Знамена в дыму

Эндрю Дарлтон в очередной раз покосился на адмирала Бартли, но вновь так и не решился задать мучившие его вопросы. Тот же в свою очередь не заметил или скорее не счёл нужным замечать признаков любопытства, отражавшихся на лице у идущего по левую руку от него генерала. Уильям Бартли явно был не настроен на беседу – он размышлял. Физиономия его при этом приобрела немного сонное выражение, а усы изредка подергивались, как если бы он принюхивался, подобно собаке-ищейке. Впрочем, нет, на служебного пса спутник Эндрю совсем не походил. Это и раньше вызывало некоторое удивление у генерала - тот факт, что человек, знающий массу тайн, имеющий, надо полагать, целую систему осведомителей, информаторов и агентов, направленную на то, чтобы сберечь британские секреты и раскрыть их у её врагов, имеет лицо торговца-колбасника. Что можно сказать о внешности Уильяма Бартли? Коренастый, полный, по всей видимости, начавший с возрастом интенсивно лысеть, а потому решивший бриться наголо, отдышливый и обильно потеющий. Тем не менее, именно он вывел на чистую воду изменников и был тем человеком из них двоих – руководителей этой импровизированной операции, кто реально что-то понимал во всём этом деле. Нет, Дарлтон отлично помнил всё: и свой вызов к генерал-губернатору, и инструкции, которые были ему даны относительно его действий в ближайшие несколько дней, и те, надо сказать, чертовски неожиданные сведения о будущем Одиннадцатой колониальной зоны… или, наверное, надлежит уже говорить Японии? Но ничто из этого изрядного перечня не отвечало на главный вопрос: почему он? Эндрю был готов выполнить любой приказ. Он ни секунды не колебался относительно необходимости взять под стражу изменников и обойтись с ними по всей строгости закона, был польщён тем доверием, которое вот уже не первый раз оказывали ему столь высокие персоны, как Его Высочество Шнайзель и особенно Её Высочество Корнелия. Но всё же – почему? Он – солдат. Жизнь и опыт научили его более или менее разбираться в военном деле. Эндрю не хватал с неба звёзд, не был гением, новым Александром, или Бонапартом, но всё же понимал, что и в какой ситуации следует предпринять, а чего ни в коем случае не стоит. Да... Понимал - и готов был взвалить на свои плечи ответственность, как за успехи, так и за неудачи. Здесь же генерал почти физически ощущал себя не в своей тарелке. Он не создан для подобного: деликатных миссий, особых поручений. У него есть решимость и навыки, чтобы вступить при необходимости в единоборство с тигром, но скорее всего ему окажется нечего противопоставить змее… Однако же, они уже пришли. Быстро. Впрочем, не удивительно – им вообще не потребовалось покидать пределов комплекса резиденции генерал-губернатора, их цель находилась там же, только в другом крыле! Большая с двумя створками дверь несла на себе табличку, гласившую, что здесь располагается приёмная министра финансов Одиннадцатой зоны сэра Эдуарда Хоппа, и была плотно затворена. Эндрю Дарлтон собирался уже было распахнуть её, когда адмирал знаком показал, что следует подождать, после чего самым беспардонным образом прильнул ухом к замочной скважине. Генерал не верил своим глазам: немолодой, толстый, вроде бы заслуженный, пускай на своём специфическом фронте, офицер, Ульям Бартли подслушивал, как мальчишка! Тем не менее, он дал знак десятку бойцов, следовавших на некотором отдалении за ними, остановиться и ничего не предпринимать. Адмирал застыл в своей столь неудобной и сомнительной позе на добрых две или три минуты, изредка причмокивая губами. Что именно ему удалось узнать таким способом, было неясно. Дарлтон стоял, краснея, и всё более теряя терпение: неужели нельзя просто основательно допросить собравшихся в кабинете Хоппа людей!? Но тут адмирал неожиданно резко выпрямился, отошёл на шаг назад, зачем-то нацепил монокль, а затем почти синхронно они нажали на обе дверные створки и, широко раскрыв их, прошли внутрь. Там их ждало целое собрание – что-то около десятка человек, на быстро брошенный профессиональный взгляд Дарлтона совершенно безобидных: клерки, чиновники, но никак не террористы и не бойцы. Оружие он заметил только у одного джентльмена, который и не подумал его использовать в тот момент, когда зычный голос генерала пророкотал: «Господа, по приказанию премьер-министра и именем закона вы арестованы по подозрению в государственной измене!». Эффект был оглушительный. Было видно, что их появление прервало некое оживленное обсуждение (то самое, которое подслушал Бартли), но теперь все собравшиеся стали воплощением немоты. Это было даже довольно забавно – ещё буквально пару минут назад уверенные в себе и своём положении господа теперь замерли: молчаливые и исполненные