Гадюка

      Раксаш едва взглянул на спящего Лиана, отметив его истончившуюся фигурку и изможденное личико, потом ушел в гостиную, сгреб в охапку Дарьяна, притискивая к себе. Однако перед глазами продолжал оставаться мальчишка, выносивший ему трех здоровых котят. По приезде, он первым делом заглянул в дом к раксам, проведал кормилиц. Двое котят, наевшись, крепко спали. Третий тоже от молока не отказался, набрался сил и начал орать благим матом, выворачиваясь в руках самки. Прорастание ремня наживую не самое приятное, что может случиться с раксашским ребенком.       Три месяца закончились, и раксаш начал раздумывать не на самые приятные темы. Он фактически бросил своего беременного лала на меченого, сам пальцем не пошевелил. Нельзя сказать, что его не тянуло домой, не так, как к Дарьяну, но про Лиана он не забывал, хотел посмотреть. Каждый приезд заканчивался одинаково: беременная омега шарахалась от него, настолько сильно забивая его страхом, что доносилось даже через его толстую ментальную шкуру. Не так давно он с раздражением размышлял, каких капризов и расходов ему будет стоить понесший Лиан. В итоге с него и кредита не взяли. Морально расплатился Дарьян, материальных вложений вообще не потребовались. Мазози не скуп, обычно он баловал лалов, по случаю оказавшихся в его постели, пускай занимали они его не дольше пары ночей. Дарьян прекрасно зарабатывал на домашнем хозяйстве, ему в процентах назначены постоянные отчисления от продаж девайсов и продуктов, к котором прикладывали руки лалы. Фавориту Мазози дарил исключительно дорогие подарки, украшения редко, обычно новую, доставленную прямиком с Обетованной, породу кур, или, вот, год назад — сани для зимних забав.       Лиану от него лишних штанов не перепало. Он не добывал через зеленых купцов крынку дурно пахнущей простокваши, однажды потребованной Дарьяном ближе к родам. Не слушал его ревнивый бред и обвинения, что его совсем бросили. Не носил его на руках. Не кормил вкусненьким. Не урчал ему вечерами, усыпляя. Мазози цапнуло за бок нечто отдаленно похожее на людскую совесть. Его никто не упрекал, и трудно представить такое от предельно вежливого с ним Лиана. Вспомнилось, каким он нежным и обходительным был в таксаре, ласковым и нуждающимся в его спальне, как мило с ним попрощался, не затаив обиды. Трогать Лиана сейчас представлялось кощунством, поэтому раксаш поцеловал рыжую макушку тихо задремавшего рядом с ним Дарьяна и растянулся вместе с ним на диване.       Утром они застали Лиана сидящим на коленях рядом с перестеленной и заправленной кроватью. При виде Мазози он поднялся на ноги, совершил к нему ровно три шага и сложился в позу подчинения, пригнув голову к полу. Жест выглядел предельно вежливым, только от кровати Лиан стал еще дальше, он полностью одет, волосы убраны, глаза опущены. Если начать припоминать, Мазози видел его открытый взгляд лишь в таксаре, потом не пришлось. Никогда его не отвергали, используя установленный между верхним и нижним церемониал. Лиан оставался в его власти и никак ее не оспаривал, с ним можно делать что угодно, но окончательно закрылся внутри себя, превратившись в красивую вещь. Мазози сильно запоздал с желанием приласкать. Имеет ли смысл ласкать холодный, не отзывающийся внутренним теплом и светом драгоценный камень? И разве можно обвинять Лиана в неправоте? Он ответил на отношение. Мазози отпустил его движением руки. За завтраком спокойный Лиан попросил заглядывающего ему в лицо и хмурящегося Дарьяна вернуть прежнее место работы.       — Ты едва после родов, отдохни, — пытался проявить мягкость и понимание фаворит, в которых совсем не нуждались.       — Собирать веревки не сложно, там и отдохну, — продолжал настаивать Лиан.       — Хочешь — иди, — буркнул Дарьян, убирая руку со стола на колено и там сжимая пальцы в кулак, его жест видели Сил и Лиан.       Черноволосый испытывал к Дарьяну вовсе неоднозначные чувства. Разобраться в них слишком мудрено, но остальные, более спутанные и слабые, сверху покрывал жгучий стыд. Никто не должен настолько беззастенчиво пользоваться чужим расположением, и точно не он. Слишком распустился, ослаб, оперся на чужого, ничем ему не обязанного нижнего, измучил своими выходками. Стыдно! Стыдно… Он потерял лицо. Не знал куда деваться от позора. Но желательно подальше и побыстрее.       