***
— В чем смысл есть по ложке? Я ведь не голодал. — Мне всё равно. Фэн Синь сказал по ложке, значит по ложке. — Му Цин задумчиво помешивал рисовую кашу. — Где Фэн Синь? Ты мне не нравишься. — Завались. Он с Цоцо. — Цоцо? — Наш… его сын. — Наш? Му Цин в секунду придвигается ближе, одним движением надавливает на челюсти Хуа Чэна, затыкая его ложкой с кашей. — Жуй.***
Как только дверь скрипит, лжебог в тёмном ханьфу входит в комнату с подносом. Хуа Чэн с трудом садится на кровать. — Как там Се Лянь? Колкость в ответ не слышится, сарказм тоже. Му Цин лишь кидает взгляд из-под своих густых ресниц и ставит поднос перед человеком. Перед демоном. Перед Хуа Чэном. — Как сможешь ходить — узнаешь. — Ты не заходил к нему? — Никто не заходил. Ни к Цзюнь У, ни к Се Ляню. С ними Советник. Фэн Синь говорил с ним, он сказал, что духовная энергия Се Ляню не нужна, у него её слишком много, а... — А? — А у Цзюнь У наоборот. Жуй.***
— Вот. — Точно нет ничего, кроме рисовой каши? Она сладкая, как я могу есть её с мясом? — Сладкая? — Фэн Синь берёт в руки ложку, закидывая её в рот. — У вас что, сменился повар? — Какой ещё повар? — Му Цин говорил, моим питанием занимаются младшие служащие. — Он так сказал? — Фэн Синь улыбается, — Тебе готовил Му Цин. А в этот раз я, поэтому вышло хуже. — Что? Он? Лжебог берёт в руки миску с рисовой кашей, размешивая её. Хуа Чэн берёт в руки палочки, пытаясь взять кусочек свинины и лист салата одновременно. — Когда мы пали с Се Лянем и стали демонами, Му Цин уже имел ранг свирепого и шёл дальше. Се Лянь перегнал меня, он очень быстро занял пост лжебога. Мы с Му Цином стали его младшими служащими. И, если в прошлом всем бытом раньше кое-как справлялись мы благодаря Се Ляню, то когда он стал сходить с ума, было не до этого. Я плох в домашних делах, стараюсь, но всё валится из рук. Наколоть дров, починить кран, смастерить стол, это я могу. Му Цин же... настоящая палочка-выручалочка. Он умеет вязать, шить, вышивать, стирать, готовить. При жизни его мать болела и не могла этим заниматься, — с улыбкой пережёвывая кашу, посмотрел на Хуа Чэна, который слушал, но не знал, что сказать. — Се Лянь, кстати, отвратительно готовит. Эта каша ещё нормальная, потому что за всё это время я кое-как научился стряпать. — Не верю. — О да, поверишь. У него это от матери. То ли дань уважения, то ли он знает, что готовит ужасно и ловит от этого кайф. — Ты говоришь так... Вы сразу спустились до демонов или что произошло? Как можно было быть богами и не уметь готовить? — О-о-о… это долгая история. Ещё при первом изгнании Се Ляня с небес, — кашу перестали перемешивать. Демон вообще поменялся в лице, хотя старался этого не выдать, — Се Лянь же Наследный Принц Сяньлэ. То что проходят в истории… или в сказках? Былинах? Он вознесся ещё больше тысячелетия назад, а после в Сяньлэ началась война. Му Цин тоже из Сяньлэ, кстати, но мы никогда не пересекались, представляешь! Наверное… Ну, он спустился с небес, помогать народу. Не вышло. Началась охота за королевской семьёй, тогда мы и познали, как это жить в нищете, без слуг. Дальше Безликий Бай и закрутилось… — Безликий Бай? — Цзюнь У. Он с самого начала был лжебогом, демоном, но правил на небесах и… Му Цин заходит в комнату, ставя на поднос Хуа Чэна миску с обычным рисом. — В прочем, это уже не важно... Цин-эр, как ты узнал? — Увидел, что сахар не на том месте, значит добавлял. — Ну вот, слишком прекрасен, чтобы быть правдой.***
