***
= Намджун следит за репетицией от начала до конца, сидя рядом с Джином, и эти двое выглядят, как родители, ждущие своих детей возле балетного класса. Намджун, не особо довольный домашним заданием Юнги, прикладывает все усилия для того, чтобы не закатить глаза, но постепенно входит во вкус, следя за мимикой и жестами певцов и делая для себя выводы, в верности которых определится позже. Пристальней всего он наблюдает, естественно, за Тэхёном, и очень быстро убеждается в том, что у парня какое-то нездоровое помешательство на Чонгуке: то взглядом его проводит, то петь начинает, смотря только на него, то смущённо опустит голову, когда Чонгук решается на него посмотреть. И, если старшему из Чонов вообще на всё это наплевать, потому что тот всегда исключительно на своей волне, младшему ощутимо некомфортно. Он раздражён и, пускай это не приводит к ошибкам, Чонгук явно находится не в своей тарелке, будто бы каждый миг пребывания в одном закрытом пространстве с Тэхёном его вымораживает. Намджун не припомнит, чтобы Чонгук был настолько эмоционален с людьми не из своего близкого круга, и не знает, перенял ли тот это у Юнги или же всегда был таким, хотя для него принципиальной разницы нет — он просто не может этого не замечать. Чонгук реагирует на присутствие и редкие прикосновения Тэхёна слишком остро, почти утрированно. Есть ещё одна вещь, которая привлекает внимание Намджуна. — Ты так внимательно смотришь. Дыру в нём не протри, — тихо советует он Сокджину, едва шевеля губами и даже не повернув головы. — Я его менеджер. Это моя работа, — спокойно отвечает Ким, не шелохнувшись. — А я не про Хосока сейчас говорю. Это зарабатывает Намджуну целый взгляд, и тот ехидно улыбается. Попался. — Не лезь не в своё дело. Не понимаю, почему ты вообще тут находишься, — бурчит Джин, скрещивая руки на груди. Вечное противостояние двух сторон. Они, наверное, и общаются-то раз пятый за всё то время, что друг друга знают, но этого хватает, чтобы заочно друг друга не переваривать. В каком-то смысле они этого даже не выбирали, но один всегда будет за Хосока, а другой — за Юнги. И колкостями они время от времени перебрасываются лишь из праздного интереса. Инструктор по вокалу объявляет перерыв, и Хосок радостно хлопает в ладоши. Он подходит к Чонгуку и уже собирается что-то сказать, но его отвлекает вид Тэхёна, который начинает мазать блеск на свои пересохшие от пения губы. — О! — Хосок тычет пальцем в сторону тюбика. — У меня такой же. Джин постоянно мне их таскает, очень уж… Он не договаривает, заметив смущение на лице Тэхёна, и Намджун видит это выражение мгновенного сожаления на лице Хосока. — … блеск хороший. Намджун переводит взгляд на Джина и вскидывает брови, видя его слегка порозовевшие щёки. Самую интересную, к его неожиданности, реакцию выдаёт Чонгук. Тот окидывает Тэхёна тяжёлым, озлобленным взглядом и затем лишь тихо смеётся. Гуки выглядит так, будто его только что предали, и это Намджуна тревожит. Что, блять, вообще происходит между ними? — Чонгук, мне бы хотелось лично поговорить с тобой и Юнги кое о чём. Это возвращает Чона на землю, и тот, моментально придя в себя, кивает и переводит взгляд на Намджуна. — Ты идёшь? — одновременно спрашивают его Хосок и Чонгук, и тот только мотает головой. — Что бы там ни было, вы и без меня справитесь. Меня ждут дела. Окинув неопределённым взглядом Тэхёна, Намджун уходит в свой кабинет, чтобы в очередной раз продать свою гордость за информацию, которая нужна даже не ему. Бог видит, иногда он очень сочувствует Чимину.***
= Хосок не реагирует уже на третье по счёту предложение сесть, на что Юнги только закатывает глаза и сдаётся. Привычка мельтешить — одна из худших в Хосоке, и Юнги немного удивлён, что за те годы, которые они провели порознь, тот совершенно не изменился. Даже не постарел ни на грамм, но тут, скорее, стоит хвалить косметологию. Или генетику. Юнги никогда не видел его родителей, поэтому точно не знает. — Я думаю, это слишком, — спокойно отвечает Юнги, выслушав предложение. — Твой лэйбл и мой не то, чтобы лучшие друзья, и безобидное выступление в праздники никому не навредит. То, что ты предлагаешь, может лишь усугубить фанатские войны. — Но, послушай, это может быть выгодно для нас обоих… — А моё мнение вы выслушать не хотите? Чонгук, не проронивший за последние пять минут ни слова, резко встаёт со своего места и ловит на себе удивлённый взгляд Сокджина. Остальные, кажется, тоже немного в шоке, и Чонгуку жаль, что сейчас с ним рядом нет Намджуна. Хён бы им очень гордился. — Я не думаю, что он, — Чонгук делает упор на последнем слове, смотря при этом на Юнги, — предлагает слишком много. Мне нравится песня, которую предложил Хосок. С удовольствием бы её перепел. — Как твой наставник, я вынужден встревать, когда вижу, что ты перерабатываешь, Чонгук, — объясняет Юнги, на что Чон только смеётся. Вчера и позавчера ему было на это наплевать. Юнги дал от его имени согласие на выступление, о котором Чонгук ничего не знал и из-за которого им придётся сдвигать тренировки перед туром. Теперь Юнги резко заинтересован в его ментальном и физическом благополучии? Интересно выходит. Где же он был вчера? — Ну же, Юнги-хён, побольше веры в