самых разных чувств, относящихся в основном к многообразным степеням и проявлениям страха, опасливо глядящие, изредка мигая, на тех, кто отныне будет вершить их судьбу. Солдаты вошли и одного за другим начали обыскивать сидящих, после чего поднимали, разворачивали и по одному выводили в коридор, где скоро стал раздаваться металлический лязг наручников. Никто даже и не пытался протестовать. Дарлтон смотрел на всё это не без удовлетворения, но не смог не задать становившийся все более и более актуальным вопрос: - Господин адмирал, какова моя роль теперь? Бартли угрюмо взглянул в его сторону, словно на записного глупца, после чего неожиданно доброжелательно ответил: - Смотреть. Слушать. Запоминать, чтобы затем точно передать всё тем, кто от вас этого потребует. И задавать вопросы, если, конечно, сочтёте нужным. Эндрю кивнул, а его собеседник отдал команду повременить с арестом джентльмена, сидевшего у дальнего конца стола. Тот был еще относительно молод, по крайней мере, моложе и самого Дарлтона и, тем более, Бартли. Хороший костюм, уверенный, хотя сейчас и будто бы замороженный вид, волосы, напоминавшие цветом крем-брюле – желто-бежевые, соединённые с усами пышные бакенбарды, прикрывающие, впрочем, довольно маленький безвольный подбородок. - Полагаю, вам пока следует остаться здесь, господин Хопп. Мы с вами хорошенько побеседуем, - Бартли произнёс это с самым довольным видом и грузно сел на освободившееся место рядом с допрашиваемым. Эндрю ожидал, что сейчас начнутся резкие, как щелчки, вопросы, сбивчивые быстрые ответы, но вместо этого, напротив, на лице у Эдуарда Хоппа появилось некое подобие улыбки: - Похоже, сэр, вам известно ещё не слишком много, если вы хотите беседовать с такой скучной персоной, как я? - Хм! Не так много, как нам бы хотелось, но достаточно для того, чтобы на долгие годы отправить вас в отпуск, дорогой сэр, а может быть и повязать вам новый галстук – уверен, он отлично пойдёт к вашему цвету глаз. - Понимаю. Значит ли это… значит ли это, что мои слова сейчас… - Да. От того, что вы расскажете, зависит вся ваша будущность. Никогда ещё сказанное вами не имело такого веса и важности, уверяю вас. Может только «я согласен» в ответ на вопрос священника, - адмирал рассмеялся коротким чуть хриплым смешком. - Я не женат. - Этим фактом, сэр, вы уберегли какую-то леди от многих слёз, которые она могла бы пролить, глядя на ваше положение. Но к делу – время не ждёт. - Да-да. Я… признаться, даже и не знаю с чего начинать. Это зависит от того, что вы уже знаете… Тут с лица адмирала сошла всякая весёлость, он приподнялся над столом на руках, будто бы став шире и больше, а затем процедил: - За кого вы меня принимаете? За идиота? За новичка!? Хотите, чтобы я открыл вам все карты, да выложил их на стол!? Рассказывайте с самого начала, всё, подробно, Хопп! Иначе вы узнаете, что такое настоящий допрос, а не это подобие дружеского чаепития. - С начала… с начала… Что ж, тогда, наверное, следует сказать: всё это имеет свои корни ещё в тех временах, когда на острова только высаживались первые британские солдаты в ходе вторжения. - Вот как? - Да. И… вы, конечно, считаете иначе, думаете, что у всего этого есть иная, более высокая и благородная подоплёка: стратегический баланс сил, честь нации, месть за вероломство. Но я со своих позиций – экономики, финансов - могу сказать, что война велась за сакуродайт. Главную, а на самом деле и единственную ценность Японии. Надеюсь, нет нужды объяснять, почему он так важен? Революция, связанная с ним, продолжается и сейчас, но тогда она только начиналась и сразу взяла такой разгон, что ух! Он, этот волшебный проводник, требовался всем: военным, запускавшим массовое производство найтмеров, учёным для сложных приборов, энергетикам, производителям электроники – всем. До войны только Япония – место, где он был обнаружен впервые, смогла наладить его промышленную добычу. Шахты, переработка, сложные процессы очистки породы – всё это едва не было уничтожено на корню. Тут Эндрю решил впервые вмешаться. Не потому, что его вопрос действительно казался ему таким уж важным и серьёзным — просто продолжать и дальше молча стоять за плечом Бартли становилось слишком уж глупым: - Позвольте, но почему? Ведь бои завершились очень быстро. Разрушения были велики в Токио и нескольких других крупных городах-портах, но в целом по стране мало что успело пострадать. Тем более, никто не стал бы уничтожать столь ценные объекты. Министр финансов Одиннадцатой зоны вдруг как то некрасиво хихикнул, а затем сказал: - Боюсь, что их хотели разрушить не британцы. За месяц с небольшим до войны император Гэмбу приказал заминировать все шахты. Он был параноик, да. Но упорный и обладающий огромной