Если бы Калебу сказали, что он влюбится в какого-то мужчину в два раза старше него, да ещё и своего отчима, он бы скорее дал пощёчину этому человеку или даже убил, перед этим посмеявшись ему в лицо. Да только тогда бы ему пришлось нанести себе увечья.
Иногда он просто не мог заставить себя смотреть в какую-либо другую сторону, если это не Войд, и просто застывал на месте, наблюдая за тем, как он клацал по клавиатуре своими длинными, словно руки пианиста, пальцами, как он готовил утренний крепкий тёмный кофе, иногда потягиваясь после продолжительного сна, из-за чего и так облегающая водолазка натягивалась на его мышцы, или как раз в неделю-две он стоит в ванной напротив зеркала с голым верхом, открывающий вид на широкую спину со шрамами, а также мокрый, видно, что прямо из душа, и с бритвой в руках сбривает накопившуюся щетину, которой, в итоге, не остаётся, без изъянов.
Можете назвать Калеба извращенцем, но иногда даже от таких повседневных и обычных действий со стороны Войда он может легко возбудиться, а в голове сразу же появляются картинки, где он либо прижимает к себе, либо усаживает на столешницу или стиральную машину, и начинает спешно целовать его в губы, откровенно лапая его, несмотря на то что, если из них выбирать, именно он выглядит на роль принимающего. Но не всё равно ли ему? Да и если бы он был принимающим, ситуация бы не изменилась. Ему все равно, в какой позиции, главное, чтоб с Войдом, с его отчимом.
Но, увы, ему приходится довольствоваться лишь мимолётными касаниями, и то теми, которые старший не особо любит. Но мечтания всё равно не оставляли его.
Прямо как и сейчас. Раннее утро, в которое он встал специально так рано. Поэтому, как и подобает хорошему сыну, он решил приготовить завтрак, который любит Войд, и успел приготовить прямо к его приходу, положив тарелку с кружкой любимого кофе на стол. Но даже так поймал этот вечно хмурый взгляд.
— Что за праздник сегодня, раз ты решил сделать мне завтрак? — этот грубый голос заставил мурашки пробежать по коже. Он выдавил из себя улыбку.
— Да просто… Я встал рано. И решил, почему бы и нет.
Инспектор, видимо, решил поверить такой обычной и видной лжи и выдохнул, садясь на своё обычное место. Шатен встал сзади него и, наклонившись, обнял его за плечи, прижавшись верхом к нему. Карие глаза зацепились за его лицо. Фиолетовые глаза, как обычно, хмуры и напряжены, верхняя губа еле заметно приподнята, показывая раздражение, и уже отросшая щетина. В мыслях появилось желание самому взять бритву и избавиться от лишних волосков на нижней части лица и шее. А потом спускаться своими губами по всем бритым местам, а может, и дальше, пока не дойдёт до…
«Блядство…» — мысленно он стонет, чувствуя твёрдость в штанах, что так неприятно давит на ширинку.
— И что это за нежности? — вновь раздражённый голос, указывающий на объятия. Но на это в ответ уже промолчали.
Брюнет раздражённо выдохнул и, пытаясь не обращать внимания, начал трапезничать, пока за ним наблюдали мечтательные шоколадные глаза. Это, на самом деле, очень настораживало, ибо обычно Калеб так себя не ведёт.
— Как дела на работе? — спрашивает отчим, чтобы разбавить обстановку.
— Нормально, — руки на плечах прижимают ближе и теснее. — А у тебя?
— Ничего нового… — он хотел что-то ещё сказать, как почувствовал, как чужая рука спустилась с плеча на грудь и мягко её огладила, спускаясь ещё ниже, к торсу. Чёрные брови хмурятся. — Что ты делаешь?!
Лицо младшего зарылось в его шею, глаза прикрылись, пока он вдыхал легкий естественный запах старшего. Такой приятный, что не хочется от него отрываться. Но, наперекор своим желаниям, он отпрянул от его тела и быстро побрёл в ванную, хлопнув за собой дверью и заперев, оставив мужчину одного на кухне.
