Цирк уродов и полупрозрачная блузка

— Ежегодное празднование какой-то хуйни. — Сбор семьи Гоэтия под одной крышей, небольшой бал и торжественная речь. Традиция. — Будет куча фыркающих шлюховатых принцесс, цена верности которых равняется бокалу игристого? — Разумеется, милый. — Ну норм праздник, могло быть и хуже. — Могло быть… — Столас хитро улыбнулся, склонившись к его лицу. — Если бы ты не собирался составить мне компанию. — Каво… Да. Так всё и началось. Именно так Блитц подписал свой смертный приговор, решив, что, наверное, неплохо было бы и сходить: там еда, красивые виды и… Столас. Хотя, наверное, его тоже можно внести в пункт про красивые виды. В очень красивые, безумно очаровательные и чёт подозрительно хитровыебанные в последние дни. Как будто это всё не приглашение, а часть какого-то плана. И как бы бес ни пытался — а он-то, блять, РЕАЛЬНО пытался! — выбить, в чём причина его необычного поведения, не получалось. Обидно. И ведь где-то здесь над его правым плечом обязан был возникнуть маленький белый святоша с нимбом и крылышками и пролепетать: «Ты должен довериться ему, Блитцо Баксо, как он доверил тебе своё сердце! Ты же знаешь, что Столас умён, что он сделает всё ради тебя! Представь, как бы он поступил в такой ситуации!» В такой ситуации Столас бы пересрался и морально приготовился вытаскивать его из глубокой пизды. Таковы были планы Блитца и так заканчивалось всегда его игривое «верь мне», сопровождающееся самодовольным оскалом. Это первое. Во-вторых, сказать наверняка «я тебе верю настолько, что попрусь с тобой хоть на край света и рожу тебе двойню, не важно, как» он всё ещё готов не был. В груди трепетал страх, что в логово аристократов его ведут ровно с одной целью: на мясо пустить. И Столас, измазанный его кровью и облизывающийся во время его беспомощных криков, только бы мило ухнул: «Я же говорил, что празднование будет чудесным, моя дорогая семья…» — Пиздец. — Нет, не пиздец. В зеркало на беса смотрело ну уж совсем жалкое зрелище. Узкое тело, тонкие плечи облепила чёрная водолазка — и по ощущениям он мог сказать, что это чудо сняли для него с дворецкого, который был мельче даже не особо крупного Блитца. Такие же узкие чёрные брюки неприятно топорщились, совершенно на нём не сидели, только рисунком выглядя прикольно: Столас решил разодеть его в шмотьё а-ля «моё, не трогать», так что на боковых швах, карманах и заднице немного торчали звёздно-дорого-богатые камушки, подсвеченные сине-фиолетовым оттенком. Который, между прочим, под его красную кожу совсем не подходил. К тому же, перед ним лежала подобная жилетка, но её надевать он отказался просто наотрез, не желая бегать между принцев в луке гламурного пятиклассника. Во всём этом чуде с вайбами официанта в блестяшках он чувствовал себя униженным мальчишкой. И боролся за себя до конца. — Слушай, Столас, отдай мне его по-хорошему, я не собираюсь идти туда, как девственник на выпускной. Раз уж ты всё равно представишь меня своим ебаным телохранителем… — Блитц резко потянулся, пытаясь вырвать из рук принца свой родной рабочий плащ, но тот тут же поднял его над головой, лишая его и шанса. — Блять, вот ты… Это запрещённый приём! Культяпку опусти! — Почему он тебе так нравится? — Столас даже глазом не повёл на его недовольство, оценив вещицу критическим взглядом. — Он довольно поношенный. — Ты тоже довольно поношенный и тоже мне в принципе нравишься. — Эй! Ты!.. — он похлопал глазками, не зная, расценить его ответ, как подъёб или всё-таки как комплимент. — Ты!.. Ты даже не ответил на мой вопрос! — А нахуя мне на него отвечать? Я понял, что ты не любишь всё, что не вычурно и не кричит «смотрите, я ебу Гоэтию!» — Ну прям всю Гоэтию ты не ебёшь, считай, что я сдерживаюсь. — ОООО, СПАСИБО, ВАШЕ ВЫСОЧЕСТВО! Я ПОЛЬЩЁН! — Блитц поклонился в пол, вызывая у принца смешок. — Я их ебал фигурально. Во всех позах причём. — Завидую. — Плащ отдай. Столас сощурил глазки, играючи. — Не-е-ет… Блитц ответил тем же. — Не расстраивай папочку. А на последующее протянутое «или что?» наскочил на принца, карабкаясь по нему вверх к своей цели. Тот зашёлся долгим хохотом, чувствуя, как даже в таком неудобном для атаки положении его пытаются защекотать и покусать — но тоже не отступал. Он вытягивал руку в сторону, вниз, потом снова наверх, вызывая этим сильное недовольство у своего соперника и дополнительные попытки нанести «урон». — ОТДАЙ, Я КУПИЛ ЕГО НА ЗАРПЛАТУ МОКСИ! — А что получил Мокси? — Пиздюлей за проваленную миссию! — Ах! Так вы превысили свои полномочия, Блитц Баксо? Ну теперь моя святая обязанность изъять у вас… — А НУ ОТДАЙ! — …изъять у вас вещественные доказательства вашей вины… — Я НЕ ПОПАДУ СНОВА В ЭТОТ КЛОПОВНИК! Я ЕБАНУТЫЙ! Я ПРОГРЫЗУ РЕШЁТКУ И ПРИДУ ПО ТВОЮ ДУШ— Резким движением Столас скинул его на кровать, зажимая руки за спиной, словно плохой коп. Блитц дёрнул ими пару раз, но вырвать их в таком положении не получилось. — Нет у тебя души, — простонал бес в подушки. — Раз ты заставляешь меня одевать это дерьмо. — Надевать, милый. Дёрнул снова, вспыхнув от злости. — ОЙ, ИДИ В ПИЗ— Но прервался, когда принц нажал на его затылок, лишая возможности говорить и нормально дышать. Вот же… — Сука… Ни «извини», ни «ладно, моя единственная любовь», — завёлся Блитц через пару секунд, когда его пожалели. — Исправляет он меня. Бесстыжий. — Да-да. — Бессовестный. — Ага. — Наглая пернатая жопа. — Жилетку наденешь? Блитц проскулил, всё ещё пытаясь надавить на жалость своего мучителя. — Ты знаешь, ты же такой добрый всегда, такой понимающий, красивый ещё вообще пиздец, умный такой и… ээ… Ну, не только, — Столас закатил глаза на этот наигранно-сладкий лепет. — Давай договоримся. Милый…? Бес повернулся к нему, чтобы невинно похлопать кошачьими глазками. Но кроме ответной снисходительной усмешки ничего не получил. — Отличная попытка. Но, чтобы это сработало, тебе придётся называть меня так весь день. — Да хоть всю жизнь! Только отдай мне мой плащ, ради Сатаны! — Хорошо, то есть если вдруг мне что-то от тебя нужно будет, ты сделаешь, как я сказал, — Блитц нахмурился. — Что? Взамен сможешь одеться, как хочешь. Блитц нахмурился сильнее. — Ты чё задумал? — Ничего, — последовал поцелуй в щёку. — Так мы договорились?

