The Road Ahead

«Эн не такой» В электрическом свете автоматов, который, казалось, грел всё тело, Алан едва ли мог оторваться от нежной кожи с шершавыми заплатками, по которой он наматывал круги своими губами, пальцами, языком и зубами. «Он не мудак, как все остальные» Выкрашенные в чёрный ноги впивались в ободранный край бильярдного стола с такой силой, что костяшки окрашивались в глиняно-белый оттенок. О ладони то и дело бились стройные ноги, в нетерпении покачивающиеся с каждым новым поцелуем, от которого всё тело модели трепетало в предвкушении. «С ним можно иначе» Тихое мычание переплеталось с влажным чмоканьем, заполоняя весь игровой зал чем-то томным, необъяснимо сладким и важным. Воздух искрился, вот-вот норовя закоротить старую проводку и поджечь бетонную коробку. «Я, блять, клянусь, я буду другим!» Голову кружило от желания, наполняющего каждую клетку тела. В одежде было тесно до удушения, а в ушах гремело от едва ли закипающей в венах крови, от тяжелого сердцебиения, от гудящего дыхания в груди. Пальцы сорвались с края бильярдного стола, переползая на худые ноги и нетерпеливо раздвигая их в стороны, в ответ получая полное подчинение. Прижаться ближе было также необходимо, как напоминать себе о важности дыхания. Эн был податлив и любопытен, тщательно собирая кончиками пальцев поцелуи, что водопадом спадали по его щекам, губам, шее и плечам. Старательно ловил каждый, словно бы впитывая его в себя, смакуя лёгкий вкус сигарет. Упивался тем, какой холодной и одновременно обжигающе горячей может быть сталь украшений во влажном рту, как искусно она может заставлять тело дрожать и трепыхаться. Всё было таким правильным, что хотелось кричать. От счастья, от неверенья, от невозможности выразить все свои чувства правильно, целиком. Всё это — такое пластичное, что можно было остановиться так же легко, как и продолжить. Без страха и сожаления, зная, что это не конец, а всего лишь пауза перед чем-то действительно важным. Тем, что позволит забраться внутрь, порыться, почувствовать, потрогать. Мягкое и нежное, это что-то было прочным и хрупким одновременно. Закрытые глаза совсем не мешали видеть полный пейзаж происходящего: фантазия сразу же рисовала то, как шершавый язык проходится по ровным зубам, в то время как цепкие пальцы на грани страха и нетерпения поддевают край толстовки, не решаясь коснуться полыхающей кожи. Отчетливо виднелись чёрные, широкие брови, сведённые в умоляющем «домике» на лбу и очерчивающие собой новую морщинку на лбу. И даже лёгкие подрагивания смуглых бёдер, сокрытых под жёсткой и узкой тканью чёрных джинс были такими отчётливыми, что улыбка нескромно расползлась на губах модели. Худые пальцы сделали первый шаг, проводя неровные тропинки от шеи до ворота футболки, перепрыгивая через его край, едва ли царапая отросшими ногтями кожу. Послышалось лёгкое мычание в районе шеи, которую тут же обожгли горячим дыханием. Неразборчивые слова исчезали в изгибе, в капюшоне, что болтался за загривком, но их смысл был понятен и без этого. Личные, скромные, смущённые признания окутывали невидимым пузырем их обоих, заставляя прижиматься ближе, улыбаться шире и касаться иначе: нежнее, трепетнее, испуганнее. Алан едва отстранился. Распалённое, уязвимое лицо. Пухлые губы раскраснелись, глаза блестели в восхищении и радостной печали, а дрожащая ладонь скользнула по бедру выше, кончики пальцев вопрошающе прошлись по язычку молнии. Впервые проступивший испуг, смешанный с еле сдерживаемым восторгом, сделал черты лица метиса ещё более выразительными. Выцветшие всклокоченные волосы переливались неоном света, смешиваясь с ослепляющим жёлтым свечением строительных лампочек. Вдалеке что-то весело щёлкало, перекликаясь с механическими мелодиями. Ноа подался