The Road Ahead

Опьяняющий запах ладана крепко засел во всём: в деревянной старой мебели, в гвоздях, что скрепляли доски стен небольшой церкви, в свечах, в чёрных робах, в иглистом ёжике волос. Звуки молитвенной песни отражались глухим звуком, а голоса пели в унисон так слаженно, что в ушах стоял только гулкий звон. Десятки юношей склонили головы, сидя на коленях, и не прерывали своего пения ни на секунду. В другом конце комнаты находился алтарь — в нём не было ничего примечательного, такие можно было найти в любой районной церкви у дома. За ним — большой деревянный крест с маленькой фигуркой Иисуса в его излюбленной позе. Пение становилось тише, а фигуры прихожан полностью прижались к холодной древесине пола, чуть сгорбив спины. Теперь они были похожи на чёрные холмы, что купались в зареве тлеющих свечей, растворялись в последних нотах исчезающей песни, обнажая свои уязвимые горбы для Него. Мужчина в такой же чёрной робе обошёл алтарь, пробежавшись пальцами по страницам молитвенника. В его левой руке были чётки, а в правой — длинные, старые розги. Их кривые ветви пропитались кровью и потом, вобрали в себя эссенцию из страха и послушания, став священным символом для каждого послушника церкви. Из тени вышли ещё фигуры — чёрные, плавные, казалось, будто бы они парили над землей, шурша ветвями ивы, плавно занимая свои места у каждого из холмов на полу. — Да восславим Господа за его деяния! — голос мужчины рокотом раздался внутри зала. — Да будут наши дети очищены от порочного греха самой Жизни! Пламя свеч покачнулось в унисон, сопротивляясь ветру, сквозившему из щелей. В одночасье в зале раскинулись длинные ветви деревьев, поднявшись вверх. А затем — обрушились градом ударов по спинам чёрных холмов на полу. — Смотри, о, Господь, на эти души! Смотри и помоги им обрести чистоту! Воздух со свистом разрезали звуки ударов, затрещал хруст рвущейся ткани. Пять, десять — взмахи не прекращались, но холмы оставались недвижимы. Им необходимо было оставаться таковыми ради спасения. — Покажи им свой путь! Проведи их через очищение и покажи праведный путь грешникам! Спустя пару дней стук колес прекратился. Резвый ветерок уже не разгуливал по душному вагону, а тщательно заколоченные коробки прекратили бренчать своим содержимым. За это время поезд смог даже полюбиться своим шармом: такая приятная и безопасная атмосфера одиночества переплеталась с лёгким трепетом от мысли о том, что такие поездки — дело не совсем законное, однако достаточно невинное, чтобы обойтись выговором или, в худшем случае, провести пару тройку дней в изоляторе. Хотя разве в нынешней ситуации это было плохо? Жилье, еда, тепло — и совершенно бесплатно! Сомнительную компанию можно и потерпеть, уж тут выбирать не приходится. Об их первой ночи они не говорили. Эн по утру выглядел так, словно ничего не произошло, и Алан (опять же, в силу своих интеллектуальных «способностей») решил, что так оно и было. В конце концов, они не сделали ничего странного или настолько важного, что необходимо было обсудить. Тот небольшой перфоманс он быстро списал на обычное желание помочь бедняге, ведь Алан, будучи вселенским героем и покровителем всех обречённых, во имя этой цели делал и не такое. А учитывая, что Эн как будто расслабил плечи и дышать начал чуть легче, то это можно назвать маленькой победой. Конечно, тернистый путь только начинался. После каждого приёма пищи тот рано или поздно, но уходил в дальний угол, прячась за коробками, и издавал утробные звуки, кашляя и тяжело дыша. Алан понимал, что происходит, и поэтому как-то спросил: — Хочешь, я помогу тебе сдерживаться? На что Ноа ответил вежливым отказом, ссылаясь на то, что всё в порядке и у него всё под контролем. Такая маленькая, очевидная ложь. Но давить не было смысла — Алан больше всего боялся, что сделает что-то, из-за чего Ноа просто закроется от него, едва ли начав впускать внутрь. Незадолго до полной остановки поезда они быстро собрали свои вещи, переоделись в чистое, готовясь приветствовать Нью-Йорк в амплуа двух ярких попугаев. В конце концов, сегодняшний вечер им предстояло провести на какой-нибудь тусовке, а времени искать место для преображения у них не было. Металлическая дверь вагона открылась с грохотом, приветствуя путешественников сильным запахом камня и пыли. Погода была не такой солнечной, как в прибрежном Лос-Анджелесе, а многочисленные небоскрёбы словно закрывали собою и без того далекое солнце, пожирая стеклянными стенами офисов весь витамин D. Грохот, гул голосов, синие костюмы рабочих и лёгкий шлейф пота — таким оказался Нью-Йорк в первую минуту. — Добро пожаловать, черт возьми! Алан широко улыбнулся, спрыгивая из вагона на гравий и оглядываясь по сторонам. Справа — только бесконечная лента железной дороги, слева — тёмный кирпичный ангар, в котором пряталось начало состава поезда. Вокруг то и дело мельтешили рабочие, что готовились разгружать товарник, но им словно не было дела до неожиданных пассажиров. — Надо сваливать, пока не спалили. Алан махнул рукой, призывая Эн следовать за собой. Сбежать оказалось не так сложно — пересечь всего несколько путей, забраться на высокий холм и пролезть через заботливо прорезанную дыру в проволочном заборе. За этой границей находилась заросшая дикой травой полянка, а над ней нависал старый каменный мост с гудящими на нём автомобилями. Внутренности этого моста были расписаны яркими лозунгами, психоделическими картинами и мелкими неровными надписями заковыристым шрифтом. Алан достал из кармана сигарету и закурил, блаженно выдыхая. В его голове крутился десяток вариантов проведения досуга, хотя он впервые был в этом городе. И это чувство новизны и неизведанности заставляло шило в заднице свербить, вытесняя более рациональные мысли о, например, ночлеге. — Чем займемся сегодня? Ноа присел на корточки, щуря глаза от ощущения колючей травы на коленях. Одну такую травинку он вырвал, принимаясь задумчиво крутить её в руках. В отличие от своего спутника Эн частенько бывал тут. Как-никак, а Нью-Йорк был одной из мировых столиц моды: грандиозные показы, ежегодные мероприятия, дни рождения звёзд и кинопремьеры. Казалось, будто вся светская жизнь уже давно перекочевала из старика Голливуда сюда, обосновавшись в высоких небоскрёбах и пригородных виллах. Возможно потому что изменились времена. А может и потому, что бал всегда проходил там, где за него отваливали кучу денег, и как, если не здесь, можно было найти спонсоров? — Было бы неплохо поесть для начала. — Чел, а я с тобой не прогадал! Дорожка под мостом вывела их на дорогу, окружённую низкими домиками. Видно, это был не самый роскошный жилой квартал: от круговой развилки расходились лучи битого асфальта, каждый из которых окружали однотипные одноэтажные дома — отличить их можно было только по цвету сайдинга и крыш. В каждом маленьком квартале одиноко стояла своя автобусная остановка, а небо над домами затягивало тяжёлым смогом — виной всему были виднеющиеся белые столбы, которые извергали из себя этот самый чёрный дым. Ноа никогда не задумывался о том, что его жизнь входила лишь в десять, а то и пять процентов реального мира. То богатство, та нездоровая чистота и присущая каждой единице живого идеальность не имела ничего общего с жизнью обычных людей. Он никогда не жил в доме, который видел уже пятое поколение, никогда не разгуливал по заднему двору, не поднимал опрокинутый местными хулиганами мусорный бак и не встречал первым делом почтальона со своей террасы по утрам. Стоя на этом клочке жилой земли, Эн впервые почувствовал какая на самом деле пропасть была между ним и Аланом. Они жили противоположные друг другу жизни, общались с непохожими людьми и мечтали о совсем разных вещах. Хотя. А о чём вообще мечтал Алан? Чего он хотел? Что он делал в этом мире? Может ли вообще мечтать о чём-то человек, который ежедневно борется за право жить и существовать? Эн тряхнул головой и не заметил, как они оказались на одной из остановок. — Будем надеяться, что он нас довезет до жрачки. Панк снова закурил, а Эн задумчиво разглядывал дома вокруг. Было так тихо и одиноко, что стало даже жутковато. Никаких типичных американских семей, разгуливающих по газону — вся земля была словно выжжена, украшена лишь разноцветной дворовой плиткой да рыжими от ржавчины фонарями. Внутри окон ничего толком не разглядеть — они смиренно прятали свои внутренности тонкими вуалями штор или жалюзи, явно не желая пускать внутрь любопытных путников. Эн вспоминал о собственном доме — таком не похожем, таком другом. В их двухэтажном пентхаусе были блестящие мраморные полы, огромные окна в таком количестве, что казалось, будто бы чета Греев жила в стеклянном кубе. Просторные комнаты с минимумом декора, с мебелью, за стоимость которой можно было бы купить один такой квартал. Эта бездумная роскошь не несла за собой ничего кроме пустоты — таких квартир было наклёпано по всему Лос-Анджелесу в каком-то порыве архитектурно-интерьерного безумия. Зайди в каждую — и отличие можно будет сыскать разве что в цветовой гамме да размещении мебели. Возможно ли прожить действительно счастливую жизнь в таком