***

Нет, вообще-то он не согласился в тот момент. Вообще-то он даже не ожидал, что на самом деле может значить эта просьба. Но Столас как всегда играл на опережение, и сейчас, пока Блитц попивал горько-кислое отвратительное на вкус и на вид вино, его худая довольная задница крутилась… где? Возле птиц различного оперения, между столиков с выпивкой и закусками, недалеко от снующих то тут, то там бесят — он красовался, светясь от счастья, а все вокруг недоумевали: что за муха такая укусила принца? Он был необычно разговорчивым, вино в его бокалах пропадало быстро, но самой удивительной деталью его сегодняшнего поведения стала… одежда. Чёрная полупрозрачная блузка. С узорами луны, солнца и созвездий. С золотыми вставками и цепочками: то, как принц никогда не одевался. — Дорогие гости, начинаем бал! — прогремел откуда-то строгий голос, и зал залился музыкой. Блитц поймал на себе взгляд своего принца, но только с лёгкой улыбкой покачал головой, мол, развлекайся, я не танцую. Тот в ответ стрельнул в него глазками, показал зрачками, что вообще-то марафет наводился не для Гоэтий, но потом быстро изменился в лице, когда к нему подскочил другой демон (журавль что ли?) и протянул руку в пригласительном жесте. Столас смущённо хихикнул, поставил бокал на поднос тут же подбежавшего к нему беса-официанта и кивнул. Но только Блитц смог увидеть, насколько недовольной гримасой исказилось это совиное лицо, когда его потащили в центр зала не родные руки. На усмешку же беса Столас просто глубоко вздохнул, принимая свою судьбу. Что ж. Надо брать максимум от своего нового образа.

You can dance every dance with the guy Who gives you the eye, Let him hold you tight,

— Вас не узнать, Ваше Высочество, — проговорил ему уже следующий демон. — Сегодня все стремятся ухватить от вас кусочек. Столас сощурил большие глазки, отстранясь. Партнёр по танцу приблизился к нему подозрительно сильно, и это играло на руку, возможно, но всё равно было неприятно. — Ох, не стоит, вам так показалось, — и тут же принц наткнулся на взгляды щебечущих графинь, направленные в его сторону. Кажется, среди них он даже обнаружил довольно знакомые силуэты, но ритм танца унёс его от них подальше. — Вы сегодня самая яркая звезда, — руки переместились по талии чуть ниже. Столас польщённо улыбнулся, очень надеясь, что Блитц не отреагирует на это болезненно.

You can smile every smile for the man Who held your hand neatly The pale moon light,

Но Блитц на него не смотрел. По всей зале носились бесята: разного пола, разного возраста и телосложения. Они подносили выпивку и закуски, они улыбались натянуто широко и кланялись высшим демонам в пол, боясь кинуть на них лишний неуважительный взгляд. Обматывающие собственные хвосты вокруг талии, некоторые даже не имели хвостов совсем: всё, чтобы не мешать своим существованием элите, настоящим верхушкам, правителям. Там ли его место? Среди них? — Блитц. Блитц! — тонкая ручка потрясла его за плечо, заставляя отвлечься от своих размышлений. Октавия обеспокоенно поглядывала то на него, то вглубь зала, куда он так долго пялился, и, видимо, пыталась угадать: что же его беспокоит? — Всё окей? Блитц поднёс ко лбу ладонь, совсем случайно зацепляясь взглядом за дорогие брендированные наручные часы на своём запястье. Он не любил, когда Столас дарил ему хитровыебанные подарки ценой в два его офиса со всем содержимым внутри, но и отказаться не мог. Красиво, приятно. Но дорого, блять. И если так, если он такой, как они, его хозяин слишком его балует. Покупает блестяшки, позволяет носить на балу рандомную одежду, улыбается ему, танцуя с другими… С другими. «Столасу нужен другой»

