Навь: сказания и легенды. Василиса.

      Вига внимательно наблюдала за неподвижно сидящей на лавке девочкой и не решалась подойти.       После похода в темницу ее без чувств в башню приволок серый от ужаса Иван. Оборотень сбивчиво пересказал берегине произошедшее в темнице, а затем она просто вытолкала его из светлицы.       Василиса не выказывала никаких признаков силы. Ничего, как и до этого. И что же это тогда? Спонтанных всплесков силы у людей не бывает, коли в роду нет хоть капли навьей крови.       «Надо поговорить, я у себя,» — услыхала берегиня в голове тихий голос брата.       — Надо, Ко́стюшка, надо.       Он ждал ее, стоя у окна и заложив руки за спину. Привычный плащ живой ночи висел в лаборарии, как и расшитые папортниковым цветом одежды. Сейчас чернокнижник был в простом темном человеческом платье, с собранными в скромный хвост волосами и крайне задумчивым видом. Вига тихо стукнула согнутым пальцем о косяк, чтобы привлечь его внимание. Навь неторопливо обернулся.       — Веселая выдалась седмица, не находишь?       — Да уж, — вздохнула берегиня, хромая к резному креслу и тяжело в него опускаясь. — Веселая.       Константин тихо хмыкнул и снова уставился в окно, где догорал багрянцем закат. Солнце медленно катилось на покой, касаясь пылающим боком верхушек Заповедной рощи. Деревья отбрасывали сизые тени на разнотравье и стены детинца, складываясь в чудной узор.       Во дворе неторопливо занимались своими делами черновые. Иван у конюшни в очередной раз выговаривал конюху за неубранный денник.       — Я не почуяла в Василисе ничего, — начала Вига, — обычная человечья отроковица. Даже крупицы…       — Она спалила Раду навьим огнем, — перебил ее брат. — Та вспыхнула как береста, мы даже опомниться не успели. Горын сказал, что перед всплеском почувствовал, как внутри все немеет от ужаса. Вига, — он обернулся снова, заглядывая берегине в глаза, — девочка подавила три десятка накопителей, которые ослабляли ведьму после обряда.       — Брешешь…       В ответ чернокнижник покачал головой.       — Люди не владеют нашими чарами. Это не в их природе, ты сам знаешь!       — Знать-то знаю, — он тяжело вздохнул, поджимая губы, — только вот видел сегодня совсем иное.       Берегиня многозначительно покачала головой, откидываясь в кресле. Такое они встречали впервые за свою долгую жизнь. Даже в богатырях, что славились чу́дной силой, текла кровь ворожей, что когда-то ушли к людям, оставив Навь. Тут же…       — А может все же…       — Не может, я проверил, пока мы ехали сюда с ней. Ни один заговор, ни амулет или артефакт не отреагировал. Ты не отреагировала, когда лечила ее.       — Чудо?       — Не иначе.       Солнце тем временем скрылось за деревьями и светлица погрузилась в сероватый полумрак. Константин шевельнул пальцами и по стенам загорелись светильники. На столе в массивном посвечнике затанцевали язычками пламени длинные свечи.       — Ее нельзя оставлять без присмотра, — выдал спустя какое-то время он, будто долго собираясь с мыслями.       — Так она ж Змеева, он-то уж с нее явно глаз не спустит, — хмыкнула берегиня, тут же осознавая, к чему клонит брат. — Погодь! Ты чего это удумал?       Константин равнодушно смотрел на сестру, не собираясь ей что-либо объяснять. Поздно. Он уже все решил.       Вместо ответа он, как в детстве, склонился над сестрой и коснулся своим лбом ее лба. И вышел из клети, оставляя растерянную берегиню одну.              * * *       Как и ожидал домиус, Василиса была в веже. Лежала в полумраке на застеленной лавке, свернувшись калачиком и повернувшись лицом к стене. Она водила пальчиком по кладке, повторяя все щербинки и трещинки на камне.       Со двора слышались звуки ударов меча о дерево — это Горын выпускал пар. Мечник молча размахивал мечом в яростном танце, осыпая ратную площадку щепками. Чернокнижник бесшумно шагнул к окну как раз в тот миг, когда змей сильным ударом вогнал меч в дерево, а затем пинком переломил щербатый столб пополам. Дубовое трехаршинное бревно с зычным треском и грохотом рухнуло наземь.       От резкого звука Василиса подскочила на постели и села, хлопая заплаканными глазами. Константин зажег светильник на столе тихо щелкнув пальцами.       — Горын, как ты заметила, не отличается покладистым нравом, — навь проводил удаляющегося змея задумчивым взглядом и отвернулся от окна. — Особливо относительно ведьм.       — Я слыхала, что они после смерти в Нави вновь перерождаются, — черные брови Константина удивленно поползли вверх. — Она ведь не вернется? Рада?       — Вздор, — поморщился навь, — Ведьма –, хоть и является грязной тварью, все же навье дитя, а мы после смерти уходим в небытие.       