Весенние беспорядки закончились, звери в лесах начали приносить приплод, в этот сезон их почти не били, продолжая обходить территорию и присматривать. Мазози сменил леса на мастерские. Он не повторял прежних ошибок и не позволял Лиану уходить из спальни, каждую ночь настойчиво укладывая головой на подушки, хотя тот норовил остаться в ногах. Он собственноручно выковал и подарил Лиану три золотых жестких браслета, покрытых резьбой и желто-зелеными хризолитами с промельком более мелких изумрудов. Такие недавно вошли в моду в столице, и клеймо Мазози делало их ценнее втройне, не учитывая саму тонкую работу настоящего мастера. Лиан стоял на коленях у него в ногах и принял шкатулку с подарком обеими руками, раскрыл прямо при Мазози, сразу нанизал браслеты на запястье левой руки, низко поклонился.       — Ах, господин, какая красота, я не достоин ваших даров. Чем мне угодить вам?       Правила соблюдены все до единого. Глаз его раксаш по-прежнему не видит, эмоции ему всегда трудно уловить, но сильные до него доносятся и этого нет тоже. Лиан не продался за пару побрякушек, не принял их даже в качестве первого шага к примирению. Желтый патриарх почувствовал неуверенность, в дарах ему не переплюнуть аристократов, наверняка Лиану дарили драгоценности с чистыми камнями размером с орех. Немного золота, присыпанного осколками не самых ценных минералов, нашел чем впечатлить. Дразнить раксаша долго слишком опасно, вместо совести Мазози начинал покусывать гнев. Он не должен распинаться перед нижним. От него и не требуют, ему подчиняются, схоронив неприятие на недосягаемой, почти не ощутимой точке.       Следующим днем в сарай к Лиану заявился Хван. Больше Лиан не носит котят, его можно снова доставать, разве избивать опасно, но остальное вполне доступно. В гареме об Лиана языки стерли, его неожиданное возвращение в покои патриарха возмутило лалов до глубины души. Редко кто из них пропускал постель патриарха, но дольше недели там не задерживался. Лиану повезло, и он не достоин удачи, по крайней мере не больше, чем любой из них. Жаркую схватку Мазози и Дарьяна в дровнике засвидетельствовали многие, но был один маленький, распутный лал, что остался от начала до конца, затаившись у задней стенки и запустив ручонку себе в штаны. Он рассказывал поразительные вещи. Хван зажал его и выспросил до мельчайшей подробности, теперь ему было чем поделиться с Лианом.       — Что снова веревочки треплешь? — начал издалека Хван, предчувствуя удовольствие и собираясь его растянуть на подольше.       — Как видишь, — равнодушно подтвердил Лиан, долго его обидчики не выдержали, недели не дали, сразу полезли.       — Надо же, у патриарха сосешь, но работенки лучше не заслужил. Видно, толкаться в твою тонкогубую дырку охота небольшая. Или не умеешь? — сыпал жемчуг с уст Хван, чувствуя, что впустую, оскорбления от Лиана отскакивали, как от стены. — Недолго ему страдать осталось, скоро он тебя с рук сбудет.       — Врешь, — Лиан подался вперед, заставляя себя реагировать, эмоциональные маски ему давались так же легко, как до беременности, и он почувствовал облегчение, ничего не утрачено.       Глаза черноволосого взволнованно раскрылись и наполнились влагой, губы дрогнули, оставаясь сомкнутыми. Ну, давай, смотри, как мне больно. Наслаждайся. Помучай меня сильнее. Выдай все, что знаешь, ничего не утаивай. До донышка выговорись. Хван ощутил удовлетворение, сменившее досаду, когда его ругательства пропали впустую. Он поймал волну и его понесло. Более утонченные издевательства, вроде недомолвок, ему не давались, тем более другие все равно перескажут до словечка.       — Патриарх фавориту обещал тебя Лузалу отдать, — гордясь собой, поведал Хван, счастливо захлебываясь в чужих непролитых слезах. — Дарьян сам попросил тебя отослать, надоел ты хуже горькой редьки. Патриарх Дарьяну не отказывает, месяцок тебе остался не больше, потом на хуторе заживешь, будешь там главный над горшками.       — Неправда, неправда, — шептал Лиан, однако добавить Хвану было решительно нечего, и он предпочел удалиться на пике новостей.       