***
Весеннее утро соткано из любви. О ней шуршат нежные листья. Во имя любви распускаются розы в саду королевы. О ней шепчет теплый ветер в кронах деревьев. О ней шумит прибой, омывающий мелкие камушки, что свидетельствовали накануне страстные поцелуи совсем еще юной пары. Вот и маленькая серая птичка с яркими желтыми перышками в крыльях и красными пятнами на аккуратной головке поет оду любви, выдыхая трель за трелью в хрустальный воздух, поддавшись очарованию весны. Звон стали разрушает мелодию резкими звуками. - Еще раз! Не смейте сдаваться, сир Дредвуд! Вы же не хотите разочаровать своего короля? - ядовито приказывает Эймонд. Сир Амори Дредвуд с радостью понежился бы в постели еще часа полтора вместо того, чтобы составлять компанию королю в ежедневных тренировках. И чего ему не спится? Говорят, власть вселяет беспокойство в сердца и лишает сна. Но сир Амори знает лекарство и от того, и от другого: веселая девка под боком. И отвлечет, и согреет холодной ночью. Он бы с радостью поделился этим чудо-рецептом с его милостью, но тот похоже не настроен к разговору по душам. Лезвие проносится в дюйме от щеки рыцаря вместе с запоздалым сожалением. Никак не думал бедняга Амори, что победа в ежегодном турнире Долины обернется каждодневными мучениями в тени Красного замка. Синяки, ссадины, порезы множились день ото дня, а его милость никак не желал другого партнера. Поначалу это льстило. Тем более, что корона щедро оплачивала подобного рода услуги. Но с течением времени стало напрягать все больше. Никогда нельзя было предугадать в каком настроении окажется повелитель, а от этого многое зависело. Этим утром король зол. Хмурый взгляд и яростный напор явно свидетельствовали о желании Эймонда сбросить негатив через непомерную нагрузку, а значит Амори уползет едва живым. - Прервемся на пару минут. - командует король, удовлетворенно хмыкая. Острие на контрвыпаде воткнулось в грудину рыцаря, заставив того болезненно скривиться. Отлично. Похоже он еще не настолько стар, чтобы уступать каждому двадцатилетнему сопляку. - Как пожелаете, ваше высочество. Опять будет синяк. Говорят, где-то к востоку от И-ти водятся огромные пятнистые кошки, злые как черти. Вот он скоро будет точь-в-точь одна из них. - Недоволен? - равнодушно бросает Эймонд, протягивая рыцарю флягу с разбавленным вином. - У меня нет другого времени. - Для меня честь служить вам… - парень склоняет голову в знак почтения. - Да брось. Мне хватает лести там… - Эймонд кивает на замок. - Думаю, ты бы предпочел валяться под одеялом, как все эти лентяи, что нежатся до самого завтрака. - Ваша милость слишком дурного мнения о своих подданных. - улыбается во все тридцать два зуба Амори. - По пути сюда я встретил человек пять… Даже десница и принц Рейнор поднялись ни свет, ни заря. Боги, опять этот мальчишка! Вот же кому неймется! Но лорд Анвин-то чего ради вскочил чуть свет? - Десница? И куда его понесло в такую рань? - стараясь скрыть любопытство интересуется Эймонд. - Мы шли вместе до самого спуска из боковой галереи. Должно быть, его милость где-то в саду… Единственный глаз недовольно закатывается под веко. Люцерис. Кто, кроме нее, назначает свидания в саду? Свидания? Да нет… Это полный бред! Он следит за ней и днем, и ночью, памятуя выходки, которые жена позволяла себе в юности. Грудь сжимает так сильно, что вдох удается с определенным усилием. Бля*ство! В висках стучит от мысли, что кто-то вновь может касаться ее. Не может быть, чтобы за все это время она не польстилась на мужское внимание! Но Пик… Не молод, конечно. Но они и сами давно не юны. Пекло! - Можешь быть свободен. На сегодня. - говорит Эймонд, бросая затупленный меч на стойку с такой силой, что вся груда оружия дребезжит и вибрирует, как и его беспокойное сердце.***
- Милорд! Прошу простить! Я заставила вас ждать… Все эти женские дела поглощают крайне много времени. - Люк ведет плечиком, не понимая насколько кокетливо это выглядит. Особенно для мужа, злого еще с прошлого вечера. Эймонд уютно устроился в ее любимой беседке, где в ожидании гостей остывает утренний чай. Вьющаяся роза оплела все еще во времена, когда он мальчишкой страдал из-за несправедливости жизни и невылупившегося дракона. Что ж… Романтично для утреннего свидания. Только холодно. Так что чай весьма кстати… - Вас я готов ждать хоть вечность, моя королева. - лорд Анвин почтительно целует тонкие пальчики. - У меня есть интересные новости. - Надеюсь, хорошие? - Люцерис сжимает услужливо предложенный локоть. С лордом Пиком она сдружились еще лет десять