меня, — Чонгук наклоняет голову и, улыбаясь, добавляет: — Не сахарный, не сломаюсь. Юнги, кажется, тоже жалеет, что здесь сейчас нет Намджуна. Быть немного пристыжённым своим же донсэном на глазах у людей — то ещё испытание. Поправив галстук, Юнги переводит взгляд на Хосока и тихо говорит: — Ты его слышал. Хосок сияет и даже будто бы пытается обнять Чонгука, но передумывает в последний момент, сокращая празднование до маленького победного танца. Он по-прежнему такой же вездесущий, шумный и эмоциональный. Кажется, все перемены этого мира обходят стороной именно Хосока. Чонгук тоже не выглядит сильно несчастным, будто его к чему-то принуждают, и Юнги решает отпустить эту ситуацию. — Так тебе действительно нравится эта песня? — неуверенно спрашивает Чонгука Хосок. — Она грустная и волшебная одновременно. Я обрадовался, когда ты выпустил полную версию. Думаю, мой тембр идеально к ней подойдёт. В улыбке Хосока всегда было что-то особенное. Она яркая, как тысячи прожекторов, но не ослепляющая. Мягкая, как лучи закатного солнца на коже. — Тогда договорились? Хосок и Чонгук жмут друг другу руки, и младший краем глаза замечает улыбающегося Сокджина. Что-то ему не нравится в этой улыбке, и, проследив за взглядом Джина, Чонгук видит, как смотрит на них Юнги. Его пустое выражение лица выдаёт, что с ним что-то не так, но Чонгуку уже не хочется с этим разбираться. Само присутствие Джина играет роль спускового механизма неадекватности младшего. Вспомнив про недавний эпизод с тем грёбаным блеском для губ, Чонгук максимально спокойно говорит: — Репетиция скоро продолжится, а у меня в горле пересохло. Пойду выпью немного воды. С этими словами Чонгук удаляется, сталкиваясь в дверях с Намджуном, который провожает его удивлённым взглядом, но ничего не говорит. Юнги, увидев него, выдыхает, мгновенно успокаиваясь. — Коллеги, не знаю, что тут только что произошло, но мне нужно кое-что обсудить с Юнги. Наедине. Сокджин не говорит ни слова и, кивнув Хосоку на дверь, следует за ним. Кажется, будто Чон Хосок — единственный, кто не разделяет ни тяжести, ни важности ситуации. Он вообще прибывает в какой-то эйфории, в собственной реальности. Подождав, пока дверь за ними закроется, Намджун садится на диван рядом со столом и говорит: — Я кое-что нашёл. Юнги в момент меняется в лице, тревожно дёргается и не вскакивает с места усилием воли. — Ты имеешь в виду… — Да, это. Намджун делает глубокий вдох и продолжает: — Перебирая общих знакомых, я вспомнил, что Тэхён и Джексон как-то отдыхали вместе, и, по моей памяти, несколько лет назад они часто зависали в общей компании. Так что я набрал его и вывел нас на зацепку. — Ты набрал кого? Теперь Юнги не выдерживает и вскакивает. Намджун лишь печально улыбается. — Джун-а, я что, недостаточно говорил тебе, что люблю тебя? — Юнги подходит к нему и садится рядом. — Скажи, если так, я хоть каждый день это повторять буду, мне же несложно. Но звонить Джексону… Что на тебя нашло? — Не знаю. Наверное, твои слова, — тихо отвечает Намджун. — Какое, блять, из моих слов заставило тебя звонить ему? Джун-а, это последний человек, с которым ты должен разговаривать, почему ты вообще так с собой поступаешь? Юнги делает то, что делает очень редко. Он осторожно касается руки Намджуна и некрепко сжимает её, будто бы прося разрешения и прощения одновременно. Понимает, что заигрался, что границы нормального окончательно размылись. — Потому что это касается тебя и Чонгука. У меня, кроме вас, ребята, никого нет. Вы — моя семья. — Знаю, — Юнги прикрывает глаза, потому что их начинает щипать. — Это вовсе не значит, что ты должен был идти за ответами к человеку, который тебя уничтожил. — Всё в порядке, хён, — Намджун кладёт вторую руку поверх его ладони. — Это было нужно. Я бы себе не простил, если бы не воспользовался этим шансом. Джексон вывел меня на цветочный магазин, который нахваливал ему Тэхён. Помню, он говорил, что Тэхён часто именно там заказывает букеты для дорогих людей. Мне показалось это важным, поэтому съезжу-ка я в этот магазин сейчас, с владельцем переговорю, вдруг и нароем кое-что. — Улыбаться только не забудь. Люди тащатся от твоих ямочек, — говорит Юнги с беспечностью, которую Намджун уже давно не слышал в его голосе. — Эти люди сейчас со мной в одной комнате? — Ну так-то уж не зазнавайся. Отпуская Намджуна, Юнги думает, что ему повезло иметь таких людей в своей жизни. Эта мысль ненадолго отвлекает его от тревоги за состояние Чонгука. Чонгук возвращается в тренировочный зал и подходит к столу с напитками, около которого стоит Тэхён и молча пьёт свой чай. Сделав несколько глотков, Чонгук закрывает бутылку и почти вслух поражается тому, насколько невинно выглядит Тэхён. Как будто ничего и не произошло. — Так ты действительно спишь с Джином? Тэхён отнимает кружку от губ и улыбается, но как-то грустно. — Что, теперь тебя интересуют сплетни? Чонгука это всё откровенно раздражает, и ему жаль, что он не умеет держаться в подобных ситуациях. Стыдно за то, каким человеком он стал, пусть и под таким хорошим присмотром. Чонгук чувствует себя чужим в мире взрослых людей. — Просто ответь. Тэхён ставит кружку на стол и подходит к Чонгуку. Не кладёт руку на плечо, не нарушает дистанцию слишком сильно — между ними остаётся этот последний, спасительный метр. — Я тебе никогда не лгал, Чонгук-а. Ни разу в жизни. С этими словами Тэхён оставляет его наедине с четырьмя стенами, одна из которых — большое, отражающее его жалкую физиономию зеркало. Чонгук со всей силы кидает свою бутылку в стену и сдавленно стонет. Он ненавидит себя за то, какие чувства в нём будит этот человек. Ненавидит за то, что спустя десять лет эти чувства будит в нём кто-то, кто не Мин Юнги.***
