Индульгенция

Утро началось с разговора. Нет. Утро началось не в своей постели. Перед глазами предстал знакомый потолок, и Се Лянь зажмурился, вспоминая вчерашний день. Сначала всё было прекрасно наполнено красками, но в конце… в конце… Так, ну он был в своей одежде, которую приготавливал ему Му Цин.. только обувь лежала на полу. И Хуа Чэн тоже был полностью одет… Хуа Чэн? Хуа Чэн! Мужчина лежат совсем на краю, в то время, как Се Лянь практически посередине кровати. Видимо, они просто уставшие и обессиленные поехали к нему? На автомате? Эмин послушно лежал в ногах, не влезал между ними, но и не был на своей лежанке. Се проводит по его шерсти ладонью, оглаживая изгибы, что кроются за шерстью. — Гэгэ. Се Лянь поворачивается к Хуа Чэну. Под глазами лежат синяки, будто и не спал ночью. Одежда помялась и вообще очень доставляла дискомфорт. Руки лжебога тянутся к чёрной рубашке, развязывают завязки у шеи, постепенно ощупывая пальцами завязку на спине. Ловкие пальцы сразу дёргают за нужные концы, но даже от близкого расстояния сердце Хуа Чэна бьётся безумно быстро по другой причине. — Гэгэ, как у тебя получилось стереть мою память, если ты был без сил? Или ты сделал это после? Се Лянь замирает. — Нет, — убирая руки, — Я не мог медлить. — Я могу узнать почему? Лжебог поднимает взгляд, всматриваясь в уставшее, прекрасное лицо, в немного растрепанные после сна волосы, что по каким-то волшебным обстоятельствам, всё равно выглядят хорошо. Даже этот милый отпечаток подушки на щеке, что почти сошёл. — Потому что ты говорил, что умрёшь, — не смея больше поднять взгляда, — Я не мог этого допустить, поэтому попросил… попросил Цзюнь У, чтобы это сделал он, — дёргает плечом. — Как? — Что? Должен был прийти к тебе во сне и касанием руки со лбом.. — Он был зол на тебя, так? Как ты уговорил его? Это синяки не из-за того, что спать на краю кровати и в уличной одежде неудобно. Это синяки от раздумий и гнетущих мыслей. Возвращения в память их последней встречи больше десяти лет назад. — Из-за того, что ты вспомнил это снова, ты помнишь особенно отчётливо, да? Без пелены времени, я понимаю.. — У Цзюнь У всегда были странные методы. И, если тогда я не понимал его слов, то сейчас понимаю. Что он сделал? — Саньлан, ты в любом случае ничего не сделаешь демону. — Он стал демоном? За тобой? — Он помешанный, — Се Лянь трёт переносицу, опуская обессиленные руки. — Гэгэ, — Хуа Чэн накрывает руки лжебога своими, — меня пугает, что ты умалчиваешь. Боль для существа, что не может умереть мучительна. И хоть ту боль он никогда не забудет, унижение было хуже. Унижение пробиралось под раздробленные кости, под разорванную кожу. Се Лянь лично убедился, чтобы сперма не осталась в нём после, но воспоминания бессмертного стереть нельзя. Не такое. Он даже не замечает, как по щекам вновь потекли слёзы, а губы ломано изогнулись. Руки Саньлана утирают их, осторожно, нежно, хотят впитать влагу в себя вместе с разрывающими сердце чувствами. — Ох, — Се Лянь улыбается, — не думаю, что Саньлану нужно знать… Что он подумает? Се Лянь сам позволил сделать это с собой. Кто он после этого? Дешевая шлюха? — Гэгэ может не рассказывать.. если ему некомфортно. Саньлан понимает, что гэгэ нужно время. Лучше пусть Хуа Чэн узнает и отпрянет сейчас. Сколько раз он его обманул? Сколько раз он планирует скрывать ещё уйму вещей от своего любимого человека? Не это ли делает Се Ляня не только дешёвой шлюхой, но и лжецом? Лжебог делает шумный вдох. — Однажды меня пронзили мечом сотню раз. Задолго до твоего рождения. Это было дело рук Цзюнь У и в этот раз пришлось вновь ощутить эту боль, — Се Лянь закрывает глаза, чувствуя как руки Хуа Чэна остановились, — В этот раз он насиловал моё тело. То, что от него оставалось. Противно. Ощущения, что проникают тараканами под рёбра. — Се Лянь. Унизительно. Как он мог это допустить? Нужно было найти другой быстрый способ, пусть его не существовало вовсе. Он грязный. — Се Лянь, молю, открой глаза. — Это отвратительно, Саньлан, — опуская голову и не открывая глаз, — Ты можешь не касаться меня, если тебе мерзко. Но руки возобновляют движения. Они гладят щеки и, когда глаза не открывают, эти тёплые руки прижимают к себе, давая уткнуться носом в плечо. Они гладят волосы, гладят часто вздымающуюся спину. — Я отомщу, — целуя висок.— Всё равно на происхождение, я найду способ и он поплатится, — зарываясь пальцами в каштановые волосы. И давным-давно остановившееся сердце Се Ляня трепещет. Он уверен, оно окружено теми серебряными бабочками, что так любил Хуа Чэн в украшениях. — Как гэгэ может стать противен? — целуя макушку. Ладони скользят на щеки, приподнимая лицо и вглядываясь в медовые глаза, — Саньлан может показать это. Но только если гэгэ разрешит. Се Лянь плавится. — Гэгэ разрешает, — секунда, — ммм… Хун-эр пищит внутри, самым высоким радостным визгом, с горящими от смущения щеками. Все те смелые фантазии, скрытые по тёмным углам его подростковой комнаты. Всех их теперь мог воплатить Хуа Чэн. Взрослый мужчина. Под касание губ, истосковавшийся стон сдержать не получается. Се Лянь зарывается руками в чёрные волосы, цвета вороньего крыла. Позволяет мужчине над ним повалить себя на кровать и нависать, впиваясь в его губы, проводя по ним языком, чтобы открыть рот. И Се Лянь открывает. И как же ему хорошо! Он упивается этим поцелуем точно так же. Они практически стукаются лбами, чтобы прижаться ближе друг к другу. Руки лжебога опускаются с волос на тело и какая же у него спина.. Святые небожители. — Святые небожители! — не удерживается Хэ Сюань, — Так ты и вправду всё это время был геем... Поцелуй сразу же разрывают, смотря на двух людей в дверях. — Мы стучали, — мнётся Инь Юй, — И проворачивали ключ, но ты так и не пришёл, так что мы решили... — На кой черт там звонок? — рявкает Хуа Чэн, даже не собираясь подниматься, до тех пор, пока Се Лянь сам не давит на его плечи, ловко отодвигая и ловя удивлённый взгляд. Только тогда они садятся. — И телефон! Почему вы мне не позвонили? — Потому что ты его вырубил, умник, — рявкает в ответ Хэ Сюань, — Может, ты сдох? А ты трахаешься и даже не соизволил предупредить, что жив. И несмотря на то, что Се Лянь хихикает, Хуа Чэн всё равно встаёт, проходя к Хэ Сюаню чернее тучи. — Тебе давно нос не вправляли? — Погоди, это тот странный чел, с которым ты мелким водился? — Хэ Сюань резко меняется в лице. Как он мог не заметить этого раньше? Инь Юй точно не понимает, что здесь происходит, но между друзьями встаёт, не давая подраться прям тут. Однако «странный чел» действует, как спусковой крючок, и Хуа Чэн взрывается, замахиваясь. Но рука так и не летит в лицо Сюаня. И главное, Хуа Чэн не понимает почему, он, вроде, вложил в него большую силу. — Нет-нет, Саньлан! Оказывается, в его руку вцепились пальцы Се Ляня. Даже не две руки — одна. Он не дал руке Хуа Чэна даже двинуться! Воистину сильный… — Хэ Сюань, извините, вы помните меня? — Наверное? Не понимаю, почему не заметил это ещё в нашу первую встречу. Забудешь тут, фигуру, что разгуливает в дорогих ханьфу. — Значит, когда вспомнил Саньлан, тогда и все остальные из твоего окружения… — Се Лянь задумчиво отпускает руку Хуа Чэна. На момент остановленного удара, Се Лянь сконцентрировался на своей силе. Впервые с пробуждения, если быть честным. До этого у него не было времени: сначала больное признание, затем поцелуй, захлестнувший его полностью. Сейчас лжебог отчётливо ощущал сильную демоническую энергию, которая принадлежала вовсе не ему. Проверка духовной энергии в поцелуе. Слова Ши Цинсюаня. Он может проверить наверняка! Се Лянь снова обхватывает щеки Хуа Чэна, впиваясь в его губы. Тянуче,  распробывая. Касаясь языком чужого языка, чувствуя как чужой рот пытается захватить его язык, посасывая. И он посасывает, когда Се Лянь вытягивает его. — Боже, ну не сейчас же! — Хэ Сюань разворачивается, уматывая в сторону кухни. Инь Юй устало закрывает лицо рукой, следуя за ним. А ещё он закрывает дверь. Хуа Чэн точно поднимет ему зарплату. Демоническая энергия. Сильная, бушующая, но которую явно могут контролировать. Она разгоралась будто до определённой отметки, после которой ей не давали идти дальше. Но когда Се Лянь находился так близко… когда Хуа чувствовал его влажный рот, впиваясь руками в талию, отметку можно было пересечь. Немного, потому что это Се Лянь. И у Се Ляня есть идея. По кончику языка стремится духовная энергия, передавая её в чужой рот. Хуа Чэн делает шумный вдох прямо в губы, замедляя поцелуй. Черта упорно остается забытой. — Ах! Передачу духовной энергии прерывают. Та уже струится через край, подхватывая Се Ляня за бедра и быстро доходя до кровати, бросая его на неё. И снова впиваясь в губы, грубо терзая их, попутно потираясь ширинкой об колено лжебога. — Саньлан, стой-, — мимо ушей. Хуа Чэн опускается к шее, проводя языком мокрые, длинные дорожки к ключицам, отодвигая одной рукой одежду , — А-ах! М-много, ох, подожди, пожалуйста, подожди.. Постанывания резко прекращаются, когда одна рука одним резким движением дёргает брюки Се Ляня вниз вместе с трусами. — Хуа Чэн, нельзя! И не успевает Се Лянь постыдиться вырвавшейся команды, мужчина над ним останавливается. Медленно и нехотя отодвигаясь от шеи на дрожащих от переступания черты руках. В нём горит, выбивает нормы и затмевает рассудок демоническое начало, но он беспрекословно подчиняется серьёзной и чёткой команде. Се Лянь вглядывается в распахнутые глаза, и если бы он не отличал все оттенки чёрного в них, то наверняка не понял бы в чем отличие, но он отличает. И сейчас зрачок Хуа Чэна неимоверно расширился, держась на силе воли и уважения. Брови сводят к переносице, жалобно тычась в шею носом, как самый настоящий пёс. Удивительно, как они не заметили, что Эмин сбежал от них ещё в начале разговора. Се Лянь выдыхает, чувствуя скулеж рядом с ухом. Отлично, вот что происходит с Хуа Чэном под влиянием демонического начала раззадоренного поцелуями. — Ты противостоишь ему.. просто потому что я сказал? Испытываешь обжигающее всё тело желание, но сразу останавливаешься после чёткого отказа? — Ох, Саньлан.. — чужой нос всё ещё трётся о шею, дыша часто-часто, — Давай я заберу, — притягивая мужчину вновь к своим губам и шепча прямо в них, — Мой милый демон. — Я всегда думал, что он сверху, — Хэ Сюань уже допивает кружку чая. — Честно, мне вообще не интересно, — Инь Юй устало трёт глаза руками, — Прямо вообще-вообще, боги...