назад. Молодой, умный, сдержанный, в меру жесткий, а главное честный, лорд Анвин нашел опору в королеве, что всегда поддерживала его здравые суждения, а главное - не шла на поводу эмоций, как ее супруг. Вместе им иной раз удавалось уговорить Эймонда сменить гнев на милость. - Хорошие новости могли бы и обождать… - хмыкает мужчина, поглядывая на гордо вздернутый носик Люцерис. Смотреть на нее приятно, но большего не позволяют долг и честь лорда. Люк горестно выдыхает. Раз десница обратился к ней, значит вероятнее всего речь пойдет о том, что может спровоцировать короля на необдуманно жесткие действия. - Золотые плащи задержали подлецов, учинивших взрыв. - вполголоса нашептывает лорд Анвин, доверительно склонившись к женщине. - Их было двое. Ублюдки выкрали из хранилищ алхимиков две бочки дикого огня. Оба сейчас здесь… Внизу. Думаю, король пожелает лично их допросить. Еще бы! Омыться в крови накануне свадьбы сына… Кто ж упустит такую возможность! Люк прекрасно видела, что муж на взводе из-за полчищ гостей, Рейнора, леди Бэйлы да и вообще из-за обязанности быть любезным. Вчера вечером она заглянула на тренировочную площадку и поняла, что Эймонд скоро взорвется, не хуже тех бочек в Драконьем логове. Он едва не убил рыцаря за «ненадлежащее старание». Раньше она помогала ему успокоиться… Своими методами. Теперь же, пожалуй, все выльется очередной волной крови. - Это хорошая новость. А вторая… В тот день, когда взорвали Логово, умер Ульф… - Умер или…? - Люцерис разворачивается лицом к мужчине и оказывается слишком близко на взгляд случайного зеваки. - Это нам предстоит узнать. Его жена, леди Кларисса, сообщила в письме, что это был несчастный случай… Но… - десница многозначительно поднимает брови. - Но? - Она умолчала о драконе. Хорошо, что пташки поют непрестанно… Почти как эта… - лорд Анвин указывает на щегла, неумолкающего с самого рассвета. - Среброкрылую пытались убить. Заколоть, как драконов во время восстания. Это оооочень не понравится королю. - тянет он. - Боюсь, как бы Речным землям не отлилась пламенем дерзость. Отольется! Еще как отольется! Эймонд взбесился и устроил публичные казни, едва прознав про смерть Пламенной мечты. Говорил, что заставит уважать символ их дома. Заставил. Теперь тут, в столице, боятся даже дышать. - Дракон жив? - Королева сжимает и разжигает ладонь, чтобы почувствовать боль. Это приводит в чувство и успокаивает. Похоже, она тоже немного рехнулась вслед за мужем. - Похоже, что жив. Говорят, он выжег половину замка леди Клариссы и улетел на восток. Но… кто знает... - Хотите чаю? Правда, он наверняка уже остыл… - Люк указывает на беседку, недвусмысленно намекая, что пора скрыться от возможных любопытных глаз. Время близится к завтраку. - Есть еще что-то, чего я не знаю? - Хм… Пташки поют: грядет война. - лорд Анвин пропускает спутницу вперед на узкой тропинке. - Дорн в обход столицы налаживает связи с Тирошем и Лисом. Леди Алиандра не желает подчиняться, даже имея выгодный договор с короной. - Будем молиться о мире, милорд… Но и самим следует…***
- Заняться тем, что предполагает ваше положение. - стальной голос звенит струной. - Миледи, какие пойдут слухи, когда вас увидят в столь приятной компании? Неопрятный после тренировки Эймонд сверлит их злобным взглядом, прихлебывая подостывший чай. С мятой. И чем она ей так нравится? - Доброе утро, ваше величество. Как неожиданно встретить вас в столь ранний час. Позвольте откланяться… Не желаю мешать. - лорд Анвин, быстро оценив ситуацию, пытается отступить, оставив беспокойную пару наедине. Пусть выясняют отношения сколько угодно. Без его участия. - Останьтесь, Пик! - грубо приказывает король, кивая на место против себя. - Какие же слухи, ваша милость? - находится Люцерис, ожидавшая увидеть супруга не раньше, чем за завтраком. Если бы в ее черных глазах можно было отыскать зрачок, то нашедший немало бы удивился тому, как резко тот расширился при виде расстегнутого до половины камзола на груди Эймонда. Кажется, совсем недавно они творили в этой самой беседке невообразимо постыдные вещи, скрываясь от всех этих досужих тварей, коими до краев полон дворец. - Например, что моя жена - шлюха, а десница - предатель. Они плетут заговор за моей спиной. - цедит он сквозь зубы, вцепившись взглядом в смущенное личико жены. - Ты сошел с ума. - Люк ловит себя на том, что откровенно рассматривает его тело, находя, что такой, напряженный и злой, он крайне притягателен. Что с ней сегодня? Она уже давно перестала думать о нем так. Это все его вчерашняя пьяная выходка. Губы до сих пор помнят