безликом месте? Там, где семейным фотографиям предпочитали произведения современного искусства, где вместо цветов в горшках ставили бездушные бетонные скульптуры, а вся жизнь в стенах диктовалась строгим рабочим расписанием? Алан очень внимательно что-то разглядывал в телефоне, изредка набирая какие-то сообщения. Удивительно, что при его полной безграмотности он сумел освоить такую вещь, как онлайн-общение, но без изобретения каким-то технологическим гением автоисправления вряд ли бы эти попытки увенчались успехом. Все переписки Алана состояли из его косноязычных сообщений, а ответы собеседников всегда зачитывал робоголос, позволяя Алану, словно слепому, поддерживать общение со своими многочисленными знакомыми. Вот и сейчас он был занят этим делом: что-то усердно печатал, затем молча ждал, и прослушивал полученное сообщение, начиная этот цикл с начала. Автобус приехал через несколько минут, с громким треском раскрывая свою дверцу и впуская внутрь пассажиров. Внутри их встретили одинокие кресла из коричневой искусственной кожи, хотя той не наблюдалось и вовсе на некоторых местах. Они уселись в самом конце, и Эн снова погрузился в свои мысли, робко разместив голову на плече Алана и закрывая глаза. Парень не стал препятствовать, лишь расправил плечи, чтобы Ноа было удобнее. Автобус проезжал мимо домов, вырулил на шоссе, где начали виднеться первые небоскрёбы. Это уже было больше похоже на Нью-Йорк с его сотнями бизнес-центров, вечно занятыми белыми воротничками и спешащими куда-то людьми. Параллельно магистрали проходила одна из веток метро, лениво раскачиваясь на мосту и обнажая своё расписанное граффити туловище. Всё ощущалось таким серым и липким, что Алану, едва он взглянул в окно, захотелось поморщиться. Конечно, не такого он ожидал от всеми обожаемого Нью-Йорка. Он всегда виднелся ему большим и богатым городом, с его знаменитым Центральным парком, многоэтажными домами в английском стиле из красного кирпича, стеклянными поверхностями билбордов на Таймс-Сквер, толпами любопытных туристов. Возможно, они просто начали не с того места — но так или иначе первое впечатление было не самым волнующим. Скоро автобус и вовсе покинул безлюдные места, приближаясь к центральной части города. Когда начали виднеться вывески магазинов, ресторанов и кафешек, а количество людей на пешеходных зонах увеличилось пятикратно, Алан аккуратно взялся за плечо Эн, тормоша спящего попутчика. — Эн? — мягко произнёс панк. — Эн, просыпайся. Нам пора выходить. Воздух за окном был совсем другим: легче, резвее, с лёгким шлейфом бензина. Звуки мегаполиса заглушали собой всё остальное, заставляя потеряться в многоцветье голосов, сигналов и музыки. Улицы были устланы чёрными мусорными мешками и такими же угрюмыми бездомными, копающихся в них и пытающихся отыскать что-то подходящее для себя. — Вот там, помню, был дайнер. Можем сходить посмотреть. Эн указал пальцем в сторону, мягко улыбаясь. — Ты че, был тут уже? — Ну да. Много раз. — кивнул юноша, явно не понимая удивления Алана. — И ты не сказал?! А я, как придурок, расспрашиваю про всякие тусовые места. — Я думаю, ты ищешь немного другие места, нежели те, в которых я был. — Ну ты ж не в Эмпайр Стейт Билдинге тусил. Эн сконфуженно улыбнулся, а у Алана чуть челюсть не отпала. — Ты. Ты реально там был?! И как? Реально он такой огромный? — Конечно он огромный, Алан! Это ж один из самых высоких небоскрёбов. — Пиздец, чел! Мне кажется, если бы я на него поднялся — тут же бы и обосрался. — Ну, можно сказать, что я тоже почти обосрался. Алан громко рассмеялся, сгибаясь в две погибели и хлопая Ноа по плечу. — Принцессы так не должны выражаться! Ох, блять. Обосравшаяся принцесса! Ты такое ваще видел? — Эй! А с каких пор я вообще принцесса?! За обсуждениями о том, почему Эн принцесса и какие нормы поведения ему присущи по статусу, а также в глубоких философских рассуждениях о том, правильно ли для принцессы, пардон, обсираться, они вышли на соседнюю улицу. Их встретила большая вывеска в стиле семидесятых: большие круглые буквы, складывающиеся в надпись «Дайнер Марти», украшенные большими окнами стены, что огибали всё здание, поэтому снаружи можно было отлично разглядеть интерьер: большие кабинки с диванчиками, полукруглые столы и девушки-официантки в красных платьях-униформах с ободками, как у военных медсестер, и маленькими фартуками, обвитыми вокруг талии. Неоновые вывески мигали приятным светом, а внутри их он отражался от кафельного блестящего пола в виде шахматной доски. За барной стойкой упорно трудилась работница