The Road Ahead

Отцовский парфюм окутывал собой весь просторный салон автомобиля, по существу своему застрявшего между лимузином и минивэном. Чёрная кожа смолила терпким ароматом, который стал неотъемлемой частью внутреннего убранства. Жёсткий, грубый парфюм с удушающими сладкими нотами вселял в Ноа животный ужас, уже на инстинктивном уровне заставляя замолчать и подчиниться. В позе провинившегося школьника, лёжа на коленях у своего отца, он не смел пошевелиться, чувствуя на своём затылке грубую хватку, которая никогда не боялась ненароком вырвать пару прядей. — Здравствуй, сын, — в отеческом голосе не было ни капли нежности, зато отлично улавливалось раздражение и злость, едва ли сдерживаемые Элайджей. — Тебе не кажется, что твоя «шалость» немного затянулась, м? Внутри Ноа алым пламенем разгорелась паника и тревога. Ему хотелось убежать как можно дальше, спрятаться и забыть эту встречу, как страшный сон, но страх перед собственным отцом, так заботливо и тщательно взращённый в нём за всю его недолгую жизнь, работал лучше и быстрее: тело будто налилось свинцом, отказываясь слушаться. Попытка отползти в сторону закончилась для Ноа сильным ударом переносицы о деревянную вставку пассажирской двери. На глаза тут же выступили слёзы от пронзительной боли, которая, кажется, отдавалась эхом даже под корой мозга. Элайджа тяжело выдохнул, закатив глаза. Сухие пальцы модельера ещё сильнее сжали волосы, вырывая из Ноа хрип, а рука надавила на затылок сильнее, заставляя уткнуться лицом в холодную лакированную поверхность. — Я всегда знал, что ты особым умом не отличаешься, как и твоя мамаша. Но надеялся, что если даже тупую дворнягу можно воспитать, то и с мелким гадёнышем справиться точно получится. Ноа, в конце концов, твоей задачей было помалкивать и делать то, что тебе говорят. Но ты, видимо, решил, что ты самый умный и хитрый, раз пошёл на такую идиотскую выходку. Тебя что, жизнь совсем ничему не учит? Мужчина дёрнул рукой на себя с такой силой, что Ноа показалось, будто он услышал хруст собственной поясницы. Изогнувшись, юноша послушно подался назад, издав болезненное мычание, и тут же был отброшен отцовской рукой на пол, приземляясь на мягкий ковролин просторного автомобиля. Затылком Ноа ударился о второе сидение, расположенное напротив отцовского. Даже машина бизнесмена походила на маленький кабинет, в котором всегда можно было провести встречу, не сбиваясь с плотного графика. — С чего бы начать, сын? Может быть, напомнить тебе о том, как я не люблю тратить своё время на отбросов? Или, может, развенчать твоё идиотское убеждение в том, что ты кому-то нужен? — Элайджа медленно стянул с себя пиджак, аккуратно складывая его на спинке сидения. Статная, рослая мужская фигура передвигалась в узком пространстве невероятно грациозно — эту же черту унаследовал и Ноа. Он наблюдал за отцом, привычно расстёгивающим запонки на манжетах перед тем, как закатать рукава по локоть, как тот опускается на пол, за щиколотки притягивая Ноа к себе, как тряпичную куклу. Пальцы снова забрались в волосы, но теперь боль уже обжигала линию роста волос, заставляя кожу тут же покраснеть. — О, мальчик решил взбунтоваться, — издевательски усмехнулся Элайджа, разглядывая кольца в носу и ушах своего сына. — Это твой дружок тебя так украсил? Ноа замер, испуганно глядя на отца. В голове вертелся только один вопрос: — Откуда ты?.. Элайджа не собирался хранить какую-либо интригу, а потому, завидев неподдельный страх и удивление перед собой, хищно улыбнулся, волком склоняясь над Ноа и лишая его кислорода. — Ты всё ещё не понял, да? Твой дружок Рави был очень мил, когда позвонил мне и рассказал о том, как мой сын наглым образом воспользовался его добротой и привёл с собой шавку-нарика. У вас там с ним, вроде как, любовь, да? Ну, другого