Шестнадцать лет назад
В комнате, затопленной мягким сумеречным светом, девочка сидела за старым деревянным столом и усердно записывала свои сны в толстом дневнике. На каждой странице она тщательно описывала иллюзорные миры, в которых оказывалась каждую ночь. Ее перо плавно скользило по бумаге, словно танцуя на мелодичный ритм собственных мыслей. Улыбка не сходила с ее лица, когда она погружалась в мир своих фантазий и открытых возможностей. Каждая фраза, каждое предложение были безошибочно зафиксированы на страницах дневника, становясь своего рода мостиками между реальностью и сновидениями. Порой, когда тревожные или пугающие сны вторгались в ее подсознание, она наливала дневник своими эмоциями. Однако большая часть снов была полна интереса и теплоты. Благодаря этому дневнику, Хюррем могла вернуться к самым ярким и живописным моментам своего ночного путешествия. В дальнем углу комнаты, замерла Афифе и стала наблюдать за госпожой с безграничной любовью, гордостью и лёгким любопытством. Она была искусно незаметной, присутствуя на пороге, чтобы не нарушить мгновение вдохновения. Тихий вечерний свет вызывал особенные ощущения в комнате – нежности и спокойствия, как будто было создано специально для того, чтобы легко проскользнуть в мир воображения и мечтаний. Спустя несколько минут, Хюррем закончила писать и наклонилась над своим творением, чтоб полюбоваться им. Ее рука мягко прошлась по загнутому уголку страницы, словно она поддерживала нежное соприкосновение с мирами своих снов, а затем сладко потянулась, разминая затёкшую спину и только тогда заметила притаившуюся кормилицу. — Ох, Афифе, давно ты тут? — на миг в глазах рыжеволосой мелькнул страх, но сменился лёгким смятением, хотя она знала, что могла доверить женщине любую свою тайну. — Не особо. Хотела позвать на ужин, но вы так были увлечены, и я не смогла потревожить, — с лучезарной улыбкой ответила Афифе и с некой робостью прошла в комнату. — Я тебе не говорила, но вот начала вести дневник своих снов, — Хюррем чуть отодвинулась в сторону, чтобы показать женщине тетрадь на столе, а та заметно удивилась. — Это необычно и... интересно. Что же вам снится? Этот вопрос подействовал на девочку бодро, что аж загорелись глаза, и она выпрямилась с готовностью всё рассказать. — Ооо, много что! Всё такое яркое и очень-очень тёплое, а ещё лица, но какие-то смутные, только я их будто знаю. Прям родное! Могу сказать точно, что это две женщины. У одной что-то блестело на шее, а у второй смех... звонкий, как у колокольчика! Может мама ко мне приходит? Я помню ты рассказывала, что именно так она и смеялась. С каждым последним словом Афифе будто бледнела, а по лицу мелькнула тень. Смотря в эти детские глаза, полные надежды на что-то новое от неё, сердце сжималось, ведь женщина прекрасно знала о том, как Хюррем часто тосковала по своей матери, которую никогда не знала, так же как и отца. Ее ушедшая мама всегда оставалась для нее загадкой, а немногочисленные рассказы лишь увеличивали ее желание узнать правду об этой трагической судьбе. Однако, несмотря на свою стремительность, время не смягчало боль в сердце. Афифе, которая всегда была рядом, прекрасно осознавала эти состояния противоречивых эмоций и волнений. Она пыталась защитить девочку от боли и страданий, которые так часто сопровождали истории, в которых смерть наступает слишком рано и неожиданно. Женщина заботливо и беспокойно хранила в себе множество образов и воспоминаний о матери Хюррем, которую любила, как родную и вопреки всему вместе с ней покинула когда-то Топкапы. Каждый раз, когда рыжеволосая поднимала эту тему, ее кормилица, сдерживая слёзы на глазах, мягко отводила разговор в сторону. Боясь ранить девочку еще больше, она стремилась сохранить ее невинность и безмятежность, не затрагивая глубокие и темные уголки прошлого. Она была глубоко погружена в саморазрушающийся внутренний конфликт: одновременно ощущая ответственность перед Басар Султан, матери девочки, Афифе терзалась от беспомощности, не зная, как помочь и объяснить трагедию. Каждый раз, когда Хюррем задавала вопросы или упоминала свою мать, женщина пыталась найти правильные слова, но не находила сил и мужества рассказать правду. — Ту, у которой что-то блестело на шее... Её звали Михрибан. Всегда была рядом с твоей мамой, нянчилась с тобой, — всё-таки Афифе слегка уклонилась от прямого ответа, но знала, проницательная девочка заметила. — И что... она тоже умерла?... — с опаской спросила Хюррем и мысленно приготовилась к подтверждению. — Нет-нет! — спохватилась кормилица, видя страх в глазах ребёнка и поспешила успокоить. — Михрибан просто... была выдана замуж...Настоящее время