Оперевшись о раковину, секретарь поверхностно задышал, а со лба потёк пот. Его лицо было красным, почти горело, а зрачки затмевали радушку почти полностью. Сейчас ему не хотелось ничего, кроме как вернуться на кухню, разложить отчима на столе и просто делать с ним всё, что вздумается.
Он взглянул на ту руку, которой он откровенно трогал его тело. На ней все ещё ощущалась структура его одежды и, самое главное, его рельефы. Глухо простонав, он зарылся лицом в локоть и опустил эту руку к паху, наспех расстёгивая и начиная яростно дрочить, чтобы быстрее избавиться от этого напряжения внизу. Ибо он себя уже не может держать в руках. Он пытался не стонать громко. Что уж говорить, он пытался вообще не издавать каких-либо звуков, чтобы не вызвать подозрений в Войде, хотя они уже и так были… Но хотелось, на самом деле, просто кричать, чтобы он слышал его в оба уха, чтоб знал, на сколько его пасынок хочет его.
Но вдруг раздаётся стук в дверь, и сердце падает в пятки, а расширенные зрачки испуганно сужаются. Взгляд падает на выход из комнаты. Тело застывает.
— Всё в норме? — от грубого голоса вновь идут мурашки. Ладонь непроизвольно продолжила двигаться, но уже в менее быстром темпе, а губа закусилась. Указательный и большой пальцы приспустили крайнюю плоть с головки и начали её дразняще массировать.
— Да, всё в порядке, — удивительно ровно говорит он, чему сам шокируется, но это даже лучше, ибо одно неправильное движение или неправильный тембр — и его раскроют. Рука продолжает двигаться.
— Точно? — голос стал мягче, такой непривычный и обеспокоенный, будто этот мужчина заботится о нём.
Но это обрело яркий эффект в лице того, что Калеб, крепче зажав рот, кончил в раковину, также пачкая немного стенку и зеркало. Но, несмотря на свои старания, он всё же издал тихое и еле слышное:
— Мгх…
Тело напряглось, как только с уст сорвался стон. За дверью молчат. Услышал? Или нет? Или пытается понять, чем он, чёрт возьми, занимается? Он сглотнул.
—…
—…
— Открой, — строгий, даже приказной тон вернулся обратно, будто он и не уходил. Калеб снова вздрогнул и нервно выдохнул, потянувшись к душевой и включив воду, и из душа начала струиться вода.
— Я в душе! — крикнул он, притворяясь, что всё это время он готовился к водным процедурам. В принципе, сейчас, как никогда, ему надо будет заниматься именно этим, а также очистить поверхности от своей спермы.
В ответ молчание. И вскоре послышались удаляющиеся шаги. Тело расслабилось, и он счастливо выдохнул. Сейчас он был на волоске… Скорее всего, от своей неминуемой смерти. Или, по крайней мере, так ему казалось. Но щёки вновь залились красной от вновь пришедшего, как назло, возбуждения.
***
После ледяного душа тело и вправду остыло. Нацепив на торс полотенце, он вышел и направился в свою комнату. Но, пройдя мимо комнаты отчима, он остановился, приподняв бровь.
— Работаешь разве сегодня? — фиолетовые глаза кинули на него взгляд.
— Да.
«А я, как назло, сегодня дома, так как выходной,» — мысленно закатив глаза и после оперевшись о косяк, скрестив руки на груди, будто не стесняясь своей почти полной наготы, он продолжил:
— Помощь не нужна?
— Нет, — такой же краткий ответ, как и в прошлый раз.
Выдохнув, пасынок шагнул к нему и взял его за кисти рук, чем поймал вопросительный взгляд, и после поправил высокий воротник плаща, чтоб соответствовал строгому виду.
— Удачи на работе, — напоследок улыбнувшись, он вышел из комнаты отчима, который проводил его взглядом и после раздражённо выдохнул.
— Какого чёрта с тобой сегодня происходит… — ворчит он себе под нос.