= — Кто умер? Юнги стоит посреди кухни в одних пижамных штанах и моргает, пытаясь убедиться в том, что перед ним действительно стоит Намджун. Кто знает, может, это сон, потому что Юнги абсолютно уверен, что ещё три минуты назад он спал. Ким Намджун переступает порог его дома настолько редко, что он может пересчитать его визиты по пальцам. — Почему ты голый? Намджун подходит к кухонному столу, берёт из вазона мандарин и начинает его чистить. — Потому что я у себя дома, наверное, — сонно ворчит Юнги, поправляя волосы. Намджун видит маленькую татуировку со звездой у него на груди и улыбается. Они втроём сделали одинаковые лет пять назад, у Кима такая же на лодыжке. У Чонгука — на кисти руки. — Чонгука здесь нет? — Намджун оглядывается в сторону спальни. — Нет. Что-то подсказывает ему, что за этим «нет» кроется столько всего, с чем ему потом придётся разбираться часами, но сейчас он предпочитает об этом не думать. — Тогда садись, — Намджун миролюбиво протягивает Юнги дольку мандарина и вздыхает. — Съездил я в этот цветочный магазин. Повезло, что именно сегодня там был владелец. Хороший мужик, кстати, помнит всех своих элитных клиентов, но пришлось очень сильно его задобрить. Конкретного ничего он не сказал, но я узнал всё, что нужно, и, Юнги, тебе это не понравится. — Говори. — В общем, политика фирмы им не позволяет делиться частной информацией, но при упоминании Джексона и Тэхёна владелец сильно подобрел. Естественно, он не выдал мне всё про Тэхёна, но я же чувствовал, что это не просто цветочный магазин. Кому попало букеты дарить не будешь, согласись? Он сказал мне, что Ким Тэхён — человек-постоянство. Он любит их новогодние коллекции, а ещё дарит изысканные букеты из очень редких цветов каждый год одному и тому же человеку. Ни имени, ни адреса он не дал, естественно, но вспомнил дату. Юнги заинтересованно хмыкает. Всё это очень, очень в стиле Тэхёна. — Первое сентября. Теперь он моргает, уронив дольку мандарина мимо рта. — Что? — Это не может быть совпадением. Мне жаль, но, похоже, Тэхён реально влюблён в Чонгука, и, судя по всему, довольно давно. Юнги думал об этом, думал не один и даже не два раза, но предположение — одно, а доказательства — совершенно другое. Ким Тэхён из тех людей, которые могут заставить любого думать, что они в тебя влюблены. Ким Тэхён — сердцеед, с которым опасно находиться в непосредственной близости. Юнги понимает, почему он так бесит его закрытого, стеснительного Чонгука, но тот ни разу даже не упомянул о чём-то таком. Ни разу за эти годы не сказал, что Тэхён присылал ему букеты в день рождения. Ограничивался ли тот только букетами? Юнги не знает и не уверен, что хочет знать. Чонгук сказал, что между ними ничего нет, и, выходит, он соврал и не соврал одновременно. Юнги просто задал не тот вопрос. Что было бы, задай он верный? — Я уверен только в одном. Теперь ты свободен, Юнги. — Что? — А ты уже забыл, ради чего всё это было? Теперь ты можешь пойти к Чимину, рассказать ему всё и покончить с этой дурацкой игрой. Намджун дожёвывает мандарин и встаёт из-за стола. — Если, конечно, хочешь, — тихо добавляет он. — И что это вообще значит? — взгляд Юнги мгновенно тяжелеет. — Да чтоб я знал, — усмехается Намджун. — Просто всё это… странно. Вы оба странные. У меня вообще нет ощущения, что ты понимаешь, что творит с тобой Чимин. У тебя как будто взгляд затуманился. Если бы я имел право давать тебе советы, я бы посоветовал тебе держаться подальше от этого человека. Чимин уже оказывает на тебя влияние, и я это вижу, но знаешь, чего я не вижу? Того, чтобы ты был сильно этого против. — Ты думаешь, я, блять, наслаждаюсь этим рабством? — хрипло кричит Юнги. — Думаешь, мне нравится пресмыкаться, ходить под кем-то? Пак Чимин меня обманул и заставил чувствовать себя очень тупым, вывалил всё человечное во мне наружу, и будто бы ты не знаешь, как сильно я это ненавижу! — Ты веришь людям не потому, что они говорят правду, а потому что хочешь им верить, а ты мало кому хочешь верить. Так что, если ты захотел поверить ему, может, ты не настолько и ненавидишь это всё? У тебя два выражения лица: для Чонгука и для всех остальных — но я почему-то вижу кого-то другого перед собой, когда речь заходит о Чимине. — Ты меня в чём-то обвиняешь? — Да больно мне надо, — отмахивается Намджун. — Просто не хочу добавлять себе работы. Ты же ко мне потом ныть придёшь, хён. — Это просто смешно. Думаешь, я могу испытывать хоть какую-то симпатию к человеку, который разрушит карьеру Чонгука и навсегда похерит его репутацию, если я не прибегу к нему, как послушная собачка? Так вот я прибегу. Как миленький завтра же туда пойду, потому что мне до усрачки страшно, что может случиться. Я в ответе за Чонгука, и только я могу всё исправить. — Почему тогда спрашиваешь? Ты и сам знаешь, что тебе делать. Потому что я уже ни в чём, сука, не уверен. Потому что Пак Чимин наставил ловушек в моём сознании, и все они приводят к нему каким-то блядским образом. Потому что он поселился в моей голове, и я не знаю, как его оттуда вытурить. Потому что я хочу знать, состоит ли он на самом деле из одной лишь лжи или в тот первый день сказал мне правду? Ведь это звучало, как правда, и глаза Чимина были такими пустыми, идущими вразрез с его беспечным образом. Наградит ли он меня ответом на этот вопрос, если я расскажу ему правду про Тэхёна? И правда ли это вообще? — Знаю. Я знаю. Но от этого ничуть не легче.***