— Госпожааа... Хюррем передёрнулась всем телом от того, что её трясли за плечо. Рядом оказалась Нигяр с беспокойством наблюдая за своей госпожой. — Ох, я задумалась... — наконец пришла в себя сестра Султана и тряхнула головой, окончательно прогоняя отголоски воспоминаний. — Я уж поняла, когда вы не отозвались и сидели на кровати, как статуя, — с лёгкой усмешкой ответила джарийе и педантично расставила всё для водных процедур. — Что так заняло ваши мысли? Потянувшись, Хюррем широко зевнула и поднесла ладони, чтобы Нигяр плеснула в них воды. — Вспомнила кое-что... Помимо Абдуллы будет ещё одна цель. Некая Михрибан. По рассказам Афифе, она была близка моей матери. Нужно как-то разузнать об этих двоих. — Но учитывая здесь власть Валиде Султан будет непросто, если вообще невозможно. Вчера вон как моментально среагировала. — Ммм... Да, ты права. В действиях мы ограничены. Никто так просто ничего не расскажет либо из-за страха, либо из-за преданности. Но попробую что-нибудь выведать у Махидевран. Как раз отвлеку. Внезапно послышался грохот, словно что-то упало в коридоре. Девушки синхронно дёрнулись и на какой-то миг растерялись, пытаясь понять, что случилось. — Мне же не послышалось? — косясь на дверь, решила удостовериться Хюррем. — Нет... — и следом Нигяр осенило. — Проклятье! Нас подслушивали! — не долго думая, девушка бросила полотенце и сорвалась с места. Хюррем не успела моргнуть, как от неё простыл след и буквально через минуту в покои прошла Махидевран явно находясь в недоумении. — Что с Нигяр? Чуть не столкнула меня в коридоре. — Шпион нечаянно выдал себя. Побежала ловить, — махнув рукой ответила госпожа, точно привыкшая к подобным моментам. — Расскажу всё за завтраком. Хорошо что пришла.***
Пасмурное утро окутывало террасу, где уже по некой традиции госпожи решили провести свой завтрак. Небо было одето в тяжелые серые облака, словно указывающие на то, что день обещает быть не особенно радостным, хотя они знали это и без него. Но пока не начался дождь, девушки наслаждались свежим воздухом и тем более тут вряд ли могли подслушать их разговор. Хюррем изложила Махидевран, что планировала, а та подняла взгляд к небу и тяжело вздохнула. — К счастью, про Абдуллу я немного слышала, однако это сухие факты. Сулейман как-то рассказывал, был у вашего отца один единственный и верный друг. Можно подумать какой-нибудь визирь или бей, но Абдулла был лекарем, не раз спасший Падишаху жизнь. Только после кончины Султана Селима резко исчез, не оставив следов. Наверно, не вынес потерю друга, — пожав плечами, Махидевран мягко вздрогнула от слабого ветерка. — Про Михрибан, увы, ничего не знаю. Может поговоришь с Сулейманом? Он был близок с отцом и наверняка знает многое... Хюррем повела плечами, будто стало неуютно и покачала головой. — Нет, плохая идея. Я не вынесу долгого разговора. Должен быть другой вариант... Махидевран как-то странно улыбнулась, словно что-то задумала и получила от подруги вопросительный взгляд. — Есть один, только он ещё хуже... Хюррем молча и выжидающее продолжала смотреть, и черкешенка собралась с духом. — Ибрагим... Он тоже о многом осведомлён, я так думаю... Рыжеволосая выпучила глаза, только не хватало пальцем у виска покрутить, а Махидевран тихо рассмеялась. — Действительно, хуже придумать нельзя... — пробурчала сестра Султана и сделала глоток горячего чая, получив дозу тепла. — О, Аллах... — мать наследника закатила глаза. — Я, видимо, даже в могиле не застану тот день, когда у вас сложатся нормальные, человеческие взаимоотношения. Хюррем от такого неприятно передёрнуло. — Прекрати. Не говори так... — А всё к этому и идёт! — возмущённо воскликнула Махидевран и громко стукнула стаканом об