властью параноик. Он тогда, естественно, еще не думал о поражении, но, как бы ни повернулся ход событий, не желал, чтобы хоть что-то из богатств его страны досталось завоевателям. Всё было сделано быстро, в обстановке глубокой секретности: заложены мины — радиоуправляемые фугасы, которые при получении условного сигнала одновременно взорвались бы по всей стране. Код был известен императору, начальнику штаба армии и министру экономики и промышленности. Заряды были установлены таким образом, чтобы шахты - напомню, сложнейшие, глубокого бурения, ведь сакуродайт имеет магматическую природу и залегает очень низко, кроме как в районе действующих вулканов вообще слишком низко, чтобы можно было вести речь о добыче - так вот: эти шахты завалило бы на протяжении сотен метров. Больше того, основную их часть ещё и залило бы водой – грунтовой или океанической. Одно короткое радиосообщение - и всё, конец. - Почему же этого не произошло? - Отличный вопрос, сэр. Потому, что мы сумели договориться. Начальник штаба японской армии погиб в первый же день атаки: практически прямое попадание снаряда от тяжелого морского орудия в пытающуюся смыться из города машину – никаких шансов. Затем – самоубийство Гэмбу. Итак, как можно видеть, остался только один – министр экономики и промышленности. Надо же случиться такому совпадению, что именно он стал тем человеком, который открыл от имени поверженной Японии переговоры об условиях капитуляции! - Постойте, кажется, я сам припоминаю… Кирихара, Тайзо Кирихара. - Верно. Сбежавшие из страны солдаты, офицеры и чиновники во главе с премьер-министром – те самые, что недавно с таким шумом (и немецкой помощью) попытались вернуться, прозвали его Кирихара Предатель, а между тем ему удалось добиться кое-чего почти невероятного… - Чего же? - Вы когда-нибудь задумывались о том, почему было позволено создать особую экономическую зону Киото? Почему после феноменально быстрого и полного разгрома появляются какие-то уступки проигравшей стороне? Все очень просто – Кирихара пригрозил, что взорвёт шахты. Напротив, по достижению договоренностей, он своей информацией помог очень быстро и без излишних приключений их разминировать. Таким образом, сакуродайтовая индустрия, вместо того, чтобы оказаться полностью уничтоженной, даже почти не останавливала своей работы. Довольно быстро большая её часть перешла в британские руки – в частности известному промышленнику сэру Адаму Темплтону и аффилированным с ним структурам, а Кирихара в свою очередь стал главой гражданской администрации в Киото и негласным лидером финансово-промышленной группы, известной как Шесть кланов. В общем каждый получил своё… - Это всё очень любопытно, но имеет мало отношения к делу, мистер Хопп. Неужели у вас нет ничего более нового и насущного, что вы могли бы нам сообщить в своих же интересах? – адмирал прервал рассказ своим вопросом, особенно нажимая на словосочетание “свои же интересы”. Хопп вновь немного улыбнулся: - Прошу прощения, сэр, но здесь я, несмотря на осознание всей тяжести моего положения, не могу с вами согласиться. Это и есть самые насущные факты, именно с них начинается в действительности вся моя история. Итак, около года Японией управляла временная военная администрация, а затем было введено стандартное колониальное управление. Империю восходящего солнца, ставшую Одиннадцатой зоной, нужно было восстанавливать и развивать, причем так, чтобы она включилась в общебританскую экономическую систему. И всё это было сделано: разрушенное - отстроено, уничтоженное – воссоздано заново. Вознёсся почти из ничего Новый Токио, выполненный по самым передовым и поразительным архитектурным проектам. Вы никогда не задумывались откуда деньги на всё это? Центральное правительство не давало нашей жалкой колонии почти ни гроша, разве только в виде краткосрочных займов, а она строилась и крепла. Почему? Сакуродайт! Бум тогда был в самой полной силе, кроме того, события войны всколыхнули рынки – он страшно подорожал, а потом восходящий тренд сохранился из-за неизменно широкого спроса. Добыча компаний со смешанным частно-государственным капиталом, налоговые отчисления, косвенные инфраструктурные вложения: дороги, дома для рабочих, склады для продукции, порты для вывоза – всё это подняло Японию. Но так не могло длиться вечно… Я прибыл в страну пять лет назад. В это время место генерал-губернатора занял принц Кловис, и господа из Министерства по делам колоний решили, что это хороший повод обновить кадры. Не думаю, что вам будет интересен мой предшествующий послужной список. Скажу только, что я получил высшее экономическое образование, успел поработать в нескольких крупных бизнес структурах, потом подался на государственную службу, где