грубую ласку, а щеки - тепло руки. - Какой, в пекло, заговор? - Это вы мне сейчас расскажете. - Эймонд не спеша делает глоток. Холодный чай неприятно горчит ментоловой прохладой. - И про то, как давно вы вместе. - Это сцена ревности? - хочется оставаться сдержанной, не получается, и Люцерис, не сдержавшись, злобно улыбается. Лорд десница уже не дышит. Похоже, это какая-то игра, невольным участником которой он по случайности оказался. Он, как и весь двор, осведомлен о маниакальной привязанности короля к жене, давно уж ставшей притчей во языцех. Только ленивый не высказался насчет невозможности подобного союза. Как можно жить под одной крышей с человеком, изувечившим тебя? Да, королева хороша даже в своем возрасте, но… Только псих пойдет на такое! Вот и теперь лорд Анвин чувствовал, как воздух между ними нагревается с каждой секундой, и не знал насколько вообще уместно здесь находиться. - Хммм… Вы слишком высокого о себе мнения, моя королева. Меня заботит лишь честь моей семьи. Как же она бесит! Чему тут улыбаться? Он поймал ее с поличным! Они едва не целовались на виду у… Он чуть с ума не сошел! И до сих пор хочется собственными руками снять кожу с этого мерзавца! - Позвольте, ваша милость. Вы превратно истолковали нашу с королевой встречу. Я шел доложить вам последние новости и встретил миледи… - молчать становится совсем уж неудобно. Все же их обвиняют в двойной измене: ему как мужу и как королю. - Да! Милорд десница всего лишь поделился пренеприятной новостью о кончине Ульфа, бастарда от драконьего семени. - подтверждает Люцерис. Эймонд резко поднимается, заставляя жену отшатнуться, чтобы прошипеть, склонившись к самому ее уху: - Ты такая же шлюха, как и раньше. Жаль, ты выбрала того, с кого я не могу немедля спустить шкуру. Горячее дыхание жжет кожу, и волоски на руках становятся дыбом. - Да неужели? - вновь улыбается она, ловя его взгляд на своих губах. Наблюдая за удаляющейся фигурой Эймонда, Люцерис размышляет о том, что давно не было такого позора. Назвать ее шлюхой при мужчине, да еще столь высокого положения! Что он придумает в следующий раз, когда ему померещится невесть что? Прикажет высечь на главной площади или прогонит голой через весь город? - Что он сказал? Вы побледнели… - лорд Пик встает за ее спиной. - Что хочет спустить с вас шкуру… Не обращайте внимания.***
… Когда мать утром объявила, что идет на рынок, сердце Анны упало прямиком в желудок, да так и осталось там трепетать, поднимая волны из разбитых надежд пополам с горечью. Похоже, отмеренный Богами специально для нее глоток свободы иссяк. Хоть и был большим… Да и пила она его по каплям. Почему все хорошее так быстро заканчивается? Нет, конечно, она рада, что матери лучше… Но едва ли теперь отыщется возможность свидеться с ее милым… другом. Да! Другом! Ну, а как его еще назвать? Не женихом же?! Вот и она о том же. Они и целовались всего один раз! Это не считается! Друзья тоже бывает целуются. Не считается же? Хорошо так целовались. Анна и не знала, что так можно… Когда его язык настойчиво ласкал ее собственный, казалось, что сердце остановится, так сладко и горячо было. В груди и внизу живота. Глаза сами прикрылись, и ощущения стали острее. А когда поцелуи стекли на шею, удовольствие захлестнуло с головой, ноги стали чужими, ватными, и задрожали. Хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Но он явно желал большего, когда пытался опустить ее на спину. Хотел то самое. Да он пылал точно в лихорадке! А это ж ну никак нельзя! Это все дурно! Грех! Да и целоваться так наверняка тоже грех… И стыд! Как такое вообще можно позволить?! Про такое даже думать стыдно и мерзко… должно быть… Но ночью мысли сами возвращались к нему… Меж бедер сладко тянуло и хотелось сжимать их, чтобы все прекратилось. Но от этого стало только хуже. Пот выступил на висках. Сердце стучало. Слишком… Все это было слишком тяжело и слишком приятно. Раньше с Анной никогда не было ничего подобного, и она даже решила, что заболела чем-то. Если бы она только увидела насколько тяжело ее «другу» в то же самое время, то может ее «слишком» превратилось бы в «невыносимо». Любовная горячка сводила с ума, и Рейнор приказал набрать ванну погорячее в надежде, что обжигающая вода изгонит то, от чего сам он избавиться никак не мог. Оказалось, наоборот. Жар расслабил изможденное бессонницей тело, но чувства распалил лишь сильнее. И юноша сдался, изнывая от желания тактильного контакта и близости. Прикрыв глаза, Рейнор гладил собственную грудь кончиками пальцев, ногтями цепляя соски, пока вторая рука