Навь: сказания и легенды. Василиса.

      Всю ночь Василиса проворочалась в постели, терзаемая думами: вернуться к людям али согласиться на предложение навя. Говорил он складно и ладно, только вот боязно ей…       Девочка задумчиво грызла ноготь на большом пальце, как вдруг услышала в светлице тихие шаги, будто ветерок прошуршал. Кто-то тяжело опустился у самой лавки и привалился спиной к постели, послышался шорох вынимаемого из ножен ножа, а затем сладко запахло сосной.С тяжелым вздохом, мастер принялся за работу.       — Вань? — тихонько позвала девочка.       Он обернуся, сверкая в темноте глазами.       — Чего не спишь, заяц? — от оборотня приятно пахло свежим сеном. Девочка выпростала из-под перины руку и коснулась мягких волчьих ушей. Иван расслабленно подставил голову под ее пальчики.       — Думу думаю… Мне Кощей предложил тут остаться, дисципулом стать.       — Чёй-то? — Иван легонько обернулся, — Домиус? Сам?       — Ну да. А чего ты так дивишься?       — Дык он же сам никогда никого к себе в дисципулы не звал, тем паче роду людского. Одни навьи, да полукровки были. Хотя… мож Змей упросил?       Василиса задумчиво нахмурилась, но от упоминания мечника в груди потеплело.       — А ему на кой просить?       — Так ведь он тебя и привез, — кивнул Иван, недовольно фыркая, — Ходил тут, шипел на всех, кто на тебя косо глянуть посмел.       Девочка невольно вздрогнула, вспоминая, каким гневным был Змей тогда в роще.       С окна доносились звуки ночной жизни. Где-то в лесу ухала сова да стрекотали сверчки.       — Вань, а сложно дисципулом быть?       — Мне то неведомо, — пожал плечами оборотень, — но все от домиуса токмо так сбегали, что пятки сверкали. Правда, редко когда без добра какого, но все ж…       Василиса закусила губу, пытаясь собраться с мыслями, которые подобно воробьям разлетались в стороны.       — Ну, чего приуныла-то, красна девица? — Иван отложил деревяшку в сторону и обернулся к девочке лицом. Луна, вышедшая из-за леса, хорошо освещала лицо оборотня, лишая его всех дневных морщинок и хмурости. Сейчас мужчина выглядел моложе своих лет, и подумалось ей, что он даже младше почившего тятеньки.       — Боюсь не сдюжу, — девочка шмыгнула носом и обняла подушку, зарываясь в нее носом. Сжатых в кулачки пальчиков коснулись большие теплые руки.       — Так а коли не попробуешь — не узнаешь, — подмигнул он ей.       Утром, только рассвело, Василиса поднялась, умылась и, сжав в руке оставленную на столе волчью фигурку, отправилась к Константину. Домиус уже ожидал ее ответа.       