= Тэхён едет в такси, отстранённо рисуя узоры на запотевшем стекле. Причина его мечтательного выражения лица кроется в том, что они с Джином наконец-то переспали. Всё было именно так, как он это представлял в своей голове: долго, страстно и незабываемо. Ему даже не жаль, что спать осталось всего пару часов, и завтра всё будет болеть, потому что он наконец закрыл свой гештальт, и, провожая Тэхёна до такси, Джин безмолвно дал понять ему, что в таких обстоятельствах они больше не увидятся. Оба получили друг от друга то, что было им нужно, и это больше похоже на удачное сотрудничество. Тэхён хмыкает, понимая, что кому-то однажды очень повезёт иметь Сокджина в качестве постоянного партнёра, потому что такого секса у него не было даже в двадцать, когда гормоны бушуют и нет этой доставучей перманентной боли в пояснице. Да и, наверное, это не могло закончиться как-то по-другому, учитывая, что их прелюдия длилась целый месяц, и они банально друг друга раздразнили. Тэхён улыбается, потому что он рад избавиться от этой интрижки теперь, когда Чонгук его ревнует. Едя в такси, он чувствует, как дрожат его коленки, но не от того, что он провёл на них половину вечера, а потому что он занимался сексом не в своей квартире, не на своих простынях. Не очернил это место, и, пусть надежды на то, что Чонгук осмелится бросить своего парня, невероятно малы, для Тэхёна это своеобразное подобие верности. Если он будет с кем-то спать, то не в своей квартире. И это «если» такое слабое, такое вынужденное, потому что, получив своё в виде безумного, жаркого секса с Джином, он окончательно понимает, что всё это ему больше не нужно. Чонгук вытрахал из него желание ложиться с кем-то другим в постель одним лишь своим взглядом, но, чтобы это проверить, нужно было попробовать, и Сокджин действительно мастер своего дела, потому что у него почти получилось заставить его забыть о Чонгуке на миг. Теперь же он полностью принимает свою влюблённость, запрещает себе делить её напополам и отдаваться людям в пьяном желании забыться. Тэхён любит Чонгука и хочет познать эту любовь, хочет с ним всех тех вещей, которые составляют романтические отношения. Тэхён готов ждать столько, сколько понадобится. Лишь бы только Чонгук осмелился его полюбить.***
= — Какого хрена ты делаешь в моём доме в шесть утра? Чимин смотрит на Юнги крайне недовольно, что отнимает от его и без того молодого лица ещё несколько лет. На долю секунды ему почти стыдно, что им помыкает вот этот человек. — На тебе грёбаный костюм, не делай вид, что я тебя разбудил, Чимин-а, — Юнги закатывает глаза. — Кто-то резко осмелел? — Нет, просто не люблю вставать в такую рань. Но дела не ждут. — Юнги, солнышко, ты же понимаешь, что я говорил, что мои двери для тебя всегда открыты, чисто из вежливости? Я же даже кофе не выпил. Юнги цокает и жалеет, что часом ранее вообще подумал, что это хорошая идея. Но как там говорят: с глаз долой — из сердца вон? Вторая часть фразы особенно его интересует. Он боится покончить с этим всем настолько же сильно, насколько этого хочет, и Юнги устал, что две чаши весов по очереди друг друга перевешивают. Нужно что-то решать. — Пей свой кофе. Не вижу в этом проблемы. Чимин ничего не отвечает, но подходит к кофе-машине и нажимает на кнопку, напевая какую-то знакомую мелодию себе под нос. Юнги морщится, а затем усмехается: конечно же, это простое совпадение, что Чимин поёт ту самую песню, которую согласился перепеть Чонгук. У Чимина приятный голос, и Юнги этому удивляется, хотя не стоило бы, потому что все они когда-то были айдолами. — Просто из любопытства: если бы я сейчас действительно с кем-то трахался, что тогда? — Утренний секс? Отвратительно. Юнги и сам не понимает, почему это говорит. Нужно взять себя в руки. — Вовсе нет, если со стоящим человеком. — Стоящим? Ты едва на ногах стоишь, стоящий человек. — Забавно, что ты подумал про меня, — Чимин улыбается в кружку свежесваренного кофе. — Даже не думай играть со мной в эти свои игры, ты мне по горло уже надоел. — Что и объясняет твоё столь раннее появление… Чимин изучает напиток задумчивым взглядом, и, если бы Юнги хоть немного понимал этого человека, он бы подумал, что тот немного огорчён. Юнги больше не берётся делать о нём выводов, потому что теперь уже даже не знает, цельная он личность или нет. Чимин — куски паззла, одинаковые по форме, но с совершенно разными картинками, и всё вместе составляет неразбериху вместо полного изображения. — У тебя для меня какие-то