стол. — Я знаю вас обоих и до сих пор не могу понять, как вы так попали. — Как? Ну может из-за того, что Великий визирь невоспитанный хам? — Хюррем скрестила руки на груди и отвернулась, чувствуя, как начинает злиться. — Госпожа, будто ты манерами блещешь! — вырвалось у черкешенки, и поначалу она испуганно поджала губы, когда поймала на себе убийственный взгляд. — Я не поняла, ты на чьей стороне? — сдержанно спросила сестра Султана и смотрела слишком проникновенно. — Я посередине! Вы оба для меня дороги, говорила об этом не раз, поэтому я хочу, чтобы наконец-то случился компромисс! Может всё не так как кажется? Доверять Хатидже ужасная идея, уж я то знаю... — Хватит! Не об этом сейчас! Оставим выяснения отношений на потом. Я вообще-то пытаюсь разобраться в своём прошлом! — Я понимаю, но в таком случае иногда придётся переступать свою гордость. Без посторонней помощи ты не справишься. Увы, я не кладезь информации. Твоя Нигяр тоже не всесильна. Если только Рустем... При упоминании мужа Хюррем как-то поникла, вспоминая прошедшие дни, а от Махидевран ничего не укрылось. — Что такое? Поссорились? — Нет... Но с приездом сюда он сильно изменился. Молчит, что-то спрашиваю, а у него только один ответ. Кажется, его что-то гложет. Сомневаюсь, что на него теперь можно надеяться. На некоторое время возникло молчание, только порывы ветра разрезали тишину. Махидевран искренне пыталась найти пути решения и помочь госпоже, а Хюррем заняли мысли о Рустеме, в частности, что тут могло на него так повлиять. Девушка не понимала, с какой стороны подступиться и стоило ли вообще, но с другой стороны она чувствовала со своей стороны некую обязанность как жены, хоть их брак давно стал лишь условным. — У Ибрагима есть друг Насух Эфенди. Может через него попробовать? — резко озвучила идею черкешенка. — Это оставьте мне! На пороге балкона неожиданно появилась Нигяр, запыхавшаяся, но полная решимости. Госпожи только в смятении переглянулись. — Лазутчицу не поймала, поэтому теперь нужно быть внимательнее. Желательно важные вопросы во дворце не обсуждать. — Это понятно. Мне другое интересно. Ты уверена? — Хюррем явно намекала на идею с другом визиря. — Да. Единственное, мне нужно будет покидать дворец, — непоколебимо ответила Нигяр. — Не вопрос. Только тебе стоит быть предельно осторожной. И желательно, чтобы твои уходы видели минимально. А ещё главное не попадись Ибрагиму. Он тебя знает. — И имя настоящее не называй! — дополнила Махидевран и против воли взглянула в сад, где под шатром заметила Валиде, Хатидже и Турну. — Да что ж это такое. Не одно так другое. — Ты чего? — в замешательстве спросила Хюррем и быстро поняла, встретившись взглядом с будущей женой Султана. — Согласна с тобой... Турна вежливо кивнула госпоже и приветливо улыбнулась, а рыжеволосая смогла выдавить лишь подобие улыбки. Мать наследника ревностно взглянула на подругу. — Не говори только, что ещё пойдешь по берегу моря с ней гулять... Хюррем вздрогнула, не сразу поняв о чём речь. — Не неси чушь. Это так... для отвода глаз. Хочу понять её мотив и чего ожидать. Кажется мне, под шкурой белой овечки скрывается волк... Сестра Султана отвела взгляд в сторону пышных деревьев и вдруг резко, как обухом, в голову стукнуло воспоминание о ночи во дворце визиря, когда она заметила кого-то в саду. Она почувствовала нечто неприятное, будто пронзительный холодный ветерок скользнул по ее спине. Но может просто показалось? Или это был сон? Кому понадобилось следить прямо так? — Хюррем, всё хорошо? — забеспокоилась Махидевран, видя немой страх в глазах девушки. — Д-да... Снова задумалась, — соврала госпожа, всё-таки решив, что с ней просто играло подсознание. — Ладно. Цель понятна. Действуем осмотрительно, — обращалась она скорее к Нигяр, а потом взглянула на Махидевран. — Мне нужно достать Уд.***