я от отребья вроде тебя и не ожидал, Ноа. Юноша даже не успел переварить услышанное, как почувствовал удар в уже разбитый нос. Отцовский кулак методично довёл дело до конца, успешно ломая перегородку нерадивому сыну, заставляя его поморщиться и украшая бледное лицо кровавой рекой, смешиваясь с дорожками слёз. — Я же тебе всегда говорил, что друзья — это сказка. Всё в этом мире построено на взаимной выгоде. И наш чудесный фотограф Рави посчитал, что я смогу тебя перевоспитать и вернуть ему, а он и дальше бы обхаживал тебя до тех пор, пока не устал бы держать свой отросток в штанах. Но вот незадача, — Элайджа театрально выдохнул, покачав головой, и мягко переместил ладонь на шею Ноа, принимаясь сжимать её медленно и крепко, выдавливая из того полувсхлип-полухрип. — Ты же помнишь, что я делаю с предателями? Тем более с теми, кто с первого раза не понял, что перечить мне — идея плохая? Ноа уже едва ли соображал: в ушах стоял гул — сердце билось, как бешеное, кровь прилила к вискам, заглушая своим течением весь окружающий мир. Голову разрывала мигрень и боль от разбитого носа, а дышать было практически невозможно. Глотая воздух ртом, как рыба, Ноа поднял взгляд на отца, встречаясь снова с тираническим холодом и сталью в таких же чёрных глазах. Пальцы на шее сжались сильнее, и Ноа прекрасно понял этот жест — нужно было немедленно отвечать. —Ты от них… Избавляешься. — прохрипел Ноа, чувствуя, как покрывается его кожа мурашками от жуткой улыбки, цветущей на красивом лице мужчины средних лет. — Верно. Всё-таки что-то твоя тупая голова усвоила, — Элайджа чуть ослабил хватку, но тут же приложил Ноа затылком об ароматную обивку салона, разнося по нему глухой звук удара. — Тратить время на такую безродную шавку, как ты или твоя мамаша, я не собираюсь. Ты вообще должен быть благодарен мне, за то что я решил сделать из тебя хотя бы какое-то подобие человека. Но если ты этого не хочешь — пожалуйста. Можешь трахаться с кем угодно, спать в любых помойках. Только вот придётся вернуть то, что я тебе дал. Ноа даже не успел ничего ответить. Он не успел возразить, попробовать себя защитить, оправдаться или извиниться перед отцом. Его попытки открыть рот тут же пресекались жёсткими, тяжёлыми ударами: по лицу, по голове, по телу. Отцовские руки Ноа помнил только из бесконечных «воспитательных» моментов. Когда отец швырял его по комнатам и гримёркам; когда не стеснялся влепить пощечину на семейных ужинах; когда в дни особенного раздражения просто приходил в комнату сына и, не пытаясь даже найти причину, избивал долго, медленно и методично. Но всегда его сдерживало одно — общественность. Элайджа не мог позволить себе оставить след на своём отпрыске, особенно в преддверии рекламных компаний или общественных мероприятий. Поэтому «наказания» всегда были осторожными и полными правил. Он никогда не бил Ноа по лицу. Теперь же его ничего не сдерживало, и вся ненависть, всё отвращение, накопленное мужчиной по отношению к своему ребёнку, родившемуся в результате случайной связи и ставшим разменной монетой в сохранении репутации Элайджи Грея, выливались в беспощадные удары. Через пять минут лицо Ноа было похоже на мессиво: кровь беспорядочными мазками орошала собою всё; разбитые губы дрожали от страха и боли. На Ноа расцветали пурпурные гематомы, сознание то и дело стремилось уплыть подальше, но боль была настолько сильной, что потерять сознание просто не получалось. Болели бока, болели внутренности от того, как яро и безжалостно отец наносил удар за ударом. Никогда в жизни Ноа не хотелось умереть настолько сильно. Его уверенность, строившаяся на протяжении последних месяцев, улетучилась в мгновение, возвращая запуганного, забитого ребёнка с кучей комплексов на законное место. Ноа был жалок. Он не мог противостоять