***

      Берег реки Смородины нельзя было назвать ровным, скорее криво срезанным острым ножом, потому как песчаный край то появлялся, то исчезал в траве, а где-то даже переходил в каменистые линии.       Поговаривали, что вода там кипучая, а то и вовсе огонь по ней течет. Но речка больше походила на разлившийся ручей, нежели на границу миров. Только в том месте, где стояла Василиса, Смородина была похожа на настоящую реку, видать, сказывалась граница Нави.       Девочка задумчиво изучала песок под босыми ногами, кусая губы. Может, зря она это удумала? Может, надо было обратно к людям? А коли не сдюжит?       От осознания того, что вся затея может осыпаться ей на голову прахом, у девочки внутри все неприятно сжималось и холодело. Да тут еще и сумерки подкрались незаметно на пару с прохладой, что теперь заставляла зябко пожимать плечами. Не спасала даже новая чистая рубаха, вышитая навьими чернавками накануне. Она и сама хотела, но Вига запретила, мол, негоже это — самой себе обрядовое платье готовить. Василиса легонько провела пальцами по бугоркам вышивки и напряженно вздохнула.       — Да не дергайся ты так, — послышалось где-то из-за спины, и девочка поспешила обернуться. — Костюша знает, что делает. Чай не впервой.       — Дык она ж не навья! А коли пойдет чего не так? — голоса приближались из-за деревьев с запада.       — Страстей не нагоняй, — проворчала Вига, — девка и так вся извелась, тут ты еще масла в огонь подливаешь!       — Дык я это…       — Тебя послушать, так он вообще бездарь криворукий! — возмутилась берегиня.       — Дык я за Костяна… Он же у нас натура чуткая да ранимая!       — Угу, ранимая… Помню я, как его ента стерва с косой чуть до слез не довела… — змей вовремя одернул навью от подробных рассказов о чувствительности чернокнижника, потому что Василиса уже стояла раскрыв рот.       В руках берегиня несла свернутую валиком ткань, а на голове у нее был массивный венок из разнотравья. Василиса успела разглядеть там маки и дурман, остальное сливалось в пестрый зеленое буйство. Горын же шел налегке. Вместо привычного доспеха на нем была зеленая атласная рубаха, расшитая золотом, да так искусно, что узоры при каждом его движении будто оживали. Даже сейчас он казался девочке огромной горой, что уж говорить о том, когда мечник был в броне.       — Готова? — Вига тепло улыбнулась дрожащей Василисе, подходя ближе. От навьи пахло баней и дымом. Девочка неуверенно кивнула и подошла на шажок ближе, кожей ощущая, как Горын просто прожигает ее взглядом.       Берегиня тоже почувствовала это и обернулась на змея, который сделал вид, что увлечен красотами границы.       — Вот, — вздохнула навья, — держи, это тебе!       Она сунула в руки покрасневшей от излишнего внимания девочке сверток, отвлекая ее от Горына. Василиса уставилась на ткань, не решаясь развернуть.       — Да не откусит оно тебе голову, чего ты?       — Понёва? — девочка поражено разглядывала расшитое красным и золотым полотнище. О такой девки в деревне могли только мечтать.       — Она самая! И вот еще, — женщина стянула с шеи связку бус и стала по нитке вешать их девочке на шею, тихо бурча себе что-то под крючковатый нос.       — Горын, подь сюды.       Он встрепенулся, будто от дремы и вопрошающе посмотрел на навью.       — Нож давай, — Вига аккуратно надела Васе венок на голову и протянула раскрытую ладонь к змею, — Ну чего ты глазищами хлопаешь? Нож, говорю, давай!       Он медленно и не сводя глаз с берегин, потянулся рукой за спину. Послышался тихий шорох ножен, а затем в свете вечернего неба тускло сверкнуло лезвие кривого ножа, больше похожего на змеиное жало.       Навья торопливо выхватила оружие и зажала в зубах лезвие, выверенными движениями подвязывая понёву вокруг талии девочки. От подобного обращения с клинком у Горына дернулась щека.       — Тьфу! Да чего ты таращишься так? У тебя этих «перьев» как у свиней грязи, не обеднеешь, — Вига деловито оглядела нож, прежде чем сунуть его в руки Василисы.       Мужчина нервно сглотнул, гипнотизируя свое оружие в хрупких пальчиках, для которых сталь казалась чем-то чуждым и неправильным.       — Нет, но, зубами-то зачем? — заломил точеные брови змей, будто нож от самого сердца отрывали. Вига устало закатила глаза, вздохнула и подмигнула дрожащей Василисе.       Легкой тенью к берегу протрусил волк, на ходу оборачиваясь дворовым Кощея. Иван зычно чихнул, отряхивая с волос дорожную пыль. Горын презрительно фыркнул, скрещивая ручищи на широкой груди.       — А ты, псина, чего тут забыл?       Но тот даже ухом не повел на выпад Змея. Оборотень молча подошел к поникшей Василисе и опустился подле девочки на колени.       — Чего дрожишь, заяц?       — Я не заяц, — буркнула она, на что Иван легонько ущипнул Василису за кончик носа, чем вызвал недовольное шипение змея в свою сторону. — Не боись, мы тебя в обиду не дадим, коли что.       В подтверждение слов мужчины, навья и змей легонько кивнули. Как только последний луч солнца окрасил верхушки рощи в алый, на этом берегу и на том вспыхнули яркие костры. На неспокойной воде Смородины, будто кувшинки, проступили островки темных досок, а по обе стороны от них — зажглись в воздухе огни, как лучины запалили.       — Пора, — слегка севшим голосом возвестила берегиня. Девочка кивнула, поджав губы, и крепче сжала рукоять змеева ножа. Сам же змей напряженно стиснул зубы.       Константин все объяснил Василисе накануне. Все было просто: нужно лишь перейти речку по мосткам. Лишь перейти… Страх сковал все внутри, заставляя сердце биться, как пичужку о прутья клетки.       — Прости, тятенька, — шепнула Василиса и сделала неуверенный шаг в воду, которая оказалась ледяной. Это в середине-то лета?!       Первые мостки оказались почти у самого берега, но, к несчастью, вода была такой чистой, что она разглядела, как обрывается песочный край дна, а дальше зияет чернота глубины. И теперь ей стало по-настоящему страшно. Оступишься тут –и поминай, как звали, даже дернуться не успеют. А ведь надо пройти с гордо поднятой головой, иначе какой смысл? Обряд и на то обряд, чтобы все было как надо.       Дерево под босыми ногами было гладким, но не осклизлым. Девочка собралась с силами и сделала первый шаг на соседние мостки. К ее удивлению, она даже не поскользнулась, напротив, нога стояла уверенно и ровно. Только доска была уже предыдущей. А падать в Смородину ей не хотелось.       Над рекой легкой дымкой засеребрился туман, будто невесомой шалью укутывая темные воды. Однако, близко к огням марево не подползало, оставляя мерцающую дорожку нетронутой. С каждым шагом Василисе все больше хотелось развернуться и дать стрекача на берег. Еще лучше — добежать до вежи и спрятаться в перине. Девочка буквально кожей ощущала, что из-под воды за ней внимательно наблюдают и ждут — оступится али нет.       — Не нравится мне это, — тихонько рыкнул себе под нос Иван, словно читая василисины мысли.       — Не тебе одному, — так же тихо ответил Горын, не сводя напряженного взгляда с девичьей спины, готовый сорваться на помощь в любое мгновение.       Как назло, Василиса неудачно поставила ногу на очередной мосток и взмахнула руками, ловя равновесие. Змей дернулся, но остался на месте, крепко удерживаемый за пояс Вигой.       — Кудыть? — шикнула берегиня, но тут же осеклась.       Змей умоляюще смотрел на то, как Василиса выровнялась на мостках. Навья пояс мечника не отпустила, лишь легонько потянула обратно. Горын беспомощно глянул на Ивана, который прижал мохнатые уши к голове и нервно дергал кончиком хвоста, сжимая до побелевших костяшек кулаки.       Домиус наказал не вмешиваться, что бы не произошло.       Честное слово, лучше б удавиться приказал, окаянный.       Девочка перевела дух, чувствуя, как под рубахой сбегает ледяной пот.       Осталась ровно треть.       Ноги неприятно жгло холодом, по спине то и дело пробегал озноб, заставляя ее вздрагивать. Единственное, что придавало сил — нож, который она каким-то чудом не выронила. По сравнению с ледяной водой, рукоять была теплой, словно живой. Девочка дрожащей рукой поправила сползающий на лоб венок и мазнула взглядом по клинку в руке. Сталь играла золотыми искорками, которые танцевали на лице девочки, напоминая о своем хозяине, который буквально места себе не находил, стоя на берегу.       