новости, хён? — Ой, заткнись. Чимин в открытую смеётся, хлопая в ладоши. Юнги приносит ему гораздо больше бодрости, чем эта кружка кофе. — Твоё уважение совершенно не к месту. Тем более, ты сам попросил отбросить всё это. Хёном называет его Намджун. Так зовёт его Чонгук. Юнги привык слышать это от близких людей, а не от тех, кто держит курок прямо над его виском. Звучит так, будто Чимин над ним смеётся. — Про новости… Да, у меня есть кое-что. — Не знаю, что это, но ты опередил мои личные предположения. Ждал тебя только послезавтра. — Разве это не замечательно? Сбережём друг другу немного нервов. — Нервничаешь тут только ты. Чимин говорит это так, будто пытается показать Юнги, что это ложь. Он взволнован их встречами не меньше самого Юнги, да и разве Чимин включал бы в себе комедианта, если бы ему было наплевать? Стал бы он так весьма ощутимо флиртовать с ним, будь это очередной рабочий вопрос? — Не знаю, чего именно ты хотел, но, на мой взгляд, информации, которую я нашёл, будет достаточно. Я думаю, что Тэхён влюблён в Чонгука. Чимин вскидывает брови. — Почему? — Он посылает ему цветы на каждый день рождения и отправляет подарки на Рождество. И всего этого я не замечал, потому что обычно его заваливают подарками. Удобно же ты устроился, Ким Тэхён. — Передай Намджуну, что он молодец, — Чимин довольно улыбается. — Чего? Я ни слова о нём не сказал. — При всём уважении, на это хватило мозгов бы только у него. Юнги думает обидеться, но в конечном итоге сдаётся, соглашаясь с Чимином. Он, хоть и ходил весь такой загруженный, по факту ничего и не сделал. Ему просто повезло, что у него в жизни есть Ким Намджун. — Окей, что теперь? Такого ответа тебе достаточно? Могу я уже свалить отсюда подальше без страха, что ты разрушишь мою жизнь? — Это не совсем то, что я хотел от тебя услышать, но да, пожалуй, этого хватит. Теперь ты свободен, Юнги, и я надеюсь, что ты используешь свою свободу с умом. Твой секрет умрёт со мной. — Что это вообще, блин, значит? Юнги морщится, пытаясь докопаться до смысла слов, сказанных Чимином. Они настолько высокопарные, что до него упорно не доходит заложенный в них посыл. — Хотя, подожди, — Юнги неожиданно приближается к Чимину и кладёт палец ему на губы. — Молчи. Ничего не говори, иначе опять тебе должен буду. Чимин заворожённо следит за этим маленьким и неожиданно смелым жестом, и Юнги тут же одёргивает руку. — Теперь мы просто разговариваем. Не беспокойся, я не настолько жесток. — Ага, всего-то уменьшил мою продолжительность жизни лет на десять. — Каждому необходима небольшая встряска время от времени. Они смотрят друг на друга несколько секунд, и Юнги сдаётся первым, не выдерживая напора взгляда Чимина. — Ты очень любишь его, раз терпишь всё это ради него. Не твоя жизнь будет разрушена, если я солью слухи о вас, — его. Ты просто выбираешь страдать с ним и переносить удар на себя. Это мило и романтично. Чонгуку повезло с тобой, раз уж на то пошло. — Если бы он это тоже увидел, я бы… Юнги осекается, замолкая. Грёбаный Пак Чимин. Тут всё-таки распыляют сыворотку правды, другого объяснения просто нет. — Я уверен, что он видит. — Да он даже не знает! — В смысле? Ты не сказал ему? Блять. Блять. Юнги нужно сматываться отсюда как можно быстрее, потому что ещё пять минут наедине с этим человеком, и он расскажет ему про все детские обиды и отношения с матерью. Грёбаный Пак Чимин. — Ты же сам мне запретил. Десятым шрифтом и на десять страниц. — И всё же я не думал, что ты отнесёшься к моей маленькой шутке серьёзно… Знаешь, так даже лучше, — Чимин что, решил вести себя благородно и не развивать тему? На него не похоже. — Вот, что я пытался сказать тебе: теперь ты знаешь о чувствах Тэхёна, и знаешь, что это правда, но знаешь ли ты о чувствах Чонгука? Если ты хочешь распорядиться своей свободой правильно, то, наверное, стоит напомнить Чонгуку уже о твоих чувствах, пока поезд не ушёл. Юнги смотрит на него с открытым ртом. Это что, сейчас был дружеский совет? Пак Чимин — последний, с кем ему вообще стоит дружить. Пак Чимин бесит, выводит из себя, пробуждает в Юнги всё самое худшее, что он скрывал даже от себя самого, но он прав. Этот психопат абсолютно прав, и Юнги нужно действовать. — Спасибо за совет, наверное? — Ох, нет. Это вовсе не совет. Просто мнение. — Но ты же никогда не ошибаешься, верно? — Юнги улыбается уголком губы. Какого чёрта он вообще улыбается? — Никогда, — Чимин улыбается ему в ответ. И теперь они просто стоят, улыбаясь друг другу, и всё это похоже на дерьмовое артхаусное кино. — Что ж, — разрушая момент, говорит Юнги, — я могу идти, раз я свободен. Не стану скрывать, я этому пиздец как рад. Чимин указывает ему в сторону лифта и, собираясь проводить, следует за ним, а, поравнявшись, аккуратно кладёт ему руку на плечо и шепчет: — Ради всего святого, хотя бы сейчас не лги. Не порти нам воспоминания. Я знаю, что в глубине души ты этого не хочешь. Я вижу, что тебе грустно, что всё закончилось. — Что это вообще значит? — Ох, ты знаешь, Мин Юнги. И я знаю. Мы оба знаем. Дверь лифта открывается, и Юнги быстро заходит туда и нажимает на кнопку, не оглядываясь на Чимина, потому что сейчас у него на это нет ни сил, ни смелости. Дверь закрывается, и Юнги бьёт кулаком в стену, кричит изо всех сил и роняет лицо в ладони. Никогда в своей жизни он не был настолько растерян. Чимин же, провожая его грустным взглядом, записывает на свой счёт ещё одну неудачу. Юнги сказал ему не ту часть правды, которую Пак ожидал услышать. Юнги так и не понял, что вся эта игра затевалась лишь для него одного. Он не понял, что Чимину с самого начала было не наплевать, но вряд ли его стоит в этом винить. Чимин и сам понял это не сразу. Он сыграл так много партий, что не всегда успевает опомниться, начиная следующую. Это был его подарок Юнги, но тот его не оценил. Чимину лишь остаётся надеяться, что он ещё вернётся.***