But don't forget who's takin' you home And in whose arms you're gonna be,

— Блитц, ты перебрал? Как красиво его тонкая фигура смотрелась рядом с другими. С высокими, натянутыми по струнке, с теми, кто прикрывает клюв в снисходительной усмешке, с теми, кто относится нежнее, смотрит мягче, целует руки чаще. С теми, кто способен окружить постоянной любовью, восхищением. Не с ним, кто пару часов назад, увидев принца в красивых одеждах, не смог выдавить из себя комплимента, считая, что будет выглядеть невероятно тупо. Блитц думал, что за всю свою жизнь завидовал только Физзаролли. Оказалось, нет. Оказалось, тем, кто имеет власть и не имеет проблем, он завидовал сильнее всего. Тем, кто может себе позволить танцевать с его парнем у всех на виду, тем, кто не чувствует вины, сидя на стульях с высоченными спинками и не получая удивлённые взгляды от сородичей. Тем, кто выше, сильнее, красивее и просто… лучше. — Блитц? Но почему тогда, находясь в их руках, Столас всё равно искал в толпе его взгляд? Его — низшего и недостойного?

So darling save the last dance for me

— Я в норме, Ви, — наконец он подал голос. — Просто задумался.

Oh I know that the music's fine Like sparklin' wine, go and have your fun

— Папа выглядит счастливым. Знаешь, он обычно стоит в стороне и не танцует. Как ты, — она хихикнула, толкнув его в плечо. — А сейчас вон какой. Что за казанова. — Да уж, они там разве что не трахаются в своём брачном танце. Вия ухнула. — Ты ревнуешь?

Laugh and sing but while we're apart Don't give your heart to anyone,

Блитц встретился с её удивлённым взглядом. Облизнул губы, сделал глоток вина. Столас хихикал рядом с очередной птицей, то и дело закатывая глаза, будто обсуждая с подружкой последние школьные сплетни.

And don't forget who's taking you home And in who's arms you're gonna be

— Да не. Я рад, что он веселится. Это мои заёбы, принцесса, не бери в голову. Вия посмотрела на отца. «Не пара» «Кто-то другой» «Недостойный» «Другой, другой, другой» — Тебя он любит сильнее, чем это веселье.

