Азбука любви

      Умирать, в большинстве случаев, больно. Но чем путь к нему дольше и мучительнее, тем и больнее. А чем больнее, тем более по ту сторону ты будешь выглядеть изувеченнее.       После падения в кровь, Вольдемар от чего-то чувствовал свободу, удовлетворение и душевное спокойствие. Суровые потоки алой, нет, даже бордовой жидкости тащили его на дно и в сторону основной переработки, где становилось всё жарче и жарче, где кипела не только кровь в округе, но и кровь бедного тела, которое, в свою очередь, начало краснеть и приобретать увечья в виде ожогов, пока легкие наполнялись сгустками крови, что не позволяли дышать.       Самые больные вещи, по общему мнению, — это роды и сгорание заживо. Но всё же я считаю, что это не сравнится с «точкой кипения». Существовала раньше такая пытка, которая, в конечном итоге, всегда перетекала в казнь. Провинившегося помещали в котёл с водой. Иногда она была сразу кипячённой, что укорачивало зрелище над мучеником, а иногда знающие одну особенность не кипятили заранее, а, когда уже клали человека, тогда и начиналось кипячение. И чем выше температура, тем всё хуже. Одежда сливается с кожей, внутренние органы, как и вся поверхность тела, получают ожоги, глаза теряют свою главную функцию, мозг кипит, причём в прямом смысле. А ведь жертву могут и помучить. Вытащить, вылить воду, налить новую — и заново.       Нечто похожее происходило и с Вольдемаром. Чем дальше плыло его тело, тем горячее становилось, обжигая тело. Тело, которое всё в волдырях, с обожжёнными внутренностями, ослепшее. Тело, которое уже мертво.

***

      «Ещё один…» — думает Шангрин, вальяжно поднимая руку вверх, и из реки с оранжевой водой вылетело изувеченное тело Вольдемара.       Голова низко опущена, облезшую кожу почти не отличить от алотеррской одежды, что сплавились вместе. Ожоги, болючие даже на вид, обволакивали тело, а с подбородка стекала розовая пена. Возродитель помахал на себя, и тело подлетело ближе, после упало на колени. И, будто в бездыханное тело вернулась жизнь, он поднял голову, раскрыв широко свои уже светло-серые, почти белые обожжённые глаза. Слышно хриплое из-за раненных органов дыхание. Ожил, это видно невооружённым взглядом. Точнее, ему помог сам багряник. Засмотревшись в раскрытые глаза, он произнёс:       — И вновь бедный человечишка, погибнув, приплыл в реки чертогов Возродителя в поисках к своей будущей судьбы.       У воскресшего округлились. Он не видел обладателя голоса, но сразу его узнал. Величественный, громкий… Божественный. На губах в розовой пене расцвела улыбка, и, пошатнувшись, он встал на ноги и дрожащей походкой подошёл к звуку, пытаясь протянуть руки перед собой.       — О-о боже, боже… В-возродитель… Это вы? — голос хриплый и дрожал, но понять было можно. Багряник вздохнул и взял его изувеченные руки в большие свои, нежно погладив их большими пальцами. — Возродитель… — шепчет он, падая на колени и поклонив ему голову, будто это божество. Да и для большинства культистов это так и было. — Я предан вам до смерти… Неужели вы меня за это воскресили, чтобы я продолжил следовать за вами? — Возродитель лишь выдохнул.       — Встань, — его быстро послушались, вскочив на ноги и вскинув голову, смотря в никуда белыми глазами. Шангрин расслабился, просто глядя в эти почти снежные глаза. Такие красивые, даже красивее тех карих, которые были раньше. После отпустил одну руку и потянул за другую. — Пошли, — и повёл его в неизвестном направлении, нежно сжимая ладонь, несмотря на свой размер.       Естественно, за ним последовали, шатающимися ногами переминая и улыбаясь. Как он смеет отказывать своему прекрасному божеству?