скользила по напряженному естеству. Мысли блуждали примерно в том районе, где Анна испытывала приятное томительное жжение. Перед глазами плыли мерцающе горячие картины близости: миниатюрное тело с аккуратной зацелованной грудью распятое под ним, голова, запрокинутая далеко назад в приступе удовольствия, восхитительно чувствительная шейка… Он бы с превеликим удовольствием оставил на ней пару меток. О, Семеро! Он бы чувствовал ее… Жажда прикосновений росла с каждым скользящим движением, превращаясь в невыносимую пытку, изощренности которой позавидовали бы даже в камерах нижних этажей замка. Стараясь хоть как-то ее унять, юноша грубовато касался губ, щек, шеи, тонкой прозрачной истинно таргариеновской кожи, рельефно обтягивающей ключицы, представляя, что это именно Анна ласкает его. Но за край его столкнула уничижающе нереальная фантазия, где поцелуй был пропитан их кровью, обильно стекающей из надрезанных ровно посередине губ… В сон Рейнор провалился точно в бездонный колодец, и ночь пронеслась быстрее одной секунды, а на рассвете вновь помчался к ней, столкнувшись по пути с лордом десницей… Крепкие руки внезапно толкают Анну в узкий закуток промеж стеной домика и высокой повозкой. Она и пикнуть не успевает. - Джон! Это не смешно! Я испугалась! - строго говорит девушка, пока Рейнор прижимает ее к холодному камню всем телом, голодный до прикосновений едва не больше, чем накануне. - Там мама! Заметит же… - Я скучал… - легким шорохом срывается с тонких губ, и Анну внезапно ведет от мягкого тона, восхищенного взгляда, близости, особенного пряного аромата его тела. Яркие лисьи глаза девушки распахиваются шире, губы слегка расходятся… И Рейнор, не устояв, сминает их со всей накопленной за эту ночь страстью. Анна едва успевает отвечать, пока он, как полоумный, вылизывает ее рот. - Смотрю, и правда сильно скучал! - хихикает девушка, вырываясь. - С чего ты взял, что можешь целовать меня? Да еще так… Мокро! - Твои губы сами просили этого! И глаза… - он совсем не спешит отстраняться, вдыхая легкий аромат сушеных цветов, исходящий от ее кожи. Потрясающе! Никаких масел и прочей приторной дряни. Только она сама и немного трав… Дышать бы этим вечно. - Всем это говоришь? - ерничает она. - Только тебе. Рейнор не врет. Не говорит он никому такого и раньше не говорил! Да он, в общем-то, и целуется редко. С кем целоваться-то? Со шлюхами противно. Если только упиться до полусмерти. А так… Было несколько девчонок… Спорил он с Альбертом на желания, что затащит в постель какую-нибудь миленькую простолюдинку с улицы. Вот их целовать было приятно. Чистенькие нетроганные дурочки, что с легкостью велись на высокопарную болтовню о чувствах и дешевенькие знаки внимания. Давно, правда, было. Когда они только начали вкушать плотские утехи и неустанно работали в этом направлении с настойчивостью, достойной зависти. - Какой же ты лжец! - закатывает Анна глаза, и тут же мрачнеет. - Мы это… Уезжаем, в общем… через несколько дней. - Как?.. - ошеломленно выдыхает Рейнор. Нет, он помнил, что она говорила, мол, долго они в столице не бывают. Товар расходится быстро, да и мать город не любит. Говорит, опасно тут. Но, привыкнув жить одним днем и получать все, что заблагорассудится, юноша не считал дни. Она не может уехать! Он же этого не хочет! - Вот так… - грустно улыбается Анна. - Домой пора. Две недели по тракту, и мы у себя. - Где..? - начинает он и замолкает, когда девичьи пальчики опускаются ему на губы. - А что? Прекрасный принц прилетит на драконе за своей Анной? - горько шутит девушка, раня его больнее, чем хотела. - Пусть лучше все останется как есть. Приятным мимолетным знакомством. Если через год еще будешь помнить обо мне, приходи на рынок… Мимолетное знакомство. Так вот как называется это удушающее горячее чувство, от которого кружится голова и сердце сходит с ума при одной мысли о ней. … Мимолетное… знакомство… А чего, собственно, он хотел? На роль любовницы она явно ни за что не согласится. А о большем… И речи быть не может! Он - принц! А она… Отец назвал ее отребьем. Точно тавром клеймил. Рейнор молчит и смотрит точно зверь, загнанный в угол. До чего же низко он пал! Да таких, как она, сотни! Тысячи! Пусть валит куда хочет! Замену долго искать не придется. За ним бегает самая прекрасная леди во всем Вестеросе, готовая раздвинуть ноги по первому зову! - Как будет угодно моей леди. - цедит он с циничной ухмылкой, отодвигаясь от нее подальше, явно собираясь уходить. - Джонни… Я буду скучать… Правда-правда! Ты такой… особенный … - на глаза набегают слезы, и