= где ты? Чонгук отвечает не сразу, минут через десять. На репетиции, где мне ещё быть? … У тебя же есть моё расписание. я хотел узнать это конкретно от тебя. Что-то случилось? ага. по тебе соскучился. Собираешься что-то с этим сделать? возможно. К тому времени, когда Чонгук заканчивает последнюю на сегодня репетицию и сонно плетётся к служебной машине, Юнги свободен от дел и следует за ним, чтобы напомнить Чонгуку, что в его сердце место только ему одному. У Юнги нет ни плана, ни заготовленных речей — только его чувства. Чонгук любит его, и для настоящей любви этого должно хватать. Подождав, когда служебный автомобиль уедет, Юнги заходит в дом следом за Чонгуком и ждёт несколько минут, нервно переминаясь с ноги на ногу. Чонгук встречает его удивлённым выражением лица. Ладно, хотя бы он не злится. — Привет, — Юнги улыбается, и Чонгука сбивает с толку его робость. Откуда что взялось? — Юнги… — шепчет он в стотысячный раз. — Зайдёшь? Он кивает и проходит внутрь, снимает верхнюю одежду и следует за Чонгуком в гостиную. Они садятся на диван и смотрят друг на друга, не зная, с чего теперь начать. Слишком много лжи и недосказанности в этих отношениях появилось за столь короткий период. Раньше всё было просто: поцелуи в щёку по утрам, обжигающие прикосновения — по ночам. Им не нужно было что-то придумывать и подступаться к друг другу. Теперь же это всё… неловко как-то. — Я понимаю, что отдалился от тебя за эту неделю, что не был честен с тобой, говоря о своих проблемах. Понимаю, Чонгук-а. Но теперь всё хорошо, и нам обоим не о чем волноваться. Юнги пытается взять Чонгука за руку, но тот не даёт. — Я бы всё равно предпочёл, чтобы ты был честен и чтобы мы оба говорили, когда есть проблема, а не врали, лишь бы друг друга не беспокоить. То, что наши отношения в тайне, не делает их неполноценными. Мы такая же пара, как и остальные, Юнги, и ты просто не можешь избегать меня, не объяснив, что случилось. Подумай, как я себя чувствую после этого? — Я не хочу думать, а хочу услышать это от тебя. Просто скажи. — Брошенным, — начинает перечислять Чонгук, — одиноким, нежеланным. Второстепенным. — Но у меня не было такого намере… — Ты действительно разбаловал меня, Юнги. Я привык к твоей постоянной заботе, присутствию, к тому, что ты здесь, чтобы удовлетворить мои нужды, стоит мне только позвать. Я привык к тебе и сделал тебя частью себя, понимаешь? Мне без тебя некомфортно. Юнги смотрит на Чонгука так, как смотрят хозяева на любимых домашних питомцев, когда те ведут себя очень мило. Чонгук — это вся теплота, что когда-либо была в нём. Без него Юнги просто замёрзнет. Чонгуку хочется отдать всё, себя — в первую очередь. — Я люблю тебя, Гук-а, — говорит Юнги, и на этот раз Чонгук не отталкивает его прикосновение. — Что за проблема у тебя была? — включается его взрослая, вдумчивая сторона. — Неважно, ведь она уже решена. Всё хорошо, малыш. Обещаю так больше никогда не делать. — Обещаешь? — Чонгук кладёт голову ему на плечо и смотрит с этой глупой надеждой на то, что у них всё ещё может наладиться. — А какая проблема у тебя? Ким Тэхён. Его проблема — Ким Тэхён. Человек, чей образ вечно мельтешит перед глазами и в мыслях. Он надоел, и от него нужно избавиться радикальным образом. Чонгук полностью уверен, это просто минутное помутнение. Он не изменщик, не может полюбить кого-то другого, и всему виной — размолвка с Юнги. К счастью, эту проблему они уже решают. — Моя проблема — недостаток тебя, — поднимая подбородок, чтобы между ними осталось меньше свободного пространства, говорит Чонгук. — С этим я могу помочь, — Юнги улыбается уголком губы. — Напомни, где в этой квартире спальня? Чонгук усмехается и ведёт Юнги следом за собой в комнату, в которой тот был сотни раз, чтобы вновь утонуть с ним.***