— Значит, вы..? — О, супруги, да. — Вы совсем не похожи. — А вы с Се Лянем похожи? Как там дела у Повелителя Ветров? — Ши Цинсюаня? — Хуа Чэн хватается за голову, — Я оставил их одних... — Кого? — Ши Цинсюаня и Хэ Сюаня! Боги, он меня не простит… Что будет, если забрать все духовные силы? Я забрал у Цинсюаня все, пока говорил с тобой... — О, думаю, с ним всё в порядке. Может, слабость. В любом случае, они не должны быть в его теле. Человеческом. Задай вопрос ещё Советнику, если не можешь успокоится. — Кто этот Советник? — Советник Се Ляня, в прошлом Советник Цзюнь У. Вспоминай курс истории, зачем нужны были Советники королевской знати? — Приближенный к королевской семье человек? — Ну, наверное, да. Его имя Мэй Няньцин, он старше нас всех вместе взятых, он неплохой демон. — Как он очутился здесь, если с его помощью Се Лянь вознесся? — Целью его жизни стал Се Лянь и Цзюнь У. Пал за ними. Доедай и давай попробуем встать. — Ясно.***
— Я навсегда останусь инвалидом! — Что за слова! Давай, я же тебя держу! — Я тебе не доверяю! Му Цин, стоящий у двери, устало трёт переносицу. Пока эти двое пытаются хотя бы встать, он успел уже: переплести высокий хвост, протереть пыль, зашить ханьфу Хуа Чэна, приготовить суп, потому что этот привереда стал отказываться от риса. — С чего ты, блять, мне не доверяешь?! Я с тобой ношусь уже дней десять! — Семь! Отпусти! Руки Фэн Синя, придерживающие Хуа Чэна за спину и руку, на этот раз правда отпускают. Тело ужасно слабое, а ноги не слушаются, будто он никогда не умел ходить. Морально тяжкое состояние. Смотря на свои ноги, свисающие с кровати, Хуа Чэн не мог понять, что чувствовать, кроме страха и негодования. Ему, вроде, пытаются помочь, но оказаться посреди комнаты без поддержки почему-то так пугало. Буквально месяц назад он принимал самые рискованные решения по управлению фирмой, а сейчас не мог встать. Если до этого момента его удручали мысли, то после пришло понимание. И понимание пугало. Фэн Синь и Му Цин были… Были неплохими. Пусть Му Цин заносчивый и вредный, он его кормил, а Фэн Синь пусть и походил на стереотипный типаж «тупой качок» разговаривал с ним всё это время и рассказывал довольно интересно. Без досуга симы тоже дохнут. Но встать — сейчас стало выше его сил. Банальное встать на ноги и пройтись по комнате, позже до сада. И есть уже не хотелось, как говорить и слушать. Му Цин отмирает от стены, смотрит на супруга рядом с поникшим парнем своего лучшего друга и раздраженно вздыхает. — Хорошо. Как насчёт пойти к Се Ляню? — Что? — одновременно две поднятых головы. — Тебя сад не мотивирует, маленькая цель тоже. Так пойдём к Се Ляню, духовной силы у тебя всё равно сейчас минимум. — Му Цин… — Фэн Синь крутит головой. — Я поговорю с Советником. Сидите здесь. А лучше не сидите, а ходите, идёт? Хуа Чэн хлопает широко раскрытыми глазами. Правда? Ему можно? Наконец можно увидеть хотя бы через дверную щель как там Се Лянь? Не засыпать каждую ночь, выпуская из-под головы подушку и стискивая её в объятиях, сильно зажмурившись, пытаясь представить рядом? Не думать о том что, может, он плохо старался и в состоянии Се Ляня есть его вина? Не стоило отвергать его ещё тогда, не выслушав? — Хватит. Я вижу, как у тебя происходят мыслительные процессы под названием накручивание, — Му Цин разворачивается, выходя из комнаты. Лжебог был похож на А-Бию, которой мама причитала, чтобы она занималась с ним в письме. А А-Бию всё время что-то пыталась придумать