вперёд, прогнувшись в пояснице и хватаясь одной рукой за горячую шею. Теперь он, подобно мосту, раскинулся между Аланом и столом, на котором сидел. Ворох коротких волос проскользил вверх и вниз по щетине панка. Молчаливое разрешение нарушить границы чужого тела превратилось в неуверенное предложение союза, стоило почувствовать копошение в районе собственного ремня. Настало время изучать новые территории. С каждым новым движением рядом с пахом ткань одежд натягивалась чуть сильнее. Звенели замки и бляшки, шелест цепей Алана на его бёдрах заставлял задерживать дыхание, пытаясь не потеряться в тихом ворохе шумов. Вскоре ладони обожгла нетерпеливая плоть, а тела вздрогнули от нетерпеливых прикосновений друг к другу. Эн был готов взорваться прямо сейчас. Это новое ощущение чужих прикосновений. Новая реальность, в которой на краснеющей коже члена, выглядывающего из окошка ширинки, орудовали сильные пальцы. Сжимали, щекотали кончиками от самого основания до чувствительного кончика головки, словно нерешающейся вылезти из-под крайней плоти. Зато вздохи, немые возгласы и слишком ярко различимые стоны рвались из лёгких, как из лопнутого шарика воздух. Забыться было очень легко. Тело откликалось и извивалось, двигалось вперёд и просило большего. И только лёгкий толчок в собственную ладонь заставил вернуться наружу. Стоило слегка отстраниться, как Ноа встретился с ошалевшим, просящим взглядом Алана, который сделал ещё один толчок в холодную руку юноши, из-за чего панка трясло до невозможности. — Если хочешь, — с губ сорвался хрип, тут же спрятанный в чёрных волосах. Эн пришлось вытягивать себя самого из оазиса вожделения и смущения, чтобы наконец-то провести всей поверхностью ладони по горячему органу, узнавая его очертания, вырисовывая его контур подушечкой пальцев и отчетливо копируя эту картину в своей голове. Развернув ладонь, он проник глубже, нащупывая мягкую подушку кудрявых волосков, чувствительную кожицу и напряжённую мошонку. Прикосновение к ней было встречено тяжёлым хрипом. Алан был слишком опытен. Его пальцы двигались на манер профессиональных пианистов: отыгрывали одну ноту за другой, меняли мажор на минор, давили на низкие ноты горячим кулаком и заставляли струны тела Ноа играть так, как хотелось того панку. Пальцы Ноа впивались во взъерошенный загривок, в то время как рука в чужом паху старалась повторять движения маэстро. Алан заслужил удовольствие — это мотивировало Ноа как ничто другое. Он старался делать так, как было бы приятно ему самому: сжимал пальцы под головкой, размазывал смазку, которую смешивал со своей слюной, что он выпускал время от времени изо рта. Двигался нежно, аккуратно, позволял Алану толкаться навстречу. Он чувствовал его нетерпение и желание и старался удовлетворить панка как можно лучше. — Сожми сильнее.. Мольба была удовлетворена. Пальцы модели вцепились мёртвой хваткой в головку, сжимая её до красноты и дразня уретру слегка царапающими движениями. Низкий возглас Алана сотряс всё пространство. Он хотел сделать ещё один толчок, но его остановили лёгким хлопком. По телу панка прошла небольшая дрожь. Этого было достаточно для того, чтобы Ноа забылся. Чтобы спустил все моральные тормоза и с головой окунулся в единственную идею — доставить Алану столько же удовольствия, сколько он сейчас доставлял Ноа своей рукой. Это желание было таким требовательным, что рука начала двигаться сама. Собирая остатки собственной слюны на члене панка, Ноа начал двигать требовательнее, жёстче, то и дело сжимая плоть в кулаке до посинения, то ослабляя хватку, всей поверхностью ладони скользя по органу в едином, общем ритме. Трепетно, с едва уловимой дрожью в пальцах, Эн полностью сосредоточился на том, чтобы сделать панку приятно. Воздух сотрясали