The Road Ahead

Алан никогда не жил один, но прекрасно знал какая она — самостоятельная жизнь. С достаточно раннего возраста он выживал, зубами вырывая каждый новый прожитый день. Было все: ночлежки, помойки, скамейки. Потом он встретил Шейлу, которую спустя несколько лет начал считать своей сестрой и ангелом-хранителем. Она когда-то подобрала его, как щенка, выходила и выкормила, несмотря на риски для себя и своей семьи. Сейчас это кажется странным анекдотом — представьте, что какой-то парень живет у вас под крышей, и вы даже не подозреваете об этом. Но таковой была реальность Алана на протяжении пары лет, пока Шейла окончательно не распрощалась с навязанным ей «светлым будущим» типичной американо-азиатской семьи и не решила строить своё будущее самостоятельно. Они жили почти во всех штатах Америки, исколесили страну вместе в поисках того места, где смогут задержаться. И самым долгим «домом» для них стал Лос-Анджелес. Город, полный таких же, как они сами — свободных, бунтарских, одиноких. Вкус свободы и безопасности, отсутствие необходимости вечно бежать и искать себе ночлег, чтобы не замерзнуть посреди ночи отпала, и на этой почве они начали становиться людьми. Совсем дикий Алан познал вкус секса и наркотиков, в то время как Шейла старалась укротить в себе бродяжнические повадки и вернуть себе хоть какое-то чувство человеческого достоинства. И несмотря на то, что общаться друг с другом они начали ещё жестче и грубее, их молчаливая забота и почти родственная любовь никуда не ушла. Просто Алан стал занозой в заднице, а Шейла надеялась, что после очередной тусовки этот засранец не помрёт. Ещё до знакомства с Шейлой он успел плотно подсесть на морфий. И когда он чуть не лишился ноги, Алан унёсся в эту пучину мимолетного, тяжёлого кайфа, из которой пытался выбраться добрые три года. Что ж, назвать это здоровым преодолением своей зависимости было сложно — Алан поменял тяжелые опиаты на отупляющую травку, смешивая это с беспорядочным пьянством и сексом. Но это уже был прогресс. Именно по причине того, что Алан стал «чистым» в Лос-Анджелесе, он был городом-домом для неприкаянного панка. Теперь ему хотелось посмотреть на страну ещё раз, но уже чистым и более трезвым взглядом и наконец-то убежать от парочки сумасшедших любовников которые считали, что тот перепихон в туалете клуба был признанием в любви по гроб жизни. Появление Эн в его жизни предвещало ещё одно весёлое приключение. Алану нравилась игра в догонялки, тем более если догоняли не его, а прекрасную принцессу, бежавшую из башни. Он был туповат, чтобы сложить образ Ноа, блюющего на парковке с образом Ноа на рекламных билбордах, но Шейла была всегда рада спустить своего друга с небес и ознакомить с реальным положением вещей: — Алан, ты свихнулся?! — Хриплый голос девушки разрывался в гневном шепчущем крике. Она оттащила парня в их спальню, где помимо Алана и Шейлы ютились ещё два человека. — Ты хоть знаешь кого ты притащил сюда? Шейла замахнулась, явно желая дать подзатыльник этому придурку. Однако передумала и раздраженно приняла позу «руки в боки», нахмурив густые брови на круглом, крупном лице. — Да в чём проблема-то? — Ты реально тупой или притворяешься? Ты хоть знаешь кто он? — Его Эн зовут. Прикинь, он старше меня! Шейла не желала слушать идиотские ответы Алана и вместо этого полезла в свой телефон. Её мясистые, но с тем крайне изящные и крепкие пальцы с массивом колец на каждой фаланге чётко отбивали ритм на разбитом экране смартфона. Её глаза превратились в щелочки, демонстрируя всю серьёзность сосредоточения. — Слушай, мне жаль, что я не продал твою дурь, как обещал. Но бля, Шей! Ты глянь на него. Чувак блеванул прямо на парковке, а я чё? Как я его оставил бы там? Шейла на мгновение замерла и перевела взгляд на Алана. — Реально? — Весь пол заблевал. — Заткнись. Просто послушай. Шейла начала заговорческим тоном зачитывать статью из Википедии: «Ноа Киран Грей, родился двадцать восьмого декабря двухтысячного года. Сын популярного американского модельера Элайджи Грея, основателя модного дома “Грей”. Является главной моделью модного дома своего отца, однако из-за неподходящих параметров стал развиваться в направлении фотомоделлинга. Участвовал в кампаниях таких модных домов, как “Гуччи”, “Диор” и прочих известных брендов» Шейла остановилась, наблюдая за отваливающейся челюстью Алана. Его мозг долго соображал, поэтому степень его удивления проявлялась постепенно. — Ты гонишь! Шейла усмехнулась, возвращаясь к поискам в телефоне, в то время как Алан пытался что-нибудь понять. Их встреча совсем не складывалась с тем, кем на самом деле был Эн. Ну да, одет он, может, был странновато. Вычурно. Ну, подумаешь, он был самым красивым парнем, которого Алан когда-либо видел. Но с чего бы модели сбегать из дома? Судя по тому, что ему рассказала Шейла, житуха у него была не самая сложная. Черт, да Алан бы, будь на его месте, никогда бы в жизни не подумал и носа воротить от возможности всю жизнь пожить в богатстве. — На. Гляди, дубина. Шейла отдала Алану телефон, на котором красовалась куча фотографий Ноа. Идеальные, красивые, с правильным светом и в нужных нарядах. Как бы Ноа ненавидел своё дело, он был хорош. Камера его любила, и, посмотрев пару фотографий, можно было без труда понять, почему именно он стал любимчиком таких громких компаний. Внешность без единого изъяна, идеальная кожа, ухоженные фарфоровые пальцы и до ужаса глубокие, но пустые глаза. Он был похож на куклу, и это удивило Алана — ведь встретил он самого настоящего, самого живого напуганного зверька. В груди под жилеткой что-то сжалось. Алан не понял этого чувства, но он смущался с каждой новой фотографией. Ему казалось, что он смотрит на совершенного ангела, и от мысли, что этот ангел сейчас сидит на засранной после вчерашней вечеринки кухне, заставляла его чувствовать себя виноватым. — Бля, Шейла. И чё делать? — «Чё делать?» ? Ты, идиот, хоть представляешь, кто его будет искать? — Девушка активно двигала руками, выражая все свое возмущение. — Полиция, наверняка какая-нибудь охрана, да господи — даже если ФБР подключится — я не удивлюсь. И оно тебе надо? Шейла расстроенно села на кровать, где возлегал один из их соседей. Он возмущённо посмотрел на дамочку, но решил ничего не говорить — однажды он попытался вставить три копейки во время гнева Шейлы, и повторять этот опыт ему бы не хотелось. — Они найдут мои «цветочки» и посадят меня.. О боже. Что мне делать в тюрьме? Я совсем не для этого создана.. — Эй, спокуха. Эм, я наверное поговорю с ним, да? Он наверняка знает, кто за ним погонится. Да и вообще, я планировал поехать в Нью-Йорк. Видимо, придется сделать это чуть пораньше. — Если они найдут мои «цветочки» — тебе конец, придурок! — Да кому они нахуй нужны. Алан рассмеялся, выходя из спальни, похожей на комнату в общежитии. Этот день становился всё веселее — а он уж боялся все время проторчать в тачке, так и не дождавшись очередного «клиента», Шейла отправила его на важную миссию по сбыванию своей доморощенной травки, поскольку «чувствовала себя дерьмово», хотя на самом деле ужасно боялась попасться. Опыта в барыжничестве у Алана было явно побольше, да и заговорить зубы он мог практически кому угодно. Поэтому он и потащился, выручая свою сеструху и, взяв с неё обещание, что та оплатит аренду на этот месяц. Их квартира совсем не подходила кому-то вроде Ноа. Грязный клоповник с едва работающей ванной и чуть большим количеством тараканов, чем стоило бы. Повсюду были разбросаны чьи-то вещи, и пытаться поддерживать порядок было практически невозможно. Поэтому каждый жилец этого дома пытался соорудить себе свой уголок вместо того чтобы коллективно выбрасывать барахло. Ноа сидел на прокуренном диване, где парочка пружин так и норовилась проткнуть его задницу. Сказать, что ему было неуютно — ничего не сказать. Но он пытался преисполнится чувством благодарности к Алану и Шейле за то, что они его впустили, и очень надеялся, что ему не придется проводить ночь в подворотне. Оказаться там без какого-либо представления о реальном мире было равносильно смерти. — Хей, Эн, — неловко протянул