= — Если бы кто-то шантажировал тебя, угрожая рассказать о наших отношениях, ты бы сказал мне об этом, хён? — бормочет Чимин, поворачиваясь лицом к Хосоку. — Я трахал тебя два часа без перерыва, ты уже должен десятый сон видеть. Спи, — бурчит тот, открывая один глаз. — Нет, ответь. Сказал бы мне? — Не знаю, Чимин-а. Смотрел бы по ситуации, но, наверное, не сказал бы, если бы мог решить проблему самостоятельно. Нет смысла тревожить близких попусту. А что? — Нет, ничего, — шепчет Чимин, закрывая глаза. — Я почему-то так и думал. В этот момент Чимин достигает пика своего опустошения. Всю свою жизнь он пытался понять, что такое любовь, и, встретив Хосока, кажется, нашёл этому определение, но теперь не уверен, что это было то самое чувство. Хосок множество раз говорил Чимину о своих чувствах, но только в моменты, когда прижимал его к стене или нависал над ним на кровати. Хосок дал понять, что всё, что между ними, должно тут и оставаться, если они хотят нормальной, спокойной жизни. Они вместе и не вместе одновременно, и раньше Чимину этого позарез хватало, но вечная погоня за этим чувством сломала его, заставила пересмотреть свои отношения, в которых было всё, кроме пресловутых условностей. Чимин бежит всю жизнь, пытаясь понять, что такое любовь, и он встретил Юнги, который, казалось бы, так самоотверженно любит Чонгука, что готов сгореть ради него в одиночку. Он думал, это и есть любовь. Теперь, когда Хосок сказал, что сделал бы то же самое, Чимин уже ни в чём не уверен. Он снова потерялся и уже очень сильно устал бежать. Чимин просто хочет быть свободным, а та любовь, которую он получает, заставляет лишь чувствовать себя должным.***
= — Не так, Юнги… — Чонгук хнычет и хватает его за плечи. — Глубже, пожалуйста. Ты нужен мне весь. Хочу тебя всего. — Мы неделю не… Тебе не больно? — Пожалуйста! Чонгук сам двигает бёдрами в сторону него, и Юнги, сдаваясь, входит в него глубже, и с губ Чонгука срывается болезненный стон. Останавливаясь, Юнги ждёт и смотрит ему в глаза. Боится. —Продолжай, прошу, — хнычет Чонгук, запрокидывая шею и открывая новые места для поцелуев. — Давай, я сам этого хочу. Ну же, Юнги. Юнги нервно сглатывает, понимая, что может кончить от одних только этих слов, но нужно держаться ради Чонгука. — Покажи, как ты меня любишь. И он начинает двигаться, быстро и ритмично вдалбливаясь в зад Чонгука, вырывая из него высокие, мелодичные стоны. Чонгук распаляется и горит под ним, сгорая и перерождаясь заново с каждым следующим толчком. Если и быть под кем-то — то вот так, на полную катушку, со смесью боли и удовольствия в венах. Если и позволять себя кому-то трахать — то только так, чтобы в конце от тебя не оставалось ничего. — Гук-а, я… — Ещё… Юнги рычит и ускоряет темп, и Чонгука сводят с ума эти пошлые шлепки его ягодиц о пах Юнги при каждом новом толчке. Он скучал по запаху пота, смешанному с ароматом кожи. Скучал по красиво приоткрытым губам Чонгука, по его вычерченному богами лицу, по каждому изгибу его тела. Ощущается, как дом и бордель одновременно. Чонгук всегда хочет ближе, хочет его сильнее, глубже, хочет так, чтобы его больше никому не досталось, и это сводит Юнги с ума. Чонгук резко толкает его на себя, прижимая к своей груди, и Юнги кончает, не успев выйти. Бешено улыбаясь, Чон блаженно закрывает глаза и хрипло комментирует: — Вот так это делается. Опять пришлось требовать, но сейчас, пока разум в отключке, Чонгук этому рад. Юнги, собрав остатки разума в кучу, бережно начинает вытирать Чонгука, распространяя вдоль по его телу ещё одну волну возбуждения. Чонгук понимает, что не успел кончить, только когда видит голодный, животный взгляд хёна на его пах: видимо, настолько сконцентрировался на приятной боли растягивания, что упустил один маленький момент. Воспользовавшись секундным трансом Юнги, Чонгук ловко меняется с ним местами и теперь уже смотрит сверху. — Я не кончил. Что будем с этим делать? — А чего ты хочешь? Тот наклоняется над его лицом и целует в губы, поддевая нижнюю и оставляя лёгкий укус. — Хочу, чтобы хён вспомнил, каково это… — он переходит в шее, ведя влажную дорожку из поцелуев в сторону уха. Доходит до мочки и начинает её посасывать. — Хочу, чтобы ты вспомнил, каково быть мной. — Гук-а, будет больно, ведь мы давно не… — Я всё сделаю, только скажи «да». Чонгук смотрит на него, но не с призывом. С нежностью, с желанием доставить истинное удовольствие, показать ему, как это хорошо — быть любимым. — Давай… Ладно, давай. С этими словами Чонгук наощупь находит затерявшуюся в простынях бутылочку со смазкой и выдавливает на пальцы. Устроившись удобно чуть сбоку от Юнги, он свободной рукой начинает гладить его живот, бёдра, наслаждаясь тем, как его хён дрожит под ним, чувствительный к каждому новому прикосновению, каждому поцелую. Расслабив Юнги, Чонгук целует его глубоко и влажно, медленно двигая языком, пока вводит внутрь один палец, ловя тут же его низкий стон прямо в свой рот. — Какой же узкий… — сходит с ума он, когда Юнги хнычет от чего-то, что не назовёшь болью, исходя из звуков, которые он издаёт. — Медленно, пожалуйста, — тихо выдыхает ему в губы Юнги и тянется за новым поцелуем. — Я помню, как ты любишь. Чонгук чувствует, как Юнги улыбается в поцелуй, и продолжает его растягивать, добавляя ещё один палец, после чего температура в комнате резко поднимается градусов на сто, и Юнги уже совершенно себя не сдерживает: стонет высоко, надрывно, выдыхая его имя через слово. Чонгук продолжает двигаться в нём, готовя для себя и понимая, что не продержится больше пары минут, ведь у них обоих в этом мало опыта. Ему нравится это ощущение относительной новизны. Его прёт от того, что при таком-то опыте, как у них, оба ещё способны показать друг другу новые грани удовольствия. — Давай, Чонгук, я готов, я… — Понял. И Чонгук медленно, осторожно входит в Юнги, после чего оба синхронно стонут, замирая, чтобы отдышаться и привыкнуть. Юнги тяжело дышит, его красивые губы приоткрыты, он смотрит на