***

Когда пошла третья кружка Хэ Сюаня, двое влюблённых в комнате очухались. Хуа Чэн отворил глаза уже когда Се Лянь рылся в шкафу в поиске вещей. — Гэгэ..? — Ох! — лжебог поднимается с колен, разворачиваясь к Хуа Чэну, — Что последнее ты помнишь? — Как мы целовались? — рука проходит по чёрным волосам. — Конкретнее, — Се Лянь постукивает пальцем по щеке. —  Как я обсасываю твой язык..? Се Лянь глубоко задумывается, вспоминая все их движения. Вновь охая, лжебог проходит в кровати, садясь рядом с Хуа Чэном. Крепко берёт его руки в свои, решительно смотря в глаза. — Когда ты был маленьким, ты не мог контролировать свою духовную силу. Контроль осуществлялся только от незнания и автоматического подавления неизвестного. При передаче духовной энергии я чувствую черту демонического начала в тебе, — вздох, — Самое страшное, что оно есть. Ты не совсем человек, Саньлан, ещё с рождения. Тогда ты поймал триггер в виде мёртвого животного и воспользовался силой, сейчас я спровоцировал её специально. Если ты чувствуешь в себе что-то иное — это она. И я не думаю, что могу теперь осуществить её исчезновение, но взять контроль ты можешь. Хуа Чэн задумывается. Сводит брови к переносице, крепче сжимая руки Се Ляня. Трудно понять, принять. Отвечает только через долгую паузу. — Я часто терял контроль в последнее время. Сорвался на этот долг Хэ Сюаня, сказал что-то Инь Юю, получая от Цюань Ичжэня... — говорит медленно, вспоминая каждое событие, — Ещё и эти сны, галлюцинации. Это всё оно и есть? Не успевает Хуа Чэн поднять глаза, как их опускает Се Лянь. Нет, это я. — Это... Это я! Я решил, что имею над тобой полную власть! Ты должен знать и делать вывод в продолжении нашего общения! Должен! — Это... скорее всего, это так. — Ох, понял, — мужчина заводит одну из рук на затылок, потирая его. Второй руку Се Ляня не отпускает, — Ты можешь потренироваться со мной в самоконтроле? Как я остановил это сейчас? Взамен вине и дрожащим плечам приходит смущение. Саньлану нужно ответить. — Ты услышал мой чёткий отказ... Прошение этого не делать почти никогда не влияет на силу, если ту не может контролировать обладатель, но.. — Потому что это ты. Это твой отказ, поэтому я не мог ничего делать дальше без разрешения. Ты просил не чётко до этого? Я не смог остановиться при первом? — к концу вопросов голос становится тише. Хуа Чэн сразу становится неуверенным. Движения сковываются, губы изламываются вместе с теряющимся взглядом. — Мне очень жаль... — убирая руки к себе, отпуская Се Ляня. — Нет! Нет-нет-нет, Саньлан, это.. ты не понимаешь, это очень многого стоит! Твоё демоническое начало очень сильное, честно, я удивлён как ты смог остановиться после «нельзя». У тебя действительно всё неплохо с выдержкой.. — .. когда дело касается тебя.. — Я не был бы против! — Се Лянь отскакивает, прикладывая руки к щекам, — Просто твои друзья, они всё ещё здесь.. — Что- Стой, мои? Чёрт, они реально не ушли? — Хуа Чэн дёргает головой, поднимаясь с кровати.

***

Предложение Хэ Сюаня позавтракать в его кафе было принято. Ши Цинсюань уже был там, во всю хулиганя на кухне. Повара поворачивались, чтобы сделать замечание, но вспоминая кто он их боссу, сразу замолкали, подходя тому на помощь в готовке. И вскоре его уже начали принимать с улыбкой, а не усталыми вздохами. Эта зажигалочка научилась делать отменное кофе вместе с коктейлями, во всю заменяя бармена, когда Хэ Сюань оставался в заведении. — Что будете заказывать? — Ши Цинсюань подошёл к их столику, с улыбкой держа блокнотик с ручкой, находясь в фирменном, брендированном фартучке. Се Лянь отвлёкся от меню, невинно хлопая глазами в бордовой рубашке. Инь Юй ещё прищурился, посмотря как-то странно на неё, но скорее странно-удивленно-добро, чем зло. Взгляд Хэ Сюаня же был направлен прямиком к своему парню. И как тот тепло улыбнулся не упустил из внимания никто. Кроме Хуа Чэна разве что, тот был занят своим гэгэ. — Гэгэ помочь? — приглушенно, пододвигаясь ближе, — Я за всё плачу. Выбирай что хочешь. Хэ Сюань наконец оторвался от поглядываний на Ши Цинсюаня, сел в как можно больше обычную позу, внимательно подслушивая за другом. — Хм, ну эта каша выглядит... — цена на неё была более выгодной. Не успевает Хуа Чэн сказать, как Хэ Сюань переваливается через стол, пальцем переворачивая страницы меню. — Ох! Как всё аппетитно выглядит... Хуа Чэн хмыкает, начиная следить на что упадёт взгляд Се Ляня. — Хочешь всё из этого? — Нет-нет, это будет слишком много. Уверен я смогу попробовать и позже… Мне нравятся эти блинчики с пятью разными соусами и пюре к ним. — Се Лянь указывает пальцем, — И чай. Такой же, что и тебе, — улыбка. — Какой тебе чай, Хуа Чэн? — Ши Цинсюань улыбается, видя как тот теряется. — Чайничек зелёного чая. По взгляду Се Ляня он явно угадал. Ши Цинсюань уходит от стола к кухне, виляя бёдрами. Инь Юй прочищает горло, выпрямляясь. — Твои эскизы приняты. Я поговорил с советом дизайнеров, и они им понравились. Хуа Чэн облокачивается на спинку диванчика, хитро улыбаясь с лисьим прищуром. — Я польщён. — Поэтому у тебя есть пару выходных. Дела идут замечательно и всё, что будут делать дизайнеры —воплощать эскиз в векторе, потом пойдёт к маркетологам, впрочем, ты знаешь всю эту систему. Два выходных. — Три. — Два, Хуа Чэн. — Хочу четыре. — Три так три. Разве может правая рука так разговаривать со своим начальником? Инь Юй хоть и имел высокую должность, но владельцем компании был Хуа Чэн. Это знал весь город и его пределы. Три так три! У них с гэгэ есть три свободных дня для совместного времяпровождения. — Гэгэ, — привлекая внимание Се Ляня к себе, — Позволишь пригласить тебя на романтический ужин? По всем канонам должна была заиграть романтическая музыка, но после вдоха Се Ляня слышно только как Хэ Сюань выплёвывает свой напиток. Инь Юй затыкает ему рот салфеткой. — Позволю, — краснея, заводя пряди за уши.

***

Пальцы проводят по венам, концентрируются на духовной силе. Му Цин кашляет, как будто вдохнул что-то отравленное. — Процесс заражения не останавливается, но и не разрастается. Твоя духовная сила очень сильна, она не даст пока полностью тебе обезуметь. И мне кажется, это будет происходить вспышками, — руки Му Цина скользят обратно к себе на колени в замок, отпуская руку Се Ляня. Лжебог кивает, то сжимая, то разжимая кулак. — Как там Хун-эр? Ты узнал что с ним? — Ши Цинсюань подал идею. С помощью поцелуя ведь происходит самый сильный контакт духовной энергии, так можно было узнать. И да, демоническое начало всё ещё в нём. Там некая черта, до которой он может контролировать её. После уже... затруднительно. — И как ты это узнал? — Фэн Синь облокачивается на спинку стула. — Он только что сказал, — Му Цин поворачивает голову к супругу. — В каком смысле- Му Цин закатывает глаза.