мотивирующее. Яблоки нанижет на деревянную палочку и обмакнет в карамель или побалует рисовыми десертами. И вот уже маленький Хун-эр исписал целых три страницы. Почерк лучше не стал, но обещания нужно выполнять, ведь так? Му Цин, к слову, тоже его кормил... Но Се Лянь, несомненно, был слаще всех десертов. Вдох. Переступая через гордость и протягивая Фэн Синю руки. Демон берет ладонь Хуа Чэна одной рукой, а второй придерживает за талию. — Ты не упадёшь, понимаешь? Я подхвачу. Выдох. Глубокий вдох. Отрывается от кровати и встаёт на ноги. На слабые, будто истончившиеся ноги. Как вернусь домой, начну ходить в спортзал два раза в неделю. А лучше три. Глубокий вдох. Резко ставит правую ногу вперёд. Не удерживает равновесие, падает назад. Фэн Синь одним движением оказывается за ним, телом, словно каменной стеной, даёт облокотиться и не позволяет упасть. Фу! — Фу! — Ты же и так гей, мать твою! — Ты не в моём вкусе точно. — Я сейчас отпущу. — Нет. — Ладно. Спина вновь выпрямляется, равновесие восстановлено. От тела Фэн Синя оторвался и хорошо. И вот так, шаг за шагом, находя свой ориентир в Се Ляне. Прошло немного дней. Для долгой судьбы демона, неделя — сущий пустяк. И тем не менее, Фэн Синь не мог смотреть не без улыбки на этого глупого человека. И пусть, в начале он переступал через презрение из-за клятвы Наследному принцу о сохранении хрустальной жизни Хуа Чэна (пришлось помотать, ради общего блага) теперь он крепко держал его, шутя, но не давая упасть. В какой-то степени он проявляет доверие? Кто Фэн Синь такой, чтобы не помочь парню лучшего друга? Они с Хуа Чэном, вообще, какие-никакие друзья! Да-да! Человек был… хмурым, усталым, видно, что его физическое состояние было шатким, и он очень быстро уматывался. Зато как светился, когда речь шла о Се Ляне. Вот уж какой. Сразу спину выровнял, глазки распахнул и слушает увлечённо, будто ничего больше не интересует. Проскальзывали, конечно, кроме вопросов и короткие рассказы. Например, именно от Хуа Чэна Фэн Синь узнал о случае на пирсе, о том, что в конце концов все семь пунктов провалились медным тазом. Ещё немного о детстве, совсем пара предложений. Что-то типа «Почему Саньлан? Потому что в семье третий», «Третий после кого? После сестёр. Братьев нет. Да, младший». Ещё совсем немного о предпочтениях в еде, которые тот вскользь упоминал. «Люблю еду из кафе брата. Скучаю по рамэну с утиной грудкой». Сказал и забыл. А Фэн Синь нет. Передал потом эту информацию Му Цину, устраивая с ним вечер готовки. Очень сближающее занятие, изготовление лапши, например. Особенно любимая его часть с смехом Му Цина, когда тот получает поцелуй в губы, с ладонями Фэн Синя на щеках. Стоит ли говорить, что всего в муке Фэн Синя? И вот они готовят не только для Цоцо, а ещё и для Хуа Чэна. Человека Се Ляня. Какой абсурд! Му Цин тоже проводит время с ним, но не открывший сердце человеку Му Цин — значит молчаливый, на первый взгляд заносчивый, вредный и помогающий только из тени Му Цин. Одни его подносы чего стоили. Фэн Синь уверен, благодаря великолепной еде его мужа, человек поправился быстрее! В ней же столько полезных свойств для живого организма, он, наверняка, учёл. Любимый Му Цин. — Я вроде, вновь их чувствую… — бубня под нос. Фэн Синь потихоньку убирает руки. — Какое облегчение, — Хуа Чэн посмеивается. Доходит до двери, пока она же чуть не прилетает ему в нос. — Советник разрешил, есл- О, молодцы. Человек пошатывается, хватается за