***
День не был чем-то примечательным. По большей части, Калеб лишь умирал от скуки. Решил заняться бумажной волокитой, которая была у него в комнате, но её оказалось так мало, что он быстро с этим справился. Единственное, что порадовало, — его пригласили некоторые знакомые потусоваться в каком-то баре. Конечно, он не любит пить, лишь тогда, если он чем-то расстроен и нужно срочно расслабиться. Но это хотя бы что-то.
Вернулся он поздно вечером. На мотоцикле решил не ехать, ибо, хоть он и пил мало, всё же пил, и никто не знает этот непредсказуемый алкоголь, который может дать по шарам в самый неудобный момент, даже если ты был, как стёклышко, трезв.
Он расслабился на диване, лёжа на нём и смотря по телевизору нудные новости. Ничего особого там не вещали, поэтому он не обращал внимания. Единственное, что вывело его из размышлений, это звон ключей, хлопок двери и медленные шаги.
Он сразу же вскочил на диване, что было плохим решением, ибо закружилась голова, за которую он и схватился.
— Ммг… — замычал он, зажмурившись.
— От тебя алкоголем пахнет, — говорит пришедший Войд, стоящий в проёме ещё в своей уличной одежде, одну из которых, а именно шляпу, повесил на крючок.
Взгляд карих глаз поднялся на мужчину.
— С друзьями был, — проговорил он, потянувшись к пульту и выключая телевизор, после вставая.
— Ясно.
Взгляд Калеба следил за действиями Войда, что был к нему спиной. Тот снимал свой плащ, открывая вид на натянувшуюся водолазку.
— Гх… — указательный палец потянулся ко рту, и зубы прикусили его. Появилось очередное желание провести по этим напряжённым от полицейской рутины мышцам руками, может, раздеть, чтобы сделать прямой массаж, а потом и что-то другое, может, интереснее…
Как только старший повесил и плащ, он раздражённо вздохнул и закатил глаза.
— Что с тобой сегодня не так? — спрашивает он, стискивая зубы и косясь назад, на подошедшего шатена, что обнял его со спины и уткнулся ему куда-то между лопаток. — Уж извини, но ты ведёшь себя как какой-то малолетка. Да даже не обычный парень-малолетка, а как прилипчивая девочка.
А его будто и не слушали. Неожиданно для Калеба, всё же алкоголь поздно ударил ему в голову. Он и не заметил вообще, как подошёл к нему и обнял за это прекрасное тело. А тот, по всей видимости, терял терпение.
— Я жду объяснений, Калеб.
— Я хочу тебя, — неожиданно выдаёт секретарь, что заставляет застыть инспектора.
Повисло молчание. А чужим языком тела парень решил воспользоваться. Одной рукой он пробрался под водолазку, а второй попытался расстегнуть ремень. Но старший вовремя пришёл в себя и оттолкнул его руки, отпрянув и развернувшись, злобно посмотрев на пасынка.
— Ты… — стиснул зубы от отвращения. — Ты, сукин сын… — быстрым рывком он схватил шатена за его длинные волосы и дёрнул пару раз, из-за чего он вскрикнул, но продолжал смотреть в его глаза. — Ты что, блять, творишь?!
А тот, не слушая, потянулся к его лицу руками и вжался в его губы, из-за чего вновь ошеломлённо застыли, но глаза были всё ещё хмурыми. Калеб поменял их местами, и теперь Войд был прижат к стене.
— Я буду жалеть об этом, я понесу за это наказание от тебя, но, пожалуйста, мне нужен этот раз, — шепчет он в самые губы, после продолжая целовать, одной рукой спускаясь вниз, всё же стягивая ремень и приспуская брюки, открывая вид на боксеры, внутри которых скрывалось большое достоинство отчима, а другой крепко удерживал его.
Войд гневно задохнулся от такой наглости и вновь оттянул его за волосы одной рукой, а другой пытался отстранить само туловище. Но, что было удивительно, Калеб его силе не уступал. Естественно, он не стал поддаваться отталкиванию.