Анна давится, чтобы не всхлипнуть. - Слишком большая честь для мимолетного знакомства. - кривится парень, засовывая поглубже руки в карманы. - Обиделся?.. - девушка подается к нему всем телом, заискивающе заглядывая в глаза. - Я… Нет.. - пальцы нащупывают в кармане то, что он утащил из покоев матери, пока та выбирала ткани для новых нарядов для себя и сыновьей. - Я подарок тебе принес. Возьми на память… о мимолетном знакомстве. Рейнор вытаскивает аккуратно свернутый много раз кусочек легкой ткани редчайшего цвета насыщенного аметиста, такого же очаровательного, как ее глаза. Втиснув в тонкие пальчики Анны подарок, он выскальзывает из приютившего их закутка. - Я еще приду… - бросает он через плечо и тут же растворяется в толпе, оставляя Анну рассматривать шелковый платок, расшитый тончайшими серебряными узорами, поблескивающими на солнце почти, как его волосы.***
Сквозь бокал вина мир видится гораздо приятнее, чем есть на самом деле. Пара глотков, и хочется улыбаться мужу, который даже не скрывает грешки и имеет несколько побочных семей разом. А она глотает это будто безродная девка, а не дочь принца. В легком винном тумане Королевская гавань кажется прекрасным местом, где можно встретить прямо на улице любовь всей жизни и счастливо прожить до самой старости в окружении сотни детей и внуков. Вино дарит блаженное расслабление и уход от бед и невзгод. Одно не залить багряными каплями - ненависть. Сколько не пей, она жжет лишь сильнее. Леди Бэйла пробовала много раз, но смириться с самим фактом существования Эймонда Таргариена не смогла. Глядя на холодный циничный профиль родственника, она глубоко жалела, что не ее рука подняла нож в тот роковой день в Дрифтмарке. Уж она бы не полоснула по лицу, а воткнула бы лезвие прямиком в мозг этому подонку, лишившему ее сестру дракона, а позже и их обеих отца и королевы. И уж точно не плакала бы до утра, как мягкотелая дурочка Люцерис! Наверняка, до сих пор ежедневно вымаливает прощение на коленях перед злобным психопатом! Когда супруг намекнул ей, что их дочь, Лейна, может стать следующей королевой, Бэйле стало дурно. Мешать кровь Деймона Таргариена с кровью его убийцы? Да уж не бредит ли лорд Велларион? Или жажда власти лишила его остатков разума? Да даже если бы ей и удалось как-то закрыть глаза на их общее с Одноглазым уродом прошлое, их девочка - еще дитя, едва расцвела, а Эйгон - взрослый мужчина! Он не будет ждать пока Лейна окончательно оформится, а роды в столь юном возрасте запросто могут стать смертельными! Она, леди Бэйла, не переживет подобного еще раз! Лорд Велларион уступать не желал, и так возникла миленькая альтернатива в виде леди Денейры… И теперь в угоду супругу она вынуждена каждое утро, день и вечер преломлять хлеб со своим кровным врагом. Невыносимо! На трезвую голову… Но если еще до завтрака хлебнуть бокал-другой золотого арборского, то перетерпеть можно. Сегодня что-то не лезет в горло крепкое пойло, но выпить просто необходимо. Слегка скривившись, Бэйла рассматривает сквозь золото вина гостя, что заглянул в ее покои в несусветную по ее меркам рань. - Желали видеть меня, миледи? - изящно кланяясь, вопрошает молодой владелец выразительных глаз цвета закатного неба и великолепной густой шевелюры, слегка отливающей рыжиной. - Говорите тише, лорд Талли… Утро не создано для криков и суеты. Лишь для монотонных разговоров по душам. - улыбается Бэйла уголком рта Лоренсу Талли, теперешнему хозяину Риверрана и львиной доли Речных земель. - Как пожелаете, миледи… - повинуясь повелительному жесту собеседницы, он опускается в кресло против нее, любопытно осматриваясь. Покои завалены тканями и оружием. Весь замок знает - дочь Порочного принца любит сталь, вино и мужчин… А мужчины любят, когда женщина подчеркивает свою красоту. Леди Бэйле определенно было что подчеркнуть, хоть юность ее давно миновала. Черты ее, резкие и властные, унаследованные от отца, не смягчались характером, но были настолько уникальны, что редкий муж не сворачивал шею в попытке получше рассмотреть дерзкую даму. - Как вам это удалось? - с ходу бросает Бэйла, через силу сделав еще глоток. - Не совсем понимаю, о чем речь, миледи… - большие глаза невинны и хитры одновременно. Как ему это удается? - Как Одноглазый урод отдал вам племянницу? Все Семь королевств знают, как сильно он… печется о ней. Сказать, что Эймонд любит племянницу язык не поворачивается. Да не может это чудовище никого любить! Лорд Талли нервно оглядывается. Здесь даже у стен есть уши, а леди позволяет себе слишком резкие высказывания. Да за одно