Алан, заглядывая на кухню и наконец-то разбавляя гнетущую неловкость. — Прости, что оставил тебя одного. Поболтать нужно было. Эм. И, знаешь, я бы хотел у тебя спросить кое о чём, да? Ты ведь не против? Ноа напрягся. Он-то был не против, но он боялся, что его сейчас решат вежливо выпроводить. Он ещё не чувствовал себя достаточно уверенным, чтобы отправиться хоть куда-то самостоятельно, тем более начать выживать на улицах и пытаться не попасться своей семейке. — Да, конечно. Спрашивай. — Супер. Эм, может ты хочешь воды для начала? Алан нашёл первый попавшийся стакан, сполоснул его в раковине и налил туда воды из-под крана. Возможно, стоило бы найти что-то поприличнее, но в их лачуге не было буквально ничего подобающего статусу Эн. — Держи, — Алан поставил стакан на журнальный столик, который также играл роль обеденного стола, и уселся с Ноа рядом, подбирая ногу под себя и расслабленно устраивая локоть на спинке. Алан растянул губы в улыбке и легко потрепал парня по плечу. — Все ок, чел. Ни я, ни Шейла не собираемся тебя выгонять, если ты думаешь об этом. И сдавать тем более. — Спасибо. Ноа кивнул, усиливая степень своей благодарности, и жадно осушил почти весь стакан целиком. Когда он последний раз ел или пил? Наверное, только утром. — Но я тут узнал что ты модель. Да не абы какая, а типа супер популярная. И как бы.. Раз я тебе тут помогаю.. Было бы полезно понять, кто тебя может искать. Ну знаешь, вдруг сюда федералы заявятся! Ноа напрягся всем телом, создавая видимый контраст с настроем Алана. Ноа нервно почесал локоть сквозь одежду и поправил волосы. — У моего отца есть своя охрана. Не знаю, какие у них связи, но он им щедро платит. Не уверен, смогут ли они найти меня, но если у них не получится, то отец пойдет на всё, чтобы меня вернуть. Ноа замолчал, стараясь понять ход мыслей Алана, однако тревога внутри говорила о том, что нужно убедить его в собственной безопасности и сделать всё, чтобы ему позволили остаться. Фарфоровые пальцы вцепились в плечи Алана. — Я не знаю, ладно? Я не каждый день сбегаю из дома, но я очень долго к этому шёл. И я не хочу возвращаться туда. Мне плевать, где жить и где спать. Но один я не смогу этого сделать. Я просто не знаю как.. как работает этот мир. И.. И мне нужна помощь. Я не прошу вас оставить меня здесь навсегда, но позвольте остаться хотя бы сегодня. У меня нет денег, чтобы заплатить за это, но.. Я могу помочь с чем угодно! Не факт, что хорошо, но я буду стараться. Алан снова сделал тупую гримасу на своём лице, стоило только завидеть Эн так близко. Он прослушал половину его речи просто потому, что заглядывался на это лицо: женственное, по-идиотски идеальное, но от этого не менее привлекательное. Всё, о чём думал Алан — правда ли, что все модели — геи? И если так, есть ли у него шанс? — Э-э.. — Тупо проблеял Алан, а после снова улыбнулся. — Чел, да ты сумасшедший. Пойти на такой риск м яйца у тебя имеются! Не ссы, я же сказал, что мне не хватало кого-то для Нью-Йорка. Так что по первой всё будет окей. Но! Алан слегка отстранил Ноа от себя — ради его же блага. У панка были некоторые проблемы с держанием «его» в штанах, и чтобы лишний раз не искушать себя и не оказаться здесь попросту со стояком в штанах, Алан выбрал тактику дальнего боя. — Второе правило любого побега — маскировка. Учитывая, что такую мордашку вряд ли забудешь, нужно поменять тебе образ. Хм.. Подстричь немного, может, покрасить. Кстати, хочешь пирсу сделаю? Я в этом спец. Вон, я сам себе своё добро колол. Алан показушно начал вертеть каждое колечко, демонстрируя свои работы: подвигал бровью, повертел кольца в крыле носа и в септуме (накрутка опять где-то затерялась), забренчал кольцами в ушах — Ноа насчитал их штук восемь, не меньше. Впервые Ноа пришлось задуматься о том, чего он хочет. Его внешность никогда не принадлежала ему самому, она была запатентована его отцом с момента, как тест на беременность матери показал две полоски. И честно сказать, такой авторитаризм оставил одну из самых глубоких травм на сердце молодого человека, после заставляя его