So darling save the last dance for me

Щёлк! Неяркое интимное освещение в момент вспыхнуло, демоны медленно поклонились друг другу. Блитц столкнулся взглядом с торопящимся к нему Столасом почти случайно, поскольку бежал он чуть ли не с противоположного угла от того, где был замечен в последний раз. Его пёрышки слегка распушились, благородно покраснели милые щёчки — и весь его счастливый вид вполне ощутимо уколол. С другими. — Ох, я и подумать не мог, что это так весело, — хихикнул принц, с какой-то невесомой лёгкостью приземлившись на стул рядом с бесом. — Ты не заскучал? — Да не, я тут поработал местным сомелье, смирился с мыслью, что вернусь домой трезвым от такой хуеты, и поболтал с Ви о шикарном виде. — Оу, тебе понравился интерьер? — Столас выглядел весьма удивлённым. Вот уж особенно он не ожидал, что его дочь и парень будут разговаривать о… таком. Кажется, им больше бы пошло покрыть хуями эту комнату и всех, кто в ней находится. Октавия же в ответ почему-то только закатила глаза, пульнув в беса кусочком сыра. — Принцесса! — Ах ты блять! — игриво отозвался тот, заходясь смехом. — Тебе чё, так не понравился мой подкат ещё до того, как я его озвучил? — Это кринж, Блитц, не смей! — заухала она в ответ, игнорируя замечание отца и пуляя сыром снова. На этот раз её противник успел отклониться, виляя хвостом в честь своей маленькой победы. — Ой блять, сама ты кринж, — рядом с собой он наконец-то обнаружил ещё более достойные боеприпасы: оливки на канапешках. — Твой папаша на меня клюнул, потому что я ебейш в подкатах, к твоему сведению, недовольная ты жопа! Октавия тут же пикнула и закрыла лицо рукавами своего скромного платья, но снаряд пролетел максимально мимо: настолько, что чуть не попал в затылок какому-то графу-хуяфу, чьё имя Блитцу, естественно, называли, но которое он, разумеется, забыл. Нет, конечно же, если бы совушка не находилась сейчас в процессе борьбы, она бы не поверила, что он так ужасно мазанул: всё-таки профессиональный убийца, не первый год с оружием самых разнообразных видов и форм. Всё-таки она поняла бы, что ему всего-то не хотелось получать пиздюлей от стоящего рядом с потерянным, но не удивлённым лицом Столаса и не хотелось её расстраивать, оставляя на весь оставшийся вечер некрасивое бледно-зелёное пятно на её красивом сером платье. Хоть лично ему оно не приходилось по вкусу — если такая привереда как Вия выбрала шмотку себе по душе, то лучше не играть с судьбой и оставить эту шмотку в живых хотя бы на какое-то время. Но она об этом была не в курсе, так что, позлорадствовав, отломила от сыра ещё кусок. — Надеюсь, ты не говоришь так же про свою меткость, — однако сделать она ничего не успела, ведь отцовская рука внезапно схватила её запястье. — Принцесса. Манеры, — прозвучал спокойно-строгий голос. Только сейчас Октавия смогла заметить: на них смотрят другие демоны, они привлекают кучу внимания. И далеко не только из-за их небольшой глупой игры: из-за видео, из-за сплетен, из-за беса, который общается с ней наравне, из-за отцовского образа и того, что где-то в толпе разносят всякие бредни её мама и дядя. Из-за всего и сразу — так обидно. Дурачиться с Блитцем было единственным способом скоротать время на этом идиотском мероприятии. Бес высунул язык и гоготнул, наблюдая, как с лица совушки резко исчез весь азарт и пыл. — Ха-ха! Ну и кто кого уделал, Твоё Королевское Высочество! Строгий взгляд переместился уже на него. — К тебе это тоже относится, Блитц. Не создавай себе лишних проблем, мы тут не для этого. — А для чего? — тут же насупилась Вия. — Смотреть, как ты бухаешь, я могу и дома, а раз уж ты решил нарядиться, как на съёмки порно-пародии собственной коронации, так и не тыкай меня своими манерами. Играть с едой это «запрещено, ни-ни», а ходить полуголым среди своих родственников и флиртовать с каждым встречным на глазах у парня и дочери — это охуеть, как подобает поведению принца. Ну-ну, пап, спасибо. Столас похлопал глазами. Кажется, только сейчас до него дошло, как на самом деле окружающие видят его поведение, и… «флиртовать с каждым встречным»? Блитц в ответ на его вопрошающий взгляд задумчиво поболтал вино в бокале и сделал пару глотков через силу. Неужели он… — Оу… Я… Принц обнял себя за плечи. Внезапно его ошпарило волной стыда перед всеми, кто находился рядом, кто видел каждую его улыбочку, кто держал за руку, утопая в мелодии вальса. Перед всеми, кто смотрел те видео, слушал интервью, читал статьи — всеми, кто знал его прошлого и застал его резкое изменение. Блять, как же тупо он выглядит. Блять, это же он! Он, он самый! Тихий, замкнутый в себе ребёнок в теле взрослого, кто никогда не соглашался танцевать. Он, костлявый и уродливый. Он с нелепым тихим голоском, некрасивыми серыми перьями и пустыми уставшими глазами. Что он делает? К чему маскарад? К чему эта лёгкая ткань на плечах? К чему мелкое кружево, узоры светил? К чему он так поверил, что Повешенный сулит то, что он сможет осилить? Что нужно бросаться в огонь? Дурак. Идиот. Что натворил, какой стыд!.. — Столас, — он почувствовал тепло чужой ладони на своей руке. Блитц медленно, максимально скрытно от посторонних глаз погладил её, коротко сжал и отпустил, кладя свою рядом на стол, чтобы не привлекать больше внимания, чем они втроём уже успели привлечь, но и не отстраняться слишком далеко. — То, что твоя дочь назвала кринжом… Ну… Я хотел сказать… Не нравится мне интерьер. Шикарный вид это ты. Оу. Ладно? — Танцуй с кем хочешь, если тебе от этого так весело, наслаждайся моментом. У тебя явно не часто бывала возможность. И Вию не слушай, ты же знаешь, она ничего плохого тебе не хочет, просто вредничает, как всегда. Такие они, девчонки-подростки, доведут до ручки и не заметят даже, — Столас слабо улыбнулся, и бес не смог сдержать себя от того, чтобы бережно провести по его щеке и улыбнуться в ответ. — Вот. Так-то лучше. Это идёт