— Я хочу тебя, Войд. Я люблю тебя, Войд, — шепчет он, несмотря на сопротивления, и продолжает осыпать его поцелуями, иногда укалываясь о щетину.
Касания губ начали опускаться ниже, к шее. И на ней он решил отыграться, оставляя уже что ни на есть настоящие и болючие укусы, которые будут заживать очень долго. С уст Войда сорвался хрип.
— Ч-чертёныш… — шипит он и после приглушённо стонет, когда на его пах надавливают.
Внезапно его подхватывают за бёдра и садят на талию, продолжая кусать, но уже унося в свою спальню. Одно неверное движение, и мужчина может упасть, а этот самый мужчина продолжал дёргаться в его хватке, из-за чего пришлось крепче его нести. И вот, наконец, Войд лежит на кровати, запыханный, с приспущенными штанами и раздвинутыми ногами, которые раздвинул сам Калеб, который расположился прямо между ними, нависая над любимым телом отчима.
— Ты такой красивый, когда такой… — руки пробрались под водолазку и приподняли её выше груди. — Но тут ещё лучше. Загляденье для глаз, — и облизнулся.
Он опустился к его широкой груди и, обхватив обе руками, прильнул к одной, начав лизать полувставший сосок. Сверху хрипнули, а тело напряглось сильнее.
— Я так хотел тебя всё время… Не беспокойся, я не буду делать тебе больно.
И он говорил правду и доказывал это сейчас действиями, лаская одну грудь языком, а другую ладонью, причём так интенсивно, будто он пытается не доставить удовольствие, а пытается выдоить из него что-то.
Хотя ему придётся доить его в другом месте.
Он двинулся дальше, продолжая кусать и целовать, пока не дошёл до паха и не обнаружил выпуклости, что явно была твёрдой. Он на секунду даже замешкался, а после в голове закрутились шестерёнки. Войд сейчас вообще не сопротивляется, несмотря на явный внутренний протест, но тем не менее, у него встал на это всё. Решил всё же получить с этого удовольствие или понял, что бороться бесполезно? Так или иначе, Калебу это на руку. Сняв боксеры с брюками полностью, он прижался к члену, лизнув с головки предэякуляр и обхватив её губами, начал посасывать. Член был большим, поэтому было бы затруднительно взять его полностью. Но какую-то часть всё же можно вобрать, что он делал постепенно.
Фиолетовые глаза хмуро наблюдали за ним. Но щёки были красными, губы поджаты, дыхание прерывистое. А лицо, рот которого вбирал всё больше и больше длины, оставшуюся трогая равномерно рукой. Глаза чуть заслезились из-за огромного размера, но даже неприятные ощущения не мешали ему приносить ласку.
— Ахх… — стонет он, прикрывая глаза.
Головка касалась задней стенки, что вызывало рвотный рефлекс, но его неумело подавили, из-за чего сам Калеб все же подавился, и ему пришлось выпустить достоинство изо рта, пытаясь отдышаться, но рука всё ещё двигалась по длине. От головки до его губ была ниточка из слюны и предэякуляра, губы и член блестели на свету.
Придя в себя и хрипнув, он продолжил делать минет, в этот раз пытаясь быть аккуратней, но был таким же упорным, как и до этого.
Неожиданно пасынок почувствовал руку своего отчима на своём затылке, на который надавили, и вскоре почувствовал в своём рту и глотке сперму. Он удивлённо замычал и блаженно прикрыл глаза, принимая весь груз и проглатывая. Лицо горело от румянца.
— Мм. — когда его отпустили, он отстранился, слизывая с уголка рта остатки белой субстанции, что вытекла. — Мне понравилось.
Он поднялся и заправил свои волосы назад, оглядывая мужчину сверху донизу. Запыхавшееся лицо, что тоже было красным, тяжело вздымающаяся мокрая от ранних ласок ртом грудная клетка, а член подрагивал, медленно упадая, но руки младшего не позволили этому произойти и продолжили ласкать, а за его кисти схватились, крепко сжав, как бы говоря: «Достаточно, отвали».