Стоило двери захлопнуться, глаза Лиана мигом прояснели, по левой щеке скользнула маленькая слезинка, упущенная по недосмотру. Лиан наклонил голову к плечу, чутко прислушиваясь к себе и пытаясь понять, действительно ли ему не больно. Он хотел уйти и складывалось удачно, тем более если к Лузалу. Желтый раксаш от него еще беременного отказался. Из желудка к горлу подкатила ядовитая желчь. Лиан поймал себя на том, что передергивает и сам ищет повод для вящей обиды. Занятие пустое и неблагодарное. Порой ему приходилось напоминать себе, что ни Мазози, ни Дарьян не чинили ему преднамеренного зла. О, Лиану было с чем сравнивать, они одна из самых благородных пар, что ему доводилось встречать на своем пути, несмотря на свою нарочитую простоту, глубокая и цельная. Иногда течение жизни само по себе сталкивает с подводными камнями, обдирающими мягкое тело до крови. Никто не виноват. Дарьян вообще сделал больше, чем от него можно было потребовать, ведь он ни при чем.       Желтый патриарх? Что ж. Красота господ может сравниться лишь с их жестокосердием, не в первый раз и не во второй, и не в третий. Следовало давно привыкнуть, не позволять себе увлекаться, множить неистребимые надежды. Сколько Лиан не старался, искоренить в себе злую обманщицу окончательно пока не мог, зато научился не обращать внимания и не позволять ей путать его планы. Взгляд ненароком упал на золотые браслеты, обвивающие левое запястье, Лиан горько улыбнулся, насмехаясь исключительно над собой. Потом он сложил руки перед собой на столе ладонями вверх, и опустил лицо в эту импровизированную чашу. Когда поднял голову, ни следа волнений в его чертах уже не отображалось, будто умылся и окончательно очнулся ото сна.

      * * *

      Никто в гареме достоверно не знал, каким способом Дарьян всегда отыскивает воров. Сам фаворит не спешил разглашать рецепт, не поддаваясь на уговоры и отшучиваясь даже от близкого друга Сила. Домашних лалов больше интересовало не как именно, но, разузнав, они могли бы найти лазейку и не попадаться. Сходились на том, что сдавали свои же, от глаз соседей не скроешь новые вещи, сладости или дешевые украшения, появившиеся неизвестно откуда. И были правы, Дарьян охотно пользовался слухами, однако не полагался полностью только на них. В основном лалы предпочитали не красть, остальные попадались, отбывали назначенное наказание и пополняли ряды честных нижних. Жальче остальных было тех, которые зарились на чужие конфеты, им тоже попадало, хоть и мягче. Шоколад на Кашаре не растет, всем без исключения Дарьян мог позволить такое по редким праздникам. Но имелась возможность заработать, не ждать смиренно подачки от раксаша, а самому нужное приобрести, поэтому мелкое воровство не прощали заодно с крупным.       Первым делом Дарьяну требовалось отловить желтоглазого, не достигшего второго совершеннолетия, но достигшего первого. Встретить раксаша младше пятидесяти у Дарьяна не получилось бы, они живут в стае раксов, крайне агрессивны и плохо себя контролируют. На территорию поместья их не пускают. Рыжий присмотрел одного и довольно ловко зажал его в угол забора, стараясь не переборщить, желтоглазый запросто выломает кусок из ограждения у себя за спиной и сбежит. Они оба тщательно отводили друг от друга глаза, Дарьян смотрел прямо в землю, молодой раксаш блуждал взором по сторонам, невольно проскальзывая по фигуре нижнего. Феромон патриарха, покрывающий Дарьяна, строго-настрого запрещал молодому касаться меченого или претендовать на него в любой другой форме. Желтоглазый Дарьяна, конечно, не боялся, но запретный нижний, как и остальные домашние лалы, которых он мог лишь понюхать издали, невыносимо сильно его смущал.       Несовершеннолетний раксаш вжался в забор плотнее и беззащитно заурчал, пробуя умилостивить рыжего фаворита, упросить отпустить его с миром. Натерпевшийся в свое время от клановых раксашев Дарьян только поморщился, мурлыкать надо учиться и не слишком ритмичный, однотипный звук в подметки не годился басовитому, бархатному урчанию патриарха. Дарьян выставил перед собой стеклянную банку с навинченной на горловину жестяной крышкой и поставил ее на землю между ними.       — Принеси мне трех жуков-стригунов с болот, сегодня же, — велел он твердым, напористым тоном, потом сразу ушел.       