вам больше, Ваше Высочество, и стоит гораздо дороже, чем все ваши новые шмотки вместе взятые. Потом он шутливо тыкнул принца в клюв и несерьёзно-серьёзным голосом проинструктировал: — Не терять очков пиздатости, Столас! Я не для того терплю эту бадягу, что они зовут вином! Покажи им, кто тут папочка, раз я не могу этого сделать! Мир. Вот почему он поверил. Потому что в тот момент он не был один. Потому что в тот момент он совсем запутался, ощущая, как кружится от благовоний голова, как карты противоречат друг другу и совсем не соединяются в единый ответ. Он не любил гадать себе не только потому, что это не интересно, но и потому, что собственные мысли часто сбивают работу подобных проводников. И в итоге выходит ебучая каша, что добавляет больше паники и, следовательно, больше сраных сбоев! — Твою мать, — Столас вздохнул, пряча руками лицо, чтобы не видеть тот пиздец, что ему пытаются донести его карты. Пятый расклад подряд — такая ебатория, как сильно бы ни менялся вопрос и как долго бы ни тасовалась колода! — Твою мать, блять… Это было последней надеждой, последним толчком, чтобы совершить задуманное. Рискнуть ничем ради всего — и зачем он вообще сомневался?! Что Гоэтия вообще значит в его жизни? Ебучую восьмёрку мечей? Так вот она! Прям перед его ебалом! Светится и радует взор, родимая-будь-она-блять-проклята-и-исключена-из-колоды-без-возможности-вернуться, красота! И что тогда ему мешает? Одна большая неуверенность, отпечаток сомнения? Он не знал, чем закончится смелая выходка, не знал, что с ним сделают и как это «что-то» потом отразится на Вии и новоприобретённой любимой семье. И страх был сильнее, и страх одолял его — и страх отражался сквозь карты, сбивая с пути и мыслей. Блять, супер. В дверь постучали. — Открыто, входите, — ответил принц, откидываясь на спинку стула. Большие настенные часы показывали половину третьего ночи. Редко от него кому-то что-то требовалось в столь поздний час. Особенно когда этот кто-то… — Блитц? Что-то случилось, милый? Почему ты не спишь? — Кошмары ебучие, — мрачно ответил бес, проходя вглубь комнаты к столу. Кинув на карты беглый взгляд, он коротко скривился. — Ты в дурака со своей шизой играешь? Столас вздохнул, постучав колодой по столешнице. — Не играю, но в дураках я точно сегодня остался. Ничего не понимаю, я будто разучился гадать. Это такой пиздец, посмотри! Блитц посмотрел. — Да… Нихуя в этом не разбираюсь, но вот этот недо-БДСМ и обилие ножей выглядит не очень жизнеутверждающе. Лучше бы рил в дурака играл. На раздевание. Принц мученически простонал, чуть ли не впервые в жизни искренне не реагируя на попытки беса вызвать у него улыбку. И… ну… наверное, это и было тем, что заставило Блитца сменить тактику. — Ты многовато думаешь для гадалки, Столас. Там ведь даже не надо быть ебучим тарологом, — будь они прокляты, — чтобы понять, что, когда ты стрессуешь, нихуя не выходит, — он взял колоду в руки и начал быстро её тасовать: с истинным профессионализмом в движениях и ни капли не скрываемым пафосом на лице. — Связь с космосом прерывается! Первый-первый, вас нихуя не слышно! Нам нужно больше вонючих палок, поставь их друг на друга и ебани в три слоя скотчем — возможно, сгодятся за антенну! — Я переживаю, милый, — тихо хихикнул принц, с интересом наблюдая за его действиями и ожидаемо поражаясь выпячиваему всеми силами навыку интересной тасовки карт. Иногда Столас всё же напрочь забывал о цирковом прошлом любимого беса, отчего подобные фокусы вызывали у него детский восторг, хотя, вероятно, сам он легко смог бы так же. — Переживёшь, — Блитц подмигнул, раскрывая карты веером и водя над ними рукой, как настоящий маг. Его голос стал ниже и загадочнее, отчего желание громко рассмеяться возросло в геометрической прогрессии. — Очисти свой разум от поеботы. Меня зовут Элеонора, я потомственная гадалка в первом поколении, и эти карты достались мне по наследству прямо из интернет-магазина стопроцентно настоящих колдунов, но в основном мошенников и любителей объебать на деньги, ууу… — Вау, неужели, Эле… — он прервался на смешок. — …Элеонора! Расскажите ещё, прошу. — Я умею варить эликсир, который избавляет от любых проблем с головой, и если вы, дорогой принц, сейчас не расслабите свою птичью задницу, мне придётся прибегнуть к крайним мерам. — Неужели? И что это за эликсир такой? Блитц ухмыльнулся, протягивая с наслаждением слово по слогам: — Са-мо-гооон. — Пфф! Столас, естественно, ожидавший подобного ответа, всё равно несдержанно громко рассмеялся, прикрывая клюв ладонью больше по аристократичной привычке, чем от осознания, что подобное поведение некультурно. Впрочем, оно и не помогало. Если Блитц решил валять дурака, то он валяет его до последнего: либо до ряда фейспалмов, либо до радостного смеха и уханья одной определённой совы. И это было… пиздец как мило. Довольный произведённым эффектом бес снова указал взглядом на карты. — Очистите своё сознание, принц Столас, и спросите у этой псевдо-научной, но оттого даже более внушающей доверие хуйни, что вас так сильно волнует. Столас послушно прикрыл глаза и мысленно задал вопрос. Потянулся за картами. И карты заговорили с ним. — Оу… — он округлил глаза, рассматривая новый расклад. — Блитци, милый, ты не поверишь, но… — Я верю, — тот самодовольно перекрестил руки на груди, ничего не понимая, но радуясь крайне позитивной реакции. — Всё ок? Всё более чем ок. Карты всё ещё указывали на испытание, тяжёлое решение, трудности, но теперь хотя бы в унисон твердили: всё кончится хорошо! Столас не перебирал расклады, ища самый лучший исход событий, он искал тот, что даст ему хотя бы призрачную определённость. Хотя бы намёк на «да» или «нет». И сколько же получилось намёков на «да» в итоге. А казалось, что это он тут профессионал по картам. — Супер! — ответил Блитц на последовавший кивок. — Это потому что вместе мы сила, наша любовь бог и всякое