Калеб хмыкнул и всё же отстранился, и после него от него отцепились. Будто его оставят в покое, но как бы не так…
Младший быстро сорвал с себя верхнюю одежду, открывая вид на хорошо сложенное тело, хоть и не такое, возможно, громадное, как у старшего. Но штаны пока оставил на себе.
Тело Войда быстро перевернули набок и пристроились сзади, верхнее бедро положив на своё собственное. Пах шатена возбуждённо уткнулся в задницу брюнета, который вздрогнул. Он вновь попытался вырваться из чужой хватки, что стала только крепче.
— Войд, смирись уже… Я не хочу и не собираюсь отворачиваться от моей цели на сегодняшнюю ночь.
Руки вновь чувственно провели по груди, касаясь вставших сосков, но после одна опустилась к вновь полувставшему члену, продолжая его трогать, а вторая коснулась приоткрытых губ, протискиваясь между ними и зубами.
— Мм! — естетственно, со стороны Войда послышалось возмущённое мычание, и даже возникла осуществлённая попытка прикусить пальцы.
— Ах… — застонал Калеб от укуса и усмехнулся, лаская тремя пальцами чужой язык, но не заходя дальше. — Войд, у меня нет смазки, у тебя тоже вряд ли найдётся. А я не хочу, чтоб тебе было больно… — последовал поцелуй в шею, а после напор на широкую спину, прижимающий тело к постели.
Но ему всё ещё сопротивлялись, хотя тот просто хотел взять его слюны для растяжки. А ведь пасынок мог и без растяжки, чтобы, наконец, осуществить свою мечту, наконец, быть гораздо ближе.
Так или иначе, он продолжал оставлять засосы и просто кусать его, извиняюще зализывая их, продолжая прижиматься к нему сзади. Но сопротивление со стороны росло, и он всё же вытащил пальцы.
— Ммм, как же сложно с тобой… — он потянулся к нему лицом и впился в его губы поцелуем.
— Мгх… — глухо застонали ему в ответ.
Но поцелуй продлился не долго. Калеб сам отстранился и, всё ещё сжимая Войда в постель, ввёл свои пальцы себе в рот, чтобы добавить слюны, хотя вкус чужой опьянял сильнее, чем это сделал алкоголь какое-то время назад.
— Изврат… — говорит отчим, презрительно смотря на него. Ответом был смешок.
— Говорит тот, кто возбуждается от касаний пасынка… — ответил колкостью он, вытащив пальцы.
Наконец, растяжка. По коже шатена аж дрожь побежала, когда он вставил один смоченный палец. Хотелось, чтоб на его месте был его собственный член, но нельзя, надо чуть-чуть потерпеть, и после всё будет. Постепенно добавлялись второй и третий. Его пальцы не такие длинные и широкие, как у брюнета, но даже так он пытался ими забраться глубже и растягивать сильнее, чтоб не приносить дискомфорта. Лишь преимущественное удовольствие.
— Агх… — захрипел Войд, подрагивая от нежеланного удовольствия, уткнувшись лицом в подушку, одной рукой сжав простынь, другой изголовье кровати. Его трогали и спереди, и сзади, причём во втором месте, как назло, попадали по заветному комочку нервов, из-за чего из уретры текла естественная смазка, которая пачкала руку Калеба и простынь под ним.
Пасынок видел, как он борется с желаниями тела и желаниями собственными, и тихо хихикнул. Всё же он знал, что победит в итоге.
Высунув конечности из разработанной дырочки, он, наконец, смог спокойно выдохнуть и скинуть с себя свои штаны вместе с нижним бельём, освобождая свой член. Он не был на столько большим, как у отчима, но, в принципе, мог отлично доставить удовольствие, если этого хочет его обладатель. Он принял ту же позу, которая была до этого, а именно поза сбоку. Взявшись за плотное бедро и подняв его, он пристроился ко входу и начал медленно входить.
— Кх!.. — закряхтел мужчина, стискивая зубы и хмуро прикрывая глаза.