руку подошедшего сбоку Фэн Синя и не падает. — Но не сегодня. Завтра. Мэй Няньцину нужно что-то подготовить. Так что идём за стол, сил хватает? — Хватает. Хуа Чэн проходит вперёд, осматривая коридор. Наконец выдалась возможность осмотреть всё вокруг. Свои четыре стены уже надоели и с каждым днём давили на него всё больше. Коридор оказался просторным, было уютнее Шэньу и храма Се Ляня. Даже цвет золота тут сводился на минимум, и больше фигурировало дерево. А пройдя совсем до конца коридора, Хуа Чэн увидел самый обычный дом. Может, просторнее, но вот лестница, вот кухня, даже двери не везде есть, заменяют арки. — Почему моя комната так отличается? — Потому что она часть храма, а не нашего дома, — Фэн Синь поворачивает Хуа Чэна в сторону кухни. — Так это ваш дом? — Да, — лжебог следит взглядом за супругом, проходящим на кухню первым, чтобы подставить к столу ещё один стул. — Третий для Цоцо? — Какой же разговорчивый. Да, но с ним не говори, не ответит. Спрашивать почему Хуа Чэн не стал. Это уже было не его дело. Опускаясь на стул, который для него отодвигул Фэн Синь (верх дружелюбия, на самом деле он хотел показать, но задвинул на автомате). Наконец можно было не следить за тем, что не упадёшь! Хотя тело быстро вспоминало, что да как, и Хуа Чэн чувствовал себя намного уверенней. На столе находились четыре порции обычного супа с лапшой, рядом также по небольшой тарелочке, куда нужно будет накладывать из общей деревянной посуды Сяо Лун Бао. Дальше небольшие пиалы с соусами и закусками в виде овощей. Хуа Чэн прощает Му Цину все его грехи. Складывает руки на коленях и смотрит за тем, как Му Цин уходит из кухни, возвращаясь с странным ребёнком, который ни на одного из мужчин не похож. Хуа Чэн честно не стал бы всерьёз расспрашивать о его происхождении у родителей (задаст вопрос Се Ляню) и тщательно рассматривать в планах его тоже не было. Но Цоцо встал прямо перед ним и сам стал бесстыдно разглядывать, не обращая внимания на вкусный запах еды. Мальчик лет пяти-шести, челка отросшая, хвостик сзади съехал. Одежды чистые, сам тоже, видно, что ухаживают. Но смотрит он проницательно так, что поежиться хочется. Человек улыбается уголками губ, махая рукой в качестве приветствия. Цоцо скрывается за полами одежд Му Цина, пока тот не усаживает его на стул. Хуа Чэн был младшим, в основном сестры возились с ним. В общем, Хуа Чэн решил не обращать внимания. Подождал, пока Фэн Синь сделает хлебок супа быстрее Цоцо, что тут же потянулся за ложкой. Традициями старшим начинать трапезу первыми? Ребёнку же нужно объяснить? А. Ох. Хуа Чэн решил больше не думать и увлечься супом.***
На следующий день, Хуа Чэн снова встал на ноги. Не без помощи Фэн Синя, но всё было откровенно лучше. Предстоял проход по столице ко дворцу Шэньу, два демона находились там. Фэн Синь объяснил это тем, что Мэй Няньцин и Цзюнь У живут вместе. Соответственно, решение было оставить Се Ляня тоже там, чтобы Советник приглядывал и за ним. Столица мертва. Логично, он единственное существо здесь, у которого бьётся сердце. И сыро как-то. Дождь не льёт, а сыро. Может, шёл ночью? А льют ли тут дожди? Под ногами Хуа Чэна пыль, камни, ветки. Но он идёт, игнорируя усталость в теле. Фэн Синь идёт рядом. Му Цин сидит с Цоцо. Советник стоит перед воротами и ждёт. Под глазами синяки, да и бликов в глазах нет. Ханьфу застиранное, видно, что домашнее, не то благородного тёмно-фиолетового. Стоит ли попросить прощения? По рассказам