***

Приглушая свет, ползунком на смартфоне, и меняя оттенок с холодного на тёплый, квартира заполняется приятной атмосферой уюта. Фитиль свечи вспыхивает после поднесённой зажигалки, танцует бурным танцем пару секунд и успокаивается, спокойно колышется на едва уловимом дуновении ветра. Осмотр стола, перекладывание блюд в общие тарелки. Места на столе не хватает, переборщил с обилием закусок, придётся положить на одну тарелку две разновидности, а остальное отправить в холодильник. Или, может, купить стол побольше? Чёрт, его успеют привезти? Хуа Чэн мотает головой. Открывает тяжёлые шторы с видом на город. Красиво. Се Ляню должно понравиться. Декантен с вином покоится на кухонном острове, но идеально чистые бокалы уже стоят. У ног крутится Эмин, и даже он выглядит нарядным. Вместо ошейника на нём галстук бабочка, под цвет глаза. Мужчина тоже нарядный: уложенные волосы, подкрашенные глаза, одежда без единой складки. Должен понравиться, произвести впечатление. Букет цветов лежит возле двери, ваза для него подготовлена на столе, ближе к месту Се Ляня, это ведь его подарок. С воспоминаниями к Хуа Чэну вернулись и их разговоры о прошлом. Одно из званий Се Ляня — Бог Войны Увенчанный Цветами, титул шёл ещё со времён Сяньлэ. «Тело пребывает в аду бесконечных мучений, душа — у Персикового источника». Именно с неё люди украшали венками изображения Его Высочества и высаживали у храмов цветы рядом с раскинувшимися рощами деревьев. Букет Мальв. Фиолетовые цветы переходили в розовый, затем просвечивались в молочно-белые. Серая морда пса утыкается в коленку. После взгляда хозяина, Эмин показушно ложится у него в ногах, со скулежом тычась в собственные лапы и лишь сверкая красным глазом. Звук звонка. Недолгий, его удерживали от силы пару секунд. Хуа Чэн в последний раз поспешно смотрит в зеркало, проводит взглядом по серьгам, поправляет рубашку. Улыбается, чтобы видеть как это выглядит и, хватая букет, отворяет дверь. И тут же приоткрывает рот в удивлении. Рукава нежно-кофейной рубашки, в стиле эпископа, что заужаются чуть  ниже локтя, в сочетании с коричневыми брюками... Так просто, но Се Лянь так украшал эту одежду, что завороженных глаз было не отвести. И хоть образ можно было рассматривать вечно, взгляд зацепился за две пары крыльев за ушами. Одна пара уже жалась к лицу, что так открыто разглядывали. — Привет, Саньлан! Я... не часто позволяю присутствовать им в моём обличии... — ярко-медовые глаза сверкали озорством. — Они появились как только я стал демоном... долгая история. Букет. Крылья выпрямляются и немного трепещут. Так умилительно. — Гэгэ позволит послушать историю за столом? — протягивая букет, — Для тебя. Принимая букет, мужчина любопытно вглядывается в цветы. С благодарной улыбкой задумывается о чем-то своём. — Мальвы, — тонкие, музыкальные пальцы проходят по нежным лепесткам, — Мне очень нравится. Се Лянь наспех разувается, придерживается за руку Саньлана, который оказывается совсем рядом, чтобы придержать. И хоть он не видел, зеркало, висящее в коридоре, бы точно не передало такой влюблённый блеск, когда в зрачке переливаются все оттенки сладкого кофе с молоком. Прижимая букет к себе, вторая рука ложится в чужую. Едва уловимый холод колец скользит по коже. Перед Се Лянем расстилается стол с различными яствами и двумя бокалами. В коридоре за ним гаснет свет, и уже вся квартира погружается в тёплый полумрак. Лишь кухня светлее за счёт горящих свечей. Потрескивание камина вместе с едва слышной спокойной мелодией пианино, придаёт такую атмосферу, что дыхание захватывает. Хуа Чэн проходит к месту Се Ляня, отодвигая для него стул. С губ слетает тихий выдох. Се Лянь смущённо замолк от такого внимания, наконец переставая разглядывать кухню. Панорамные окна находились и здесь. Се Лянь отмечает погасающие огоньки города. Время позднее, работающие люди давно положили головы на свои подушки, проваливаясь в сновидения. Но вечер Се Ляня только начинался, и он был безумно этому рад. Из раздумий вырывает Хуа Чэн. Хотя слово вырывает и не подойдёт, скорее аккуратно, со всем почтением тянет за руку. — Мне безумно нравится, Саньлан, — с нескрываемым восхищением. — Я так удивлён, вроде так просто, но… ты окружил меня таким вниманием. Замечая вазу, Се Лянь отодвигает обёртку цветов, чтобы их лучше было видно с их ракурса и бережно ставит, ещё раз поправляя. — Я рад, что гэгэ нравится. Взгляд Се Ляня замирает на Хуа Чэне. Какой бы романтичный и восхитительный антураж мужчина не выставлял, самым бесподобным здесь был беспрекословно он. Такой красивый, великолепный, милый и заботливый… Такой пытающийся выглядеть идеально, но подрагивание рук и легкая улыбка, которая норовилась постоянно стать шире, острый клык, который пытался захватить губу вместе с рвущимися наружу эмоциями, Се Лянь замечал всё, и как же ему нравилось. Классическая музыка ласкала слух под обрамляющие стенки бокала вино. Стекло декантера красиво переливается на свету горящих свечей, и крылья Се Ляня снова подрагивают от такого трепетного отношения. Он берёт бокал за ножку и, пару раз вращая, рассматривает появившиеся ало-масляные подтеки крепкого вина. Пригубив совсем немного, Се Лянь вслушивается в вкус, не улавливая прочих фруктов, кроме благородного винограда. Послевкусие яркое, с нотками ореха. Дорогое, выдержанное вино. Такое и в стенах подземной столицы редко встретишь. С ним могло сравниться только вытекающее из его рукавов. Приятная тишина обволакивает. Се Лянь поднимает взгляд от напитка, всматриваясь в побагровевшие губы напротив. Хуа Чэн, впрочем, занимался тем же. Они ласкали друг друга мимолётными и лишь моментами долго задерживающимися, пока другой не видит, взглядами. Но внимание оба ощущают. И сердце трепещет, чувствует тянущиеся к себе руки. Се Лянь блаженно выдыхает, ставя бокал на стол и разглядывая еду. Хуа Чэн успокаивается, радуется, что угодил и уже увереннее расправляет плечи. — Твои крылья, — беря палочки в руки. — Ох, — Се Лянь крутит в тарелке канапе. — Тело среагировало так на становление демоном. У Ши Цинсюаня тоже были такие, но намного меньше. У остальных демонов, например, могут быть рога, хвост, ещё одна пара глаз… Вся наша сила в искажении нормального, поэтому в истинных обликах также. — Это твой истинный облик? — О, — лицо лжебога обрамляет робость, — Можно сказать, что да. Это моё истинное тело, со всеми шрамами из жизни, хаха… То тебе нравилось больше? — Они не сильно отличались? Это… это выглядит, как искренний, доверяющий, жест, — Хуа застенчиво улыбается, — Мне очень нравится. Плечи Се Ляня расслабляются. Ужин идёт хорошо, тягостные темы переливаются в непринужденные, и вскоре они слышат смех друг друга. Такой бесхитростный, срывающийся не с губ, а прямо из души. Крепкий напиток откровенно даёт в голову, и Се Лянь прикрывает глаза, вслушиваясь в тихую музыку. Приподнимает руку, вращая пальцем пару раз, чтобы та стала громче. — Потанцуешь со мной, Саньлан? Музыка спокойная, неторопливая. Хуа Чэн встаёт с поспешным «Да, гэгэ» на трепетном вдохе. Они становятся напротив, подавая друг другу руки. Не торопясь, Се Лянь кладёт ладони в крепкие мужские и чувствует приятный холод от серебряных колец на коже. Бледная кожа обоих красиво сочетается, ближе к мертвенно-бледной Се Ляня и благородная бледность Хуа Чэна, особенный оттенок который даёт серебро. Се Лянь не поднимает глаз, он рассматривает большие пальцы, что поглаживают его руки с таким умиротворением и нежностью. Одна мелодия сменяется другой, и Се Лянь, как партнёр ниже ростом, кладёт руку Хуа Чэну на плечо, пока рука второго оказывается на его талии. Ладони сцепляются в крепкий замок. И в плавном движением они двигаются вправо. Кухня просторная, она позволяет в медленном танце потихоньку скользить то в одном направлении, то в другом. Лжебог поднимает взгляд от выемки между его ключиц и встречается с тёплым взглядом, смотрящим на него. И чувствует себя Се Лянь далеко не сильнейшим лжебогом, а горячо возлюбленным человеком. Так приятно. Он тычится Хуа Чэну в плечо, касается носом шеи, пряча там искрящуюся улыбку. Слышится утробный смешок и касание губами волос. Возлюбленные не скользят, теперь просто стоят на месте, покачиваясь. И в груди разливается такое тепло, что давно замершее сердце Се Ляня бьётся так сильно, будто сейчас так и выпрыгнет, лишь бы оказаться в этих руках, обжигающих теплотой кожи и холодом серебра. — Позволишь? — Хуа Чэн распускает замок их рук, но вместо этого робко касается лица Се Ляня. — Позволю. Большой палец скользит по его нижней губе, желая стереть цвет вина с них, но не выходит. Се Лянь выдыхает, обжигая горячим дыханием горячие руки. Крылья за ушами подрагивают, трепещут от бушующий эмоций в груди. Хуа Чэн ведёт руку к ним, проводя лишь кончиками пальцев, опасаясь надавить. Улыбается. Лжебог огорченно прикусывает губу, опуская взгляд на мгновение. На кончике языка ещё чувствуется привкус вина, и он хочет облизать губы, узнать правда ли осталось что-то на них. — Гэгэ, можно я? Столкновение глаз, смоль сливается с мёдом. — Можно. Руки сжимают его красную рубашку на плечах, постепенно отрываясь и переходя к волосам, чтобы притянуть к себе. Ладони Хуа Чэна ложатся на щеки мужчины и льнут они друг к другу одновременно. Целуясь то закусывая губы, то краешками улыбаясь, пока другой хочет ухватиться. Это приятно. Они целуются с улыбкой, стукаясь носами, потираясь ими, так хаотично и им нравится. Хуа Чэн заботливо приглаживает волосы, убирает спадающие пряди назад, пока его волосы нечаянно оттягивают в нетерпении. Касания губ то лёгкие, то наоборот, стараясь извлечь из поцелуя всё. Хуа Чэн чувствует вкус вина. А ещё он чувствует вкус Се Ляня, и он намного лучше. Се Лянь сладок, с тихими трепетными вдохами в его губы и приоткрытыми глазами. Се Лянь на вкус, как обожание, на вкус, как тепло, доверие и любовь. У Хуа Чэна бабочки в груди. Его руки скользят на талию, поглаживают спину, продолжая шептать в губы. — Мой ценный. — Сань- Саньлан- — Мой нежный. Се Лянь смущенно утыкается в его плечо. — Мой замечательный. — Ты хитрый. — Да? Почему? — Околдовываешь. Мне кажется, если я тебя сейчас отпущу, то умру. Хуа Чэн тихо смеётся. — Восхищаюсь тобой. Такой благородный, такой... — Тихо, — произнося в его губы.

***

— А-а-а-агх, — Се Лянь утыкается в подушку от звука будильника. Эмин скулит вместе с ним, и только Хуа Чэн подрывается по привычке. Крылья за ушами дергаются от недовольства. Подняться в шесть утра! Они, конечно, планировали эту поездку вчера, но... — Гэгэ, вставай, — проводя рукой по спине через одеяло. Голос тихий-тихий, Хуа Чэн наклоняется над его ухом, чтобы томно произнести. И получает крылом по носу. — Ау. Какие они сильные... Се Лянь поворачивается на спину, удивлённо смотря в лицо мужчины над ним. — Прости! — беря его лицо в свои руки, осматривая нос. Хуа Чэн льнёт щекой к его рукам, прикрывая глаз. Второй привычно скрыт повязкой. Больничной, для большего удобства. — Всё хорошо. Я приготовлю завтрак, — целуя ладони мужчины под ним. Се хлопает глазами, медленно поднимаясь в сидячее положение на кровати, когда Хуа Чэн выходит из спальни. Красная футболка сползает с плеча, каштановые волосы спутались от зарывающихся в них, во страсти поцелуев, рук. Ничего больше поцелуев! Но... завтрак? Когда ему в последний раз готовили завтрак? Он любил проводить время с Фэн Синем, Му Цином и Цоцо, часто был приглашён на их завтраки. Но чтобы готовили именно для него? Се Лянь привидением проходит к проёму кухни, наблюдая за тем, как Хуа Чэн разбивает яйца в тесто. В домашней одежде, с взбалмошными после сна волосами. На нём даже забавный фартук в цветочек. Как всё так быстро поменялось? Лжебог склоняется к стене, облокачиваясь на неё. Крылья обмякают вместе с головной болью и взгляд мутнеет, квартира плывёт. Тяжелые веки опускают. Желаемая темнота не обволакивает, вместо неё всплывают смазанные картины. Что... Рука хочет ухватиться за дверной косяк, но хватается за алтарь храма. Почему? Во второй ладони едва ощутимое давление, он что-то держит, что-то не материальное. Брови хмурят в напряжении. Он не там, где должен быть. Взгляд переводят медленно, отодвигая крылья с поля зрения. Поводок. Буквально поводок, из чёрной демонической энергии. Такой может и голову отрубить от резкого движения хозяина. Лжебог судорожно ведёт взглядом дальше по поводку от своей руки. И демоническая ци обрамляет знакомую бледную шею. Фигура стоит на коленях перед ним, низко склоняя голову. Лицо закрыто смоляными прядями волос. Саньлан. Животный страх теперь ощущает Се Лянь. — Сань..лан? — голос дрогает. Фигура жмётся ближе к полу от его голоса. Плечи дрожат, руки тянутся к его ногам. Переломанные пальцы обхватывают ботинок, склоняя голову ниже для поцелуя. Се Лянь инстинктивно убирает ногу, руки Хуа Чэна шарятся по полу, тот волнуется, начинает интенсивнее дышать. — Простите, простите... — пальцы изгибаются неестественно, ногти на некоторых отсутствуют. — Нет-нет! — Се Лянь падает перед ним, обхватывает впалые щеки. На него смотрит один помутневший красный глаз. Второй выколот, обе половины лица изуродованы аккуратными шрамами. Будто наносили их медленно, наслаждаясь каждой пролитой от боли слезой. Рубцы идут ниже, к шее, что хранит на себе один порез. Сердце Се Ляня разбивается. Он не может отвести изумленного взгляда от возлюбленного. — Саньлан... — глотая потёкшую из глаз влагу. — Этот никчёмный расстроил Его Высочество, — из сухих, потресканных губ, — Этот Никчёмный искренне извиняется. Опускает взгляд. По привычке. Изгибающиеся пальцы хватаются за свои красные рукава. Се Ляню страшно, он не знает есть ли на них кровь. Крылья ломано изгибаются, и он чувствует неловкое касание в одно из них. Хуа Чэн растерянно охает, вновь извиняется, на этот раз проводя по щеке. — Ваше Высочество снова видел прошлое? Что..? — Я… Се Лянь хватается за волосы, рвёт пряди. Это искажающаяся иллюзия. Всё из-за заражения. — Это не должно быть так. Я не хочу... — Се Лянь? — более окрепший голос, касание за плечи, — Се Лянь, ты в порядке? Ты не откликался на гэ- Лжебог втаскивает Хуа Чэна в объятья, хватается за его одежду. Как можно плотнее зажимает губы, чтобы не выпалить ни звука. Мужчина замирает только на пару секунд, обхватывает легко спину Се Ляня. Прижимаясь лбом к плечу можно отчётливо услышать напряжённое дыхание. Но его не хочется слышать, хочется почувствовать Хуа Чэна рядом, а не под собой, не сзади — рядом. — Что бы ты хотел, чтобы я сейчас сделал? — успокаивающим голосом, шепча на ухо, целуя висок. Се Лянь искренне задумывается, трётся носом о его шею, согреваясь от тепла кожи. — Был тут со мной. Рядом. — Что ты видел? Тишина. Снова поцелуй в волосы, потихоньку начиная поглаживать спину. — Кое-что... Нет. Нет-нет-нет. Хуа Чэн не должен знать. Ни в коем случае! — В глазах потемнело. Хотелось облокотиться именно на тебя. Знаю, что не упаду, ты ведь удержишь, а стена нет... — первое пришедшее в голову. Но Хуа Чэн не выглядит сильно расстроенным, но и поверившим тоже. — Я развёл тесто. Блинчики скоро будут готовы. — Разве мы вчера доели все закуски? — Не стану кормить тебя холодным, — довольно серьёзно. Се Лянь хихикает, незаметно стирая слезу с уголка глаза, дрожь рук стихает, и, наконец приняв контроль над эмоциями, садится за стол. Хотелось предложить помощь, но ухаживания Хуа Чэна за ним были такими трепетными и милыми... Что он решил позволить ему это. Что-то пушистое проскальзывает между его ног. — Эмин, — чухая пса за ушами, — А у меня ведь тоже есть питомец. — У гэгэ есть питомец? — Ну, можно и так сказать, думаю. Её зовут Жое, она умеет принимать любой облик, но предпочитает белого пуделя или же ленту. — А так она? — Лента. Жое! Лента с руки срывается с его запястья и скользит по полу, к ноге Хуа Чэна. Под неожиданное «Ох» мужчины, она проползает под одеждой и останавливается также обернутой на запястье. — Она приятная на ощупь. Верная подруга гэгэ, — человек улыбается, разгибая пальцы, чтобы лента легко льнула к ним. Необычно, но приятная на ощупь ткань успокаивает. Се Лянь с улыбкой прикрывает глаза, предпочитая умолчать о её происхождении. — Напомни, как назвал Ши Цинсюань эту прогулку? — Парное свидание, — усмехается Хуа Чэн. — Как свидания могут быть парными... Мы ведь будем сфокусированы только друг на друге. — Да, гэгэ. Это просто прогулка по пристани, а затем пару глотков алкоголя, после которых мы забудем о Сюанях. — ... В этом весь смысл? — Ага. — Хорошо, я согласен... — крылья скрывают щеки, — Это наше... какое свидание? — Точно не последнее. — Саньлан!

