"Пожалуйста..."
***
Ли Минхо. Он же Ли Лино. Без вздоха на него не взлянешь. У кого-то это вздох восхищения, у кого-то раздражения. Кто-то даже вздыхает сочувственно. Но таких совсем уж единицы. Самому же Лино любое из этих проявлений эмоций со стороны не было интересно. Пришел в Снежную Стаю он только для достижения собственных целей. Ради этого он был готов отдать не только свою жизнь, но и жизни всех, кого потребуется и кто случайно попадёт под шальную пулю. Настолько он зациклился. Настолько ему было больно. Сколько Лино себя помнил, он никогда не был прилежным мальчиком. Но после пропажи отца совсем сорвался. Теперь на его руках кровь десятков убитых по приказу и не только. Даже сейчас, стоя под мутным светом, Лино видел её невидимые следы на ладонях. И не то чтобы от этого на душе всё было ровно. Было полгода назад. И месяц назад тоже. А вот сегодня уже нет. В зеркале отражался пластырь на щеке. Пальцы осторожно коснулись его. И отдернулись. Больно. Но отрезвляет. Устало трутся глаза. И вниз по стенке на пол. Плитка вытягивает из тела тепло. Минус тридцать два на душе поднимаются до минус тридцати одного. "Дальше носа Лино – его отражение в зеркале. Потому его заботит только он сам." Хочет ли он... быть таким человеком? – Иди к чёрту, Хёнджин. Иди к чёрту...***
Возможно, Ли Лино не такой уж и Дьявол, как считали многие. И как думал он сам.***
Пистолет летит в ящик. Гремит его внутренностями – в ящике инструменты. Наверное Джисону нужно быть нежнее. С инструментами. Щелкает кнопка, загорается свет лампы в самом уголочке стола. Поверхность его усыпана листами с расчетами, простынями чертежей, цветными мелками, мелкими деталями и ещё не весть чем. Ореол света выхватывает доску на стене – на ней ещё один чертёж, который столько раз стирался и рисовался заново, что в какой-то момент Джисон перестал считать. Однако здесь же, на столе, лежит то самое изобретение, которое он так старательно собирал и продолжает дорабатывать по сей день – умные очки. Ей богу, вертолёт с нуля смастерить легче, чем отладить эту хрупкую вещицу. Но Джисон любил изобретать новое и, пусть пришёл эту в стезю сравнительно недавно, делал огромные успехи. Будь его воля, он бы окончательно выбросил пистолет и остался в подвальной мастерской до конца дней своих. Но в Снежной Стае был Ли Минхо, которого все ненавидели. Джисон же не то чтобы любил его, скорее, хотел быть рядом столько, сколько получится. Чтобы если вдруг этому парню понадобилась рука, за которую можно ухватиться, он смог протянуть ему эту руку.***
Фриз тонет в чернильной темноте. Может быть, где-то в её глубине и живут монстры, но Со Чанбин знал – люди куда страшнее. Потому ему было даже любопытно поискать в ней какого-нибудь демона, чтобы убедиться – сладить с ним проще, чем с Ли Лино. "Проблемный ребенок". "Головная боль". Как только Чанбин его ни называл. И пусть с Лино не ладил не только он, всё равно сложно было не принимать это на свой счёт как прокол. Потому что с Ли Лино его репутация того, кто может найти язык с любым человеком, покрывалась тонкой сеткой трещин. И это было плохо. Потому что даже одна чёрная ворона в белой стае могла принести неприятности. В этой непростой ситуации Чанбин больше всего переживает за одного конкретного человека – его душу и сердце, заключённые в чужом теле. Того, кто смог подарить ему множество новых шансов и дарил подобные возможности многим другим. Кто-то был этого не достоин. Но он, этот человек, верил в людей. Всё ещё верил, несмотря на то, что они с ним сделали. Со Чанбин – это дар красноречия. Это переговоры с партнёрами и отчеты. Поиски информации, взломы систем, физическая сила и мощь, которую он предпочитает пистолетам. А ещё безграничная любовь. И всего этого бы не было. Если бы не этот человек. Он хотел бы его защищать, такого сильного, рассчитывающего только на себя. И, на ту чуточку, которую позволяет его трудный характер – на Чанбина. Чанбин облокачивается о перила балкона спиной. Смотрит на освещённый в такое позднее время кабинет. Чан задремал прямо за столом, подперев щеку рукой. Рядом дымится чашка ещё горячего кофе, которым он собирался продлить и без того длинную ночь. Листы документов с печатями высятся стопками на столе. Рваные шрамы на лбу и на правой щеке. Ловящий в клетку взгляд, сейчас скрывающийся под прикрытыми ресницами. Чан не слишком много рассказывал о своем прошлом. Но Чанбин знал, что ему и так было рассказано гораздо больше, чем остальным. И бережно берег эти тайны. Пора бы заканчивать на сегодня. А то новый день скоро начинать, нужно хотя бы немного прийти в норму. Когда дверь балкона захлопывается, и Чанбина окутывает тепло кабинета, он слышит: – Я очень хочу, чтобы они все работали сообща. Но нам всё ещё не хватает одного. Чан больше не спит. Светлые карие глаза сверлят темноту из которой пришёл Чанбин – с беспокойством и сожалением. Он мотает головой, пытаясь прийти в себя, потягивается и бросает взгляд на чашку. – Новый день принесёт новые вести, – Чанбин отбирает у Чана кофе, к которому тот чуть не успел приложиться, отставляет его подальше и, слегка приподняв его лицо за подбородок, оставляет мягкий поцелуй на губах. – Пошли спать. Утро на подходе. Взгляд Чана невольно провожает чашку. Но он тяжело вздыхает. Притянув успевшего слегка отстраниться Чанбина обратно за галстук, целует уже сам. И внутренне ставит галочку на ещё одном дне, прожитом им взаймы. Не зря, не бесполезно. Отвоеванном у своего страдающего в груди сердца. Шрамов, что не только на лице. И у тысяч врагов, только и ждущих, что он даст слабину. Белый Волк и его верный помощник – Белый Кролик – и сегодня проделали отличную работу.