силе и авторитету мужчины, не мог оспорить его оскорбления и защитить себя. Из раза в раз Ноа послушно принимал унижения просто потому, что других вариантов не было. Но сейчас, когда у него появился стимул жить и меняться, перед лицом своего отца у Ноа не было шансов. У него не было сил сопротивляться, и мизерные попытки увернуться от удара или хотя бы поёрзать в попытке вырваться, сразу же пресекались. Самым унизительным для Ноа было то, что в машине они были не одни. За рулём спокойно сидел водитель, послушно закрывший шторку, разделяющую его от пассажиров, и не собирался вмешиваться. Ноа плакал, просил остановиться, извинялся, хотя даже до конца не понимал, за что. Он был готов согласиться с каждым упрёком и оскорблением в свою сторону, был готов на любые условия, лишь бы это закончилось. Спустя десять минут избиения, отец начал дышать тяжелее. Кулаки со сбитыми костяшками стали тяжелее, а удары — медленнее и реже. Ноа воспользовался моментом и попытался спрятаться в дрожащих руках, и на пару мгновений это сработало. Элайджа отдышался, достал из кармана классических брюк платок и тщательно вытер ладони от крови, пренебрежительно выкидывая ткань в сторону. — Вся твоя ценность заключалась в мордашке. Видимо природа, обделив тебя мозгами, решила сжалиться и дала хоть что-то, что помогло бы тебе существовать в этом мире. Не думаешь, что для такого выродка, как ты, это слишком щедрый подарок? — мужчина одним резким движением подтянул Ноа ближе, разрывая его ветхое укрытие из рук и тут же припечатывая их к полу коленями. —Интересно, как долго твой щенок будет обхаживать тебя, если ты лишишься своей смазливости, м? Будет ли ему интересно трахать уродца? — Ноа едва ли успел проследить за тем, как отец тянется за чем-то в карман. В темноте салона, освещаемого только серым солнцем утреннего Нью-Йорка, блеснул металл карманного ножика с коротким лезвием. Воздух застыл в лёгких, тело налилось тяжестью. — О, не бойся. Убивать тебя — лишний раз марать руки. Я просто немного.. Поработаю над твоей внешностью. В конце концов, это моя заслуга. Да и к тому же, представляешь, что будет, если в обоссанном бомже кто-то вдруг признает моего сына? Ты же этого не хочешь, верно? — Не.. Не надо! Пожалуйста, оте.. — Заткни свою пасть, Ноа. Я предупреждал тебя очень много раз. И рисковать благосостоянием своей семьи и репутации из-за ребёнка какой-то шлюхи я не собираюсь. Боль была невыносимой. Ноа казалось, будто он умер и попал в самый настоящий ад. Сознание утекало, как песок сквозь пальцы, но раз за разом отец приводил его в чувство, возвращаясь к резьбе по коже. Лезвие проходилось по щекам, губам, окрашивая кожу кровью вторым слоем. Кольцо из носа давно пропало, оказавшись вырванным одним резким движением и оставляя после себя небольшой разрыв на крыле носа. Вместо криков из пересохшего горла вырывалось жалобное мычание. Элайджа, забывшись в раже, не сразу сообразил заткнуть рот Ноа кровавым платком, но ошибка была исправлена, что позволило ему вернуться к своему процессу. Кожа поддавалась неохотно, потому давление на нож пришлось увеличивать. После каждого «мазка» открывались глубокие порезы — самое то для оставления шрамов на самом видном месте. Пара минут казались вечностью. Под конец всё вокруг просто ускользнуло в кромешную тьму. Голова раскалывалась от боли и была не в состоянии выдерживать такие пытки — моральные и физические, — и чтобы окончательно не сойти с ума, приняло единственно верное решение. Обмякшее тело юноши не пришло в себя даже после пары пощечин, и Элайджа тут же утратил весь свой пыл. Его не волновало, что будет дальше с Ноа, а в собственной безнаказанности он был более чем уверен. Мужчина вернулся на сидение, вынимая изо рта потерявшего сознание Ноа платок. — Выбросьте его