***

Собрались они только к сумеркам. В них и принято было ехать, чтобы приехать к темноте, когда улицы откроют второе дыхание и осветят дороги золотыми огнями. На машинах тоже решили разных. Чтобы не формулировать свои разговоры, учитывая кого-то на заднем сиденье. Возможность связаться по духовной связи он решил прервать, никаких доставаний Цзюнь У или Советника. Он хочет провести эти оставшиеся два выходных свободно от работы. Но это и значило отсутствие связи с Му Цином... Се Лянь изучал шкаф Хуа Чэна уже час и… и стили у них разные... Лжебог не знал есть ли у возлюбленного модельное агентство, потому что рассматривая все части одежды, он был уверен, что тот не директор, а модель... Это что за мелкий кусочек ткани? Трусы? — Гэгэ? Надо же было зайти именно в этот момент? — Гэгэ, зачем тебе моё нижнее бельё? Се Лянь поспешно запихивает их обратно, попутно царапаясь о бирку. Мысленно успокаиваясь, что Хуа Чэн их не перед кем не надевал. Видимо, его лицо говорит само за себя, потому что Саньлан больше не упоминая, проходит к шкафу, рассматривая гардероб из всех оттенков красного, чёрного и белого. — Боюсь, у меня мало что подойдёт гэгэ, — проводя пальцами по белой ткани. — В этом нет проблемы! Я могу создать любую одежду, просто обычно этим занимается Му Цин, когда мне нужно выглядеть не как обычно. — Му Цин? Один из твоих слуг? — О нет-нет, они не слуги, а мои давние друзья. Во времена Сяньлэ Му Цин также помогал мне с одеждой, но потом наши пути разошлись, и вот снова, так что я не очень силен в этом... — Что гэгэ нравится? — О, какие-то простые одежды и белые цвета. Ещё мне нравится бежевый, светлые тона. Му Цин также говорил, что мне идёт коричневый из-за волос... Это возможно? Саньлан обводит фигуру лжебога взглядом. — Что-то... — нехотя выдыхает, натягивая улыбку, — свободное? — Да! Что-то напоминающее ханьфу есть? Се Лянь был… приятно удивлён. А ещё он был взбудоражен, когда на нём находились вещи под изящный вкус Хуа Чэна. Подчёркивающие руки, свободные, белые рукава рубашки с вставленными ажурными вензелями от воротника, до вдоль пуговиц, переливающими на свету будто золотым. Вставки обрамляли и запястья и находились на внешней стороне рукава, но всё же акцент был не в ней. Чёрный классический жилет с v-образный вырезом. Лепестки, цветы и прочие узоры были вышиты нитью, переливающейся в светлую бронзу. Последние, казалось, моргание Хуа Чэн совершил, когда опустил взгляд на талию, что подчеркивали чёрные брюки. — Выглядит неплохо, — Се Лянь оборачивается к мужчине, — Мне нравится Саньлан. А тебе? — Хочу прозреть на второй глаз, для того, чтобы видеть твою красоту ещё лучше. В смешке лжебога на миг скользит нервозность. Но она проскальзывает на таком тонком льду, что сразу же проваливается в пучины глубокой души. Захлёбываясь там без шанса. Искренняя улыбка бьёт Хуа Чэна под дых. Он склоняется к плечу демона, упирается лбом, ощущая им всю температуру ткани, что была ощутимо прохладнее. Как и само тело демона. Хуа Чэну нравилось. Се Лянь поднимает руку, проводит по крепкой спине, зарывается носом в чернильно-чёрные волосы. — Ты так прекрасен, — спина дрогает от тяжёлого вдоха. Се Лянь прячет улыбку в его волосах. — Саньлан... — обхватывая ладонями его лицо, — Почему мой Саньлан так грустен? — Я рад, что вся моя удача ушла на твою… Ох, кажется… — Хуа Чэн выпрямляется, начиная бегать взглядом по комнате, — Кажется, не ты, не я, не предлагали вступать в отношения. Лжебог трепещет крыльями, скрывая рукавом хитрую улыбку. — Тогда предложи мне это в конце нашего свидания, — убирая руку от губ, накрывая ладонями плечи мужчины, — Одевайся.

***

Хуа Чэн последний раз осматривает в зеркальце заднего вида свою укладку, поправляет воротник ярко-красного пиджака и наконец кладёт руки на руль. — Напиши Ши Цинсюаню, что мы выехали, пожалуйста. Два пальца лжебога касаются виска.  Машина трогается и спустя пару секунд Се Лянь понимает, что связь не выходит. Да и почему должна? — Можешь воспользоваться моим телефоном, — поворот. Пара золотых глаз задерживает взгляд на выпрямившихся пальцев руки,  прокручивающих руль ладонью. С еле слышным звуком берёт телефон из подставки. — Ах... — вертя устройство в руках, — У нас таких нет за ненадобностью. Хуа Чэн делает резких вдох, переводя на него взгляд. — Прости, гэгэ, я… — Просто скажи как он включается, всё хорошо. В момент, когда Се Лянь опускает взгляд на экран, касаясь пальцами экрана, тот загорается белыми цветами. — Ох? Хуа Чэн сжимает руль. — Я и Эмин с Жое, — Се Лянь расплывается в улыбке, — Какая красивая фотография, — проводя пальцами по экрану, — Но тут нет тебя. Нам нужна фотография где вся наша- Ох.. Хуа Чэн сильнее сжимает руль. Се Лянь прячет улыбку за волосами, проводя пальцами по экрану, как это делал Хуа Чэн. Пароль. — Пятнадцать, ноль, семь.

***

Звук колёс, ветер в лицо, тихая музыка радио. Чересчур давящий на газ Хуа Чэн, всё время обгоняя машину Хэ Сюаня. Тому в своё время было глубоко плевать, он ехал размеренно, несильно разгоняясь даже на трассе. Хорошо, что за рулём не Ши Цинсюань, а ещё лучше, что он не умеет водить, иначе ему и Хэ Сюаню нужно было пристегнуться на ремня три, а лучше ещё шлифануть это всё успокоительным. Каким был яркий и дерзкий внешний вид Хуа Чэна, таков был и его стиль вождения. Честно, Се Лянь до сих пор в шоке от украшения, что цепляется на одежду в местах сосков и идёт цепочкой между них. Сейчас он весь был усыпан серебром. Длинные серьги с бабочками, кольца, перстни, наверняка дизайнерский ремень с цепями. Се Лянь поставил локоть на дверцу машины, рядом с ручкой, подпирая голову, водя взглядом по Саньлану. Как смог тот маленький мальчик вырасти в такого изящного мужчину? Светофор. Се Лянь улыбается, ловя его взгляд. — Хватит любоваться, — громкий голос Хэ Сюаня, — Второй поворот и мы на месте. Боже, во что ты вырядился... Хуа Чэн тут же меняется в эмоции, хмуря брови. — А-Чэн всегда выглядит модно! — вскрикивает Ши Цинсюань, пытаясь взглянуть на Хуа Чэна, наваливаясь на Хэ Сюаня. — Цинсюань, я же за рулём. Нельзя так делать. — Ох! — Ши тут же садится обратно, смирно кладя руки на колени. Виновато смотрит на них, — Прости, я забыл, Хэ-сюн… Хэ Сюань тут же отворачивается от красной машины, рассматривая эмоции человека. — Всё хорошо, — тянется к нему рукой, — Мы можем обняться на следующем светофоре или... Хуа Чэн закрывает окно, не дослушивая разговор. Се Лянь хихикает, выпрямляясь. — Он должен был сделать комплимент гэгэ. — Всё в порядке, он же не увидел нас в полный рост. Хэ Сюань тоже выглядел не очень довольным, он против двойного свидания? — Мы разве не все втроём потакаем желаниям Ши Цинсюаня? — Мы идём развлекаться. Там ведь рядом море, да? Водная гладь. — Да. Долгая поездка, скрывшееся за горизонтом солнце. Загорающиеся огни, прилипший к окну Се Лянь. В салоне машины так уютно. Пропитано запахом, аурой её хозяина. Проезжавшие мимо машины напоминают птиц, чем привычные ему повозки в которые запряжены парнокопытные. Жёсткое сено сменяют удобные, мягкие сиденья, просторный салон. Се Лянь прикрывает окно. Волосы растрепались, прядки щекочут нос и он жмурится, фыркая. Рядом еле слышен бархатный смех. Се Лянь поворачивается на него крайне удивлённый. — Прости, гэгэ. Ты выглядишь мило. — Я ничего не сделал? Хуа Чэн с улыбкой пожимает плечами, выводя угольно-чёрную прядь из-за уха. Се Лянь наблюдает как чёрные волоски зацепляются за часть серебряной серьги. Хуа Чэн уже хочет дёрнуть сильнее, как его руку останавливают. — Я сам. Вытаскивая каждый волосок из крепления, аккуратно, не дёргая. Словно это не просто волос, а что-то невероятно ценное. Для Се Ляня это «словно» было истиной. Хуа Чэн делает шумный вдох. Пробка. Се Лянь не двигается, застывая с прядью волос меж пальцев. А после ведёт ими до концов, поднося её к губам. Целует, вдыхая аромат дорогих уходовых средств вперемешку с духами и запахом самого тела Хуа Чэна. Самый приятный. Так и хочется вгрызться.