верить в одну главную истину: его внешность — это его всё. Без красивого лица, без идеального тела и без идеальной укладки он никогда не сможет завоевать любви и хорошего отношения. — Ты думаешь мне пойдет? Карие глаза Алана заплясали радостным огнём. Снова обнажились выступающие клыки и миловидная щербинка. — О, Эн, я думаю, что ты станешь моей самой лучшей работой. Ты ведь не колол себе ничего до этого? — Грубая кожа пальцев панка коснулась ушей модели, которые тут же начали розоветь. Большой палец мягко огладил мочку, затем хрящ. Для Алана это движение было профессиональным, а вот у Ноа даже перехватило дыхание. Это было так внезапно. Так трепетно. И он очень надеялся, что Алан не заметил как его собеседник дрогнул, стоило чужой руке так внезапно оказаться у лица. — Если тебе так кажется, то можно попробовать. Только не слишком увлекайся. — Ноа растерянно потер раскрасневшееся ухо, уводя взгляд в сторону. Беседовать с Аланом было на удивление легко: его простой, прямой и веселый характер позволили Эн окончательно расслабиться и в какой-то момент тревога сошла совсем на «нет». Удивительно, каким целительным может быть такое искреннее общение. Алан смекнул, что происки Шейлы не вызвали большой радости у их гостя, а потому расспрашивать про прошлое и про семью у Эн он больше не стремился. Ему, безусловно, было интересно узнать что может произойти такого, чтобы человек бросил богатую и беззаботную жизнь, и почему Ноа так боится вернуться обратно. У самого Алана никогда не было таких привилегий — напротив, его жизнь была полна страданий, терпения и борьбы. Он не помнил её большую часть, но даже тех лет, что успели отложиться в его зависимом мозгу хватило, чтобы сделать определенные выводы и рассказать пару десятков диких историй. И конечно, такая амнезия совершенно его не радовала. Но когда-то он прочитал статью, где говорилось о том, что местами амнезия бывает из-за желания забыть о чём-то крайне травматичном и болезненном, и таким образом нервная система позволяет человеку спокойно существовать дальше. Но это ещё было полбеды. Алан постепенно понял, что забывает большие куски настоящего. Сначала это были люди, потом — некоторые события, а пару раз он не помнил даже некоторые дни. Это уже серьезно пугало панка, и поэтому он не нашёл ничего лучше, чем завести себе дневник. Он пестрил зарисовками, записями-досье на всех важных для него людей, которых он просто не мог себе позволить забыть. Этот дневник служил скорее хранилищем на самый крайний случай, и постепенно заглядывать в него Алан стал всё реже и реже, но привычка документировать каждый свой день оставалась. Эн отправился в душ, экипированный чистой одеждой и полотенцем. Они договорились, что когда тот закончит свои дела, Алан поможет ему покрасить волосы и добавит к чужой внешности парочку новых украшений. Размышления о том, что в какой-то степени Ноа будет в его власти будоражила. Ему необходимо было воспользоваться уличившейся минутой, чтобы подумать о том, как будет выглядеть «шедевр». Угол Алана выглядел совершенно под стать ему: стена увешана постерами, явно украденными с различных концертов; разделительная шторка, которая помогала ему спрятаться от взглядов соседей в моменты, где уединение было необходимо; большой матрас, скомканное постельное белье и две большие подушки. Но самым любимым было окно, под которым располагалось спальное место: большое, предлагающее вид на мусорный бак их района и на пушистые облака пара коллекторов. Но это был самый лучший и самый настоящий источник света, единственный в этой комнате, который так удачно был узурпирован Аланом. Одеялом служила старая штора, которую Алан тоже нашел на какой-то помойке. Нужно признать, спать под ней было ничуть не хуже, чем под привычным одеялом. Разложив толстый дневник на своих коленях, Алан взялся за карандаш. Жёлтые листы гладкой бумаги были расписаны такими же дикими вещами, каким был их хозяин. Алан рисовал карикатурные портреты людей, а надписи, которые должны были быть именами и некоторыми подсказками к тому кем