это «милое» прозвище в застенках короля запросто можно отхватить плетей со стальной нитью, отлично вскрывающих кожу с первого удара. - Мы с принцессой Джехейрой любим друг друга с самого пер… - неестественно выпрямившись, начинает он. Что если она его специально провоцирует? Красный замок – логово змей, где выживают наиболее ядовитые особи. - Говорят, она такая же дурочка, как ее мать. – хихикнув в потолок, Бэйла веселее прихлебывает вино. – Дурочка с драконом. Чудесная находка… И все это в ваших руках, милорд. - К чему этот разговор? От дракона больше неприятностей в нашем тихом краю. После… войны… их ненавидят. Если хотите знать, миледи, я порядком рискую, держа его в Риверране… - Лорренс замыкается на глазах. Да что она от него хочет? Будь она мужчиной, он вынужден был бы потребовать, как минимум, извинений за оскорбления, нанесенные его супруге. - Не бойтесь, милорд! Я не кусаюсь! – хмыкает женщина, заметив его состояние. – И я не делаю подлостей… что нынче огромная редкость! Что вам известно о смерти бастарда? Он умер едва не на вашей земле. - Мне известно не больше вашего. Я в столице уже почти месяц. - от столь резкой смены темы лорд Талли сперва краснеет, а потом бледнеет. - Я знаю, в Речных землях зреет заговор. И не так уж много домов могут встать во главе подобной затеи. – женщина смело впивается в него взглядом. Неужели ошиблась? Он кажется абсолютно никчемным. – Хммм… Передайте своим… Соседям…Сейчас не самое лучшее время. Но скоро на юге будет боооооольшая заваруха. Если вы понимаете о чем я… Молодой лорд сидит со стеклянными глазами, тупо хлопая длинными ресницами. Красный как рак. - Что вас так смутило, Лори? Я знаю: он убил вашу мать… Также, впрочем, как и моего отца... Глоток. Пустой бокал со звоном опускается на чайный стол. Теперь можно смотреть в мертвый глаз убийцы.***
Ближе к полудню солнце стало печь весьма ощутимо, и, собираясь во двор, Люцерис решила не накидывать плащ. Зря. Неприятный прохладный ветерок налетал резкими порывами будто где-то наверху злился огромный дракон, желая смести их с лица земли взмахами мощных крыльев. Платиновые пряди так и норовили залезть в лицо Эймонда, но тот, небрежно откинув их пару раз, похоже смирился с этим неудобством. На вид он был спокоен как гранитный монолит, но Люк за милю чувствовала, что боевой настрой мужа не утих ни на йоту. Приткнувшись за его плечом, королева считала секунды до завершения церемонии, что должна была стать теплой и приятной для всех. Карета ожидалась с минуты на минуту, и все святое семейство высыпало на улицу для того, чтобы встретить гостью, прибывшую в столицу несколько часов назад. - А ты хорош! Но почему пляж? Тронный зал подходит для интимных свиданий гораздо больше… - Эйгон шепчет на ухо брата настолько тихо, чтобы не услышал Эйнис. - Тебя это не касается. - хмурится Рейнор, немного растерявшись. Увлекшись Анной, он совсем не взял в расчет, что со спины дракона их было видно ничуть не хуже, чем наездников с земли. Что, интересно, брат видел? А Денейра…? Пекло! - Тайны? - Да. - Рейнор поворачивается к брату, напряженный и нервный не меньше отца. Мысль о том, что он может никогда больше не увидеть Анну доводит до бессильной ярости, а все остальное еще добавляет градуса. - Да что с тобой? - Эйгону совсем не нравится такой брат. Он привык к озорной легкости, поддержке, а теперь Рейнор отстраняется от него в самый непростой для него момент жизни. - Это из-за свадьбы? - Пекло! Нет! Плевать мне на это дерьмо! Никто меня не заставит. - шипит Рейнор, привлекая внимание матери. Карета медленно вползает в ворота замка в сопровождении многочисленной охраны, прерывая разговор. Эймонд слегка переминается с ноги на ногу, выдавая нетерпение. Все же обычно встречают его. Да и во всем мире найдется не так уж много людей, ради которых он готов оторвать зад от трона. И одна из них прямо сейчас появляется из кареты, опираясь на услужливо подставленную руку супруга. Джехейра Таргариен, завернутая в цвета дома Талли, лучась радостной улыбкой, ступает на мостовую двора Красного замка. Хоть в ее новом доме к ней отнеслись с любовью и заботой, а все ж душа истосковалась по родным, которых девушка не видела считай уж года четыре. - Я тоже рад, Джей! - шепчет Эймонд, ловя девушку в объятия, почти как в детстве. Она живая, яркая и чудесно пахнет лавандой… Как ее мать. От этого тоскливо сжимается сердце… Похожа. Боги, как же похожа. Всегда была, а теперь, родив двойню и набрав немного лишнего веса, особенно. Отпускать ее совсем не хочется. И зачем только он разрешил