***

Се Ляня окутала сонная дымка. После недолгого погружения в царство снов, лжебог открывает тяжёлые веки, сразу же устремляя взгляд вперёд. Небо затянули тучи лишь обходя луну, будто прикоснувшись к её свету, она исчезнет не только для людей, но и для неба. Сонный разум Се Ляня подумал: «Как символично. Если луну перестаёт быть видно, не значит, что её там нет». Се Лянь выпрямляется, осматривая салон машины, в которой находился он один. Зато перед его окном боком стоял Хуа Чэн, не выпуская Се Ляня из-под своего красного крыла. Вдалеке виднелись силуэты Хэ Сюаня и Ши Цинсюаня, они шли к небольшому ресторану, на набережной, стены которого большой террасой выходили на море. Это был элегантный шатёр, с большим расстоянием от столика к столику. Было видно, что выручки им хватало, хорошее оформление, гармоничные цвета, элементы дерева, а то и камня, огороженное фонарями. Лишь часть выходящая на воду была менее ярко освещена. Она сливалась атмосферой с самим берегом, такая томно-спокойная, та, что ветром будет гладить по щекам, заставляя любимые руки человека рядом накрыть ваши щеки, согревая своим теплом. Атмосфера… романтичная. Далёкий мегаполис отсюда и не видно. Лишь вода, точащая камни и обволакивающая песок. Щелчок. Открывающая дверь запускает морской воздух. Се Лянь вдыхает его полной грудью, хотя дышать ему не нужно уже очень давно. — Гэгэ проснулся? — шёпот. Тихий-тихий. — Саньлан, — с лёгкой улыбкой принимая протянутую руку, — здесь очень красиво. — Хочешь пройтись по пляжу до ресторана? — Только берег, море и Саньлан? Хуа Чэн смущенно кивает, ведя Се Ляня по лестнице к берегу. Набережная длинная и полна самых разных развлечений, но, оказываясь ниже, на самом берегу, все звуки заглушает вода и их поступь по мокрому песку. — Подожди. Се Лянь останавливается, и Хуа Чэн опускается на одно колено, расстёгивая застёжку его туфель и аккуратно снимая носки, также бережно складывая их в обувь. Наспех разувается и сам, беря две пары обуви. Се Лянь краснеет мёртвой кожей, но ступни приподнимает, когда руки Хуа Чэна трепетно снимают его обувь. А после также нежно оглаживает, перед тем, как ступни Се Ляня дадут реакцию всего тела на температуру и текстуру песка. — Саньлан, дай туфли. — Этот верующий может и сам. Долгий выдох. Рука Се Ляня касается локтя Хуа Чэна и второй сгибает руку, чтобы демон держал его под руку. Шаги рядом, что омывает морская вода. Течения были к ним благосклонны и она не ледяная. Приятно холодная, со временем становясь привычной. Ступни зарываются в песок, слышно лишь их шаги, их дыхание и обволакивающую их воду. Луна выстилает им дорожку, не давая стереть её даже морской пене, что играет где-то вдалеке, ближе к горизонту. Ресторан всё приближался, заходить в суматоху и яркость так не хотелось. Хотелось остаться здесь, где они одни, только вдвоём. — Саньлан. Идём в воду. Мужчина тихо посмеивается, планируя возразить. Как это мы пойдём мокрыми в престижный и дорогой ресторан? А после становится всё равно и Хуа Чэн, оставляя обувь на берегу, идёт в воду, крепко держа Се Ляня за руку. Брюки неприятно прилипают к телу, когда малейшая волна отступает, но когда они погружаются дальше, никто не может нарушить их идиллию. Луна освещает половину лица Хуа Чэна, и Се Лянь просто не может сдержаться, обхватывая его щеки ладонями. Губы изламываются и с глаз скатывается та же влага. От переизбытка чувств, от всего того, что было в прошлом. — Саньлан, — так тихо и надломано. Так благоговейно и счастливо. Кто ещё мог услышать такой голос лжебога Сяньлэ? Испытывающего целый спектр эмоций, пока, кажись, даже сама вселенная замолчала. Руки Хуа Чэна оказываются на бёдрах, подхватывая на руки, заставляя охватить его тело ногами. В воде лжебог кажется совсем лёгок. Не то что бы это было бы проблемой не носить Се Ляня на руках…  да, звучит, как самое худшее наказание. И вот, они по пояс в воде, наплевав на всё остальное, соприкасаются губами. Поцелуи выходят лёгкими, не углубляя. Хуа Чэн сцеловывает его слёзы, шепчет попутно, цитируя порывы самых углов души. — Гэгэ, — поцелуй в висок, мочку уха. Ладони Се Ляня ведут с щёк, шеи и до плеч, останавливаясь на них. —Гэгэ станет моим? — шёпот. Лжебог издаёт всхлипывающий звук. Другие демоны наверняка посчитали бы его постыдным. Но ему всё равно. Пусть хоть по его спине пройдут сотни ударов кнута. Если это нужно для будущего рядом с Хуа Чэном — он готов. — Да. Да, навсегда, — улыбается в поцелуи, — А Саньлан... Саньлан станет моим? — Уже, — проводя языком по губам демона, чтобы разомкнуть. Солёный привкус, толи хрустальные слёзы, застывшие на губах Хуа Чэна, толи капли воды, желающие участвовать в сплетении душ.