каждый являлся, больше походили на детские каракули, хотя вполне даже читаемые. Дело в том, что Алан был абсолютно безграмотен. В свои двадцать два он почти не умел писать и совершенно не знал чтения. И если честно, этого он стеснялся. Не потому что чувствовал себя каким-то не таким из-за этого, но Алан ненавидел просить помощи — а раз ты не умеешь читать, то обращаться к другим приходится достаточно часто. Поэтому полностью расслабленным он чувствовал себя только с Шейлой — её уже не нужно было попросить прочесть что-то или написать, она делала это на автомате и идеально читала ситуации. Портрет Ноа оказался довольно сносным: вихристые линии вместо волос, большие глаза, две точки носа и треугольник лица. Рядом Алан накалякал следующее: «Н. МИЛЫЙ ПАРИН. СИЛЬНА ХАЧУ. ЙЕДЕМ В НЮОРК» Он горделиво рассматривал своё творение, скрывшись ото всех за шторой. Теперь Алан был уверен: чтобы ни случилось, он всегда сможет узнать своего спутника, а заботливые короткие ремарки обязательно напомнят о “списке дел”, который Алан придумал только что. Ноа смог принять душ без особой брезгливости — конечно, чистота была ему привычнее, но Алан и Шейла согласились взять его под своё крыло и отвечать на их благосклонность каким-то «фи» было бы совсем неуместно. Конечно, если бы он это сделал, его отец наверняка бы обрадовался: «Ноа, наконец-то! Ты становишься тем самым напыщенным ублюдышем, которого я всегда хотел видеть!». Ага. Шиш. Он ещё не настолько сломался под грузом собственной семьи, чтобы обломиться, едва начав, по факту, настоящую жизнь. Горячая вода была чем-то символическим. Она смывала косметику, пот сегодняшнего дня, а вместе с тем — тревогу, провожая всё, что было до этого в канализационный сток. С каждой минутой становилось всё легче, образовывалась дымка сонливости, которая грозилась перерасти в грозовое облако. Ноа устал. Но одновременно с этим испытывал невероятное облегчение. Скрип кранов остановил воду, а худые ноги оказались на пыльной и холодной плитке. Ноа протёр ладонью запотевшее зеркало — оно выглядело совершенно несуразно, и было по размеру в три раза больше раковины. Стояло оно на ней на добром слове, однако позволяло осмотреть себя аж до самых колен. Глаза таращились на раскрасневшегося парня: чистого, уязвимого, настоящего. Он был в отражении таким, каким был — без богатой одежды, профессионального макияжа и напыщенной маски самца, которую приходилось использовать в кадре и на подиуме с целью поднятия продаж. Одной из причин ненависти его отца, Элайджи, были изъяны во внешности собственного чада. Конечно, ни для какого здорового человека они таковыми не являлись. И чем больше Элайджа пытался слепить из Ноа «того самого», тем больше его существо сопротивлялось. И в какой-то момент раболепная нервная система сдалась, даровав Ноа то, за что его отец окончательно разочаровался в своем отпрыске. На белоснежной коже пестрили алые пятна самых разных форм: они покрывали большую часть спины, плечи, грудь и бока, а некоторые даже расползлись на бедра. Эти пятна были грубыми и сухими, с корочками на краях, и доставляли Ноа достаточно дискомфорта, чтобы тот о них не забывал. «— Мистер Грей, у вашего сына — псориаз. — Мне плевать, как это называется. Сколько он будет лечится? — Это сложный вопрос. Многое будет зависеть от его, в первую очередь, эмоционального состояния. Ему нельзя нервничать, и лучше целиком оградить Ноа от стресса. Я выпишу несколько лекарств и процедур, которые помогут сильным очагам уйти. — “Сильным очагам”? Вы меня не поняли, доктор. Мне нужно, чтобы на его теле не осталось ни единого пятна. — Боюсь, это не совсем возможно, мистер Грей» Конечно же, на этом всё лечение закончилось. Пятна имели тенденцию воспаляться, невыносимо чесаться — особенно если состояние Ноа было на пределе. Это делало его ситуацию ещё хуже. Поэтому в какой-то момент он принял это уродство в себе, даже не пытаясь что-то с этим сделать. Скорее не так. Он не мог ничего с этим сделать, ровно как и с десятком других вещей, которые наседали на него тяжёлой ношей. Ноа