спокойно выдержать все Архонты при потере своих гнозисов. Они — лишь сгустки энергии, что приобрели человеческий облик, в то время когда Аль-Хайтам был кровью и плотью. Если бы он не снял печать, то гнозис Алого Короля можно было извлечь без проникновения в грудь, потому что печать сохраняла границы между Богом и его человеческим телом и не было связано с ним тесно.       — Спасибо, Нари, — она борется с желанием, чтобы обнять его, хоть и очень сильно влечёт. Он кажется воплощением идеала, которого она не заслужила ничем и о котором даже не мечтала.       Гертруда лишь облизнула пересохшие губы и поднялась на ноги, борясь с обидой, что сейчас не было того подходящего момента, чтобы можно было поддаться своим чувствам и желаниям. Она берёт своё копьё в руку, осматривает сколы на древке и наконечнике и с грустью вздыхает. Его стоит почистить и подточить, но, к сожалению, сейчас нет на это возможности тоже.       — Нужно выдвигаться. Иди домой к Сайно. Там мой клон покажет всё тебе.       Нахмурившись, Тигнари встаёт следом и смотрит скептически — почему бы им вместе не пойти туда? Ему серьёзно не хотелось расходиться, не хотелось отпускать её одну, что бы сейчас лисица не задумала.       — Что будешь делать ты?       — Мне нужно остановить Фатуи. Сегодня тот самый день, когда они попытаются уничтожить Селестию. А после займусь самим Небесным Порядком. Теперь у меня, как у Бога, есть доступ к Селестии — буду пытаться решить всё мирным путём.       Тигнари поджал губы. Точно, ведь теперь Гертруда получила божественные силы и титул Бога. Эта деталь не хотела усваиваться в его голове и приниматься как за факт. Он всё ещё считал её хрупкой, из-за чего при неверном движении можно разбить. Человеческая плоть не способна выдержать многие нагрузки, а поэтому он и переживает за неё.       — А если они хотят, чтобы ты пришла к ним? Они же ничего не сделают без элемента песка. А ты просто принесёшь его им, угодив в их ловушку, — девушка понимала опасения фенека, поэтому не могла с ним начать спорить, вот только здесь ситуация немного иная. С ней или без, но Фатуи всё равно сделают своё дело, потому что заранее подготовились.       Когда Гертруда покинула Снежную, они начали обдумывать план, как можно обойти систему, и в конечном итоге просто заменили аль-Ахмара Апепом, а точнее его силами элемента.       Конечно, чтобы активировать священную реликвию пустыни, нужна именно ближайшая по стихии божественная сила, а Апеп является драконом дендро элемента, а не песка. Только из-за того, что его энергия большим всплеском распространилась по всему Сумеру и попала на саму реликвию — это могло помочь найти замену песку, хоть реликвия и не будет работать в совершенстве и, возможно, начнёт сбоить.       — Как уже говорила, у них есть замена мне. Со мной или без, но я хотя бы помешаю им. А ты забери всё важное, пока Селестия не начала действовать, и встреться с остальными. Нахида должна знать, что делать дальше. В любом случае, Ирменсул всё ещё с нами, пока живёт это древо — мы способны изменить ход многих вещей.       — Насчёт Ирменсула у меня плохое предчувствие. Если Селестия нападёт, то что будет с древом? И Нахида… Если регион попадает под зачистку, то Архонта тоже устраняют со своей должности, и что будет тогда с нами?       Тигнари с надеждой смотрит на лису, потому что хочет верить в то, что она знает, что делает, и неожиданных поворотов не должно ожидать их в будущем. То, с чем они сейчас столкнулись, было слишком глобальным и тяжёлым для обычного человеческого ума. Но кажется, что Гертруда и вправду убила много времени на то, чтобы изучить всё и быть готовой к любому исходу — в её глазах не отражается ни капли сомнений, а слова усеяны семенами уверенности и твёрдости.       — Именно поэтому они не станут трогать единственного Архонта, который может поддерживать его жизнь и очищать от скверны. Селестия, прежде всего, не пытается уничтожить Тэйват — они лишь защищают его. Сюда вытекло достаточно запретных знаний, ещё и эта битва против Алого Короля — она явно привлекла богов Селестии, потому что аль-Ахмар отдал свою жизнь взамен на искупление своих ошибок, и неожиданное его появление могло вызвать много вопросов у Небес.       — Я, кажется, многого не знаю, потому что у меня всё ещё много вопросов, — с усмешкой выдаёт он, поражаясь свои же словам. Никогда бы не подумал, что он, прославленный гений всея Сумеру, о чём-то может не знать, но это лишь говорило о том, что многое стоит изучить, а любые вопросы для Тигнари вызывали лишь нездоровое желание найти к ним все ответы.       — Обещаю тебе: когда всё уладится, я обязательно расскажу обо всём, а сейчас мне нужно бежать.       Тигнари резко хватает её за руку, словно в страхе, что именно сейчас та просто растворится в воздухе. Он смотрит строго и даже как-то угрожающе, от чего Гертруда теряется в непонимании. Она проглатывает свой язык, не в состоянии выдать хотя бы слова. Вот только вопросов и не требуется задавать, потому что он тут же своими словами обрывает их все:       — Обещай, что мы увидимся очень скоро и ты будет жива и цела! Я не перенесу ещё потерь… — его голос дрогнул на последних словах, перейдя на дрожащий и отчаянный шёпот. Он боится за неё, боится больше не увидеть. И она принимает этот страх как нечто глубокое, откровенное.       И она будет жить, будет всячески пытаться сохранить себя и больше никогда не допустит даже мыслей о том, чтобы сдаться. Сейчас ей есть, ради чего сражаться, а точнее — ради кого.       Тигнари был идеальной мотивацией, чтобы биться в толстый лёд, который блокирует ей доступ к желанному кислороду и возможности спокойно жить. Фатуи больше не пугают, потому что теперь она знает, что те не способны затмить её разум и заставить работать во их благо. Любовь к такому хриплому, мурлыкающему голосу, который будет преследовать её и напоминать каждый раз, что её ждут, к таким нежным прикосновениям, о которых её тело будет напоминать каждый раз, если даже вдруг сомнения возьмут верх, а также его такой желанный силуэт, о котором будет грезить её зрение, желая вновь увидеть в живую. Весь он полностью и всецело придаёт ей сил и направляет по верному пути — оспорить который не суждено никакому врагу, чтобы вынудить изменить своё решение.       Ей точно есть, за что бороться.       — Обещаю…