***

— Я совершенно точно видел как вы сосались в воде. И раз у Се Ляня была возможность колдовать с вашей одеждой, почему он не убрал эту чёртову цепочку? — Хэ Сюань уже что-то потягивал из трубочки, сидя за их столиком. — Вы выглядите потрясающе! — запел Ши Цинсюань, стараясь держать себя в руках и не докоснуться до ткани их одежд, — Его Высочество редко увидишь в чем-то кроме простых ханьфу. — Цинсюань, можешь называть меня по имени, — смущенно садится за стул, заботливо отодвинутый Хуа Чэном. — Инь Юй с Циином не захотели приехать? — руки обрамлённые в красный берут в руки меню. — У Циина завал по работе. Он пашет, чтобы потом точно быть на новый год дома, — Хэ Сюань пожимает плечами, — Представляю лица А-Ли и А-Бию, когда они увидят нас. — Цзецзе смогут приехать в этом году? Почему я узнаю об этом позже тебя? — Она хотела сделать сюрприз, но я то знаю, что ты влюблённый дурак и новый год захочешь праздновать со своим милым. Небось не вспомните вообще о нашем существовании. Может, в этот момент Се Ляню стоило не так отпускать ситуацию. Не так сильно расслабляться рядом с Хуа Чэном. Хэ Сюань был слишком занят едой и разговорами, чем тем, как нисколько не дрогнула привычная улыбка Се Ляня, при новости о встречах с сёстрами Хуа Чэна. И лишь Ши Цинсюань, помня, как безумно выглядел демон с настоящим упоением, рассказывая, как всё празднество следил в углу комнаты за хозяином квартиры. И честно, ему становилось жутко. Жутко, от того, что, пока Хуа Чэн не знал и половины жизни Се Ляня, тот оттачивал в своём сознании каждую его привычку. Мог с точностью узнать походку, он знал сколько у него ресниц, знал положение всех книг в его шкафу. И конечно, он знал, в какие года его сёстры были на новый год, а в какие нет. И слова, которые все должны были здесь услышать не прозвучали. «Я помню А-Ли и А-Бию! Потрясающие девочки, я так рад, что вы до сих пор держите связь». Ши Цинсюань... испытывал смятение. Он смотрел на Хуа Чэна, который готов был вырвать своё сердце и положить в ладони демона, но руки лжебога уже были в его крови. Состоявшийся в жизни человек, он стоит на головах тысячи людей, но бывший Повелитель Ветра видел насколько он беззащитен перед древнейшим созданием. Он видел насколько он открыт и даже не подозревает. Он готов кашлять гардениями, пока Се Лянь считает его ресницы, благодаря судьбу, за то, что не дышит и не может разбудить. За то, что может скрыться в темноте, не следуя своим же правилам. Се Лянь был помешан, под действием демонического заражения. И Ши Цинсюань не знал, сможет ли Хуа Чэн прийти к балансу их отношений. На губах просвечивается прозрачная улыбка, когда взгляд человека устремляется на демона. Он замирает на пару секунд, даже задерживает дыхание. И Се Лянь... выглядит мягко. Он не выглядит как тогда, пару лет назад, с ярко-жёлтым светом в глазах, хватая и впиваясь ногтями в собственные плечи. Ши Цинсюань хочет верить, что… у них всё будет хорошо. Что Хуа Чэн правда сможет, без страха и отвращения к своим чувствам дёрнуть демона за поводья. Улыбка Ши Цинсюаня поблекнет к концу вечера. Се Лянь чувствовал себя... комфортно. Он водил взглядом по интерьеру, проводя сравнения какие из стилей их архитектуры могли привести к находящимся тут. Но как бы он не был заинтересован и видом на море, и город, на пристань и звук волн, омывающие камни, все его органы чувств всё равно обращались к одному человеку. Голос Хуа Чэна был расслабленный. Не тяжёлый, с которым он говорит на работе, со всеми, кроме Инь Юя, не томный, которым он любит шептать нежности ему на ухо. Он был спокойным, плавным, выше, когда смеялся с шуток Хэ Сюаня. Без стеснения и скованности они были рады поговорить о будничных делах, о планах на будущее. Мёртвое сердце успокаивало свой несуществующий бит, когда между ними не чувствовалась пропасть из-за тех быстрых, но… Из-за тех быстрых недель. Мысли Се Ляня возвращались к новым палочкам благовоний. Благоразумие, справедливость, умеренность, ценность, доверие были его надеждой и опорой. Зажигая и видя как горит палочка, как дым обволакивает его картину, он видел в этом дыму отпущение каждого греха. Он видел в нём, что сможет справиться с заражением, что сможет стать для Хуа Чэна искренней любовью, без тёмных черт и закоулков. Но даже будучи в прошлом Его Королевским Высочеством Угодившим Богам, новую сущность не изжить из собственного тела. Отныне он был Лже Богом, получавший разные видоизмененные бывшие титулы. — Я оплачу счёт, — Хуа Чэн встаёт из-за столика, беря лишь карту из сумки, кладя её в карман. Изящным движением бёдер, облокачивается об барную стойку, в ожидании, забегавшегося сотрудника с терминалом, попутно ищущего и их официанта. Уйдёт время до того, как они соберутся и выставят чек. Облаченный в ярко-красный, с экстравагантными украшениями и струящимися иссиня-черными волосами. Не может не привлечь внимания, не может позволить оторвать Се Ляню глаз от себя, такого апофеозного, восторгающего. С идеально подходящей фигуре одежде и... Ох? Не тайна, что ресторан был дорогим. Не тайна и то, что даже в дорогих заведениях, особенно в дорогих заведениях, могли найтись люди, завявшие душой в собственных деньгах. А когда пропадает душа, распускаются руки, и хмельной мозг отключает сохранение собственной шкуры. Такие фальшиво высокие, дерзкие и непокорные, жертвующие другими ради собственного блага. Се Лянь не отводит взгляда с мужчины, подошедшего к Хуа Чэну. Одетого более чем банально, чёрная рубашка с рукавами в три четверти, расстёгнутые пару пуговиц, ещё одна, после жара от Макаллана. Хэ Сюань даже не смотрит, но поднял взгляд лишь на долю секунды, выглядя будто это совершенно привычное дело. В его голове что-то типа «Такой человек бы никогда не понравился Хуа Чэну». А Се Лянь смотрит. Пристально. Ши Цинсюаню правда очень тревожно. Он скомкивает салфетку, из которого минутой ранее делал подобии фигурки. Хэ Сюань же намного меньше проницателен и просто доедает свой чизкейк, наслаждаясь попутно терпким вкусом кофе. Ши Цинсюаню ПРАВДА тревожно, когда подошедший к Хуа Чэну мужчина завязывает разговор. Се Лянь делает тяжёлый вдох, старается взять себя в руки и закрыть веки. Это ведь несложно, просто держать себя в узде. Он справлялся с этими порывами его зараженной души. Он прошёл этот путь к искуплению для того, чтобы всё сорвать ещё одним грехом? Но в груди сердце изжимается, а зрачок только сужается. Такой мужчина как Хуа Чэн будет притягивать внимание. Конечно будет, шарм даже самой его главной повязки, навязчивое желание каждого иметь привилегию её поддеть, кружит голову. Провести пальцами по щеке, поймав растерянный взгляд, завести попутно прядь волос за ухо, чтобы лучше увидеть сокровенное. Никем неизвестное. Провести подушечками пальцев на едва заметных кругах под глазами, тщательно скрытых макияжем. Но кому бы хватило смелости? У задерживающих на Хуа Чэне взгляд наверняка всплывала весьма логично мысль «он, наверняка, уже занят». И если до недавних событий, они были отчасти неправы. По мнению одного собственника, повернутого, зараженного душой, скромного лжебога, они правы, конечно, были. А те, кто и хотели попытать удачу, всегда получал глаза змеи. Женщины — вежливый отказ, что вскруживало им голову ещё больше, мужчины — колкость. Этот Хуа просто дорогая шлюха! Ты про Хуа Чэнджу? Градоначальника Призрачного города? Кого ж ещё. Зачем ему обворожительная фигура? Чтобы под кого попало ложиться! Обворожительная? Всё с тобой понятно. Смелость. Какое сильное слово, но смелость поддеть пальцем глазную повязку была сродни глупости и неуважению. Это и сделала рука с чёрными рукавами в три четверти, пальцы которой пропахли сигаретами Макинтош, а может, чего и подешевле. Ши Цинсюань ОЧЕНЬ встревожен. Хуа Чэн, ранее получая в своей адрес наглые выражения, всегда ловко умел обломать и принизить. Язык не занимал колкости, а выточенная реакция, сама делала всё. Вовремя увернуться от потянувшейся медленно руки не было проблемой. Но, боже мой, даже самым сгнившим мозгом богачей не хватало смелости потянуться руками к лицу! Максимум — плечу, минимум — руке. Да и языком они чесали больше, чем распускали руки. Может, в связи с расслабляющей, атмосферой, чувства защищённости от присутствия Се Ляня рядом, может, Хуа Чэн вовсе такой наглости не ожидал. Но рука успела приподнять повязку, что та издала тихий шлепок о кожу, когда Хуа Чэн резко двинулся назад. Успев взглянуть на человека, кристаллическим глазом. Плечи приподнимаются от нервного вдоха, руки летят к повязке, поспешно поправляя её. С тихим ударом ткани о кожу, кажется, постепенно затихает и весь зал. Как это, в таком месте, такое происшествие! Хэ Сюань вовремя подняв взгляд, откровенно охуевает, собираясь интуитивно приподняться. Ши Цинсюань ПИЗДЕЦ КАК встревожен, переводя взгляд с людей за стойкой на Се Ляня. И только с языка Хуа Чэна собирается слетать самое грубое, что он только может придумать. Только он видит в глазах напротив него отвращение, его слова собираются стать ещё противнее, а кулаки чешутся выйти на улицу и хорошенько вмазать... Как у Се Ляня сносят тормоза. Внешность так порой обманчива. Се Лянь, даже ниже Хуа Чэна ростом, хоть и немного, выглядит издалека как простодушный человек, который хочет противостоять драке. Разъединить двух хищников, чтобы место не пострадало, совершить благое дело, в своих светлых одеждах. Но в глазах мелькает пугающий Ши Цинсюаня ярко-жёлтый. И не успев Хуа Чэн договорить первое слово, Се Лянь толкает мужчину в грудь с неимоверной силой. Дверь в заведение позади него, как сама по себе, распахивается. Чудом не упав, слышно лишь шорканье подошвы об асфальт. И может, официанты даже привнесли ему похвалу, за то, что не стало нужным звать охрану и создавать проблемы. Этот человек словно, даочжан, пришедший на помощь! Ши Цинсюань, подрывается с места, Хэ Сюань за ним, летит к Хуа Чэну, смотря из его места на процессию на улице и искренне дрогает, когда мужчина смеет ещё и что-то сказать ему. Идиот! Все палочки благовоний разбиваются в щепки. Весь путь к искуплению, затмевается очередным грехом. Се Лянь замахивается, Се Лянь бьёт со всей силы, буквально с одного удара вдавливая лицо бедняги в собственный череп. Кожа окрашивается красным, как и кулаки, они валятся на землю, и он бьёт, бьёт и бьёт. Разбивает нос, с того хлещет, Се Лянь берёт его голову в руки, ударяет об асфальт. Слышен противный треск, и на улицу уже выбегают друзья того мужчины. — Се Лянь! Большие пальцы перемещаются на глаза и вдавливают их, вызывая у мужчины очередной крик. Тот чудом не теряет сознание после удара о землю, хватается руками за самого Се Ляня, даже вмазывает ему в плечо. — Се Лянь! Но разве обычный удар может сделать больно самому лжебогу? Ши Цинсюань не может докричаться, он практически в истерике, он пытается подойти к двоим, но также не знает как вообще можно подойти?! Люди в потрясении выходят из заведения, кто-то даже лезет к процессии, но тех останавливает Хэ Сюань, под ложной заботой об их жизни. И только фигура в красном остаётся стоять на месте долгие секунды, до того, как к ушам Се Ляня не доносится: — Гэгэ! Кулак замирает, во взгляде на секунду мелькает осознанность. Хуа Чэн пробивается вперёд, но и его хватает за руку Хэ Сюань. Первый зыркает злобно, стараясь выпустить руку. Приподнятая голова мужчины для очередного удара не достигает бетона. Грудная клетка Се Ляня тяжело вздымается. Это ведь было их свиданием. Мужчина под ним захлёбывается в собственной подступившей рвоте. Се Лянь интуитивно переворачивает того на бок, наблюдая как по земле растекается содержимое желудка вперемешку с кровью. — Гэгэ, — Хуа Чэн подбегает к нему, сразу приподнимая с земли. Он выглядит таким опечаленным, что Се Лянь готов добить этого урода прямо здесь, расколоть череп собственными руками, без малейшего шанса и плюс жуткой историей в бригаду скорой помощи, которую вызвали очевидцы. Гэгэ. Гэгэ, почему ты испортил наше свидание? Руки Се Ляня устремляются к лицу, чтобы привычно закрыть глаза из-за испытуемого стыда, огородить себя головным убором с острейшими шипами, которые не дадут человеку приблизиться к нему. Хуа Чэн перехватывает руки Се Ляня, крепко сжимая его ладони. — Гэгэ, они… они в крови… Блять... Последняя мысль Хуа Чэна на грани адекватности была: «Всё хорошо, у меня есть связи, чтобы выпустить его сухим из воды». Последняя адекватность утекала меж его пальцев словно песок, оставляя только мелкие песчинки. И на руках Хуа Чэна тоже кровь. Но она похожа лишь на аксессуар, завершающий его образ. Такой же внеземной красоты. Под звуки мигалок, перелив сине-красного, их отталкивают от корячившегося на земле человека. Изуродованного, стоит наложить не мало швов на нос, сотрясение... Всё равно. Хуа Чэну было на него глубоко плевать. С самой высокой колокольни. Он крепко держит руки Се Ляня, поднимает его с колен и наконец уводит в сторону. Где-то ещё слышны переговоры друзей идиота и Хэ Сюаня. Ши Цинсюаню правда, хочется верить, что Хуа Чэн не выпустит поводья из рук.