гортанные охи, томное мычание и тихое влажное хлюпанье. Техника Ноа была далека от идеала — иногда он слегка перебарщивал с силой, забывал про острые коготки или слишком резко оттягивал крайнюю плоть. Но это совершенно не мешало Алану наслаждаться происходящим. Лёгкий дискомфорт наоборот подливал масла в огонь и без того сумбурных чувств. Алан даже не понимал, правильно ли так скоро переходить к чему-то более интимному, чем поцелуи и невинные поглаживания. Не был уверен в том, насколько это комфортно в первую очередь для Эн — Алан-то готов был снять перед ним штаны чуть ли не в первый час знакомства просто потому, что не относился к своему телу с должным трепетом, и уж тем более никогда бы не подумал, что кто-то будет в нём вызывать такие сильные и новые чувства. Пальцы Алана снова пришли в движение, нежно обхватывая основание и дразня сгрызанным ногтем указательного головку. Не стеснялся звучно сплёвывать, размазывая слюну по розовой коже, и в восхищении то и дело заглядывал украдкой на идеально гладкий лобок Эн. Ни единой волосинки, хотя гипотетический последний раз, когда юноша мог побриться, был уже достаточно давно. «Магия, не иначе», — пришёл к выводу Алан, легко оглаживая низ впалого живота Эн. Удивлённые стоны Эн то и дело заставляли губы сохнуть, а лёгкие толчки навстречу грубой смуглой коже медленно, но верно обрывали ниточки самообладания Алана, заставляя его целовать шею модели грубее, сжимать второй рукой кожу чуть выше пояса джинс до покраснения, едва ли не оставляя отметин. Вдвоём они давно сплелись в один живой организм, обмениваясь рваным дыханием, слюной, полубредовым шепотом и вязкой смазкой. Они были настолько поглощены процессом, что даже круто заворачивающиеся узлы внизу животов отходили на второй план. Этот день. Эта ночь. Всё сегодня было идеальным для того, чтобы уделить друг другу столько желанного внимания, сколько позволяло человеческое тело. Как успеть уместить в рамки выносливости столько неподаренных поцелуев и прикосновений? Как успеть огладить каждое пятнышко и шрам на теле до того, как тело сотрясётся в исступлённой судороге? Времени категорически не хватало. И это раздражало так же сильно, как и возбуждало, заставляло прижиматься крепче и кусаться сильнее. В какой-то момент они начали чуть ли не пожирать друг друга, стремясь насытиться каждым кусочком плоти как можно лучше. — Алан.. я сейчас.. Грудной шёпот Ноа разрезал тишину, словно нож мягкое масло, отчётливо доносясь до Алана. Он нарочно сбавил темп, хотя и сам был уже практически на грани. Он легко толкнул Эн на мягкую зелёную ткань, которой было обтянуто игровое поле для бильярда, и одним махом навис над моделью, не упуская момента разглядеть его лицо в предоргазменном предвкушении. Румяный, взъерошенный, с переплетающимися кольцами в ушах и раздувающейся ноздре, которые улавливали весь возможный воздух, не желая делиться им с Аланом. Сухие и искусанные лично панком губы, задравшаяся толстовка и футболка, что была под ней, обнажали выточенную линию юношеской талии, очерчивающей на удивление крепкие бока и хрупкую тазобедренную кость. Из-под края ширинки без стеснения выглядывал раскрасневшийся член, подрагивающий в негодовании от того, как резко и беспардонно его лишили ласки и внимания. Стеклянные чёрные глаза лениво разглядывали его собственное лицо: беспорядочные пряди, которые немного отросли и обрамляли смуглую кожу грубого лица панка; его блестящие карие глаза, цвет которых словно выкрутили в параметре «насыщенность»; открывшаяся широкая грудь, которую не мог прикрыть оттянутый ворот. Всё это казалось по-сказочному нереальным. Удивительным. Как будто бы он сейчас находился в позорно сексуальном сне, стараясь не обкончать собственное бельё перед пробуждением. — Сделаем