в подворотню здесь. Если подохнет — не жалко. И дайте мне, наконец, чистый платок! Водитель молча вышел из салона, обошёл автомобиль и, не стесняясь прохожих, которые, впрочем, не демонстрировали никакого интереса к происходящему, выкинул Ноа прямо у угла магазина, где пятнадцать минут назад тот собирался устроить перекур. Как мешок, бессознательное тело юноши просто упало на мокрый асфальт, прячась в темноте переулка и шуме пешеходной улицы Манхэттена. За эти пятнадцать минут Том успел изучить магазин целиком и полностью, набрал корзину из парочки жестяных банок с консервацией, и даже сумел отыскать дешевую версию Библии на полках. Ему было не по себе в окружении людей и незнакомого убранства супермаркета: разноцветные упаковки, удивительные товары, о которых он раньше не слышал, стали для него маленькими причинами восхищения. Словно в музее, Том разглядывал бутылки, упаковки, коробочки с товарами и пытался по внешнему виду понять, для чего нужен тот или иной продукт. Он чувствовал себя чужим даже в таком обыденном месте. Люди смотрели на его яркую внешность, но Тому казалось, что его просто не принимают здесь. Он, как инопланетянин, попал на чужую планету, где его никто не ждал. — С вас двадцать три доллара тридцать пять центов. Картой или наличкой? — девушка на кассе на автомате произнесла заевшую её фразу после того, как неухоженные руки лениво пробили каждый товар. Том рассеянно похлопал себя по карманам и понял, что Эн уже давно нет, а все деньги юноша оставил себе, ведь из них двоих считать умел только он. — Я, кажется, забыл деньги.. — растерянно произнёс Том, наблюдая за крайне раздражённым лицом кассирши. — И чё теперь мне сделать? Нет бабок — шуруй отсюда. Том растерянно похлопал глазами и, преисполненный чувством стыда и вины, как маленький ребёнок, которого мама оставила в очереди одного, поспешил ретироваться. Но, выйдя из стеклянных дверей, при входе он не обнаружил модель, ровно как и поблизости. Зато Том сразу же приметил толпу людей, испуганно обсуждающих что-то и собравшихся совсем неподалёку от супермаркета, буквально за углом. Том не смог побороть любопытства, тут же присоединяясь к зевакам. За людьми было не разглядеть предмета их бурных обсуждений, а потому Том осмелился спросить у одного из прохожих о том, что они так бурно обсуждают. — Говорят, какого-то парня выбросили из машины, всего в крови. Кто-то уже вызвал копов, но, кажется, он уже не жилец. Тома внезапно охватило волнение. Это было странное совпадение — вот, несколько минут назад, Ноа остался один на улице, а теперь его нигде не было видно, а рядом с магазином теперь лежал какой-то окровавленный парень. Том тут же поспешил прорваться через толпу, наконец-то находя предмет всеобщего волнения. Том застыл, как вкопанный. Перед ним, на земле, лежал Ноа — опознать его получилось только по одежде. Вместо лица было кровавое мессиво с опухшим глазом, искривлённым носом и порезанным лицом. Том пытался найти хотя бы какие-то различия, пытаясь убедить себя в том, что это всё ошибка. Но жилетка, которая принадлежала Алану, с её обилием вышивки и значков просто не давала сделать иных выводов. На момент Том будто бы выключился из реальности. Шум и люди угасли, исчезая куда-то далеко, а по рукам прошла нервная дрожь. Внутри обрывались все мелкие ниточки, заставляя сердце биться чаще. Через пару мгновений он бросился к Ноа и.. — ЭН! — закричал дрожащим голосом Алан, падая на колени и принимаясь ощупывать тело модели. — Блять, пожалуйста, не смей подыхать! Эн, ты слышишь? Эн! Панк огляделся по сторонам и, скривив лицо то ли от хлынувших градом слёз, то ли от испуга, то ли от злости, обратился к ошалевшей толпе: — Козлы, хули вы пялитесь?! Вызывайте скорую! Я не прощу вам, уёбкам, если он сдохнет, суки вы любопытные!