— Это первый раз, так что может быть в начале немного неприятно… — успокоительно говорил парень, хотя тот, скорее всего, это очень хорошо знал, ведь дольше его живёт и, может, уже имел опыт в половом акте, если не в роли пассии, то точно в роли актива.
От последней мысли, в крови заиграла нота ревности. Не хотелось не то что думать, а просто представлять своего отчима с какой-то крашенной мымрой или каким-то мальчиком-твинком или фембоем. Он не заметил, как из-за своей внутренней злости к возможному былому половому акту старшего, он на половине резко вошёл полностью. От нижнего послышался хрип боли. Калеб сразу же расслабился и начал целовать его шею, попутно лаская его грудь, не двигаясь внизу, ибо хотел, чтобы тот привык к ощущению наполненности.
Пасынок наслаждался обволакивающим ощущением. Это прекрасно, в разы лучше, чем он это представлял. Хотелось, чтобы подобных моментов было больше в дальнейшем, но сейчас он пока не хочет думать о будущем, лишь о том, с кем он сейчас лежит в кровати и каким сокровенным делом они занимаются.
Выйдя снова наполовину, он вошёл обратно.
— Ммг… — инспектор вздрагивает и стонет, закусывая губу, дабы сдержать рвущиеся звуки, но ласки на груди этого явно не позволяли, да и звук тихого скулежа возникал, ибо член его не трогали, а он-то жаждал ласки, да только, видимо, Войд слишком горд, чтобы таким образом показать, что ему приятно.
Но, будто прочитав его мысли, Калеб опустил одну из рук к вставшему органу и начал стимулировать, одновременно с этим начав совершать медленные толчки.
— К-Калеб… — шепчет Войд, но не успевает договорить, как его снова затыкают ртом. Фиолетовые глаза закрываются, и он снова стонет.
— Не говори ничего… — шепчет пасынок, продолжая исцеловывать влажные и покрасневшие губы, продолжая двигать своей нижней частью.
Брюнет попытался увернуться от поцелуя, что получилось, но он сразу же издал громкий стон, а его член дёрнулся. Было так приятно, где-то внутри так хотелось, чтобы это продолжалось, хотя и было противоречие с тем, что он не хотел этого. Но, тем не менее, сейчас он выгибается и стонет, а после под ним на простыне оказывается лужица спермы. Тело снова расслабляется, и ему ничего пока не остаётся, кроме как каждый толчок, один за другим. И вскоре из него выходят, а на бедре оказывается сперма младшего.
У уха слышалось тяжёлое дыхание. Оно спустилось на шею, и очередной поцелую прилетел именно туда. Руки обняли мужчину за торс, крепко прижимая к себе. Поцелуи в шею продолжались, как и тяжёлые слова:
— Я люблю тебя…
***
На следующее утро, Калеб, сонно промычав, медленно сел на кровати и протёр лицо.
— Агрх, голова… — шипит он, внутренне удивляясь, ибо он пил мало алкоголя. Но даже тело его ощущается ватным.
А после обнаруживает себя голым. Лицо хмурится, а в голове всплывают воспоминания прошлой ночи. Он то становится бледным, то красным, думая сначала, что это плод его воображения или сон, но, повернув голову вбок, на соседнее место на кровати, он застывает, обнаружив, к удивлению, мирно спящего Войда. Его голова была отвёрнута в сторону, а одеяло было приспущено до низа живота, из-за чего были видны почти все засосы, оставленные его пасынком.
Оттенок лица всё же остановился на одном, и он был алым. Голова отвернулась, а рука прикрыла лицо, глаза широко раскрыты. Он удивлён. Нет, шокирован. Шокирован тем, что он опьянел буквально в мгновение ока, хотя до этого был абсолютно трезв, и тем, чем они занимались. И хоть он знал, что после этого и того, когда Войд проснётся, его ждал либо серьёзный разговор, либо… Смерть или избиения? Впрочем, и то, и другое из второго варианта вполне себе возможно, он не мог расплыться в блаженной улыбке от всего произошедшего.