с зажатой меж зубов сигаретой и о чём-то ругалась с поварами через маленькое окошко в стене. Алан и Ноа заняли место в обособленном углу, рядом приглушенно шумел телевизор, висящий под потолком. — Добро пожаловать к Марти, готовы сделать заказ? Лениво и на автомате пропела официантка, раскладывая перед гостями ламинированные листы меню размером чуть ли не с весь стол. — Пока два кофе. Девушка резво записала заказ в своём блокноте и удалилась, а Эн принялся изучать меню. Никогда до этого он не был в подобных заведениях и потому не имел представления о том, какую еду здесь подают. Алан же с какой-то опаской взял в руки меню и сконфуженно начал вглядываться в него. «Блять, а картинок-то нет» — выругался он про себя, пытаясь прочитать хотя бы одно слово. — Эй, Эн, — с напускной непринужденностью позвал Алан. — А че у них есть? Ноа удивленно посмотрел на Алана, явно не понимая зачем тот задал этот вопрос. — У тебя же меню есть. — Ага. Точно. — Алан предпринял ещё одну попытку попробовать прочитать слова, но сдался и решил понадеяться на свою удачу, ткнув пальцем в случайное слово в начале меню. — Возьми мне это. Ноа с любопытством заглянул в меню, а потом изменился в лице и посмотрел на Алана, как на сумасшедшего: — «Каждый день подаем свежий кофе» — это, по-твоему, блюдо? Ты что, читать что ли не умеешь? Ноа сделал это предположение совершенно случайно, но увидев, как Алан стыдливо отводит взгляд и как быстро розовеет его лицо понял, что его предположение было самой настоящей правдой. Ноа встрепенулся, удивленно вскидывая брови: — Ты что, правда не умеешь..? — Правда! Чё заладил? Ну подумаешь, сильно надо... Лицо Эн засветилось каким-то странным счастьем, по нему расплылась радостная улыбка. Его ониксовые глаза начали светиться изнутри. Алан сложил руки на груди и покосился на Эн. — Чё ты лыбишься, придурок? — Это так очаровательно, Алан! — Блять, заткнись! — Алан так громко заверещал, что на него обернулись все посетители. Он покраснел ещё сильнее, откашливаясь в кулак и стукаясь головой о стол. — Пожалуйста, просто закажи че-нить пожрать. — Панкейки с беконом и скремблом будешь? — Угу. Алан пролежал лицом в стол до тех пор, пока официантка не без удивления поставила рядом с ним кружку с кофе, а после приняла их заказ. — Она ушла? — Ушла-ушла. Алан тяжело выдохнул и, с видом побитой псины, откинулся на спинку, обиженно смотря на Ноа. — Алан, ты что, обиделся? — Я не обиделся! Нахуя ты так лыбился? — Потому что это мило. — Ничё не мило! Знаешь как тяжело с этим жить! — Тебя научить читать? Алан вопросительно посмотрел на модель и внезапно рассмеялся. — Ну нихера ж себе! То есть я тебя буду учиться трахаться, а ты меня буковки читать? Эн тут же покраснел от того, насколько громко и беспардонно произнёс свой вопрос Алан и тут же пнул его ногу под столом. Алан болезненно шикнул, потирая своё колено. — Ладно-ладно! Извини! — Мне было просто интересно: ты теперь постоянно будешь это припоминать? Между прочим ты меня сам накурил! — Ой, правда что ли? — на лице панка появилась хищная улыбка. — А чё ж ты, принцесса, аж оседлала меня и отлипать так долго не хотела? Ноа приложил руки к своим щекам и уставился взглядом в край стола. Он надеялся, что холодные руки помогут хоть как-то остудить его горящее лицо, хотя помогал такой способ не очень эффективно. — Мне, между прочим, понравилось. — с меньшей дикостью в голосе произнёс Алан, сменив гнев на милость и смотря на Ноа каким-то искренним и пронзительным взглядом. Это не избавило юношу от всепоглощающего чувства стыда, и потому он лишь фыркнул «Заткнись», припадочно прикладывая ладони ко всему своему лицу, а после и вовсе прячась за кружкой кофе, делая пару глотков. «.. Уже пять лет прошло с момента ареста лидера самой крупной религиозной секты в штате Техас Джарвиса О’Коннели. Напомним, что за время действия секта основала одну из самых крупных религиозных коммун в Америке, в её число входило несколько сотен человек, в том числе и дети. Лидер секты был задержан по обвинению в организации сексуального притона, а также по нескольким эпизодам истязания и похищения.»

