Таинственная история Славы Карелина

– Почему вы не обратились к специалисту ещё тогда, в первый раз? Разве вы не боялись, что в следующий раз она может оказаться более решительной? Дядечка хмурит брови и выражает такое искреннее, неприкрытое ничем недоумение, что Славе, сказать по правде, даже становится его немножечко жаль. Ему со своими тараканами живётся непросто, конечно, и часто бывает, что вовсе страшно, но этот страх уже успел приесться, стать привычкой. Это всё равно, что идея смерти: Слава с ней не смиряется до конца, не постигает никакого дзена, но и страдать постоянно, каждую секунду прозябая в пустых размышлениях, кажется глупым. Только и остаётся, что бежать, сломя голову, от всепоглощающего кошмара, да иногда, делая остановку для передышки, рефлексировать. Слава, как всякий нормальный рэпер, это умеет неплохо: ныть про свой опыт в треках это ж, по сути, просто его работа. – Не думал тогда об этом осознанно, старался вообще таких мыслей избегать, но, наверное... Мне было всё равно? Может, я и сам этого хотел. Соня не единственная, кто пытается убить тело. У неё и было-то это периодами, когда отчаяние пика достигло. Сомневаюсь, что она попытается что-то повторить. Дядечка снова что-то строчит в тетрадь. Слава думает: если сейчас выхватить у него ручку и кинуть за дверь, а потом свалить на неожиданный приход кого-нибудь из более тихих личностей, кто вряд ли потом будет отпираться, поверят? – А если конкретнее? У кого-то ещё были суицидальные попытки? – Прямо попыток не было, вроде. Скорее в целом... Поведение такое. У моих расстройств тоже по расстройству у каждого, такая штука. Гнойный вот дерётся постоянно, чем не тяга к самоуничтожению? Лапа ворует, тоже, наверное, что-то нездоровое, вы специалист же, знаете что-то про клептоманию небось? Ну, и я... – Слава мнётся, хотя внезапно начать стыдится того, о чём сто раз говорил и писал в треках, кажется странным, – С зависимостями боролся долго. И чувство иногда такое, будто всё бессмысленно, понимаете? Но я на попытку бы не решился, ну его нахер. То есть, к черту, простите. Дядечка вздыхает так тяжело, что у Славы вдруг появляется отчётливое ощущение, что он сейчас просто встанет и попросит привести другого врача. Это было бы просто обидно: привыкать откровенничать с кем-то новым тяжеловато. Но за вздохом, к счастью, следует продолжение: – Значит, Соня не единственная, кто подвергал вас смертельной опасности, но при этом она всё же хуже всех? Кажется, вы путаетесь в утверждениях. – Ничего я не путаюсь, – Слава закатывает глаза, – Это вы не понимаете. То, что Соня пыталась сделать, это только часть проблемы, самое её начало. Именно тогда я начал её бояться. Теперь бывает так, что хоть убей, вообще неясно, на что она там рассчитывала. Самая непредсказуемая из всех. Я не могу её контролировать, понимаете! Вы когда-нибудь чувствовали подобное? Когда ты сам за себя отвечать не можешь! *** Если бы кому-то пришло в голову спросить Соню, сколько ей лет, она бы ответила, что шестнадцать. Достаточно взрослая, чтобы согласиться на секс, но всё ещё слишком юная и инфантильная, чтобы водить машину, выплачивать налоги и сидеть в тюрьме за оскорбление чувств всех, кто её окружает. Возраст бунтарства, смелости и свободы. Соня не любила сравнивать Главного с родителями: он точно не любил её так, как в таком случае полагалось бы, и даже не хотел нести за неё никакой ответственности. Гораздо более точным было бы сравнение со старшим братом. Недовольный каждым её шагом, но вечно вынужденный присматривать, чтобы Соня вела себя прилично, он сваливал заботу о ней на своих друзей и, похоже, часто жаловался на то, какая тяжёлая ноша ему досталась. А ещё – это Соню всегда смешило, – Главный крайне не одобрял, когда она выбирала себе "плохие" объекты обожания. Сначала она думала, что всё дело в том, что он слишком боялся, что о нём начнут говорить, если увидят, как