***

— Я больше с вами НИКУДА не поеду, — Хэ Сюань идя последним, захлопывает за собой дверь в квартиру. Проворачивает щелчок, закрывая. — Поедешь, — хозяин квартиры снимает красный пиджак, бросая его на пол ванны, не долетел до корзины. Только сейчас выпустил руки Се Ляня, что до сих пор находился в предполагаемом трансе. Лишь шёл послушно за Хуа Чэном, ни на что не реагируя. — Поеду, но это всё равно... — Пиздец, — Ши Цинсюань закрывает лицо ладонями. — Цинсюань... ну, вообще, да, но то, что это говоришь ты, меня, честно говоря, волнует... Голос пары отдаляется, пока его вообще не прекращает быть слышно после хлопка двери в ванную. Хуа Чэн нервозен, взволнован. Он садит послушное тело на бортик ванной, осторожно придерживает за талию, поворачивая его в сторону крана. — Гэгэ, сейчас, — шепча под нос. Скорее всего, чтобы самому немного расслабиться. Руки Се Ляня подставляют под прохладную воду, не ледяную, как стоило бы. Звук воды успокаивает, успокаивает и приятное ощущение её на коже. Хуа Чэн тщательно скользит по его ладоням своими, внимательно осматривает костяшки, не разбиты ли они. Хотя, если бы и были, быстро затянулись. Демон уже давно освоил этот навык. Сразу как получил статус, освоил его ускорение. Пальцы Хуа Чэна тёплые, приятно тёплые, под его прикосновения хочется опустится в воду с головой. Как совсем недавно, всего пару часов назад... Мужчина делает шумный вдох, когда в его плечо утыкаются носом. Влага с рук капает на одежду. — Гэгэ... Се Лянь зажмуривается, стараясь найти покой в темноте, но перед глазами только и всплывают размытые картины. Грех. Это был грех, он ощутил ревность. Жгучую, неконтролируемую, та, что выступила искрой, сжигая всё, что он только начал аккуратно выстраивать. Весь его алтарь полыхал и целыми в его глазах, оставались лишь шесть палочек. Седьмая. — Нет... Огонь охватывает картину. Охватывает весь храм. В ярко-ярко жёлтых глазах Се Ляня отображается такое же ярко-ярко жёлтое пламя. Под его ногтями кровь. А перед ним его мужчина на привязи. С перерезанным горлом и выколотыми глазами. Это ведь то, что ты хотел. То, на что ты проливал свою сперму на шёлковые одеяла. Разрез на горле, куда ты трепетно мечтал поместить свой член. И его слепой верующий бы шептал. Ваше Высочество, я закатываю глаза. Ваше Высочество, вам нравится? Ваше Высочество, вы можете сделать ещё места во мне. Этот верующий будет только рад. Совсем как тогда, когда Цзюнь У со стонами вбивался в его мясо. И кровь под его ногтями будет из глотки Саньлана. Который на самом деле не говорит, а задыхается в мучительной агонии, но не может умереть. И лишь его сознание будет шептать родным голосом: Мне так хорошо, гэгэ. Ты так хорошо меня наполняешь. — Гэгэ, ты- Се Лянь закрывает Хуа Чэну рот рукой. Той, которую ещё не коснулась вода. Бордовая корка прилипает к губам, подбородку и щекам. А затем его рука, будто по ведению, прижимает эту руку к горлу. И на нём тоже остаются красные разводы, смешиваясь с каплями воды, отлетающими от ванны и выступившего пота. Хуа Чэн видит ужас в глазах Се Ляня. Он тут же вытирается рукавом, подставляет под воду холодные руки Се Ляня. Либо находится рядом, всегда угрожая опасностью, своей же, своим же телом и разумом, либо... Либо уйти из жизни Хуа Чэна. Взгляд на лицо выражающее глубокое волнение, он так крепко держит его руки в своих. Знает, что они мертвенно-холодные по его сути, но всё равно интуитивно пытается согреть. И пусть Се Ляня не сразу согревает тепло его тела, он видит в глазах его искренние, обволакивающие родным теплом чувства. И Се Лянь рыдает. Горько, стыдливо, зарываясь носом в его шею и шепча не прекращая «прости». Прости, я не могу тебя оставить, не могу отпустить. Не могу представить и дня без тебя. Я умру без тебя! Умру! звучит его голос одновременно с голосом ребёнка. Позволь остаться, лишь позволь. Эгоистично желая. Ненавидя свою сущность этой же зараженной сущностью. И только Се Лянь осознает, что его руки сжимают слишком сильно, до синяков,  осознает, будто смотря на их объятия со стороны. Только ужас заполняет его вены вместе с желанием впиться поостревшими зубами в жизненноважные точки. — Всё хорошо, гэгэ, всё хорошо. ? — Гэгэ, я не злюсь. За меня так ещё… никто не заступался, кроме тебя, в прошлом, конечно же. ! — Гэгэ, я люблю тебя, — гладя по голове, после впутываясь ладонью в волосы. Так робко, боясь дёрнуть хоть один волосок. ..? — Се Лянь. Се Лянь, я люблю тебя, прошу не плачь, — с рваным вдохом, после смешком, — Иначе я заплачу с тобой. И клыки больше не чешутся. Поцелуи в висок, скрытый волосами. — Люблю, люблю, люблю, люблю. Се Лянь зажмуривается, пока не распахивает глаза, чувствуя поцелуи на щеках. Сцеловывает слёзы. Хуа Чэн сцеловывает его слёзы, беря его лицо в свои ладони. Но не двигает его ни на миллиметр. Держит, так сокровенно и бережно. — Се Лянь. Люблю. — Саньл… — с глубоким вдохом. Лёгкие поцелуи смещаются с щёк на губы. И эти губы не хотят открыться, обнажая острые зубы. Се Лянь также осторожно целует в ответ, накрывая ладони Хуа Чэна на своих щеках своими. — Я… — продолжая меж поцелуев, — Я очень сильно, — поднимаясь с Хуа Чэном на ноги, крепко обнимая его, — люблю тебя. Лёжа в общей постели, смотря на бурный день, тихая, даже спокойная ночь выбивалась из картины. Казалась... непривычной. Два переплетённых тела, скрытых от лунных лучей тёмными занавесками, слушали дыхание друг друга. Се Лянь не решался произнести ни слова с своих последних. Но у Хуа Чэна были другие планы. Он хотел узнать ещё больше. Не успокоившийся рой мыслей, побуждал на вопросы, не подозревая куда они заведут. Он точно знал, что Се Лянь может менять своё тело. Отсутствие крыльев в присутствии других людей этому подтверждение. А ещё Ши Цинсюань говоря о том, что скучает о прелестях прошлой оболочки подтвердил, что они всё же существуют. И это значило, что истинная тоже являлась. И если Се Ляню будет комфортно об этом говорить, то будет хорошо. Примерно такие предложения формировала перенасыщенная событиями и снова стремящаяся к ним головешка Хуа Чэна. Смольные локоны разливаются  по плечам, как медленный ручей, обрамлённый тьмой и только едва заметный перелив луны давал им свет. Крылья Се Ляня подрагивают, когда полностью открывая глаза, он видит не только это, но и кровь разведенную в молоке. Хуа Чэн успел стянуть с себя повязку? Рука Се рефлекторно тянется к привычно скрытой половине лица. Ладони чешутся, только бы коснуться. И он касается едва-едва подушечкой пальца, чувствуя на нём же обхват ресниц. — Знаешь, — едва уловимый шёпот, — я почему-то помню, что глаз был выдран окончательно. А замутневший зрачок присутствует и я им вижу... — мысль, которая в промежутках крутилась в голове срывается с губ. Се Лянь позволяет себе лёгкую улыбку. Но осекается, когда понимает, что это такое же действие, как и все его остальные. — Совсем не помнишь? — Совсем. А ты? — Ммм, — лжебог задумчиво тянет, всматриваясь в только ему заметные крупинки, — Так ты им видишь? — Да. Размыто, но могу уловить движение, — Хуа Чэн льнёт к рукам Се Ляня, напрашиваясь на ласку. После тихого выдоха, губы демона порхают на веках его глаз, оставляя последний поцелуй на губах. — Я не думаю, что тебе понравится ответ, Саньлан, — грустная улыбка с отведённым, переживающим взглядом. Сколько же он может его расстраивать..? Неужели этот день станет концом? Мужчина заинтересованно наклоняет голову, скользя кончиками пальцев по подбородку демона, прося вновь посмотреть на него. — Гэгэ расскажет мне? — Ты заинтересован, но не смятён. Это неправильно. — Ммм, да, — упираясь подбородком в руки, — Не думаю, что гэгэ может навредить мне. Сказанное не было другой интонации. Наоборот, Хуа Чэн говорил как нельзя уверенный в своих словах. Но он был неправ. Се Лянь держит лицо. Действительно держит, до момента изломанных губ. Хуа Чэн понимает по-своему. — Гэгэ, — садясь на кровати, беря его руки в свои, — Какой ответ бы не был, я его приму. — Ты… — лжебог повторяет действие мужчины напротив. Вновь наплывают события дня, и Се Лянь с трудом формирует свои мысли через ком вины в горле. Хуа Чэн имеет право знать. Он ведь не только его безумно любит, но и уважает. Учится делать это после всего. — Моё живое тело давно мертво, — давит резкий вдох, видя посерьёзневшее лицо, — Это моя оболочка, в которой именно я, душа, я могу создавать клонов со своим сознанием, но это немного не то и не по теме... Меня нельзя убить, но я не бессмертен. Своеобразное понятие жизни хранится в прахе демонов, если развеять прах — умру и я. Навсегда. Хуа Чэн кивает, видимо не до конца понимая связь между темами. А затем он поднимает распахнутые глаза с их переплетенных рук в глаза Се Ляня. — Этот кристалл, в твоём глазу... — Это твой прах? Секундное неверие. — Почему я им вижу? — Потому что он прижился. Я поменял его форму именно на твой бывший глаз, полностью копируя зрительный нерв, сетчатку, стекловидное тело... Некогда живое просто сделать живым. Хуа Чэн кусает губы, касаясь кончиками пальцев века. Его плечи неуверенно подрагивают. Комплекс, вплетенный в его личность годами, оказывается частью чего-то прекрасного. Не частью, а воплощением. И он должен был гордится этим, а не прятать за повязкой, какой же он... Брови лжебога сводятся. Он снова навредил, он снова сделал хуже. Его дрожащие руки выгравировали каждую часть с таким эгоистичным рвением. Но когда рядом с горящей спичкой загорается вторая, они затухают быстрее. — Эгоистично ли желание, того, что я хочу чтобы твой… прах видел только я... Знал, что он там, только я... — Хуа Чэн сжимает бёдра, постыдно опуская взгляд. Се Лянь задыхается. Он накрывает щеки Хуа Чэна руками, снова вглядываясь в песчинки. — Никогда не смогу тебя покинуть, — касаясь лбами, — И как же я этому рад. — Ваше Высочество... — Нет, — серьёзным тоном, — гэгэ. — Гэгэ? — Гэгэ, — прикасаясь губами ко лбу. Хуа Чэн молчит пару секунд. — Лаотоу? ... ... ... Се Лянь быстро выпрямляется, удивлённо смотря на мужчину. — Саньлан! Можно хотя бы лао-сяньшэн.. — Лао жэнь цзя? — Сяо Хуа слишком много себе позволяет! Хуа Чэн, тихо посмеиваясь, ёрзает на кровати. Льнёт в объятья Се Ляня, намекая, что шутки закончены. — А-Чэн, — проводя руками по волосам, накручивая на палец прядь, вслушиваясь в сбивающееся дыхание, — Почему ты подпустил к себе того парня? — неожиданно. — Я? — Одно слово и этим же вечером он будет перевариваться в моем желудке, Саньлан. — Гэгэ? — А после этого я вспорю свой живот, чтобы снова съесть его остатки, и так до тех пор, пока он… — Гэгэ! — Хуа Чэн закрывает ему рот ладонью, — Я больше никого к себе не подпущу, обещаю. Зачесавшиеся клыки Се Ляня вновь успокаиваются от его слов. И это ломает лжебога только больше. Вырвавшиеся свои слова, обещания Хуа Чэна, так неправильно, так... Не так поступают с любимыми. — Саньлан, я... Лжебог делает огромный шаг над собой. — Я хочу пообещать. Не только тебе, но и себе. Чтобы не посметь прервать этот правильный порыв. — Завтра. Завтра я кое-что расскажу тебе. Завтра. Завтра я расскажу тебе всё. И ты сделаешь выбор, сделаешь выбор держа в руках клинок, чтобы вонзить его мне в горло. Так будет правильно. Так будет правильно для твоей судьбы, ставшей дороже мне собственной жизни.