Строгий голос ведущей новостей захватил внимание Алана, и он тут же уставился удивленными глазами в телевизор. — Ты чего? — удивлённо спросил Ноа, но тут же замолк. На мгновение ему показалось, что перед ним сидит кто-то другой. Внешне Алан оставался собой, однако его выражение лица было. Чужеродным. Первобытный страх — вот что выражало извечно счастливое и хитрое лицо. Карие глаза буквально заглядывали в рот ведущей, а лицо скривилось в гримасе полного отрицания. Так, словно бы он услышал что-то, чего боялся больше всего на свете. — Алан? Ноа коснулся рукой чужого плеча, проверяя, всё ли дома. Панк тут же вздрогнул и с недоумением посмотрел на модель: — Что? — Что-то случилось? Ты в телик пялился так, будто объявили о начале ядерной войны. — Я? — Алан удивленно похлопал глазами, явно не понимая о чём говорит Эн. Он снова обернулся на телевизор и беззаботно пожал плечами. — Понятия не имею о чём она талдычит. Вродь войну не объявили! Ноа не понимал, издевается ли над ним Алан или правда не понимает, о чём он толкует. Но ведь он собственными глазами видел как в мгновение ока выражение лица Алана изменилось! Разве такое вообще бывает на пустом месте? — Ваш зака-аз. Официантка лениво растянула последний слог, расставляя на столе тарелки с едой. У Алана — панкейки с беконом, у Ноа — классический фулл-инглиш с хашбрауном. Вопросы тут же исчезли, стоило еде появиться на столе. Животы жадно заурчали, призывая перенести все разговоры на потом и заняться, наконец-то, самым важным делом прямо сейчас! На еду они накинулись синхронно, жадно сметая всё, что было на тарелках. Еда была неимоверно вкусной, и даже запах фритюрного масла добавлял свой странный, но приятный привкус. Спустя пять минут все тарелки были уже пусты, а Алан последовал своему излюбленному правилу: «По закону Архимеда, после плотного обеда, нужно сижку покурить» — и тут же сладко затянулся, наконец-то принимаясь переваривать первую за эти два дня горячую пищу. — Сегодня нам нужно найти, где перекантоваться. А знаешь, как это делается? Ноа, как настоящая принцесса, вытер уголки рта салфеткой, аккуратно складывая столовые приборы по центру тарелки и так же блаженно откидываясь на спинку мягкого поролонового дивана. — И как же? — Идешь в клуб, клеишь кого-нибудь, профит! — Алан улыбнулся, облизывая масляные губы. — И поэтому, Эн, это будет твой дебют! — А обязательно кого-то клеить? Нельзя там, не знаю, просто подружиться? — Не будь недотрогой, Эн! Ты ж сам хотел потрахаться. А тут — два в одном. Поэтому сохраняй боевой настрой и готовься к выпивке. В дайнере они просидели неприлично долго — в какой-то момент официантка поняла, что пассивно-агрессивные взгляды работают плохо и принялась прямым текстом выдворять этих двоих на улицу, поскольку к вечеру народу набралось, а рассадить всех было некуда. Однако планам это не помешало — Нью-Йорк постепенно погружался в летнюю тьму, освещаемую уличными фонарями и десятками непохожих друг на друга вывесок. Алан отцепил от своего рюкзака свой скейтборд, приказал Ноа забираться на него и, взяв того за руки, повез его аки принцессу на карете в сторону клуба — его он выбирал целый день, переписываясь со своим знакомым и расспрашивая его про лучшие места для тусовки. Чем ближе они подбирались к клубу, тем ярче становились люди. Парни и девушки, измазанные блестками, в откровенных ярких нарядах были похожи на моделей, устроивших уличный показ мод. Какие-то дикие принты, бренчащие украшения, яркий макияж и полная атмосфера свободы. Люди целовались, смеялись, пили из бутылок, запрятанных в бумажные крафтовые пакеты. Пожалуй, в этот момент Эн почувствовал то, о чём он всегда мечтал — находиться в обществе таком раскрепощенном и свободном, что аж дух бы захватывало. Настроение сразу же перестроилось на нужный лад, и Алан уже едва ли сдерживал в себе позывы нырнуть в этот омут веселья и наслаждения с головой. Сердце в груди грозилось выпрыгнуть от волнения — никогда раньше Эн не присутствовал на подобных тусовках, а оттого даже представить не мог, что можно ожидать. Какие тут люди? Чем они дышат и живут? И действительно ли здесь настолько все просто, что можно подойти к любому понравившемуся и попасть к нему домой? — Эй, Эн! — Алан окликнул парня, пристегивая скейт обратно к рюкзаку. — Не нервничай, лады? Всё путем! Расслабься, выпей, а дальше оно само пойдет. Ты ж у нас симпатяжка, принцесса. Алан прижал к себе Ноа рукой, по-семейному целуя того в лоб и подталкивая вперед. На фейс-контроле стояли два верзилы в однотипной чёрной одежде, явно без энтузиазма оглядывая ослепительно яркую толпу. Однако требования к тому, чтобы оказаться внутри, оказались достаточно низкими: не будь не в себе и не выгляди как чертов католик, а потому уже скоро Ноа вошёл в подземный пузырь, где все стены надрывались от громогласного звука электронной музыки, в унисон которой двигались разгоряченные тела. Слева от входа располагалась длинная, стеклянная барная стойка, подсвечиваемая