Фэн Синя Мэй Няньцин и Цзюнь У близки. Хуа Чэн не хочет просить прощения. Фэн Синь оставляет их наедине, и колени Хуа Чэна ноют только сильнее. Когда знаешь, что рядом опора, падать не так страшно. Но он справится. Предвещался долгий диалог. — Ты представляешь в каком состоянии тело Се Ляня? — Мэй Няньцин закрывает ворота. — Представляю, — сердце сжимается. Коридор похож оформлением на внешний вид замка. Но как и в случаи с родителями Цоцо, демон вёл Хуа Чэна в более глубокие комнаты. Домашние, те, что были не для общих глаз. Хуа Чэн открывает последнюю дверь сам и, если честно, он удивлён. Цзюнь У и Се Лянь лежат в одной большой комнате, но в разных углах. Человек не выдерживает, срывается к дальней кровати. Тело Се Ляня накрыто покрывалом. Не одеялом, что согревает, нет, это была белая простынь, для того, чтобы скрыть то, что под ним. В комнате стоит запах крови. Да такой сильный, что ощущался он на кончике языка металлическим вкусом. Зато открыто было лицо. И тогда сердце Хуа Чэна немного успокоилось, видя дрожь ресниц. Крылья понемногу отращивали новые перья. Хуа Чэн хотел докоснуться, погладить их, но не сделал этого. Се Лянь кажется слишком хрупким. Вопросов к Советнику было множество и ни одного одновременно. — Как он? — Регенерируется потихоньку. — Это будет долго? — Долго. — Моё тело выдержит столько времени нахождения здесь? — Выдержит, аномалия. — Что вы сказали? — Твоё нахождение аномально. Но, думаю, выдержит, ты ведь идёшь на поправку. К Цзюнь У Советник кидал взгляд чаще в его присутствии. Будто его успокаивало, что за Се Лянем смотрят и он наконец может уделять время второму ученику. Первому. Впрочем… Хуа Чэна не волновало. Смотря на лицо, приоткрытые губы, впалые щеки… он так хотел принять все те удары плетью на свою спину. — Кто такой Безликий Бай? Конечно. С вопроса в тыл. — Третья форма Цзюнь У. Се Лянь одержал над ним победу на горе Тунлу и больше её нет. — Немного не понимаю логической цепочки. — М-м... Се Лянь был наследным принцем Сяньлэ. Цзюнь У Уюна, который пал до существования Сяньлэ. Се Лянь вознесся в семнадцать. О поветрии ликов знаешь? — Знаю, но- — Оно существовало. Безликий Бай послал поветрие. У Цзюнь У оно есть. — Поветрие ликов? — Да, но не суть. Сяньлэ пало. Се Лянь спустился с небес, не получилось помочь народу. Он же его и погубил. Вступил на тёмную дорожку, Безликий Бай чуть ли не свел с ума. Но не свёл. Вознесся во второй раз, понял, что быть божеством не для него. Убил Безликого. Именно Безликого, пострадала часть праха тогда. Не захотел на небеса. Через восемьсот лет вознесся снова. Принципы поменялись. А потом пал с тобой на руках. Стёр тебе память, сошёл с ума, стал демоном. Узнал, что Цзюнь У и есть Безликий Бай, нехорошие были времена. Ждал, пока ты вырастешь. Обезумел и этой идеей, заполучить тебя. Вместе, что ли, в прошлых жизнях были? Союз бывшего божества, сильнейшего демона и человека-аномалии. Ты всё-таки с моим учеником отношения ведёшь. В каллиграфии хорош? — Плох. Я художник, дизайнер. — Как можно быть художником, но не быть каллиграфом? — Могу повторять чужой почерк, шрифты, но также много работаю с бумагами. Там не до этого, пишу как умею. Послушайте, Советник… в ваше время писали темперой? Или маслом? Есть ли здесь что-то такое? — Хочешь написать картину? — У меня есть одна… идея. Что вручить Се Ляню, когда он проснётся. Мэй Няньцин смотрит странно. Но кивает, обещая. — Спасибо, Советник. Разрешите ещё