он флиртует с мужчинами. Но Главный, хоть иногда и вёл себя так, что Соня удивлялась, как же он до сих пор не засунул пальцы в розетку и не потрогал голыми руками оголённые провода, дураком совсем не был. Стройный образ великого постирониста, любовно выстроенный им не только для публики, но и для всего окружения в целом, с лёгкостью позволял любой из личностей почти любые вольности. Даже если она снимет целый порно-ролик и выложит его в сеть, Главный сходит на пару интервью и заработает на этом кучу денег на стримах, отвечая на вопросы про секс, в котором совсем не участвовал. Дело было в другом: у Главного, видимо, существовал какой-то внутренний список "одобренных" потенциальных любовников, которого Соне предлагалось придерживаться. Если бы Соня была пай-девочкой, она бы, наверное, порадовалась такой щедрости: в списке даже значился Андрей Замай, а для Главного, наверное, писать это было всё равно, что часть от сердца отрывать. Однако... – Я просто говорю: то, что Мирон пришел в бар, совсем не значит, что нам нужно отсюда уходить. Она обиженно скрестила руки на груди и с тоской покосилась на свой недопитый коктейль. Ваня закатил глаза. – А что ты потом в ментовке расскажешь, когда вас заметут за драку? А Андрею мне как это объяснять? – он огляделся по сторонам, проверяя, никто ли на них не смотрит, и добавил шёпотом, – Слава и так убьет меня, когда узнает, что я согласился прийти с тобой в семнашку. – Да не будет никакой драки! Ты посмотри, они вообще делают вид, что нас не видят. И мы так же поступим! Все же взрослые люди. – Батл рэперы и взрослые люди это несовместимые понятия. Ваня тяжело вздохнул. Соня состроила жалобный вид: из всех друзей "большого брата" Светло казался ей самым мягким и падким на манипуляции, а значит попробовать стоило. Конечно, она жалела его: дружить с Главным должно быть тем ещё испытанием, но сейчас места для сочувствия не было. До этого Соня ни разу не видела Мирона вживую, а теперь он сидел на другом краю бара и, если очень прислушаться (Соне это было не сложно, Соня на него настроилась моментально, как на особую радиоволну), можно было даже расслышать, как он смеётся и что-то рассказывает своим друзьям. По телу пробежала дрожь: она не верила, что правда это видит. Вживую Мирон казался ей ещё красивее, хоть это и казалось совершенно невозможным. Эти глубокие глаза... Ваня шикнул: – Ты на него смотришь, как на самый вкусный кусок мяса. – Мяса? – она возмущённо цокнула языком, не отводя взгляда от Мирона: может, если удастся запомнить детали поподробнее, новый рисунок выйдет гораздо ближе к оригиналу, – Нет, я смотрю на него, как на золото. Ваня обречённо застонал. Кто-то из приятелей Мирона поднял голову и внимательно посмотрел на них. Соня спешно отвела глаза: она вдруг остро почувствовала, каким горячим огнём заполыхали щёки. – Если они подойдут разбираться, мы свалим, ясно? Соня скептически подняла бровь: – Сваливать с поля боя это разве антихайп? Замай расстроится, если я ему это расскажу. – А получать пиздюли от этого его Охры это антихайп куда больше, конечно. Ваня нервно повёл плечами. Соня покачала головой и, повернувшись к бармену, заказала ещё коктейль. – Мирон интеллигентный человек, он не допустит никакой драки. А мы не будем их провоцировать. Ваня смерил её долгим взглядом, будто пытаясь для себя что-то решить, задумчиво кивнул и встал с барного стула. – Ну и посиди пока значит, не провоцируя. Я щас приду. Соня пожала плечами. Она вовсе не собиралась делать ничего особенного: в конце концов, меньше всего на свете ей сейчас хотелось доставлять Мирону дискомфорт. Если бы только можно было поговорить с ним так, чтобы это не выходило за рамки нормального общения бывших оппонентов... Бармен поставил перед ней коктейль и тихо, но очень серьезно и внушительно произнес: – Постарайтесь не доставлять проблем, ладно? Соня улыбнулась. – Проблемы? Не знаю такого слова.