Таинственная история Славы Карелина

Соня, что бы о ней не думали, никогда не была дурой. Истеричкой, извращенкой, пьяницей, да даже попросту ненормальной, если можно вообще всерьез говорить о таком в их обстоятельствах, – да, пожалуй, но дурой? Точно не больше, чем все остальные. Она знала, что они презирали её, эти высокомерные уроды, что считали смешной и нелепой, ничерта не понимающей в настоящем мире. Конечно, об этом никогда не было сказано вслух: друзья Главного, которых он приставлял к Соне всякий раз, стоило ей получить контроль, были людьми тактичными и даже, в каком-то смысле, добрыми. Они никогда не говорили ничего не лестного, даже намека не давали на то, что её появление не приветствуется, и старались почаще говорить на темы отвлеченные, далёкие от того, что правда было важным: музыка, философия, сложности выбора красивой оправы для солнцезащитных очков... Сначала это злило: контроль, прикрытый маской нежной заботы, все ещё оставался контролем, и Соня чувствовала, как через дружелюбные разговоры и смех просачивались крепкие руки Главного, со всей силы сжимающие её горло. И она выражала злость, как умела: устраивала скандалы, сбегала, изводила окружающих придирками и нелепыми требованиями. Со временем у неё даже появился список самых дурацких и трудно доступных вещей, которые только можно попросить привезти. Если Главный и правда думал, что ей так уж нужны были красные туфли на тонкой шпильке или леопардовой расцветки мини-юбка, то у него точно были проблемы с пониманием женщин. Или, может, самого себя? *** – Нет, ты не понимаешь, он ведь правда ужасно умный! Соня, привычно закинув ногу на ногу, сидела на подоконнике. В руках у неё была целая кружка водки с колой, на лице багровела размазанная помада, а в голосе звучала непробиваемая уверенность в собственной правоте. Сидящий рядом и довольно смакующий купленное на деньги всего антихайпа вино Андрей Замай покачал головой: в отличии от Вани, с которым Соня раз за разом безуспешно пыталась поругаться, он был куда более расположен к спорам. – Никто и не говорил, что это совершенно глупый или бездарный человек. Просто нет у него, знаешь... – Всё у него есть! Соня недовольно фыркнула. Защищать честь Мирона в последнее время стало её любимым развлечением, тем более, что готовых на эту самую честь покуситься находилось вокруг немало. Одни её раздражали всерьёз: те твари и предатели, кто принес Мирону настоящую боль, ранил его чистую и добрую душу; другие же, как Андрей или бесконечные великие интернет критики, скорее забавляли. – Не перебивай, – Андрей нахмурился и цокнул языком, с демонстративной медлительностью отпив ещё вина, – Угара у него нет. Первозданного, настоящего. Всё слишком серьезно, продумано. Нет в этом жизни. Так мне кажется. Соня закатила глаза. Спорить она любила с интересом, азартом, аргументами! И аргументов этих у неё было немало: за время своего оголтелого фанатства Соня вызнала про Мирона всё, что было доступно простому люду, и даже, учитывая связи Главного с рэп тусовкой, больше того. Она слышала сотни, нет, тысячи историй от разочарованных фанаток, к которым Мирон проявил "ужасную грубость", много раз доказывала ценность его музыки в комментариях под хейтерскими видосами и твитами (чаще всего это заканчивалось баном: люди совершенно не умели принимать неудобную правду!), даже писала Главному записки, чтобы он, получив контроль, мог прочитать, насколько же в этот раз был не прав... А что ей хотел сказать Андрей? Что-то про эфемерное "отсутствие угара"? – Это субъективно. Я тоже могу сказать, что в ваших треках жизни нет, и что? – И ничего. Это будет твоё мнение, имеешь на него право. – А если я начну тебя этим мнением доставать? Писать в твиттере, какой ты гондон, шутить про это регулярно, на стене в твоём подъезде напишу: "Антихайп – бездарные уебки!" Андрей раскатисто рассмеялся. – В подъезде мы у него ничего не писали. А говорить можно что угодно, это свобода слова. Или что нам за это надо, морду набить? Фанатизм, Соня, не должен затмевать твой разум. Смотри на вещи здраво. – Может, ты и прав. Соня вздохнула и залпом выпила кружку. Андрей довольно заулыбался, чувствуя сладость победы: Соня всегда гордилась тем, что переспорить её получалось крайне редко. Ей хотелось верить, что даже реже, чем Гнойного. В конце концов, этот явно мог начать швыряться бессмысленными оскорблениями и даже полезть в драку, а это по сути есть признание правоты оппонента, верно? Соня же умела держать себя в руках. Длилась, впрочем, неземная радость недолго: всего через мгновение Соня снова открыла рот и продолжила: – Но это как-то не очень честно обвинять меня в фанатизме, если Главный точно такой же. Андрей округлил глаза. – Считаешь? – Конечно! – горячо подтвердила Соня, – Ты же не думаешь всерьез, будто он, как ты, никогда в Мирона не верил? Андрей отпил ещё вина и посмотрел на неё таким недовольным, истинно возмущённым взглядом, что Соня отчётливо поняла: конечно же, именно так он и думал. – Хочешь начать, как обычно, про разочарованных фанатов и чувство обиды на кумира? – А ты скажешь нет? Да он же из тех, кто считает, что раньше было лучше! Не так серьезно, не так высокомерно, не так... Да просто не так, как сейчас! И это видимо было здорово, отлично, нахуй нам нужно развитие, правда? Андрей поморщился и положил руку ей на плечо. – Теперь ты уже просто завелась. – Да ну? – Соня фыркнула, – Глупая девочка Соня, опять устраивает сцену, правда? Но скажи, Андрей, только серьезно, самому себе признайся: ты ведь и сам думал обо мне, обо всех нас! О том, откуда мы взялись... А я тем более думала! И мне кажется, очень даже обоснованно, скажу тебе, кажется, что все тут очень просто: Главный боится! Боится перейти грань в гневе и поэтому ему нужен Гнойный; боится, что всего лишь клоун и идиот, и поэтому нужен Дядька; боится себя всего от начала и до конца! И зачем, скажи мне, тогда появилась я? Что такого страшного есть внутри Главного, что он никак не мог в себе принять? В комнате повисла мрачная, неуютная тишина. Андрей молчал, внимательно глядя ей в глаза. Соня молчала тоже. Минута, другая... В дверь постучали. Соня спрыгнула с подоконника и пошла открывать. – Ваня, наверное, вернулся. Я просила тушь. – И водку. Глухо добавил Андрей.