ей уехать в эту глушь? Эймонд видел Риверран лишь мельком и то во время войны, когда на грани помешательства жег все подряд. Искушение спалить и его тоже было велико. В тот день семейке Талли просто повезло. - Люк! Что с тобой? Ты совсем другая! - Джехейра целует Люцерис в обе щеки и, немного смущаясь, переходит к мальчикам, которых помнила нескладными подростками, а часть и вовсе едва не младенцами. Как же быстро летит время! Даже Дейрон скоро догонит ее в росте! За ее спиной маячит улыбчивый лорд Талли, всегда готовый услужить короне. Смотреть на него неприятно. Даже думать о том, что этот ублюдок смеет касаться его племянницы, его крови, бесит. Должно быть это что-то отцовское. Эймонд даже не может сообразить сколько ей теперь лет. Для него всегда семь. Он только вернулся с войны и подарил ей яйцо. Красное. Большое. И очень горячее. «Я назову его Вхагар!» воскликнула тогда Джехейра, восхищенно заглядывая в его лицо в поисках поддержки… Джей весело щебечет о том, как у них все хорошо и ладно, как ей полюбился Риверран, и ее тоже все любят, и дети уже во всю бегают... Эймонд чувствует пальцы жены до боли впившиеся в его локоть. Боги! Да что такое? Улыбка на лице Люцерис окаменела и больше походит на маску. И он понимает так беспросветно туп только, когда Джехейра сама говорит, что они с Лори ждут еще одного малыша, обозначая рукой приятную округлость совсем еще небольшого живота - Все говорят - будет девочка, но я уверена, что это сын. Дядя, вы не будете против, если я назову его в вашу честь? - Джехейра радостно хватает его за руку. - Потрогайте! Он шевелится! Отказать невозможно, и Эймонд аккуратно опускает пальцы на ее живот. Ребенок и правда слегка пинается, очевидно, растревоженный длительным путешествием по тряской дороге. Приятно… Почти как, когда его дети шевелились в животе Люцерис… Губы сами расползаются в широкую добрую улыбку, и Эймонд ловит на себе ЕЕ взгляд. Столько боли. Целый океан. «Ты больше не сможешь родить. Так зачем мне трахать тебя?» прошелестело где-то под черепом. И Эймонд поспешно отстранился. - Он опять чем-то задел ее… - беспокойно говорит Рейнор, провожая взглядом мать, которая, буркнув что-то нечленораздельное, спешно покинула их, зоркие глаза сына успели заметить мерцание слез в потухшем взгляде.***
Глотая терпкое вино, Люцерис всматривалась в багряный закат, обещающий назавтра ветреный день. Желание сбежать доводило до нервной дрожи. Выскочить бы из этой тюрьмы и помчаться к Драконьему логову, стуча голыми пятками по мостовой… Взлететь на спину дракона и умчаться куда подальше. Туда, где нет этой изматывающей боли. Она не вышла ни к обеду, ни к ужину. К черту учтивость! Смотреть на счастливую Джехейру с этим ее растущим животом невыносимо! Проще сдохнуть, забившись в угол. Вроде бы приходил кто-то из сыновей, но она не открыла. Негоже мальчикам видеть ее такой… разбитой. Она едва сдержалась, чтобы не разрыдаться, когда рука Эймонда накрыла живот племянницы. Ударить больнее было невозможно… Вино не помогает. От него тошнит только. И гудит в голове. Может попросить макового молока? Или снотворного посильней? Чтобы отрубиться и проспать недели две… Очнуться, когда все эти твари уберутся. А лучше не просыпаться вовсе… Кому она тут нужна? Кто будет скучать по ней? Разве что малыш Дейрон… Остальным, похоже, плевать на нее. Она дала им все, что могла и что не могла тоже. Теперь ее можно пнуть посильнее носком сапога, как метущуюся у ног собачонку. Может и правда..? Это так просто - уснуть навсегда. Там ее ждёт мама, Джейс, братья, Деймон с его ехидной ухмылочкой и ее детки… Маленькие беззащитные крошки, что оказались слишком хороши для этого мира. Выбравшись из теплых объятий постели, Люцерис долго в некоторой задумчивости рассматривала то, что щедрой яростью мужа на днях досталось ей в дар: остатки его наркотика. Полным стаканом наверняка можно убить слона. Сколько хватит ей? На дне колышется от силы пара глотков. Эймонд никогда не разрешал ей даже касаться мерзкой жижи. Может, если только слизывать капли с его губ. От них вело… А может больше от его близости. Красный шар солнца падает за горизонт мгновенно, и сумерки окутывают Королевскую гавань и покои королевы плотным темно-синим одеялом. Все, что она заслужила за почти двадцать лет, рожая ему детей и выполняя все, даже самые грязные, прихоти, - титул шлюхи, пощечиной слетевший утром с тонких циничных губ. Какая горячая благодарность! Или она все еще платит за глаз? Каждый чертов день в лабиринте с драконом… Сколько их еще будет? Годы? Десятилетия одиночества и обид… Плевков, пинков, унижения… Омерзительная обжигающая сладость растекается по языку. Как только он пьет это? Похоже, вином это больше не разбавляется. Градус настолько высок, что обжигает горло. Проглотив все до последней капли, Люцерис откидывает голову на изголовье постели.***
