Навь: сказания и легенды. Василиса.

      Василиса за думами не заметила, как рассвело.       Побродив по берегу, она уверилась, что ключ лежит где-то недалеко, на дне, но в воду лезть не осмелилась — надобно подготовиться.       Игорка проснулась с петухами и сладко потянулась на печи.       — Никогда б не подумала, что тут у вас так спать хорошо. Прям как в тине — мягко-о!       — Угу, — буркнула Василиса, — Игорка?       — Ась?       — Скажи, омут у вас тут глубокий?       Мавка призадумалась.       — Ну… тятька быстро из него всплывал, а он у нас большущий был.       — Саженей пять-шесть?       Водяница непонятливо нахмурилась.       — Чего?       Василиса досадливо махнула рукой.       Нашла у кого спрашивать.       — Вызнала я, что тятьку твоего сгубило, точнее сожрало.       Игорка резво соскочила с печи, тут же оказываясь подле дисципула. Глаза ее горели огнем возмездия, а на личике снова проступила чешуя.       — Не томи, Василисушка! — оскалила она мелкие острые зубки, — Кто ентот гад, что тятьку и сестриц с мамкой извел?! Ух, башку отгрызу!       Василиса нежно погладила мавку по голове, как неразумного ребенка.       — Некому там башку огрызать, — вздохнула она. — Артефакт это.       — Че? Какой еще архиквак?       — Артефакт. Вещь заговоренная. В нашем случае, вероятно, еще и сломанная.       Чёрный ключ, по словам Кощея, был не чем иным, как энергонакопителем. Ценности для простого люда не имел, но выглядел заманчиво — черный, мудренно выкованный, отливающий алым на свету и слабо сияющий в темноте. Вещица создавала впечатление дорогого чародейского артефакта, которым можно эффектно творить колдунства, но на деле он лишь впитывал в себя остатки чар. У него было длинное и нудное название, которое Василиса не стала запоминать — все одно никто его так не называл, даже сам Кощей. Ключ и ключ.       Сейчас же, выброшенный за ненадобностью, он, видать, проржавел и целостность заговора на нем нарушилась, искажая суть наложенных чар. Проверить это можно было только опытным путем.       — Его надо достать.       — Я достану! — решительность, вспыхнувшая в серых глазах Игорки несколько озадачила Василису.       — Он поглотил матерого водяного со всем его выводком, а потом и нескольких утоплениц. Ты ему на один зубок будешь, — огонь в мавкиных глазах потух. — Если чары на нем искажены эрозией, то он будет впитывать в себя все, до чего дотянется.       — И чего теперь делать? — водяница села возле ног Василисы, хмуря светлые бровки.       — Надо его переполнить, тогда он сам как тыква на грядке и лопнет.       — Ага, — Игорка понятливо кивнула, — а че это?       — Что?       — Тыква.       Василиса устало вздохнула и поднялась из-за стола.       — Плод такой, ее в кашу кладут.       Ей нужно было выспаться — переполнение накопителя потребует много сил. Девица влезла на печь и стянула сапоги.       