изнутри. Справа — огромный танцпол с яркими светящимися плитками в полу, которые освещали всех танцующих и превращали всё действие в артхаусную инсталляцию. В глубине оказалось несколько диванов и столиков, где некоторые уже блаженно таяли в объятиях друг друга и о чём-то разговаривали, то и дело смеясь. Рука Алана тут же взялась за ладонь Эн, протаскивая его через толпу к барной стойке. Ноа пришлось придерживать рукой рюкзак за своей спиной, чтобы он не пришиб кого ненароком. — Два «Джон Коллинза» и четыре шота Йегера! — голос Алана едва ли пробивался сквозь музыку, однако по смиренному кивку бармена было понятно, что заказ был услышан. Через пару минут на стеклянной поверхности стойки стояли два прозрачных коктейля в пластиковых стаканах и четыре шота. Жидкость в них из-за нехватки освещения казалась чёрной и вязкой, как масло. — Принцесса, пора бухнуть! — прокричал Алан на ухо, счастливо улыбаясь и придвигая к Ноа два шота. Ноа с неким недоверием послушал аромат содержимого, удивляясь лекарственным ноткам. Судя по жестам Алана, это должно было быть вкусно, а потому Эн тут же чокнулся с высоко поднятым шотом Алана и за один раз осушил стеклянную рюмочку с гравировкой какого-то алкогольного бренда. Напиток действительно оказался вязким, однако по вкусу он напоминал тот сладкий сироп от кашля, правда после горло неприятно засвербило. Как говорится: «между первой и второй — перерывчик небольшой», поэтому они тут же выпили по второму шоту, как Алан внезапно приобнял Эн и приблизился к его уху: — Пора отправляться на поиски! Я скину рюкзаки, а ты — вперед и с песней! Алан ловко снял с Ноа его рюкзак, всучил в руки коктейль и отправил юнца в самое пекло — в центр танцпола. Ноа сперва чувствовал себя лишним — все как-будто бы пребывали в каком-то одном, непонятном ему общем состоянии, а расслабиться получалось плохо. Оставаться так резко в полном одиночестве Эн был не готов, а потому первое время пытался взглядом найти Алана. Тот бесследно исчез, оставляя Эн в толпе горячих, потных, гибких тел, которые тут же окружили его и забрали возможность свободно дышать. Танцы не были его сильной стороной, поэтому он принялся как-то неловко двигать телом в такт музыки, нервно попивая коктейль чуть быстрее, чем следовало бы. Как итог: едва ли алкоголь расплылся по телу, как Ноа тут же начал вливаться в поток музыки. Каждое движение давалось всё легче и легче, пока юноша окончательно не закрыл глаза и не начал двигаться, вслушиваясь лишь в мелодию. Даже сквозь закрытые глаза Эн видел переливающиеся блики света: сперва они блестели розовым, затем сменились на тягучий фиолетовый, в конце концов забрызгав всё вокруг густым алым цветом. Жар чужих тел, их случайные прикосновения к спине, бокам, рукам были будто маленькими разрядами тока, заставляя его тело лучше прислушиваться ко всему происходящему вокруг. По лбу и щекам начали стекать капли соленого пота, сквозь широкую футболку были видны его движения бёдрами. Через пару треков Ноа уже полностью слился в единый организм с десятком людей, и их тела как одно целое содрогались в такт громким басам, скрежету музыки, которая словно царапала бетонные стены этого клуба. Сколько времени прошло? Судя по количеству песен, минут двадцать — не меньше. Пластиковый стакан уже был полностью пуст, а тело горело от усталости, но совершенно не хотело останавливаться. Пряди волос липли ко лбу, из-за чего Эн приходилось зачесывать их назад. В этом потоке движения и странного умиротворения, от которого кружилась голова, Ноа не сразу заметил возвращение Алана. Его смуглые руки улеглись на хрупкие плечи, а панк будто и сам принялся двигаться в такт тела модели, тут же настраиваясь на его лад и прижимаясь грудью к его спине. Эн расслабленно закинул голову назад, нехотя открывая глаза и видя в ослепляющем красном свете знакомые очертания лица. — Веселишься, принцесса? — ехидно заметил Алан, на что Эн лишь блаженно улыбнулся, разворачиваясь к панку лицом и обнимая того за шею. Теперь их обоих увозил поезд бешенного ритма музыки, заставляя прижиматься кожа к коже, одежда к одежде. В этом музыкально-световом безумии было невероятно много людей. Все они поглощали воздух, отдавались полностью сменяющимся ритмам, размахивали разноцветными волосами, обнимались и прижимались ближе, явно намекая на что-то большее. Когда лёгкие и ребра уже ломило от усталости и нехватки кислорода, они вдвоём выбрались из этого сумасшествия, жадно хватая воздух и пробираясь к барной стойке. Сколько они тогда выпили? Десять? Пятнадцать шотов? В