такое. Ну или это моя энергетика охуенности, я не знаю. Потом он сладко зевнул и сказал: «Теперь спать, поздно уже». И Столас пошёл, хотя был совершенно ни в одном глазу. — Можешь, — ответил принц своему бесу. После небольшой паузы музыканты вернулись за инструменты, свет грациозных люстр погас, оставляя гостей в нежном полумраке. Столас не смотрел на поспешивших танцевать. Будто их и не было. — Я могу пригласить тебя? Блитц покосился удивлённо вбок на толпы представителей элиты. — Танцевать? — он уточнил и получил кивок в ответ. — Столас, нас тут с говном сожрут, если мы хоть шаг влево-вправо сделаем от образа принца и его телохранителя. Ты шутишь? — Нет, не шучу. Думаешь, они не в курсе? Не следят за сплетнями, не видят, как изменился их постоянно одинокий и зашоренный родственник? — Блитц промолчал, не находя, за что зацепиться в отказе. — Я хочу показать им. Кто изменил меня и почему на него не стоит смотреть свысока. Потому что он мне очень дорог и за танец с ним готов отдать всё, что у меня есть. Потому что хочу показать всем, что он важен для меня, он не прихоть и не игрушка. Потому что я люблю его и другой партнёр мне не нужен: ни в танцах, ни по жизни. Эхом запели звонкие скрипки, растягивая мелодию. Ускорилось сердцебиение. — А если… — А если нет? Утихли все голоса. — Так и знал, что ты задумал что-то. — Читаешь меня, как открытую книгу. Рука в руке. — Мы пожалеем. — Пожалеем? — он усмехнулся. — Ни за что. Танец захватил их тела, оркестр заглушал комментарии удивлённых случайных зрителей. Так нелепо: прямо, как в день развода, Блитцу пришлось забраться на стол, снося под собой тарелки и столовые приборы, чтобы подходить принцу по росту. Так странно: никто из них не хотел большого внимания изначально, но, кажется, думал про себя бес, он недооценил перемены в Столасе. И, кажется, думал он, сейчас происходит большое заявление. Судьбоносное. Со стороны он танцевал иначе. С другими — иначе. Никому, кроме него, не позволял прижать за талию вплотную, никому, кроме него, не разрешал, не прерываясь, смотреть глаза-в-глаза. Медленно водить руками, соединять их в замок, тепло улыбаться. Утыкаться в шею, вдыхать его запах. Никто, кроме Блитца, не мог бы исполнить с ним этот конкретный танец. Последний танец за вечер. При худшем раскладе, за жизнь. Блитц ненавидел признавать свою страсть к сопливой романтике, но отрицать, что его околдовали чары этого момента, он никак бы не смог. Под ногами дребезжали чужие бокалы, переворачивались некрасивые и совершенно невкусные блюда, но над всем этим он будто мистически парил, не чувствуя и не слыша, как бьется хрусталь и как кто-то за спиной возмущается: «Эй, я недопил!» Как же они были близко. Дыхание спирало. Хотелось поцеловать сильней, чем когда-либо в жизни, но удовлетворённый, уверенный и будто бы заигрывающий взгляд Столаса останавливал: ещё не пора. Ещё не все жадные до сплетен слизняки обнажили камеры своих дорогих телефонов, не все не вышедшие собой говорливые глотки скучковались в крысиные группки. Столас любил крыс. Пожирать. И в этом был жаден до крови. «Интересно, что он сделает, если они захотят, чтоб я съебался?» — размышлял Блитц пару минут назад, сидя за длинным столом и проходясь взглядом по представителям знати. Тогда он пришёл к выводу: съебётся со мной и сладеньким голоском пожалеет, будто мне не похуй на то, что мне не рады. Сейчас же он был уверен: ради него заставит съебаться всех, кому не посчастливилось прийти сюда сегодня. Ради него блять. Такое только для него. И если и было хоть что-то, чем Блитц бы мог отплатить за такую безумную преданность, то пусть этот чувственный танец, эти влюблённо-игривые ухмылки, эти трепетные взгляды при каждом соприкосновении, эти чувства, убившие все сомнения — пусть они будут платой. Такой платой, что не стыдно предложить: взамен убитой репутации, взамен разбитого сервиза, взамен каждого невысказанного приятного слова, что возникали в голове, но никак не доходили до рта. Пусть за него всё скажет тело. Им совершенно не впервой. И пусть подавятся уроды в соцсетях, что грезят их разрывом: вот они, блять! Вот они, настоящие! Рука в руке, сердце к сердцу — на глазах у всей Гоэтии: «Мы вместе, мы друг друга любим» «Мы вместе, бес и принц, и поебать нам, что вы скажете, ебучая аристократия» «Мы вместе, Блитц и Столас, и мы не просто тряпка и мудак. У нас есть право быть счастливыми» Мелодия постепенно затихла. Под щёлканье камер и заинтригованное шебуршание Блитц всего на пару секунд — но на таких долгих и сладких пару секунд — прикоснулся губами к приоткрытому в глубоком дыхании клюву и улыбнулся. Столас хихикнул в ответ, с любовью коснувшись белой щеки. Толпа, как по команде, ахнула от омерзения. Но не успели они начать высказывание своего прилюдного «фи», как грозный голос за их спинами отчеканил: — Принц Столас из арс Гоэтия. Тишина. Один за одним каждый склонил голову и отступил вбок, открывая скандальной парочке вид на короля Паймона. Никто не проронил и звука, когда он звонко зашагал ближе. Никто не посмел зашептаться, замечая, как вокруг его головы клубится темнота. «Вот так, — хотелось сказать, — выглядит фраза «не расстраивай папочку», Блитц». — Это что ещё за цирк, — ни намёка на вопрос не прозвучало в его холодной интонации. И ответ-то не нужен был. Лишь неприкрытый упрёк так явно читался, как на лице, так и в его голосе, заставляя высших демонов экстренно закрыть свои рты, а прислужников-бесят — моментально упасть на колени, склониться. Из всех представителей своего рода вокруг по-прежнему стоял только Блитц. — Что это за маскарад, я тебя спрашиваю. Паймон поднял голос лишь слегка, но не по себе стало моментально всем. Сколько же сдавленной агрессии сейчас внутри него, что, как вулкан, готова вырваться наружу. — Это мой… — начал было Столас с деловитым видом, но резкий и жгучий хлопок по щеке вернул его в