вопрос? Приподнятая голова ответом. — Можно ли как-то узнать, что сейчас с Ши Цинсюанем? Ещё меня интересует человек по имени Хэ Сюань. Мэй Няньцин стоит, корпусом направленный к Цзюнь У. Голова того вся в бинтах. Кровь просачивается, скоро менять. — Можно. — Правда? Вы поможете? — Честно говоря, только я и помогу. Хуа Чэн удивлённо вскидывает брови, поворачивается к Мэй Няньцину, до этого сидя боком, чтобы кидать взгляды на него, но в основном фокусируясь на Се Ляне. — Осмелюсь спросить: как? Советник, лезет в рукав ханьфу, копошась в нём. И достаёт... колоду игральных карт. — ... — ... — Кхм. Не то. В руках оказывается зажата другая колода. — Гадальные? — Именно. — Верите..? — глупое. Хуа Чэн, ты помнишь где находишься? — Молодой человек! — Мэй Няньцин обиженно опускается на стул, стоящий возле стола в центре комнаты. Странное… расположение, — Я был мастером своего дела тысячелетия назад! — Прошу прощения, Советник. Демон выкладывает карты в каком-то определенном порядке. Картинки на них тоже ничего Хуа Чэну не говорят. — У них всё в порядке. Рассвет после бури, штиль после шторма. Человек пожимает плечами, но старается улыбнуться. — Это хорошо.***
— Советник. Мэй Няньцин поднимает голову. Поворачивается назад, наблюдая как Хуа Чэн сгорбился над кроватью Се Ляня. Человек осторожно поворачивается на Мэй Няньцина, видя его в такой же позе над Цзюнь У. Голос дрогнул при зове, и демон видел… видел желанную пустоту. Ту желанную пустоту, когда хочешь не чувствовать то, что творится на душе сейчас, все сомнения и боль. Лик Се Ляня отвлекал его. Может, он придавался воспоминаниям и мог выдохнуть хотя бы на короткий, такой желанный, миг. Плечи дрожат, он сидит полубоком. И весь его язык тела орёт о напряжении и боязни ответа на вопрос. — Всё, что показал Цзюнь У… это правда? Мэй Няньцин смотрит в его лицо. На нём скользило столько эмоций, начиная с ненависти к себе и заканчивая смятением собственного выбора. Он спас жизнь Се Ляню, Се Лянь спас жизнь ему. А прошлое? Что делать с ним? Когда Се Лянь очнется, что будет уже тогда? А ведь ему всего двадцать с чем-то лет. По человеческим меркам... впрочем, он был для него таким же ребёнком, как и Се Лянь. Глаза блестят, буквально на мокром месте. В его тёмном глазу отражается свет свечи. Удивительно, но в подземной столице тоже бывает ночь. Советник опускает взгляд, вспоминая. — Не совсем. Хуа Чэн обратно поворачивается спиной, говоря как-то глупо-обиженно. — Мы дали клятву на крови. — Его кровь давно не имеет для него смысла. Как и клятвы. Хуа Чэн отвечает молчанием. Но Мэй Няньцин видит, как он ещё сильнее сгибает спину. А локти дергаются, значит сжал кулаки. — Что было неправдой? — Не то главное, что он донёс тебе. Не строй ложных надежд, Хуа Чэн. Но всё же не всё было правдой. — Мэй Няньцин отворачивается, но говорит достаточно громко, чтобы Хуа Чэн мог услышать. Но он не смотрит на Се Ляня. Мечется. — Он сказал, что не был небожителем, как Се Лянь. — Частично. Когда-то давно был, но при вашей первой встрече уже нет. — Не понимаю, — Хуа Чэн трёт глаза руками, — Как не понял, что это он. — Ты был мал, только недавно вернул память. В пространство, куда он тебя завёл можно назвать сном. — Господи, дальше… девушка, это Се Лянь её убил? — Да. — И Эмин в первый раз лаял на него? — Да. — И он… принёс Эмина домой? — Хуа Чэн. Мужчина поникает, ломя брови. — Хочешь поговорить с кем-то об этом. Но говорить ты должен с Се Лянем. Это