Василиса понятливо кивнула и поёжилась, словно от холода.       — Меня, получается, тоже теперь… небытие ждет? — через силу выдавила девочка, теребя кончик косы. Константин мягко улыбнулся и шагнул к лавке.       — Прошу, объяснись.       Она тихо шмыгнула носом и снова посмотрела чернокнижнику прямо в глаза.       — Ну… Я ведь к вам подалась… — подбирала слова Василиса, — Грех это…       — Но ты все еще человек, разве нет? Да и убивать тебя никто не собирается. С чего тогда такие мрачные думы?       Василиса пригорюнилась, подтягивая колени к груди и утыкаясь в них носом.       — Я ей смерти пожелала, а вы ее…       Константин опешил. Девочка не знала, что смерть мачехи — ее рук дело. Думала, что это они ведьму сожгли. Что ж, ему так даже сподручнее выходит.       — Изводить всю человеческую деревню на корню — грех, продавать отроковицу татям — грех, а искать спасения у других — не грех. Скорее проблеск разума в непроглядной тьме глупости. Тем более, что тебя здесь никто насильно не держит, ты вольна уйти в любое время.       Лицо Василисы потемнело, а на глаза навернулись слезы.       — Некуда мне теперича идти. Ваня сказал, вы с домиусами мою деревню пожгли, одни головешки остались.       Вот же болтливый пес…       — Так было необходимо, — он опустился на другой край лавки, не переставая внимательно следить за девочкой. — Ведьмы как гниль — их надобно истреблять подчистую, иначе будет худо. Они гадят там, где живут, оставляя после себя лишь смерть. Людей там уже не осталось, когда мы туда явились…       Василиса сидела ни жива, ни мертва, вспоминая, что накануне ее «ухода» в деревне праздновали Купалу. Получается, Рада и ее табор вырезали… всех?       Тяжелый и липкий комок в груди заставил девочку задохнуться от ужаса и боли. Всех убили, даже малых детей не пожалели, изверги…       — Я…– выдохнула девочка, глотая слезы, — я…       Сквозь боль и тоску по изничтоженному дому пробивалось что-то еще. Доселе незнакомое Василисе чувство ворочалось где-то в глубине ее сути, становясь крепче с каждым воспоминанием о том, что проклятая ведьма у нее отняла.       Константин вновь ощутил то чувство, что было перед тем, как сгорела ведьма. По рукам и спине пробежал холодок, а внутри все напряглось, ощущая всплеск чужой силы. Это будоражило. Усилием воли он подавил желание довольно улыбнуться — сейчас ему нужно было оставаться холодным и собранным.       — У тебя есть родня в соседних деревнях? — невзначай поинтересовался он. Василиса заторможено мотнула головой, чуть заметно икая от слез. — Может кто-то в Велиграде?       — Да нет никого, — горько вздохнула девочка, — матушка сироткой была, погорелицей. Тятенька один сын в семье. Дед с бабкой померли еще позапрошлой зимой. Пойду в селение, чай возьмет кто…       — Может возьмут, — чародей соединил кончили длинных пальцев и в манерной задумчивости коснулся ими своих губ, щуря ясные глаза. — а может и нет — лето было не ахти каким урожайным…       Василиса испуганно уставилась на навя. Сирота из деревни, в которой похозяйничали ведьмы, — хуже прокаженного. Кто мог поручиться, что она не одна из них?       — Люди бывают весьма жестоки, когда дело касается лишнего добра… Не разумнее ли будет остаться здесь?       — А у меня разве теперь есть выбор?       — Он есть всегда, — навь показал раскрытые ладони, будто взвешивая собственные слова, — Можешь уйти обратно к людям, побираться и ждать, что тебя приютит кто-нибудь из сердобольных. Или остаться здесь — чернавкой. Или дисци́пулом.       Василиса округлила глаза и суматошно забегала взглядом по светлице, ища подсказку, чем же таким мудреным может оказаться этот «дисципул».       Константин выжидающе смотрел, как мечется разум девочки в мучительном выборе. Эх, Горын еще не знает, что он ей тут предлагает. Ну ничего, Змея он найдет чем уговорить. В конце концов того довольно часто не бывает во владениях, а василисиному дару нужен глаз да глаз.       — Что это такое? — осторожно спросила она, зябко обхватывая себя руками. Навь мягко улыбнулся.       — С навьего наречия это переводится как ученик. Я научу тебя как обуздать то, что есть в тебе, — чернокнижник выдержал многозначительную паузу, прежде чем продолжил. — Это не мы сожгли Раду, а ты, своим желанием отомстить. И, думаю, это может повториться, коли таковое возникнет вновь.       — Я?       — Да, Василиса. Раньше я бы сказал, что подобное невозможно, но случилось что случилось. И теперь ты сидишь передо мной раздираемая болью, гневом и страхом. Мало ли, что может случиться…       Девочка затравленно глянула на навя, но тот лишь внимательно наблюдал.       — Могу я подумать?       — Разумеется.