реальный мир. — Челядь, — процедил король, по обыкновению не реагируя на удивлённо-беспомощный взгляд схватившегося за щёку сына. — Я высказал тебе свои предупреждения. Один раз. Два раза. Я совершил истинный жест доброй воли, позволяя тебе оставаться с ним, не встречаясь с последствиями, что ты заслужил. Лишь потому, что я считал тебя достаточно умным и рассудительным, чтобы избежать лишних конфликтов. Но ты эгоистично воспротивился. Хотел зрелище? Хотел испортить празднование своей семье? Хотел показать коготки? У тебя получилось. Столас сильно сжал клюв, сдерживая возникший порыв заплакать. Когда отец говорил с ним таким тоном, он будто снова становился маленьким слабым совёнком, не способным защититься и вынужденным тут же извиняться за каждое неправильное действие. «Ты сделал всё не так, ты опозорил семью!» — он был готов к этим словам, он слышал их сто раз, но всё равно никак не мог унять эмоции, не мог заставить не стучать разгорячённое любовью сердце. — Убирайтесь. — Нет. Голос принца прозвучал с надрывом и дрожью, но так твёрдо и громко, что аристократия начала переговариваться. Блитц тихо прошептал его имя, будто отговаривая, но эффект произвёлся обратный: Столас вспомнил, что бьётся за них. За него. Что закрывает собственной грудью от сильных демонов и не оборачивается недоверчиво, зная, что со спины его защитят любимые руки. Что с ним будут рядом. Что его слышат. — Нет, — без вопросительной интонации переспросил Паймон, сильнее хмуря брови. — Нет. На этот раз ответ не намекал на страх. Отошедший от удара Столас расправил плечи, сжал кулаки и глянул на отца с вызовом. Как никогда прежде. — Я не могу танцевать со своим партнёром, отец? — Ты не можешь устраивать содомию на чужом балу, после того, как весь Ад несколько недель громогласно обсуждал твои сексуальные отклонения, связанные с грязной прислугой, — он пояснил. Столас скривился. — Они обсуждали мою новую семью. — Не смей называть черта своей семьёй! Блитц поёжился, когда строгий брезгливый взгляд прошёлся по нему с головы до ног. Паймон будто боялся даже задержаться на расстоянии двух метров от него в опасении получить невидимую заразу под названием «нищета и бедность», но его основная цель была всё-таки запугать. И с ней он справлялся на ура. — Я дал тебе всё. Всё, что нужно для счастья, — принц закатил глаза показательно. Который раз этот разговор, и который раз Паймон из него ничего не вынесет. — Ты рос в огромном особняке, такие, как он, носили за тобой горшки да меняли подгузники, позволяя тебе не волноваться о закрытии базовых потребностей, а сразу развивать свои мозги, становиться правителем, лидером, жить припеваючи. Тебе никто никогда не препятствовал, тебе позволяли нанять учителей по ботанике и фортепиано, знакомили с полезными людьми, наращивали связи, пока ты крутил клювом, не находя в этом надобности. Тебя женили на самой удавшейся собой маркизе, заключив в самый плодотворный брак, каких не случалось ещё следующие лет десять, чтобы тебе не стыдно было появляться на семейных вечерах. Ты продукт моего воспитания. Всем в себе ты благодарен своему лояльному папочке. Ты не особенный. Ты не другой. Ради тебя не поменяется Гоэтия. Не поменяются клятвы, что мы даём Великому Люциферу, не поменяется ни-че-го. Ты ведёшь себя глупо и по-детски. Постыдись. Шушуканье сзади стало сильнее, и среди безликих силуэтов Столас обнаружил бывшую родню. Всё-таки это правда были они. Их он видел, когда танцевал с первым… вторым? третьим по счёту графом? Это они. Стелла и Андреальфус, щебечущие что-то друг другу, как подружки-сплетницы, тыкающие когтистыми лапами и насмехающиеся над горе-принцем. Такая у них месть за развод? Так отец исполнил обещание «вы больше не пересекётесь»? Ведь Столас сказал ему, в чём истинная причина расхода. Её жёсткое отношение, её ненависть и попытки убить. Ведь он защищался этим в суде, да так хорошо, что у него ничего даже не отобрали, а судья назвала его бывшую жену ебанутой. Но больше эта информация не протекла никуда, никто не знал, каким образом удалось выиграть дело: это бы разрушило репутацию арс Гоэтии. Снова ебучая репутация. Сколько можно об этом думать. Он ненавидел их, он готов их убить. Он готов заорать: «Какого хуя вы пускаете на общие сборы психичку, что издевалась надо мной столько лет, и её ебучего братца, потакающего ей беспрекословно?! Какого хуя Блитц, который никогда бы себе подобного не позволил, вызывает у вас такую панику, будто он вшивая собачка с помойки, что заразит вас букетом болезней по воздуху?! Мне что, одному это надо?! Я знаю, что нет, ебучие лицемеры! Знаю про вас всё!» — Убери это, — Паймон кивнул на Блитца, но принц остался тих и недвижим. Тогда он потянулся сам. — НЕ СМЕЙ! Красная сова выросла чёрным облаком. Рывком раскрыла свои огромные крылья. Десяток алых злобных глаз запугивающе устремился на короля. Нет, он не посмеет. Никому нельзя прикасаться. Никому нельзя наносить вред. — Не вздумай трогать его, — зловещим низким шёпотом произнесла птица. Блитц не мог видеть реакции Паймона, но мог ощутить быстрое биение своего сердца от одной простой мысли: его защищают. Если понадобится, Столас всех разорвёт и выбросит по частям, лишь бы он один был цел. Лишь бы остался за его спиной и не полез на рожон: даже если грудь проткнут клювами и ангельскими ножами. Лишь бы рядом. — Прекрати выступать, — пожурил Паймон, ни капельки не удивлённый. В его глазах Столас был, как и все его братья и сёстры, не более, чем пубертатной язвой, дорвавшейся до могущества, с которым можно было эффектненько драматичненько повыёбываться. Просто пыль в глаза. Смешно даже. Столас послушно вернулся в привычную форму. Вступать в драку не было смысла, но огонь в его глазах так и не потух. Белые узкие зрачки исподлобья смотрели Паймону в душу, он дрожал, как осиновый лист, уже настроенный на жестокое кровопролитие, но вместо этого