вздохнул от этих мыслей, проводя длинной ладонью по своему торсу. Ну, что ж, возможно, что-то в будущем и поменяется. Он натянул на себя огромную футболку, влез в такие же шорты, которые норовили сползти с его бедер, и распахнул дверь ванной, слегка морщась от прохладного воздуха квартиры. — Ты уже закончил? Алан почему-то сидел прямо у двери, на полу, и Ноа вздрогнул от неожиданности. Ухватившись за футболку на груди, он напряженно выдохнул, растерянно улыбнувшись. — Да. Я смотрю тебе не терпится. — Чел, а как же! — Алан тут же поднялся на ноги. На нём была растянутая майка, едва ли прикрывающая его торс, и какие-то сумасшедшие в своём пестром раскрасе шорты ниже колена. — Давай-давай, заходи. У меня-то уже все готово. Сперва пришлось соорудить из ванной комнаты салон красоты. Эн было велено сесть на табуретку напротив раковины, а все необходимые инструменты — пара ножниц, повидавшая виды расческа и краска для волос в коробке — величаво расположились на пластмассовой крышке унитаза. — Сперва прическа, потом — побрякушки. На самом деле, преображение сильно взволновало Ноа. Он переживал о своей внешности, которая была единственным его достоинством и достижением, а Алан явно не стремился выдавать своих гениальных планов по перелопачиванию прически. Потому Ноа едва ли отрывал свой взгляд от зеркала, наблюдая за суетившимся мастером и пытаясь распознать, какой именно цвет наносят на его волосы. Алан постоянно о чем-то болтал: о тусовках, о том, как он первый раз побывал в Нью-Йорке. Затем начал любопытствовать на предмет того, часто ли модели блюют в торговых центрах, и вообще — правда ли то, что ему рассказала Шейла. А Ноа учтиво пытался удовлетворить интерес своего нового знакомого. Старался рассказывать достаточно емко, не углубляясь в лишние подробности — то ли потому, что не хотел раскрывать всяких внутренних секретов, то ли потому, что сам их не знал. Ноа увлеченно следил за историями: пытался запомнить действующие лица, места, хронологию. Ему было интересно слушать такой сумасбродный поток мыслей и чувств Алана, перекликающихся с его странным акцентом и еще более удивительной манерой речи. — Теперь пора смываться, красавчик. Словно бы дворецкий Алан указал в сторону ванны, и Ноа сперва не понял, как ему усесться. — Вставай на колени. Ага, вот так. И теперь наклоняйся, чтоб прям до днища. Ноа послушно выполнил все указания. А Алан пару мгновений понаблюдал за такой картиной. Футболка Ноа слегка задралась, раскрывая неровности позвонков и узкую спину, а вместе с тем — и его главную причину неуверенности в себе. Алан изменился в лице, и уже хотел было задать прямой вопрос, но вовремя заткнулся, решив вернуться к делу. Уже когда-то он видел нечто подобное — во времена, когда посещать собрания бывших наркоманов в местном рехабе еще было необходимо. На самом деле, столкнувшись с людьми, которых постигла та же участь, что и тебя, очень отрезвляет. Показывает, что зависимость действительно рано или поздно разрушает тебя целиком. Алан никогда не осознавал серьезность своего состояния: зубы не выпадали, вес не снижался, разве что проблемы с памятью время от время ухудшались. Однако он видел тех, кто терял дома, семьи, конечности и остатки разума, превращаясь в живых мертвецов, чья жизнь зависела от того, получится ли ширнуться. Исколотые тела, такие же как и у самого Алана, то и дело бесцельно передвигались по ребцентру в надежде наконец-то вырваться из этого порочного круга. Мало было тех, кто действительно самостоятельно допер до идеи, что героин — это плохо. В основном, их затаскивали на эти собрания родственники или малочисленные друзья, умоляющие своих близких наконец-то опомниться. Когда они все садились в круг, то становились энциклопедией болезней: параноики, шизофреники, законченные наркоманы, спидозники и с добрый десяток других дерматологических недугов на каждого. И одного из собратьев по несчастью, который уже добрую половину своей жизни прожил с ВИЧ, как раз были такие же пятна, как и Ноа. — Алан? Прокряхтел парень, явно не довольствуясь