любом случае, достаточно, чтобы находиться в пьяном забвении, сжимать руки крепче, прижиматься плотнее и дышать тяжелее от того, насколько сумасшедше быстро билось сердце. Голова уже плохо соображала, но Эн не переставал поддерживать пьяный угар Алана и, уже крича разные тосты, залпом вливал в себя алкоголь и дальше. В какой-то момент из-за веселого и крайне человеклюбивого настроя Алана вокруг них начала собираться толпа. Люди разных цветов, разных запахов и разных размеров радостно смеялись, сотрясали барную стойку танцами и прыжками, обнимались с Аланом и Ноа и надрывали глотки в ненавистно-любящих выкриках. — Ну что, ребятки, хватайте своих сучек и кабелей и вытаскивайте свои жопы на танцпол! Пришло время — мать его — медляка! Диджей, он же по совместительству и главный заводила, надрывал свою глотку в микрофон так, что его призыв звучал истошным ором даже на фоне неумолкающей музыки. Толпа тут же радостно вскинула вверх руки, обвитые неоновыми браслетами, и превратилась на мгновение в стайку муравьев. Внезапно эта бесформенная масса слилась друг с другом, превращаясь в некоторое аморфное существо. Руки на бедрах, губы на губах — и из колонок заиграла настолько мягкая, воздушная музыка в духе инди, что хотелось раствориться в ней прямо сейчас же. Компания тут же рассыпалась, поскольку все мальчишки и девчонки наконец-то могли не сдерживать своих любвеобильных порывов и сплестись на пару минут воедино с теми, кто приглянулся им сегодня вечером. — Ну че, принцесса, тащи свою задницу сюда! Эн удивленно посмотрел на Алана, не понимая, к кому он обращается. Однако цепкие смуглые руки тут же выхватили его, отрывая от полюбившегося стекла бара, и затащили чуть ли не в самый центр. Чужие спины давили со всех сторон, заставляя прижиматься к Алану так близко, что чувствовался его терпкий мускусный запах пота, смешавшийся с травянистым алкоголем и густым табачным дымом. Пока Ноа пребывал в некотором ступоре, Алан, не сводя горящих и то ли пьяных, то ли обожающих глаз, тут же заставил обнять себя за шею, свои же ладони размещая на пояснице юноши, скрепляя их в замок. Их тела начали покачиваться из стороны в сторону, а подбородок Алана оказался на остром плече Ноа. — Ты разве не рвался кого-то склеить? — как-то неуверенно рассмеялся Ноа, тихо выдыхая и чувствуя, как невыносимо жарко стало в помещении. — Рвался, — согласно кивнул Алан, блаженно прикрывая глаза и прижимая Эн к себе ещё плотнее. — Разве сейчас не лучший момент? — Ноа тихо шептал на ухо панка, пальцами легко поглаживая коротко стриженый затылок парня. Телом Ноа почувствовал как губы Алана расплываются в широкой улыбке. Кончик его носа с металлическим украшением в перегородке прошелся по потной шее. Алан шумно вдохнул. Весь вечер он чувствовал себя таким открытым, ярким, шумным: пел, танцевал, пил и смеялся. Весь вечер он забывал о том, что необходимо вглядываться в толпу, привычно искать кого-нибудь, кто за минет или секс согласится пустить их переночевать. Если честно, Алан впервые в своей жизни уже так долго не думал о сексе. И сейчас, покачиваясь в этом медленном танце, обнимая Ноа и вдыхая его запахи, он снова погружался в то странное спокойствие, которое почувствовал в первый день их поездки в поезде. Только ему не нужно было курить или нюхать для этого. Достаточно было просто стоять и размеренно покачиваться рядом с этой наивной, бестолковой в человеческих отношениях принцессой, которая задавала до смешного невинные вопросы. — А ты думаешь чем я сейчас занимаюсь? — нехотя отстранившись от шеи, Алан пьяно, но абсолютно счастливо посмотрел на Ноа, выискивая в сокрытых темнотой глазах Эн проблески его желания. Взаимности. Расслабленности и непринужденности. Чёрные, как ночь глаза мерцали голубым светом, отражая в себе всё сумасшествие танцпола. Алан прижался лбом ко лбу Ноа, сокращая расстояние между ними до опасно близкого. Сейчас ему было плевать на то, насколько правильно проходит их общение. Плевать, что они снова на грани того, чтобы сделать что-то жутко «не-как-друзья», он лишь понимал, что хочет и дальше целоваться с Эн, что ему противно от мысли о том, что сейчас он мог обжиматься с каким-то левым типом в обоссанной кабинке, а после бы трахался с ним в его же квартире, пока Алан смиренно грел свое место на диване. А ещё он боялся, что кто-то причинит вред такому глупому мальчишке. Этому невинному младенцу в мире взрослых, который, предложи ему наркоту, вряд ли что-то вообще поймет. Вокруг него было так много опасностей, и от всех них Алан, словно рыцарь на