это вместе, м? — игриво промурлыкал в чужие губы Алан, обхватывая два члена своей рукой и принимаясь делать ритмичные движения, не забывая тереться бёдрами. — Смотри внимательно. Перед полным погружением Алан оставил последний поцелуй на губах Эн, отстраняясь и выпрямляясь. Он приподнялся на коленях, открывая юноше вид на его бесстыдно разгорячённое тело, которое оголилось ещё больше — край его одежды был зажат в зубах, заставляя линию челюсти заостриться ещё сильнее. Алан был своего рода шоуменом. Правда все свои выступления он проводил исключительно в постели, хотя от этого факта они не становились менее шедевральными. Его лицо, поразительно пластичное, выражало настолько пошлую эмоцию удовольствия и нетерпения, собираясь из крепко сведённых домиком бровей, опущенных вниз глаз и подрагивающих ресниц, что Эн невольно покраснел. Он послушно смотрел, завороженно наблюдая за тем, как их плоть соприкасается, трётся друг о друга, и синхронно подрагивает от умелых прикосновений Алана. Выглядывающая растительность в паху панка делала картину ещё более эротичной и пошлой, из-за чего у Эн вырывался вздох за вздохом, когда он наконец-то позволил себе полностью окунуться в ощущения и бесстыдно раздвинуть ноги шире. Алан оглаживал свой живот с проступающими косыми мышцами пальцами, едва ли позволяя себе опуститься ниже. Его голос, хриплый и сбивчивый, то и дело нашёптывал имя Ноа, предвещая скорую разрядку. Эн, приподнявшись на локтях для лучшего обзора, цеплялся ногтями за поверхность стола, закусив нижнюю губу и напрочь сорвав для себя тормоза громкости, не стесняясь протяжно стонать и тяжело дышать, время от времени задерживая дыхание и концентрируясь на ласках, отчего его лицо наливалось краской ещё сильнее. В рамках нормального времяисчесления прошло всего пару минут, прежде чем они оба кончили, изливаясь в кулак Алану. Эн вцепился в предплечье Алана, пытаясь сдержать хотя бы долю неуёмной дрожи, закидывая голову назад и позволяя панку полюбоваться мелкими красными пятнами от укусов. Алан же, едва пережив первую волну оргазма, обессиленно согнулся над моделью, не имея сил на сдерживание лёгкой судороги и бесконечного вороха мурашек, что захватили его спину до самого затылка. А после — повисла лишь скромная тишина, прерываемая жадным дыханием. Им понадобилось некоторое время, чтобы успокоить взбудораженные тела, прежде чем замертво завалиться и потратить последние силы на послеоргазменную нежность. — Алан, твоя рука.. — едва ли пролепетал Эн заплетающимся языком, явно намекая на количество спермы, что смиренно застывала на руке Алана. — Заткнись, — беззлобно пробормотал он в ответ, пряча лицо в волосах Ноа и принимаясь ошалело целовать его висок. И модель послушно заткнулась, переворачиваясь на бок и крепко прижимаясь к Алану, не замечая, как усталость и сонливость накрывают его с головой. Утро выдалось бодрым, пусть и промозглым. Холодный атлантический воздух без спросу врывался внутрь через множественные щёлки в неидеальной металлической обшивке. Ноа обнаружил себя съежившимся в позе эмбриона, бессознательно хватающегося за края куртки и пытаясь укутаться в неё как можно сильнее. Рядом оказалось пусто, но волнение тут же иссякло, стоило завидеть вполне себе бодрого и извечно беспечного панка сидящим на игровом автомате и уплетающего томатную пасту из консервной банки. — Доброе утро, соня. — Расплылся он в улыбке, беззаботно махнув рукой, в которой держал одноразовую пластиковую ложку. Эн лишь молча кивнул головой, медленно усаживаясь и протирая лицо ладонями. Черт! Юноша подскочил на месте, испуганно уставившись на свою ширинку и уже готовясь краснеть с головы до пят — ну конечно, когда бы он успел убрать всё своё хозяйство? Однако того, чего