твой выбор и никто не может на него влиять. — Что было ложью? — Слова про одобрения любовников, — Мэй Наньцин говорит улыбаясь. До чего глупо! — Момент с кровью в бокале. Се Лянь был искренен с тобой в тот вечер. Хуа Чэн молчит. Голос нервный, он говорит ломано, на грани истерики. — Такой пустяк? — Про то, что зависть ещё не прошла. Там он тоже соврал. — Что? — Он видел видения с твоей смертью, видел отношения Ши Цинсюаня и Хэ Сюаня. И безумие отступало. Затем появится ещё семь палочек, но идея разрушится с совершением греха. — Какого? — Ревность. — Блять… — дрогнув. — Всё остальное правда. И тянет тебя не потому, что безымянный палец равен браку. А потому, что это твои чувства и твой выбор. Пятиминутную тишину разбавляет Советник вопросом. Испытывая искреннее любопытство, он спрашивает: — О чём ты думаешь? Хуа Чэн понимает к чему этот вопрос. — О том, что поверил в ту чушь, — надломнено. Ох. Как же он попал. Руки Се Ляня были зыбучими песками, а Хуа Чэну доставлял удовольствие песок во всех слизистых. Он готов был задыхаться, лишь бы ощущать себя там, внутри, полностью в нём.***
Хуа Чэн приходил каждый день. Сперва ковыляя, иногда до ворот с Фэн Синем, либо с Му Цином. После уже шагая уверенно и сам. Иногда дольше задерживался на улице прежде чем войти. Рассматривал чужие храмы, рассматривал небо. Такое же аномальное, как и он сам? Иногда задерживался в коридорах, но в итоге всё равно заходил и проводил рядом с Се Лянем пару часов. Молча, иногда перекидываясь словами с Мэй Няньцином, иногда принимая от него чай. Советник заваривал мелиссу, после в ход пошёл Те Гуан Инь. Цзюнь У очнулся первым, полностью потеряв зрение. Хуа Чэн был близок к тому чтобы на него накинуться, как злобная кошка шипеть, царапаться, вонзаясь когтями. Но у Хуа Чэна не когти, а ногти, а клыки только выглядят острыми. Поэтому слыша возню и голос за спиной он молчал. Вину не чувствовал. — Мэй... Мэй, ты здесь? Вдох. Немного. Советник подлетает к стулу, но садится на край кровати, сжимая слабую руку своими. Они, видимо, холодные, раз Советник пытается согреть двумя. Хуа Чэн смотрит украдкой. Даже не смотрит, а подглядывает бесстрастно. Губы лжебога открываются для очередного вопроса, но Мэй Няньцин не говорит, показывает всё руками. Касается в нужных местах, и вот Цзюнь У уже сидит, а в руках его стакан с водой, который он жадно осушает. — Старайся не включать в действия мимику как можно больше. — Мэй-мэй, — Цзюнь У опускается на подушки, даже не подозревая, что они не одни. — Я здесь, — держа руку. — Так темно… Рука Советника скользит к щеке, аккуратно его поглаживая. — Я здесь, рядом. — А как же… Тощие пальцы скользят по лицу Цзюнь У. Большой останавливается на его губах. Демон выглядит молодо, старше него, конечно, но руки его старческие. Удивительно, почему так выдают? — Тише, я здесь, У-эр. — Я так рад, что ты до сих пор здесь. Больше Хуа Чэн не слушает. Любопытство перегорает, и он даже пугается, когда глаза застилает зависть. Он сменяет её горящей ненавистью, и Мэй Няньцин с Цзюнь У уходят. Интересно, зачем лжебогу нужен был брак с всевластием, если их отношения так теплы? А может и не теплы. Может, он в замешательстве, а может, ему всё равно. Хуа Чэн впервые остаётся с Се Лянем один на один. В смысле, с началом всего этого. Говорят, люди в коме слышат речь. Было ли это состояние комой? Хуа Чэн пытался говорить мысленно, но даже так разговор не шёл. — Гэгэ, я… Хрипло, от долгого молчания. Слова звучат робко и неуверенно, но это ошибка интонации. Он произносит то, что хочет сказать. — Гэгэ, я рядом.***