своим дискомфортным положением. Край ванны давил на худую грудь, а шея начинала уставать. Поэтому панк опомнился и принялся послушно исполнять свои обязанности доморощенного колориста. Смуглые пальцы зарывались в густые смоляные пряди, нежно и аккуратно вымывая краситель. Алан то зачесывал волосы вперед, старательно промывая чуть ли не каждую волосину, то опускался ладонью к загривку, оглаживая слегка покрасневшую от горячей воды кожу. Из под ворота футболки виднелись ещё пятна, но Алан, скрипя душой от некоторого сочувствия и жалости, старался не обращать на них внимания. В конце-концов, даже он понимал, насколько бестактно говорить о таком с едва ли знакомым человеком. Возможно, Ноа когда-нибудь сам ответит на его вопросы. Этот недолгий процесс казался Алану интимным. Он не впервые этим занимался, но никогда ещё его “клиенты” не были наделены настолько ангельской внешностью. Он мог в любой момент обхватить шею чуть грубее, а мог оттянуть влажные волосы назад, заставляя Ноа поднять голову и посмотреть на него всей глубиной чёрных глаз, застывших в удивлённом и вопрошающем выражении. Вода бы стекала по точеному лицу, скатываясь с подбородка на шею и оставляя влажные лужицы на ткани одежды. «Чел, ты ебнулся» — подумал про себя Алан, тряхнув головой и стараясь отвлечься. Нет, ему, конечно, много не нужно было, чтобы влюбиться, но опыт его похождений на поприще отношений показал, что не все так же быстро определяются в своей симпатии, как он. А уж до статуса «насильника» доходить точно не хотелось. Водные процедуры наконец-то закончились и Алан заботливо высушил волосы юноши, затем помогая ему подняться. Как только Ноа сел на табуретку, Алан добродушно заулыбался их отражениям в зеркале, теперь приступая к стрижке. Желание сделать что-то действительно красивое, а не то, что он делал себе или Шейле, захватило Алана, и тот полностью погрузился в работу. Спустя полчаса работы с ножницами и машинкой, он наспех сделал укладку, заглушая звуком фена возмущения соседей, и наконец-то презентовал Ноа свой шедевр: — Ну чего? Вышло потрясно, да? Эн посмотрел на себя в зеркало, задумчиво изучая свой новый образ. Конечно, работа Алана сильно отличалась от того, что умели делать профессиональные стилисты, однако впервые в своем образе Ноа почувствовал характер. Если раньше его волосы всегда были одной и той же длины, то Алан подстриг его гораздо короче, умело показав натуральный завиток волоса модели. Некоторые пряди теперь были белесыми, а сами волосы торчали в густом ежике во все стороны. По бокам же красовался черный бархат коротко побритых волос. — Очень непривычно. — Выдохнул Ноа, теперь уже касаясь пальцами своих волос и вертя головой то в одну, то в другую сторону. — Ес честно, мне привычнее делать так, как у меня. Ну знаешь, яркие цвета, всё такое. Но краска закончилась, да и тебе бы привыкнуть для начала. — Спасибо. Ноа улыбнулся — пожалуй, впервые за день. От этого в сердце Алана залетела еще одна стрела Амура. — Ну что, теперь колоть будем? — А это сильно больно? Губы Алана расплылись в загадочной улыбке. Он наклонился ближе к Ноа, загадочно шепча тому: — Может даже понравится. Следующие полчаса для Ноа прошли гораздо менее приятно, чем во время «парикмахерской» части. Иглы сами по себе вызывали некоторую тревогу — длинные, острые, и гораздо толще, чем игла для шитья или даже медицинская. И даже несмотря на все попытки Алана смягчить столь неприятный процесс шутками и болтовней, первые пару проколов это не помогало. Дальше было проще, но Ноа подумал, что его ухо просто решило отключиться и принять неизбежное. Затем Алану в голову пришла ещё одна дьявольская идея — проколоть Ноа нос. «Зато тебя так точно никто не узнает! У Ноа пирсинга нет, а у Эн есть!» — аргументировал своё решение Алан, а Ноа не мог сильно сопротивляться в силу своей мягкотелости, хотя идея иглы прямо в его лице точно не прельщала. Завидев лицо Алана в такой близости, Ноа смутился. Ещё никто так беспардонно не влезал в личное пространство модели, не оставляя тому возможности скрыться и