лишь прошипел: — Как-то всё чересчур хуёво в семье того, кто делает всё для своих детей. Ты бы знал. И тогда взгляд переместился на тут же побледневших демонов за спиной короля. Столас помнил их всех. Он был далеко не последней личностью в Гоэтии и, вышло так, что обладал довольно полезными навыками для тех, кому остро не хватает определённости в жизни. Кто потерян и хочет найтись. Кто готов хорошо заплатить ему и предоставить разрешение на просмотр наталки. Кто вытянет карты лёгкой брезгливой рукой, кидая, конечно, «не верю». Они все не верят. Не верят, а потом не затыкаются: «Меня бьёт муж, посмотри, как скоро у него остановится сердце», «У меня проблемы с казино, посмотри, как мне отыграться», «Я изменил своей жене с суккубом, и мне грозят, что сообщат ей, посмотри, что сделать» — и всё грязное бельё тут же всплывало на поверхность. Столас знал о них всё. Он умело справлялся с колодами — вытаскивая из разговоров все тузы и распихивая по рукавам. Храня много лет в призрачной надежде вырваться из клетки. Столас видел их судьбы, Столас знал всю подноготную, и единственное, что сдерживало его от грандиозного признания перед всем Адом, чтобы заставить общественность навсегда потерять уважение к Гоэтии и посеять семейный разлад — обещание. Слово принца. Хрупкая. Ай, какая хрупкая вещь. — Жалко, моя дорогая семья не поддержала мой выбор партнёра. А я никогда не осуждал их грязные делишки, не гадил им судьбы, не шантажировал, не брал слишком много за скромные услуги провидца. Ведь подстилочка под папу и жену не сможет воспротивиться. Не сможет нахуй никого послать, лишь вежливо улыбнётся. Я помню вас всех, — он завёлся так сильно, что на щеках сама собой раскрылась третья пара глаз, перья на лице и теле потемнели, а на руках — слегка удлинились, образуя задатки крыльев. Но окончательной трансформации не произошло. Едва ли Столас вообще заметил, что что-то не так, увлечённо обращаясь к своим переглядывающимся в панике слушателям. — Я помню каждую вашу историю. Каждую вашу наталку. Каждую карту, что вы вытягивали. Каждую порчу, что хотели навести, каждый ядовитый цветок, что просили для своих «безобидных интересов». В том числе твои, отец. Паймон напрягся, чего не вышло бы не заметить даже слепому. Его маска «всё под контролем» дала такую глубокую трещину, что Столас едва ли не ухнул с какой-то совсем ненормальной маньячной улыбкой. Как охуенно ставить их на место. У него действительно есть власть. — Ты… нихуя не попутал? — процедил король в ответ на такую открытую наглость. — Ты хоть знаешь, что я могу с тобой… — Изгнать? — перебил Столас. — Изгоняй. Мне даже интересно, к кому ты прибежишь за помощью в случае чего, когда приспичит почитать судьбу. К Андрэ? Ой, брось. У него же никогда не получалось трактовать предсказания. Мозг не доразвился до такого уровня. Октавия? Ещё не владеет подобными навыками, только учится работать с будущим. Сам попробуешь? Хорошая идея. Только почему-то раньше она к тебе не приходила, а иначе, что ещё ты делал у меня в особняке стабильно хотя бы раз в месяц? — Ты… — Лучший. Лучший в своей работе. Один из самых преданных тебе и твоим правилам демон — с твоих же блядских слов. Хочешь изгнать меня? Изгоняй. Я обрету то, чего желаю, а ты останешься ни с чем. Таково твоё наказание? Паймон потерялся в словах. Паймон вытянулся в лице так, будто только что съел десятку тухлых лимонов, и в полном ахуе глянул на Блитца, который в таком же полном ахуе таращился на Столаса. Почему. Ради этого мусора. Почему? — Ты рискуешь ради него всем, но, когда он получит от тебя достаточно плюшек, то просто растворится в неизвестность, будто двадцать пять лет назад. Он будет… — А можно что-то новое? Боюсь, я это уже слышал, — ухмыльнулся Столас, плавно махнув в сторону большим хвостом. — Это мои печали, отец, благодарю за беспокойство. Но хуже, чем в браке со Стеллой не будет уже всё равно никогда. Ваш вердикт, уважаемая семья? Король снова показательно поморщился от того, насколько не церемонился и не подбирал выражения непутёвый сын. Совсем на себя не похож, разбалован, испорчен… и всё же может распиздеть столько, что мало не покажется никому. Все неверные, обманутые, овдовевшие кинутся друг на друга, выцарапывая когтями глаза, разорвут деловые связи, разочаруются в нём, как во главе семьи — и Гоэтия посыпется, как карточный домик. И не скоро удастся залатать. Их холодный долгий взгляд глаза-в-глаза. Паймон, сам того не желая, заговорил: — Уважаемая семья. Согласны ли вы позволить этому… омерзительному союзу между принцем Столасом и его… — Блитцем. — И его бесом без каких-либо достижений, помимо факта рождения, заключиться на официальном уровне? Столас посмотрел на толпу. Они встревоженно переглядывались, следили друг за другом, желая защититься, но не решаясь делать это первыми. Ведь, очевидно, тем, кто тут же ответил бы «за», есть что скрывать, есть от кого получать пиздюлей, и признавать такое страшно. Но первая рука всё же поднялась к небесам. Рука светящегося от счастья Асмодея. Столас благодарно улыбнулся ему в ответ, но, учитывая, что он всё ещё был ужасно взведён, видимо, получилось чересчур зловеще. Так что тут же возникли ещё руки. Ещё и ещё: уже не следя друг за другом. Ещё и ещё: пока больше половины находящихся в помещении не признали своё смирение перед великим и мудрым принцем. Паймон вздохнул, встречаясь с его счастливо-хитро-злобным взглядом. Помедлил. А потом, понимая, что таким образом лишь тешит разыгравшееся эго, сдался: — Принц Столас из арс Гоэтия, в результате семейного голосования было принято решение позволить вам заключить официальный брак с представителем низшей расы, коль так сильна ваша любовь и так пиздливы вы. Благословляю ваш союз. Живите счастливо, — как по бумажке, он зачитал с каменной миной и поспешил удалиться прочь. — Продолжайте веселиться, дорогая семья. Они скоро уйдут.