Жизнь в доме Фэн Синя и Му Цина казалась ему приятным отпуском. Они не были близки, но с ними было комфортно, весело. Хуа Чэн чувствовал себя ребёнком на летних каникулах у бабушки, которой у него никогда не было. Рано умерла, не помнил. Когда ходить стало легко, он делал мелкие дела по дому, один раз даже посидел с Цоцо. Приятный малый. Демон, оказывается умеет менять возраст на какой вздумается. Душу грызло беспокойство за Хэ Сюаня, Инь Юя. Он оставил Призрачный город! Уже на… на сколько времени? Пошла вторая неделя? Ну, две недели они справятся. Справятся же? А потом он вернётся и будет с Се Лянем под боком читать отчёты на своём ноутбуке. Будет здорово, тоже комфортно, но привычнее и ещё спокойнее. — Ты там в ней дыру протрёшь, — Фэн Синь забирает из его рук тарелку. — Да? Не заметил. — Иди, я домою. — Ты всегда домываешь, мне неудобно. — А ты каждый раз улетаешь в облака и трешь посуду по часу. Хуа Чэн кладёт полотенце, которым вытирал руки и позорно выдыхает. Было ли это поражением? — Иди к нему. На ужин Му Цин приготовит утку. Человек идёт по привычному маршруту. За эту неделю он познакомился с другими демонами. Ну, Фэн Синь рассказывал. Пэй Мин, например. Доставучий, хотя, скорее, заинтересованный им. Фэн Синь тогда сказал не говорить с ним, но в конце концов он не маленький. Знакомства были не последним, что крепко поставило Призрачный город на ноги. Короче, с Пэй Мином он говорил лишь раз. Начал говорить какими-то старо-древними намёками, а потом пришёл Му Цин и сказал, что Се Лянь открутит ему голову. Ладно. Еще была Линвэнь! Она выглядела очень усталой, Фэн Синь сказал улыбается она только Бай Цзюню. Вроде бы демон ранга свирепый? Хуа Чэн пытался запомнить эту иерархию их лжебогов, непревзойденных, свирепых и так далее, но голова его была занята немного другим. Смятением и угрызением, страхом перед будущим… На самом деле, у него было чем заняться. Это было кое-что для Се Ляня и он надеялся, что это сделает их отношения лучше, если Се Лянь захочет их продолжить. Хуа Чэн старался не унывать до того, как не состоится разговор с Се Лянем. Он просто будет с ним искренен. А что выйдет, то... то выйдет. Сжимает руки в кулаки и кривит губы, открывая ворота в Шэньу. Цзюнь У не здоровается с ним, хотя попадался ему в коридорах. А потом до Хуа Чэна дошло — не видел. А потом дошло снова, он ведь лжебог, высший демон, конечно, он слышал каждый его вдох. Не хочет и не надо. Но сегодня в коридорах его не было и вообще было тихо. Это привычно для начальных коридоров. Стук подошвы о плитку. Не так уж громко, но аура, что сегодня стоит в храме… Такая напряжённая и... напуганная? Раньше её можно было описать болезненной и тихой. Как молчание, в котором слишком много слов. То молчание, что преподносят близкие умершему. Плечи Хуа Чэна дрожат. Никто не умер. А затем он открывает дверь в комнату и не видит свою душу на кровати. Не видит привычных подрагивающих ресниц, заживающих крыльев. Хуа Чэн радовался каждому новому растущему перу. Не видит копну волос, расстелившихся на подушке. Не видит… Не видит… Хуа Чэн хватается за глаз, стягивает повязку и осторожно, дрожащими пальцами ощупывает веко. Осматривает помещение мутным взором и не знает, что чувствовать. Тревогу? Страх? Недоумение? Нужно срочно отыскать Мэй Няньцина и… — Саньлан, — голос сзади.