буквально заставляя разглядывать чужое лицо. Алан был симпатичным, и все его многочисленные украшения на удивление ещё сильнее подчеркивали природные черты. Смуглая, почти шоколадная кожа, прямой нос с вздернутыми ноздрями, пухлые губы сами по себе имели такой ровный контур, что казалось, будто Алан старательно подводил их карандашом для губ. Густые брови и горящие янтарные глаза с примесью зеленых точек. – Я буду считать до трёх. Задержи дыхание, а на счёт «три» медленно выдохни. Понял? Ноа испуганно заглянул в глаза Алана, а те лишь по-доброму прищурились, словно пытаясь успокоить юношу. — Один.. Ноа хотелось за что-то ухватиться, чтобы избавиться от дискомфортно нарастающего ощущения опасности. Пальцы сжали ткань шорт так сильно, что выпирающие костяшки начали белеть. — Два.. Ноа зажмурился, набирая полные лёгкие воздуха. Ему показалось, что Алан сдерживает смех. — Три! Тело пронзила острая мимолетная боль, которая затем сконцентрировалась на проткнутом крыле носа и начала расплываться в жгучий огонек. Ноа рвано выдохнул, открывая глаза и чувствуя, как по щеке скатываются слёзы. Алан ловко заменил иглу металлическим шариком-накруткой, а затем аккуратно протер место нового прокола. Итого за этот вечер у Ноа появилось аж четыре новых прокола: три в одном ухе и один в носу. — Поздравляю! Твой путь в неформалы начался. Панк ободряюще погладил плечо своей модели и пригласил жестом к зеркалу, чтобы Эн мог рассмотреть свой новый образ ещё раз. Получилось и вправду неплохо — одинаковые металлические шарики теперь украшали уши, отлично смотрясь с новой прической. Ноа даже показалось, что он стал выглядеть старше, но в его системе прекрасного это было даже плюсом. — Алан, у тебя отлично вышло. — Ах, как же я хорош! — В зеркале всплыла довольная физиономия панка. — Считай это подарком к началу новой жизни. А ваще, пора бы и пожрать. Целый день не жрамши! Ужин нельзя было назвать изысканным — в меню предлагали остатки пиццы, разогретой в микроволновке, да по бутылке пива. Зато к их скромной компании присоединилась Шейла, которая первым же делом оценила работу своего друга удивленным присвистыванием. Шейла по началу пугала Ноа, и он практически был уверен, что девушка его появлению была совершенно не рада. Когда он только оказался в квартире, та сперва удивленно буравила его взглядом, а затем аж отвела Алана на секретный разговор. Видимо, в отличии от своего туповатого «братца», она сразу же признала знаменитость. После этого она стремительно пыталась избегать диалогов с Ноа, то и дело поглядывая за каждым его движением. Однако во время ужина лед, судя по всему, начал оттаивать. А ночью.. — Но.. То есть, Эн? Ты в порядке, друг? Вечно бдевшая по ночам девушка стала свидетельницей странной картины: за окном была глубокая тьма, а все домочадцы спали сном младенцев, укутавшись в одеяла (или их подобия) и даже сладко похрапывая. Не желая спать в комнате с мужланами, Шейла обособилась в кухне-гостиной, и потому очень удивилась, когда ночную тишь да гладь внезапно прервала убегающая в ванну фигура Эн. Любопытство взяло верх и девушка, решив не церемониться, тут же распахнула дверь в крохотную комнату. На полу сидел Ноа, сложившись пополам рядом с унитазом и в очередной раз очищая свой желудок от недавнего ужина. Рука парня была у его лица с двумя вытянутыми пальцами, и быстро связав все улики воедино, детектив Шейла пришла к быстрому выводу. — Эн? — Всё в порядке, — откашлявшись, прохрипел Ноа, хватая ртом воздух. — Просто живот прихватило. Он дотянулся до кнопки слива, скрывая доказательства ещё одного своего секрета. Шейла прижалась к дверному проему плечом, скрещивая руки на груди. Ноа наконец-то поднялся на ноги и виновато посмотрел на обитательницу квартиры. Кажется, её взгляд смягчился, хотя поза была достаточно суровой. — Знаешь, если решил убежать из дома, с таким расточительством в еде далеко не уедешь. Ноа виновато улыбнулся, пожимая плечами. Он не знал, как прокомментировать свою привычку. — Что ж, видимо, этот дом пополнился ещё одним больным человеком.