Чонгука в немой мольбе не прекращать безумие. Зафиксировав руки на талии Юнги, Чонгук толкается в него ещё раз: так же медленно и плавно, но ощутимо глубже, и зарабатывает себе в копилку ещё один громкий стон. — Это так… — Юнги пытается собрать мысли в кучу, но они разлетаются. — Да, пожалуйста, ещё… — Что угодно, — Чонгук прикусывает ему шею и делает ещё несколько толчков. — Для тебя что угодно… Юнги отрывисто, тяжело дышит, смотря на Чонгука затуманенным, пьяным взглядом, и младшего ведёт больше от этого, чем от ощущения собственного члена в узкой, только что растянутой для него заднице. Чонгук чувствует жар, разливающийся внизу живота, и толкается в него ещё несколько раз, медленно и глубоко, а затем выходит из него с рыком, кончая Юнги на живот. Юнги, чья бледная красивая кожа покрылась испариной, закрывает глаза и пытается прийти в себя. Чонгук берёт салфетки и аккуратно стирает следы себя с кожи Юнги, свободной рукой массируя его шею, пока тот лежит с блаженно прикрытыми глазами. Устраиваясь рядом с ним, Чонгук утыкается Юнги в плечо и шепчет: — Ты такой узкий. Не смог продержаться больше. — Всё нормально, — Юнги поворачивает голову, целуя его в макушку. — Вспомни наши первые разы. Вот тогда было действительно быстро. Чонгук смеётся, пуская по телу Юнги мурашки. Он только что позволил Чонгуку отыметь себя, и, когда голова перестаёт кружиться, Юнги усилием воли не съёживается, потому что понимает, почему. Он готов пойти на что угодно, лишь бы Чонгук не захотел чего-то подобного с Тэхёном. Если у его Чонгука есть хоть какие-то чувства к этому человеку, Юнги вытрахает их из него, заменив собой, да что там — позволит Чонгуку вытрахать их, предлагая себя в качестве антидота. Лишь бы любить не переставал. Лишь бы главным в его жизни всегда оставался именно он. Теперь это не просто секс по любви, а сражение за сердце, которое, по подсчётам Юнги, до сих пор принадлежит ему. Устраиваясь удобно в руках Чонгука, Юнги засыпает, пока Чонгук лежит рядом с ним и смотрит в потолок пустым взглядом. Чтобы заполнить пустоту, нужно хотя бы догадываться, что она существует. Чонгук и понятия не имел, каких огромных размеров эта пустота, образованная ссорой с Юнги и вниманием Тэхёна. Чонгук не может уснуть ещё очень долго, слушая размеренное дыхание рядом с собой. Он себя ненавидит, потому что Юнги сделал всё правильно, хорошо, но теперь ему этого мало. Этот секс должен был стереть из его головы все запретные мысли, но его оказалось недостаточно. Той любви, которую дарит ему Юнги, больше недостаточно. И виной всему — Ким Тэхён.***
= Просыпаясь, Юнги жалеет, что вообще проснулся, потому что вместе с дискомфортом в теле к нему возвращается всё то же ощущение. Не отпустило. Он так и не смог избавиться от влияния, которое оказывает на него Пак Чимин, и виной всему — его грёбаное любопытство. Закрывая глаза, Юнги представляет Чимина, танцующего босиком в своей квартире, представляет его ехидную улыбку, слышит смех, почти чувствует мягкость его пухлых губ. Почему он такой доверчивый? Почему слова, сказанные Чимином в их первую встречу, так сильно похожи на правду? Юнги хочет, чтобы это было правдой, потому что поверил этому человеку однажды, а он бы не стал этого делать, если бы на то не было причины. Почему Чимин затеял весь этот цирк, сыграв в жертву? Вёл ли он так себя с другими клиентами? Чимин отпустил его, но эта история совсем не кажется Юнги законченной — хотя бы из-за его слов. Чимину было приятно над ним издеваться или же понравилось его общество? Почему он просто не может определиться со своим отношением к этому человеку? Почему вообще не может не иметь мнения о нём? Пак Чимин — искуситель. Отпустив, он как будто только больше к себе привязал. Юнги пришёл к нему, чтобы сделать последний ход в игре, а Чимин посеял очередную интригу, потому что ему абсолютно непонятно, что он от него хотел услышать. Юнги чувствует себя жалким, лежа в постели с любимым человеком, когда думает совершенно о другом. Он чувствует себя грязным, а ведь прошлой ночью они с Чонгуком сделали всё, чтобы замолить друг перед другом все свои грехи. Юнги одевается, идёт на работу, а в голове — Чимин. Он проводит совещание, подписывает документы, запирается в студии, пока мысли вновь сводятся в одну и ту же точку, — Чимин. Чимин просто везде, и это ужасно, потому что у него на теле повсюду следы, оставленные другим человеком, — Чонгуком — которого тот безмерно любит. На этот раз даже секс с ним не помогает — Чимин бьёт все ощущения, всё послевкусие буквально парой фраз. Едва дотерпев до вечера, Юнги садится в машину и едет по уже выученному адресу. Выйдя из лифта, он оказывается в той самой гостиной, которая в одиночку способна повергнуть его в состояние лёгкой паники. Юнги замечает Чимина: тот стоит у телевизора, потерявшись в сюжете какой-то дорамы, в тренировочном костюме и держит в руке один кроссовок. Услышав шаги рядом с собой, Чимин оборачивается и вздрагивает. — Кажется, я схожу с ума. Юнги мотает головой, смотря на блондина, и видит, как медленно, словно выходящее солнце, изменяется его выражение лица, смягчаясь. — Ты вернулся… — шепчет Чимин и роняет кроссовок. Чёрт знает, что это вообще такое.