***

      Горын не любил русальную седмицу. Просто потому, что жалоб на разошедшихся водяных потом было столько, что в пору вешаться. А этим летом пришлось в отчий дом лететь, на свадьбу к сестрице. Еще и тайны эти Василисины все Горыне покоя не давали.       Родовое гнездо было высечено в скале и внушало трепет.       Огромные шпилеподобные крыши вежей пронзали клубящиеся в вышине тучи, и сейчас те плакали тяжелыми дождевыми каплями. Высокие окна горели огнями несмыкающихся глаз. Они молча взирали, как громадная тень, кружась, опускалась на самый мощный из выступов. Не даром брат деда — сам Хозяин гор — вон племяннику такой подарок отгрохал!       Змей мягко приземлился, встрепенулся, сбрасывая с крыльев плащ из дождевых капель, и сменил личину. Не доставит он отцу такого удовольствия — в змеином облике перед ним красоваться. Накинув на голову мгновенно набрякший капюшон, он широким шагом направился к массивным резным дверям.       Там его уже встречала негласная хозяйка твердыни — Божена.       Стройный высокий силуэт сестры серебрился в свете огня, пылающего в огромных чашах по обе стороны от входа. Она раскрыла объятья, приглашая младшего брата в отчий дом.       — Горынюшка, — змеица обняла мечника, окидывая его привычным оценивающим взглядом. — Возмужал-то как! Еще краше стал.       — Полно тебе, — фыркнул по привычке он, — три года всего не виделись.       — Год году рознь, — сощурилась Божена и ловко взяла его под локоток, ведя знакомыми до боли коридорами. — Помнится, ты как-то за весну так вымахал, аж Деяну перепугал. Она даже подумала, что ты у нее костеростку умыкнул и выхлебал.       — А нечего свои варева на самогоне делать, у самой же от них глаза в кучу скатываются.       Змеица звонко рассмеялась, прикрывая рот когтистой ладошкой и хлопая брата по плечу в червленом доспехе. Он в ответ широко улыбнулся.       Сестра отвела его в старые покои, где некогда прошло детство Змея, и куда теперь с хихиканьем заглядывали пробегающие мимо змеицы.       — Братец, а ты надолго к нам?       — Спровадим Веленку до супруга, и обратно на границу.       — У-у-у, — поджала губы одна из сестриц, — опять на чуть-чуть прилетел…       — Так, все, дайте ему отдохнуть! — шикнула Божена, отгоняя младших от дверей брата. — Весь день галдят как сороки, не могли тебя дождаться.       — Да ладно тебе…       Умывшись с дороги и передохнув, Горын принарядился к ужину. Сестры расстарались пуще прежнего, обрядив его в золотые шелка и парчу, будто не сестру замуж выдавали, а самого Змея женили. Он заулыбался своим мыслям, невольно вспомнив Василису.       Непонятная тревога вновь накатила морской волной, накрыв его с головой.       Не смотря на это, ужин прошел легко и весело. Сестры обступили Горына со всех сторон, желая перекинуться с любимым братом хоть парой слов. Змей, не желая расстраивать любимых сестриц, старался ответить каждой, но то и дело умолкал, отвлекаясь на грызущую пустоту внутри.       Виновница праздника — Велена — сидела во главе стола, на отцовском месте и все осаживала их, чтобы те дали мечнику спокойно поесть.       — А где ж сам отец? — Горын окинул взглядом залу, освещенную чашами с огнем, но не увидел ни малейшего намека на Ярилу.       — Сказал, что негоже ему нас тут охранять, пусть де «девки потешатся всласть», — повторила слова батюшки Божена, завершая речь широкой заговорщической улыбкой.       Змеицы подхватили настроение сестры и радостно захихикали.       До глубокой ночи они танцевали, пели песни, играли в салочки и устраивали светопредставления чарами, резвясь как малые дети. Все это сопровождалось громким хохотом, визгом, а порой и змеиным ревом на всю крепость. Горыновым в том числе.       Разошлись уже за полночь, едва угомонив разошедшуюся и порядком захмелевшую невесту. Велена порывалась лететь к жениху прямо сейчас.       — Вот и по-о-смотрм! Для красного словца, он, как батька!.. наш. па-аскуда рогатая… Или првда… ой… ну это…       — Тише, Велена, — попыталась вразумить ее Божена, но пусто — та была непреклонна и уже собралась обратиться, когда Горын ловким движением подхватил сестру, закидывая ту на плечо.       — Эх, Велька, пошли, прокачу тебя на последок! — змей подкинул вяло брыкающуюся сестрицу, чтобы та удобнее устроилась. Захмелевшая змеица радостно взвизгнула и тут же забыла о женихе, с гиканьем болтаясь на сильном плече брата.       Уложив Велену спать и вернувшись в покои, Горын попытался уснуть, но сон даже не пытался идти к нему. Внутри все напряженно металось, словно предчувствуя беду. Змей вертелся с боку на бок, то и дело разминая сбивающуюся перину. В какой-то момент он, злобно скрипнув зубами, поднялся с постели и вышел из покоев.       На дворе стояла звенящая тишина. Непогода стихла, но небо все еще оставалось низким. Плотная пелена туч прятала от острых змеиных глаз луну и звезды. По старой памяти он шагнул со ступеней вниз.       Все было ровно также как и раньше. В паре саженей от лестницы начиналась обнесённая невысоким забором ратная площадка, присыпанная песком. Чуть левее, под навесом, на крючьях висели мечи и ножи: от деревянных детских до боевых клыков. Горын будто снова вернулся в детство, когда дядька впервые позвал его с собой тренироваться. Для желторотого змееныша, не избалованного отцовской лаской, это было вершиной счастья.       Одно из бревен, вкопанных тут же, было иссечено белесыми отметинами — видать кто-то из сестер давеча тренировался. Да так лихо, будто топором рубили, а не мечом.        Горын окинул взглядом оружие и приметил один из старых своих мечей. Стоило коснуться рукояти, оплетенной потертой кожей, как тревожная дрожь в руке утихла. Змей улыбнулся клинку, будто старому другу, нежно оглаживая пальцами дол. Он парой размашистых ударов примерился к мечу и закружился по площадке. Клинок в сильной руке пел, рассекая воздух. От ловких привычных движений мышцы наливались силой, отгоняя навязчивые мысли, пчелами жужжащими в голове. Змей размеренно дышал, делая очередной замах или выпад. Разгоряченный ночной тренировкой он ловко кувыркнулся через голову, хлестнув каударом по воздуху.       Ох, и хорошо же!       Вдруг внутри что-то надсадно зазвенело… Будто раненной птицей позвало на помощь. Змей сбился с замаха, крутанулся на месте, удерживая равновесие и испуганно замер, остановив дрожащий меч в вершке от Василисиной шеи.       Она стояла перед ним с пустыми глазами и мертвенно бледной кожей. Остриженные волосы чуть заметно колыхались, словно она плавала в воде, а не стояла посреди ратной площадки, укрытой от горных ветров. На шее чернел след, будто от удавки…       Сердце змея колотилось у самого горла.       Не поверив глазам, он испуганно сморгнул и наваждение сменилось озадаченным лицом Варвары — единственной родной и младшей сестры.       — Ты чего это удумал среди ночи мечом махать? — она осторожно отвела лезвие от себя пальцем и шагнула к брату.       — Не знаю, — соврал он, утирая дрожащей рукой ледяной пот с высокого лба, — Не спится. А ты?       Варвара забрала у него меч и повертела клинок в руке.       — Да приданое Вельке только укладывать кончили. Три ларя, два из них с тряпками, — оружие вернулось на место, а змеица облокотилась о забор, продолжая смотреть на старшего брата.       — У самой-то поди не меньше, — отшутился змей, пытаясь отвлечься, но тревога нарастала с каждым мгновением. Змеица скривилась и показала ему раздвоенный язык. Горын широко улыбнулся, щелкая ее по носу.       Прямо как в детстве…       Паника ледяными когтями сдавила сердце Змея, заставив того схватиться за грудь и тяжело задышать, буквально с силой проталкивая туда воздух. Варвара испуганно подхватила оседающего брата под локоть.       — Горыня?! Братец, что с тобой?!       Он невидящим взглядом шарил по площадке, пытаясь выровнять дыхание. Тщетно. Сердце колотилось так громко, будто вот-вот проломит ребра. В ушах звенело, а внутри все вопило и билось в агонии. Сестра коснулась его взмокшего виска и на мгновение зрачки-щелочки вспыхнули золотом. Стало чуть легче.       И яснее. Змей услышал внутри себя зов: Лети! Лети скорее, иначе не успеешь! Лети, она в опасности!       — Варя мне…       — Я слышу, братец, слышу, — она нежно погладила его по щеке дрожащей рукой. — Я объясню все сестрицам, они поймут. Лети, родной, ты там нужнее.       Поцеловав сестру в лоб, Горын тяжело поднялся, будто скидывая с плеч неподъемную ношу. Теперь он отчетливо слышал зов.       Жар от каудара привычно прокатился по спине, сменяя личину.