Без солнца краски сада будто потухли. Ибрагим брёл меж мрачного пейзажа, совсем не замечая его, одолеваемый разными мыслями. В кабинете его снова ждала бумажная волокита, а затем совет дивана, на котором Султан должен будет принять посла. Следовательно, Рустем в очередной раз будет перед глазами и греку придётся прикладывать усилия, чтобы сдержать себя. Перед глазами так и маячила картина милой беседы Хатидже с этим хорватским псом, что мужчину ужасно разозлило. Спасло только присутствие многих во дворце, а иначе беды не миновать. Внезапно до Ибрагима донеслась какая-то мелодия, и он замер прислушиваясь. Одолели разного рода вопросы: кто это? почему тут? и на чём играет? Визирь решил выяснить немедленно, поэтому пошёл на звук, и тот привёл его в скрытый от чужих глаз уголок сада. В тени изящно склоненных деревьев и буйно расцветающих роз, на скамейке сидела Хюррем. Ее вишневые губы были слегка приоткрыты, словно готовые испустить мелодичный звук. Длинные пальцы нежной руки мягко касались струн лютни, создавая обволакивающую атмосферу. Все вокруг замерло, словно природа сама с уважением прислушивалась к ее игре. Листья на деревьях, будто ожившие, шептались, попутно танцуя под звуки мелодии, которую создавал инструмент, а воздух наполнялся ароматами цветов, подчеркивая нежность и красоту ее музыки. Голубые глаза, полные глубины и таинственности, закрыты, однако это не мешало ей почувствовать каждую ноту, каждое вибрирование струн, словно она сливалась с мелодией и становилась ее воплощением. Дыхание ровное и спокойное. Она владела удом, как продолжение своего тела – мастерски и непринужденно. Ее музыка полна нежности и иронии, сводящих на нет жестокую реальность ее жизни. Она пыталась освободить свою душу через звуки, воплощая свои мечты и желания в нотах. Лютня стала для нее окном в волшебный мир, где она могла быть самой собой, где она могла выразить свои мысли и чувства без ограничений. С каждой нотой госпожа описывала историю своего сердца и умело передавала его томные тревоги и радости. Это был волшебный танец звуков, который точно мог пленить каждого, кто смел оказаться рядом. И не повезло Ибрагиму... Очарованный этим звуковым волшебством, с изумлением и благоговением наблюдал великий визирь. Его тёмные глаза скользили по тонким пальцам девушки в привычных перчатках, словно в поисках ответа на вопросы, которые душа задавала сама себе. И как будто все разногласия затихли на мгновение, что уже случилось однажды, когда он поймал её на лестнице. Ибрагим очень хорошо воспроизвёл тот момент в голове. Как держал её хрупкое тело, оберегая от нового падения, как взглядом скользил по ее лицу, касаясь каждой черты и невольно увидел то, что не должен был, после чего она моментально испарилась. — Соленый бриз нежно касается лица. Волны разбиваются о берег громко. Морская пена словно платье из шелка. Раскрывают мне тайны эти волны, — доносился тихий, но мелодичный голос, переливался, как прозрачный ручей, окутывая все вокруг. Паргалы осознал, что Хюррем... пела! И на миг показалось, будто отныне его больше ничем не удивить в этом мире... Её пение окутало его хрупкой нежностью и беспечной свободой. И в груди горело что-то новое... — Ай, шайтан тебя забери, сколько ты тут стоишь?! — вдруг послышался испуганный возглас госпожи, что Ибрагим сам напугался. У рыжеволосой чуть сердце в пятки не ушло, когда заметила присутствие визиря, а следом щёки обдал знакомый жар от осознания, что он всё видел и слышал. — Спокойно, — мужчина выставил руки перед собой то ли обороняясь, то ли успокаивая. — Просто шёл и услышал мелодию. Хотел узнать, кто тут помимо меня музыкой промышляет. Должен признаться, госпожа, не мог представить тут именно вас. Вы прекрасны. Ибрагим вернулся к себе прежнему, обаятельно улыбнулся, что было не понятно искренний комплимент или завуалированная форма насмешки и, положив ладонь на сердце, поклонился. Хюррем только закатила глаза, фыркнув. — Не трать время на длинные речи. Представления больше не будет. Вздёрнув подбородок, госпожа непринуждённо встала со скамьи, расправила складки на платье и держала цель скорее уйти. Выносить общество визиря становилось невыносимо и неловко. — Но может мне стоит надеяться на дуэт? — вырвалось из уст Паргалы прежде, чем он успел отмести это мысленно. У сестры Султана чуть ком в горле не встал. Незаметно выдохнув, она обернулась к мужчине и ехидно растянула губы. — Может быть... в твоём сне? На том Хюррем отправилась к тропинке, ощущая на себе долгий и задумчивый взгляд Ибрагима..