***

Тело проваливается. Не ощущается, банальное движение пальцев не под контролем. Разум на пару секунд оказывается далеко от него, и наблюдение за телом выходит, как в каких-то видеоиграх. Движения смазанные, то слишком резкие, то наоборот ужасно медленные. Грудную клетку сдавливает, постоянно хочется выгнуться, раскрыть её для вдоха, который так и застыл в нежном горле. — Хуа Чэн. Слишком громко. Ужасно громко, будто чужие губы по обе стороны его головы и говорят прямо в уши. — Значит ты действительно демон, раз можешь быть здесь, — усмешка. Тише. Тише. Тише. Тише. ТИШЕ. ТИШЕ. ТИШЕ ТИШЕ ТИШЕ! — Сильный мальчик. Влюблённость ослабляет, знал? — ЗАТКНИСЬ, — человек хватается руками за голову, пытается закрыть уши, отползая назад. — Открой глаза. Как по приказу веки поднимаются. Он чувствует себя нагим в ногах человека перед ним. Человека? Левый глаз Хуа Чэна смотрит на отсутствующий глаз Цзюнь У. Правый глаз Цзюнь У смотрит на повязку Хуа Чэна. И схожесть успокаивает. Его дыхание уже не отдаётся ударами по перепонкам. Оно выпрямляется вместе с его спиной. — Пойдёшь со мной? Хуа Чэн оглядывается, не видя ничего. Завлекающая тьма тянет к нему свои руки. — Где гэгэ… — шарит руками по поверхности. На губах Цзюнь У мелькает усмешка. — Дома. Мы просто прогуляемся, и я тебе кое-что покажу. Но сначала нужно выставить условие, — Цзюнь У садится перед ним на колено. Хуа Чэн хмурится, — Мы не будем лгать друг другу. — Разве можно вот так поверить в это услови- В бездонно-чёрной радужке Хуа Чэна вспыхивает красный. По запястью Цзюнь У стекает кровь, из раны на ладони, что он только что себе нанёс. Клятва на крови. — Буду говорить тебе о Сяньлэ. Се Лянь упоминал это государство раньше. — О ком? — А кого ты позвал пару минутами ранее? Всё сходится. Хуа Чэн смотрит на свою ладонь. — Ты демон? Как он? — Лжебог. Нет. Черты Цзюнь У чересчур мягкие. Даже отличительной белой пряди нет, которую в падение Се Ляня он так запомнил. И Уюн лжёт, не чувствуя чужую ладонь на своей, но протягивая кинжал. — Я не был небожителем, как Сяньлэ. Поверь мне. И сознание играет злую шутку. Предложение клятвы, не значит её соблюдение до того, как она вступит в действие. Хуа Чэн делает надрез на ладони, чувствуя боль. Он хмурится, сжимая челюсти, но прикладывает. Пальцы мужчин скрепляются вместе. Обещаю не лгать. Просто, коротко. Цзюнь У помогает Хуа Чэну подняться. — Можешь звать меня Уюн. Так зовёт меня Сяньлэ. Чтобы Хун-эр, что орал в глубине души о воспоминаниях, об этом имени не докричался. — Почему Сяньлэ и Уюн? — Названия наших государств. Минули уже тысячелетия, так что остались лишь имена. Они идут не спеша, шагают в бездну. — Ты влюблён, Хуа Чэн. Мужчина кривится от таких слов от незнакомого человека. Недовольство так же было из-за руки, что продолжала крепко держать его. — Сяньлэ необычен. Молчание. — Просто хочу показать кое-что. Не все демоны плохие, так ведь? Сяньлэ больше не обижал тебя? — Больше? — Разве не он за тобой? Хуа Чэн резко оборачивается, но ладони его не отпускают. На мужчину смотрит лжебог с красным зонтом и пустым взглядом. Он неспешно идёт на него, проходит сквозь. Улыбка растворяется так же быстро. Иллюзия. Хуа Чэн наблюдает за белым силуэтом, идущим в никуда. Оборачивается на звук колёс, резко тормозивших по асфальту. Мужчина отшатывается, видя перемолотое тело и только едва уцелевшие нежно-бежевые каблуки. Та девушка, которой он отдал свой зонт. Первая, о ком он только подумал в роли своей девушки. И в этот же вечер её и по частям было не собрать. — Что... — Смотри. Хуа Чэн много раз моргает перед тем, как видит часть своей спальни. Кроме рук его касаются белые рукава, в которые эти руки и облачены. Как он тогда не почувствовал ткань? — «Моему Саньлану нравится?» Как он мог, блять, забыть? Спихнуть на сон? Не может быть. — Ты дал клятву говорить правду, но то, что ты показываешь… — Это правда. И ведь не врал. Лицо Хуа Чэна выражает непонятную эмоцию, он смотрит, хмурит брови, но взгляд напуганный. — Не злись на меня. Наигранно извиняюще. Картинка тухнет. Он пытается вспомнить тот момент. Как он вообще мог про него забыть наутро? — Есть ли ранг выше лжебога? — Нет. Сяньлэ сильнейший. Помнишь первую не свою мысль? — Мою что..? — Ты так и не понял почему нельзя было просто скинуть всю работу на Циина, а тем более не позвать его на помощь с коробками. Это ведь не твоя мысль. И ведь правда. Хуа Чэн пытается разъединить руки и на этот раз ему дают. Их перемешанная кровь течёт по пальцам. — Эмин, он переживает. Хуа Чэн снова оборачивается. — Идём домой, я отведу тебя. — Идём домой, Эмин. — его голос. Но он ведь ничего не говорил? А затем лицо Се Ляня меняется, так странно, будто расплавляется в бесформенную плоть, а затем собирается снова. Хуа Чэн видит себя в месте, где он не был и поступок, что он не совершал. — Это он принёс Эмина? — немного успокаиваясь. — Знаешь, что было второй мыслью? Хуа Чэн замолкает, улыбка сходит с лица и зрачок сужается с каждым словом. — Зачем мне Инь Юй там? Чтобы имея доброту душевную вступился за этого малоимущего? Доброта не вечна, нужно зайти в финансовый отдел компании и просчитать все проценты, которых они не установили. Хуа Чэн отходит от Цзюнь У, врезаясь в следующую картину. И сразу же закрывает лицо руками. Кровь запеклась. — Мне придётся продать всю сеть, — будто пытается открыть глаза, вразумить, но тот лишь кивает. — Нет, — пауза, Хуа Чэн смакует слова, — И этого не хватит. Самым страшным был человек в белых одеждах, руки которого лежали на его плечах и рот их открывался одновременно. Нежный голос Се Ляня перерастал в его, более низкий. — Нет-нет-нет, — с трудом раскрывая глаза, — Ты не прав, я не... — Проще винить себя, чем любимого, так? — Заткнись! Закрой свою ебанную пасть. — дыхание учащается. — Да. Хэ Сюань здесь больше не появится. Мы позаботимся об этом. — ЗАТКНИТЕСЬ! — Самый «лёгкий» путь, для заполучения демоном человека это семь пунктов. Заставить человека ощутить на себе семь грехов, после душа не сможет упокоиться и сильное бессмертное существо сможет забрать душу, сделать оболочку копией той, что была при жизни. Се Лянь приготовил семь палочек. Знаешь, что там за пункты? —Я сказал тебе замолчать. — Тогда смотри дальше сам. Хэ Сюань перешагивает через перила моста. — Нет! НЕТ! Перестань мне это показывать! — Хуа Чэн бежит к фигуре друга, но не может схватить его. Руки проходят сквозь. Смешок в тот момент слышал только Ши Цинсюань. И заглушил он его своим криком. Смешок. Что-то отдаленное от доброго и такого желанного смеха Се Ляня. От смеха, от которого расцветали цветы. Снова гардении. Хуа Чэн обессиленно поворачивается к белой фигуре, на другой стороне моста. — Что с тобой? — Инь Юй начинает с вопроса в лоб. Хуа Чэн снова смотрит на Се Ляня за своей спиной. Так скованно. — А что не так? Скованно чувствовала себя и его шея. Се Лянь будто держал его на поводке, крепче затягивая парфос. — Приказам, Инь Юй. Где бы ты был сейчас, если бы не я? Работал бы уборщиком в забегаловке? Слова слышатся будто из под слоя воды. — Ты уволен, Инь Юй. — Помнишь, свои мысли? Что мог и не останавливаться на светофоре? Это нетерпеливая натура Сяньлэ на свои вещи и ещё один пункт, — Цзюнь У складывает руки сзади, скрещивая пальцы, играючи. — Господит Хуа, — Инь Юй легко кланяется. Безэмоционально, — Я могу приступить к работе? — Почему ты ещё не раздвигаешь ноги в каком-то дешёвом борделе, Инь Юй? Вот, что он сказал тогда. — Гэгэ, почему... Фигура в белом пропадает перед ударом Циина. Клятва. Забавно. — Это я сообщил ему о делах. Сяньлэ не бросает игрушки, не выдрав из них весь пух. В чем тогда интерес? Приход Хэ Сюаня, то как он поднимал его,  осматривая нос. Как Хуа Чэн сказал «Да», только потому, что Се Лянь на время бросил игрушку. А затем взгляд зацепляется на цифры. Ненастоящий лифт. Сердце начинает то ли биться быстрее, то ли замирает от догадки. — Погоди… Рядом с ним в лифте стоит Се Лянь. Хуа Чэн нерешительно смотрит дальше, наблюдает за своими эмоциями, за ужасом на лице, от постоянно открывающихся дверей и ведущих в никуда. Если бы он не был так впечатлен увиденным, то точно настороженно вгляделся в пустоту вокруг. Тот же коридор. Тот же коридор. Тот же коридор. Тот же коридор. Света нет. Лживое спасение. Без мольбы и уговоров. — Так нужно, Саньлан. — Я знаю, что ты слеп на него. Красиво помутневший глаз, будто кровь с молоком. — Моему Саньлану осталось потерпеть ещё немного. Лживое успокоение. — Семь пунктов ведут к смерти, — голос охрип, — Когда он хотел меня убить? Цзюнь У молчит. — Я не знаю. В влюблённом и поэтому слепом сердце зарождается надежда. — Мог ли передумать? — вопрос самому себе. — Гэгэ хочет взять меня? Фраза пронзает, выбивает из колеи, из мыслей. То, что он принял за кошмар, зная, что демоны существуют, вспомнив прошлое! Какой же он скудоумный! — Фамилия Се, имя Лянь. Хуа Чэн смотрит за свою глупую улыбку. Опускается на колени медленно. Он смотрит на свои тонкие пальцы и лишь слышит. — С.. Гэгэ, слушайте, ха.. — Больно? — тон Се Ляня обеспокоенный, — Давай я выйду и растяну ещё. — Гэгэ, — улыбка, — Гэгэ, пожалуйста, продолжай. — Гэгэ! Ах, чёрт! Его стоны громкие. Он не стесняется своей наготы перед посторонним сейчас. Больно. Гадко от самого себя, что не гадко от стонов и звуков хлопков тела об тело. Что сердце бьётся сильно от прекрасного лика Его Высочества, и он обессилен против собственных чувств. Он готов слиться с неосязаемой картиной и рыдать, но захлебываться именно под его телом. — Мой Саньлан так хорош собой, так красив. — Мой Саньлан так хорошо справляется. — Мой Саньлан настоящий умница. По щекам катится влага, и Хуа Чэн тянется, но ломается. Он чувствует предательство вместе с страшной убежденностью, что он желает захлебываться в собственной крови, лишь бы её впитал в себя Его Высочество. — Знаешь почему ты мечешься? — Цзюнь У с трудом скрывает широкую улыбку в голосе. Хуа Чэн поднимает красные глаза на свою кухню. В ушах ещё слышны его стоны, всхлипы, но последнее ломает его окончательно. Фигура Се Ляня делает порез на безымянном пальце, смотря как пара капель ложится в бокал Хуа Чэна и скрывается от его взгляда вместе с фигурой, когда он входит на кухню. — Безымянный палец брака, а кровь ужасно ценится у демонов. Ты это понял ещё с нашей клятвы. — Что за пункты? — недоуменно поворачивая голову к Цзюнь У. — Сребролюбие, гнев, уныние, страх, осквернение бога, грубо-чувственное половое влечение, зависть. — После них смерть? — После них смерть. — Зависть ещё не произошла? Я должен кому-то завидовать? — поникший взгляд мечется вместе с дрогнувшим голосом. На самом деле, Цзюнь У глубоко плевать на клятву. — Да. — Зачем ты показал мне всё это? — глубоко подавленно. — Хотел наладить с тобой отношения. Мы с Сяньлэ близки. Не в первый раз одабриваю его любовников. Лицо Хуа Чэна тут же вытягивается. Человеческие чувства, как же легко. Глупые влюблённые. Брак с Сяньлэ равно власти. Разве непонятно? А поломанная игрушка, что игрушкой быть и не хочет, легко поломает по той же глупости и Се Ляня. Демоническое начало в Хуа Чэне кипит, и как только иллюзия прекратит его сдерживать, оно вырвется наружу.

***

Глаза мужчины распахиваются, устремляя острый взгляд в полоток своей спальни. Такой же затуманенный началом он переходит на Се Ляня, волнительно сидящего рядом. — Саньлан? — голосом, полным волнения. Се Лянь не успел рассказать.