Еще немного.       Обратной дороги уж точно нет, тем паче, что в паре саженей, у чаши с жарким пламенем, каменным изваянием возвышается Кощей.       Константин внимательно наблюдал за тем, как человеческая девочка борется со своими сомнениями и страхами, как с каждым шагом она все ближе.       Еще немного, и вот уж девичьи ножки ступили на блеклую сон-траву, что пробивалась меж простых сорняков на берегу. Навь еле заметно кивнул в знак приветствия, Василиса ответила тем же. Он жестом указал ей на место подле себя.       — Нож, — Василиса нехотя рассталась с клинком, который смотрелся в тонких пальцах чернокнижника слишком громоздко.       Дальше для девочки все казалось каким-то сном, грозящимся обратиться в кошмар.       Кощей плавно скользнул к ней за спину и начал что-то напевать на навьем наречии, поднеся нож сначала к своим губам, а потом нежно очертя острием ворот девичьей рубахи. Василиса не поняла бы и полслова, говори он на человечьем, потому что даже дышать старалась через раз — ужас захлестнул ее с головой.       «Лучше б оступилась и в Смородине утопла…»       Вдруг Константин приставил лезвие к самому ее горлу, и девочка обмерла, вытягиваясь по струнке, а чернокнижник все продолжал напевать.Он не торопился перерезать Василисе глотку, но лезвие было буквально в маковом зернышке от ее кожи. Когда колдун заскользил ножом поперек шеи, Василиса задрожала еще сильнее.       Резкое движение его руки сбило ее с толку, так же, как и короткий рывок за косу.       — Вот и все, — спокойно произнес Константин, вкладывая в руки девочки змеев нож и… обрезанную косу, — а теперь, сожги ее.       Глаза Василисы расширились и наполнились слезами.       — Как… сжечь? — только сейчас она почувствовала, что затылок не тянет прежняя тяжесть волос, и как рассыпаются остатки обрезанной косы.       — Это часть обряда — брось ее в огонь. Иначе мавки тебя обратно не пустят, — Кощей теперь стоял напротив, снова внимательно наблюдая за происходящим.       — Но ведь без нее я, получается, вроде как…       — Умерла. Да, — закончил за нее навь, — Ты перешла реку, так что ты умерла для Яви. Отрезала косу — умерла для Рода, а перейдешь Смородину обратно — умрешь и для Нави. Без этого никак. Чтобы стать мои дисципулом — нужно умереть для всех и всего. Бросай.       Василиса вздохнула и, поколебавшись пару мгновений, все же бросила волосы в огонь. Пламя жадно приняло подношение, зашипев и заплевавшись дымом вперемешку с искрами, а затем опало, будто от сильного порыва ветра. Девочка обреченно смотрела, как в огне тает вся ее жизнь. Языки пламени лизали быстро укорачивающийся жгут из волос.       Когда последний локон исчез в танцующем жаре костра, пламя окрасилось в лазоревый с изумрудными искрами.       «Навий огонь,» — вспомнила она сгорающую ведьму. От непривычного зрелища замирало сердце, и Василиса смотрела на него как зачарованная, даже руку попыталась протянуть, но поймала на себе строгий взгляд Константина.       — Я велел его коснуться? — приподнял угольно-черные брови колдун.       — Нет, — буркнула дисципул, опустив глаза вниз и теребя край понёвы.       — Запоминай — без разрешения ни к чему не прикасаться, –Василиса понятливо кивнула. — И носи это не снимая.       В длинных тонких пальцах из ниоткуда появился массивный перстень в виде кусающей себя за хвост змеи. Кольцо упало в руки так резко, что Василиса едва успела его подхватить. Тяжелое…       — А теперь, тебе нужно вернуться на тот берег, без меня, –Константин задумчиво посмотрел вдаль. — Тебя уже заждались.       Девочка уверенно кивнула домиусу, надела персень и шагнула на мостки. Путь обратно дался значительно легче — теперь Василиса знала, чего ожидать. Каждый шаг ее был тверд и верен, а меняющее цвет пламя вселяло в нее уверенность, что все идет как надо. Каждый приближающийся к ней огонек бледнел, а затем ярко вспыхивал лазоревым.       Теперь всё вокруг понимало, что перед ними не живая, но и не мертвая ученица чернокнижника.