Дожидаться ответа бессмысленно, редкий несовершеннолетний осмеливался говорить с омегами. Дарьян не сомневался, что раксаш выполнит, бывали срывы, если слишком несмышленого выбрать, но редко. Правил он не нарушал и еды у чужих раксашев не брал с того самого раза, когда объяснили. Но совсем отдельно от раксашев, особенно молодых, жить в клане не получалось. Незрелый молодняк охранял поместье, прочесывал близлежащие леса, занимался вместе с лалами рыбалкой, сбором ягод и кореньев, трижды в год молодые раксаши сети из моря вытягивали с созревшим урожаем кашарских креветок, выполняя самую тяжелую часть работ для лалов. Волей-неволей Дарьян ими распоряжался, домашние лалы тверже духом, иногда обращались к ним с просьбами и их выполняли, смущаясь, отмалчиваясь и сбегая при первой возможности. Как из крупных, когтистых и зубастых стеснительных лапочек потом выходили исключительно свирепые звери, оставалось загадкой.       Стоило Дарьяну скрыться в доме, желтоглазый мигом завладел банкой, долго ее обнюхивал, не выдержал и вылизал стекло там, где его касались пальцы нижнего, закатывая глаза от удовольствия.       Спустя два часа Дарьян разжился ровнехонько тремя нужными тварями. Он специально выбрал высокую и не слишком широкую посудину. На Кашаре каждое живое существо, включая значительную часть растений, умело постоять за себя. Жуки питались мхом, но у них имелись чрезвычайно острые жвала и противопоставленные ходу колючки на лапах, тронешь — порежут до мяса. Безопасней всего их тащить за длинные жесткие усы, и теперь эти самые усы удобно располагались в самом верху, оставляя блестящие продолговатые хитиновые тельца у дна.       Можно приступать к следующему этапу. Дарьян отправился к известному ему выходу из огромной норы рядом с птичником. Выманил из нее первую попавшуюся охранную лису кусочками свежей печенки. Поймать взрослую лису он не сможет, ни один зверек его не укусит и не причинит никакого вреда, но они слишком ловкие и юркие создания, щенки же ему не годились, приходилось договариваться. Зверек тянул носом воздух, убедился, что печенки у Дарьяна больше нет и, на всякий случай, предупредительно ощерившись, направился в сторону норы. Фаворит с видом фокусника извлек на свет банку с жуками. Лиса замерла на полушаге, оставшись с поднятой передней лапой, зависшей в воздухе. Эти жуки для лисиц, все равно, что омежья мята для нижних. Достать их сами с болот они не могли, редко-редко самцы избранницам приносили одного.       Целых три штуки! Дарьян вытащил первого за ус и бросил перед лисой. Только хрустнуло и вибрисы в стороны отщелкнулись, их лисица предпочла не жевать. Оставалось еще два. Лиса застонала, почти как течный лал под раксашем. Останься она наедине с банкой, придумала бы как ее откупорить, но Дарьян не выглядел дураком и банку ей ни за что не доверит. Убедившись в полной заинтересованности стороны в предстоящей сделке, Дарьян достал из кармана платок, развернул его и положил на землю, отступив на три шага. На платке лежала металлическая заколка Лиана. Лазить в его вещах Дарьяну не понравилось, но он ничего особо не трогал и быстро вернет, для поисков требовалось подобрать предмет максимально похожий на потерянный, иначе они будут перебирать до скончания времен. Конечно, запах волос и рук тоже отличается, однако выбирать не приходилось.       Охранные лисы не разумны, но очень сообразительны. За жуков лиса приложила максимум данного природой ума, с тщанием вынюхала заколку и сбежала. Следовать за ней не нужно, Дарьян отправился по своим делам.       Лиса явно торопилась и, буквально через полчаса после последней встречи, села на почтительном расстоянии от Дарьяна, скромно обвив лапы хвостом, посматривая на него, надеясь разглядеть банку. Привела его к огромной куче овощных очисток, походила туда-сюда, намекая, потом отчаялась и начала копать, настолько увлеклась, что мусор летел выше головы лала, наладонник вылетел в сторону из-под быстро работающих лап. Дарьян успел заметить и подобрать. Второй жук пропал без следа в алчной пасти.       — Попробуем еще, милая? Хочешь последнего? — негромко заворковал Дарьян, при звуке голоса недоверчивая лиса дернула ухом и отбежала в сторону.       Лал взял тот же платок, уже без заколки расстелил его на чистом от очисток пятачке земли и положил на него замызганный наладонник. Потеряли его, как же, поэтому он оказался среди мусора на дне зарытым, где Лиан вообще не ходит. Лиса понюхала и смылась.       