Жена не открыла ему днем, когда Эймонд, несколько озабоченный ее состоянием и отсутствием за общим столом, церемонно постучал в дверь. Ладно. Стража заверила, что с королевой все в порядке, и буквально четверть часа назад ей подали чай с ромашкой. До вечера он занимался полезным, а главное приятным делом - пытал ублюдков, покусившихся по символ их дома. Густой аромат крови и чужих страданий пьянил и смывал напряжение последних дней. Крики казались приятнее песен самого лучшего барда, что ежедневно заливался соловьем на нелепых встречах. Не имело никакого значения знают ли они что-нибудь по-настоящему ценное или нет. Главное - выплеснуть накопившийся гнев. Кровь было не видно на черной коже камзола, но разило от него похуже, чем от заправского мясника. Поэтому ужину Эймонд предпочел кипяток, в котором валялся так долго, что тот успел остыть. Покидая ванну, он порядком залюбовался нежным розоватым оттенком воды, всколыхнувшем в памяти приятные воспоминания юности. Как же она была хороша в розовом невероятно тонком шелке… Наверняка, и сейчас он не удержался бы от искушения приласкать жену, доведись увидеть ее вновь в этом чудесном нежном цвете. В груди неприятно тянул то ли стыд, то ли раскаяние, когда Эймонд, собравшись с духом, дернул на себя дверь. Совсем даже не потайную. Ее прорубили, когда беременная Эйнисом жена совершенно перепутала день с ночью. Они мешали друг другу и на ночь стали расходиться по отдельным комнатам. Потом привыкли. Ко всему можно привыкнуть… Сперва он решил, что жена уснула. Слишком уж тепло и расслабленно выглядела Люцерис, откинувшись на подушки. На щеках играл приятный румянец, делающий ее моложе своих лет, и Эймонд откровенно залюбовался тонкими совсем не таргариеновскими чертами лица. «Леди Стронг…» скользнула в мозгу подзабытая любовная мысль, считавшаяся когда-то оскорблением, а теперь звучавшая слаще любой похвалы. Сильная девочка с бокалом в руке… Неужели пила? Приторный запах, знакомый до тошноты, заполз в нос, вызвав приступ животной паники. Резко схватив жену за плечи, Эймонд встряхнул ее несколько раз точно куклу, извергая проклятия. Мутные глаза приоткрылись, обозначив ее состояние - наркотик лишь одурманил Люцерис, и теперь она отчаянно пыталась сфокусировать взгляд на лице мужа. - Зачем ты это пила? - прошептал он, прижимая ее к себе. - Это опасно. Люк не слышала. Только чувствовала. Каждой клеткой вмиг ставшей чувствительной кожи. Горячее дыхание на виске. Руки на спине. Распаренный торс, что жег ее сквозь пару слоев тонкой ткани. Тело медленно становилось ватным. Дрожь постыдной волной пробила сверху до низу, выдавая ее состояние. - Ненавижу тебя. - выдохнула она, уткнувшись носом в основание горячей шеи. Знакомый до спазма в груди запах дополнял действие сладкого яда. Тонкие губы обожгли висок, заставив Люк дернуться. - Зачем ты так? Зачем, Эймонд? - едва слышно выдавила она, пока на глаза наворачивались слезы. - Так больно… Больно. Слово, которое она хотела бросить ему в лицо сотни раз, когда со свойственной лишь ему жестокостью муж мстил за уязвленное самолюбие. И молчала. Потому что именно этого он и хотел. Причинить боль. Всегда хотел только этого. С самого начала. Любыми способами. Сперва физически, а потом, когда ярая похоть исчерпала себя, другими, более изощренными способами. Теперь они уродовали друг друга иначе. Долго и болезненно. - Признайся, тебе нравится это! Нравится мучить меня. Решил, что я слишком хороша внутри? Что там слишком мало шрамов? Слезы текут, и на этот раз их гораздо больше, чем в те разы, когда она позволяла себе тихонько всплакнуть от унижения и боли, вцепившись руками в подушку. Больше потому, что теперь он видит их. Смысла прятаться нет. Он хотел сделать ей больно так пусть теперь упьется своей победой. Захлебнется в ней. Будет ли она такой же сладкой как предыдущие? - Люк… - Эймонд уже не знает куда деться от ее боли, что царапает его грудь острыми ноготками. Стена между ними вовсе не изо льда. Она из соли. И только слезы могут размыть ее. Растворить. - Те, что есть, тебя не устраивают? От войны, от смерти родных, от потери детей, от… от… - она в конец задыхается, отчаянно прижимаясь к его груди. - от… от одиночества… Я одна! Совершенно одна. - Я тоже, милая.