так смутился Эн меж его ног не оказалось — ширинка была аккуратно застёгнута и уже во всю охраняла мужское достоинство модели. — Не ссысь, я твою висюльку с утра убрал. Не хочу, чтобы ты застудил своё добро и стал импотентом в двадцать четыре, — Алан покачал головой, пару секунд раздумывая, закончить ли ему фразу тем, чем ему хотелось. Взвесив все «за» и «против», он всё-таки продолжил, хищно улыбнувшись. — Он мне ещё пригодится. Эн смущённо простонал, инстинктивно прикрывая руками свой пах, словно бы пряча его от невероятно пошлых и оскорбительных высказываний Алана. — Ешь молча, подавишься! — фыркнул Ноа, нервно принимаясь создавать атмосферу активной деятельности. Несмотря на весь уют загадочного игрового домика, рано или поздно им пришлось его покинуть. Ветер на улице разыгрался нешуточный: водная гладь то и дело складывалась подобно мятой бумаге, пенясь на изгибах и негодующе избивая волнами береговую линию. Парк аттракционов удручённо потух, явно не ожидая большого количества посетителей сегодняшним вечером. а люди едва ли расхаживали по холодной гальке — негоже приличным работягам отлынивать от любимого офиса и не менее любимых коллег. Алан предложил отправиться к последней достопримечательности, которую не смог впихнуть во вчерашний день — Таймс-Сквер. Конечно, смотреть на эту мекку жидкокристаллических экранов стоило бы вечером, когда весь неон засветит собой не только соседние здания, но даже ночное небо и, возможно, передаст пламенный привет запертым в ракете астронавтам. Однако, выбирая между огоньками и возможностью переночевать в такой собачий холод не на улице, они пришли к обоюдному решению, что красотой можно пожертвовать. В центре города они снова попали в светошумовую ловушку. Клаксоны автомобилей, лодочки жёлтых такси, уже приросших к асфальту в бесконечных пробках, стеклянные здания, ловящие отражения облаков. Город выглядел непривычно серым и пасмурным — удивительно, как при всём обильном украшательстве ни вывески, ни яркие фасады магазинчиков не спасали общий пейзаж и не привносили свои яркие пятна в общую обстановку. Таймс-Сквер по праву заслуживал звания одного из самых загруженных перекрёстков — безумие пешеходной «зебры» то и дело рябило в глазах, превращая смиренно ступающих по ней людей в одну безразмерную массу. Различимы были лишь некоторые группы, которые застыли в очереди у маленьких машин-палаток, где подавали всевозможные изыски из кухонь народов мира, кто-то задумчиво вертел в руках газеты, и лишь несколько туристов, скачущих в тени небоскрёбов с целью найти самый лучший ракурс для хвалебной фоточки в Инстаграм. Пешеходная зона граничила с проезжей, что вызывало явное недовольство у водителей, то и дело грозящихся переехать неторопящуюся бабульку, что решила перейти дорогу в неположенном месте. Виднелась кричащая вывеска кинотеатра, рекламные билборды, которые меркли по сравнению с психоделичными объёмными инсталляциями на экранах побольше. То внутри телевизора внезапно игрался котик, который словно был готов спрыгнуть на землю и превратиться в новую Годзиллу; то какая-то певица криво пыталась сломать четвертую стену и обращалась ко всем сразу, и одновременно ни к кому, приглашая на свой ближайший концерт. Настоящее цифровое безумие. — Ну и срань, — разочарованно выдохнул Алан, подводя итог увиденному. — И ради этого люди тратят бабки на билеты в Нью-Йорк? — Да уж. Может, ночью тут и вправду лучше, — поддержал разочарование парня Эн, пряча руки в карманах куртки и бесцельно разглядывая каждый билборд в сотый раз. Внезапно его внимание привлекла слишком современная на взгляд вывеска в жёлтых тонах, едва различимо выписывая название «Гордис Кэм». — Эй, глянь! — позвал Алана Эн, головой кивая в сторону вывески. — Зайдем?