Дарьян едва успел отмыть вещицу от грязи, когда зверь пришел снова. К счастью, на Кашаре инструменты принято делать максимально прочными, наладонники и планшеты относились как раз к ним. Он разрядился, но в целом не пострадал. Лиса привела Дарьяна к мешку с картошкой, жука не получила, огорченно вякнула и поскакала дальше.       Третий заход сделала ближе к окончанию обычного рабочего дня, повела его прямиком к общежитию. Дарьяна заметили еще на пороге, немногочисленные гаремные жители, остающиеся в спальнях, начали спешно приводить комнаты в порядок, опасаясь показаться ему неряхами. Фаворита не пропустили, но охранные лисы шмыгали здесь повсюду и давно слились с обстановкой, кроме того, для случайного глаза, они шли вроде независимо друг от друга. Лиса довела его до пустой спальни, поднялась на задние лапы и практически ткнула носом в нитку с нанизанными на нее медными бусинами.       — Брысь, — сказал Дарьян, жука при нем не было, ему не до зверька.       Лисица обиженно рявкнула, но послушно исчезла.       В гареме сведения разносятся со скоростью лесного пожара. Лал, на постели которого спокойно дожидался Дарьян, вертя в пальцах наладонник, явился довольно скоро.       — Хван, — произнес его имя Дарьян, одним голосом припечатывая к полу. — Ничего мне не расскажешь? Крыса.       — Я ничего не делал, — уперся Хван, внутренне обмирая.       Лал не настолько глуп, чтобы воровать, но ему требовалось выслужиться перед Силом за то, что отказался ударить Лиана. Негласный глава гарема меньшего поступка бы не принял, сам назвал, что сделать. Хвану пришлось весь сарай перевернуть, пока заметил отблеск на подоконнике. Сил любопытствовал, что внутри устройства, поэтому пришлось нести наладонник сначала ему. Сил вещи предусмотрительно не касался, продолжая действовать руками Хвана, открыть память наладонника они не смогли, пароль буквально на вход поставлен. Выкинув похожую на зеркальце игрушку, Хван испытал огромное облегчение, преждевременно, как оказалось. Он между двух огней, ему и в голову не может прийти выдать Сила. Отвечает все равно тот, кто своими руками сделал. Сила разве пожурят, в крайнем случае Дарьян с ним поссорится. Последствия же нетрудно себе представить.       — Мне-то все равно, — пожал плечами Дарьян, преувеличенно детально осматривая его с ног до головы. — А тебе?       Наказание за воровство известно — общая спальня, различался только срок. Провинившегося лала пристегивали в пустой гостевой комнате цепью за лодыжку к кровати и войти к нему мог кто угодно из допущенных в дом раксашев. Обычно вечера проводились не больше двух раз в неделю, но для общей спальни делались исключения. К нему не станут пускать больше пяти в сутки, но и пятеро слишком много. Иногда раксаши не хотели ждать и заходили двойками, тройками. Лал оставался жив и не покалечен необратимым образом, в остальном гости могли не стесняться.       — Ну что? Выбрал? — Дарьян устал смотреть на опрокинутое лицо Хвана. — Месяц или две недели?       — Я взял наладонник Лиана, — полились признания из испуганного нижнего, поистине никогда не знаешь, чем закончится день, ведь несколько часов назад он измывался над черноволосым в сарае, раскрывая ему общеизвестные секреты. — С подоконника забрал, пока он на обед ушел. Посмотрел и выбросил. Я не крал, просто бросил.       — Что он тебе сделал? — игнорируя жалкие попытки оправдаться, гнул свою линию Дарьян.       — Ничего, — дернулся Хван, говоря чистую правду, если бы не Сил, он ограничился бы злословием, стоя в стороне. — Зачем он к старшему в постель лезет?       — Давай ты у нас будешь выбирать, кто с патриархом ляжет, — ошалев от хамства, вызверился фаворит. — В общую спальню его.       — Нет, не надо, я же не крал, я бросил, себе не забирал, — с нарастающей истерикой кричал Хван, но неповоротливые гаремные рабы схватили его и волокли за собой, они слушались Дарьяна беспрекословно.       — Не слишком ли жестоко? — негромко проговорил откуда ни возьмись нарисовавшийся Сил, домашние лалы предпочли держаться за пределами видимости, но он подошел.       — Правила не вчера установлены, — сверкнул на него глазами фаворит, не принимая упрек. — И они одинаковые для всех.       Перед самым сном Дарьян снова околачивался возле круглого, хорошо утоптанного, ведущего в подземный коридор входа в нору. Копить долги перед охранными лисами не в его интересах. Нужная лиса появилась спустя короткое время и удовлетворенно зажевала честно заработанного последнего жука.