белом коне, хотел защитить своего спутника в обмен на возможность и дальше открывать ему новое в этом мире. — Эн, можно тебя поцеловать? Алан почувствовал своим лбом тот жар, что приливал к лицу модели. Видел смущенное смятение в его глазах, в подрагивающих ресницах, в остановившейся на миг груди. Чувствовал на кончиках пальцев, как тот смущается. Ноа прикладывал последние остатки своей трезвости на то, чтобы оценить, что всё это значит. Но внутренний голос так и толкал его на то, чтобы он просто заткнулся, прекратил думать и сделал то, что хотел прямо сейчас. «Черт, нахуй все! Сейчас или никогда!» — решительно проговорил у себя в голове Ноа, подаваясь вперед и резво впиваясь в губы Алана. С этого момента время внезапно заявило о себе и объявило, что с этой наносекунды оно будет одновременно бежать, как сумасшедшее, и замедляться, словно улитка. Почему-то в голове Алана рисовалась картина того, как их с Эн сносит шквал фейерверков, разнося эту тупоголовую толпу, этот дерьмовый клуб и даже тупорылых охранников, которые всё время стояли, как недвижимые скалы. Ко всему вне у Алана проснулась испепеляющая ярость — за то, что они сейчас ему мешают своими телами, за то, что так беспардонно пялятся на них, а отдельные умники даже подоставали свои телефоны, не потрудившись вырубить ебучую вспышку. Алан глубже целовал Ноа, сильнее сжимал его руками, вжимался так, будто хотел слиться воедино с этим чудны́м мальчишкой. В этот раз всё ощущалось совсем не так, как во время их «учебного» поцелуя: здесь было больше чувств, больше силы и желания, больше чего-то такого невероятного, что Алан даже не мог это назвать. Воздуха не хватало, из-за чего приходилось то и дело прерывать поцелуй, жадно отнимая у Эн такой ценный воздух, чтобы снова впиться в его губы. Алан кусался, Алан обхватывал чужой язык губами, пока его нетерпеливые руки разгуливали по влажной спине, по плечам, легко обхватывали пальцами шею и скользили по ней к проколотому уху. А Эн.. Эн казалось, будто он сошёл с ума. Ему казалось, что он вот-вот потеряет вообще все, что было в нём — настолько новыми и сильными были его ощущения. Его руки жалобно цеплялись за одежду панка, оттягивали края бессменной жилетки, забирались под рукава футболки, легко царапая кожу на плечах. Иногда Алана приходилось отстранять от себя, легко оттягивая его за алые волосы, умоляя того дать возможность глотнуть хоть немного воздуха. — Дайте этим красавчикам кабинку! — загрохотал голос диджея, а за ним — последовало улюлюканье и свист толпы. Ноа даже не успел прийти в себя, когда Алан, матеря этот свет и то, на чем он стоит, рванул за их вещами, а затем также стремительно потащил Ноа на выход. — Петух ебучий, — огрызался Алан, сжимая ладонь Ноа и протаскивая его через входную дверь, пробиваясь сквозь толпу и оказываясь на улице. — Какого хуя! Алан посмотрел в разные стороны, явно что-то выискивая, а Ноа, в состоянии влюблённой школьницы, послушно плёлся за ним. Панк на что-то настолько серьёзно настроился, что не обращал внимания ни на проезжающие машины, ни на блюющий молодняк — он поставил себе в голове одну цель и упрямо шёл к ней. Целью, к слову, оказался неприметный угол буквально в паре метров от входа в клуб. Выглядел он как типичный тупик: в конце — мусорный бак, справа от него — тонкий заборчик из проволоки. Едва Ноа успел опомниться, как Алан тут же прижал его к стене, старательно не желая прекращать то, что началось на танцполе. Юноша даже не думал сопротивляться — едва ли они оказались в тени, его руки сразу же оказались на трепещущей крепкой груди, сжимая ткань футболки, цепляясь за неё и послушно открывая рот шире, позволяя Алану делать всё, что ему заблагорассудится. Модели было уже плевать на собственную идеальную картинку первого серьёзного поцелуя, плевать на то, что медленно, но верно возбуждение овладевало его телом, особенно гулко отзываясь тогда, когда Алан целовал его уши, оттягивая серьгу в свежем проколе и заставляя поморщиться. Он лишь беспомощно хватался за его одежду и волосы, прижимая к себе ближе и шепча какую-то белиберду в чужие губы. Хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось — было слишком хорошо, слишком нетерпеливо и слишком жарко. Алан был теплым, всё ещё не пытался переходить границы — и это ещё сильнее заводило Ноа. Впервые в жизни он почувствовал такое сильное желание. Однако, как бы он сильно этого ни хотел, всему хорошему всегда приходит конец. — Ноа? Ноа Грей? — взволнованный женский голос послышался со стороны улицы. — Люси, блять! Это же Ноа Грей!