смог довольно быстро найти подход к нужным людям и получить назначение на достаточно высокий пост сюда. Я думал, что еду в сущий рай. В место, где условия таковы, что не будь я совсем уж последним дураком и лодырем – и с финансами колонии всё будет в полном порядке. Каково же было моё удивление и разочарование, когда я узнал, что мои данные выходца из метрополии оказались сильно устаревшими. Мда... На самом деле всё последнее время мои предшественники лишь поддерживали иллюзию благополучия, но вот уже почти год, как экономика начала стагнировать. Больше того, назревал тяжелейший кризис! - Почему? - Потому что сакуродайтовый бум стал сходить на нет. Он… словно золотая лихорадка, такое не может постоянно развиваться с той же интенсивностью, как в первые дни и месяцы. Рынок перегрелся. Мало того, начали развиваться производства в других регионах с соответствующей геологической обстановкой – в рамках Британии, например, в Андах, на Гавайях, в некоторых других регионах с активным вулканизмом. Цены, взвинченные ещё войной, начали падать, ведь угроз добыче нет. Всё спокойно и стабильно. В общем, не изменись ничего, котировки упали бы не в два раза, как в реальности, а не меньше, чем в десять. Это был бы полный крах – сперва для экономики Одиннадцатой зоны, которая просто рухнула бы, там одних долговых обязательств и кредитов было для этого достаточно, а потом – для меня, которого во всём непременно обвинили бы. Требовалось действовать, срочно что-то решать. Я вертелся даже не как белка в колесе, а много хуже – и ничего не помогало. Цены падали, такова была вся конъюнктура, так что моя жалкая игра на ввозных и вывозных пошлинах, перекредитовка и прочее были лишь паллиативами, временными мерами, которые просто чуть оттягивали неизбежное, не отменяя его. Я почти отчаялся… - А знал об этом Его Высочество? – Дарлтон, кажется, понемногу стал улавливать нить и смысл рассказа. - Знал ли Кловис? Хха! И да и нет, господа. Я докладывал не раз и не два, но… мы словно бы в разных мирах жили. Впрочем, почему словно? Так оно и было. Мои цифры и выкладки навевали на него скуку. Он был… творческой натурой. Ему нравилось всё, что относится к сфере искусства: живопись, музыка, поэзия, скульптура. Кловис любил таинственные, романтические материи, любил выступать на публике, объявлять об успехах, не столь уж важно кем и как достигнутых – позднее это сослужило мне службу. А вообще… Это вы должны быть куда лучше осведомлены, что он знал и чего не знал, господин адмирал. Каким он был и каким не был. Это же вы ходили у него в советниках и конфидентах, а не я. Вы вечно подсовывали ему какую-нибудь очередную свою загадку, куда как более занимательную, чем наши столбцы, дебет и кредит. Не правда ли? Если кого и спрашивать о покойном принце, так именно вас. Дарлтон заметил, как у Бартли лицо наливается кровью и сжимаются кулаки. На мгновение ему показалось: адмирал сейчас ударит Хоппа, а то и сделает с ним что-нибудь похуже. Этого не произошло, но сам взгляд исподлобья был таким красноречивым, что с их собеседника мигом слетела тень непринужденности - он задрожал, сжался на стуле и робко спросил: - Надеюсь, сэр, я не позволил себе ничего лишнего? Простите. Я не хотел… ни в коем случае не хотел! Вы позволите мне продолжить? Бартли громко хрустнул костяшками пальцев. - Позволю ли я? Да, черт дери! Но имейте в виду, Хопп, говорите строго по делу. И не переступайте черты – последствия вам не понравятся. - Разумеется, сэр. В общем, принц был в курсе наших проблем, но… гхм… не мог ничем помочь. Вот тогда-то я и встретился с ним, с этим проклятым стариком, а он предложил, не сразу, конечно, ту идею, которая всё и перевернула… - Больше определённости, Хопп! С кем? - С Тайзо Кирихарой. Это была обычная деловая встреча: я пытался при помощи Кланов Киото изыскать «внутренние резервы» в экономике колонии, объяснить, что если произойдёт худшее, то его это затронет в первую очередь. Он понял меня с полуслова. Потом мы много говорили о сакуродайте, о ценообразовании, о спекуляциях на бирже, которые сверх всякой меры раздули её раньше. Я… Он увидел, что я в отчаянии – наверное, именно поэтому так осмелел. Мы говорили про конъюнктуру, о том, что стабильность в добыче, спокойствие и мир существенно бьют по ценам. Тогда Кирихара сказал: это можно исправить. Я сперва не понял. Он продолжил: что если в Одиннадцатой колонии возникнет сила, которая будет дестабилизировать обстановку, станет бороться с властями, производить диверсии - в тех же портах, например? Ведь цены отреагируют немедленно. А если ещё при этом своевременно сделать соответствующие ходы на бирже, то выгода может быть огромной. Я согласился - и как бы мне спорить, если это была чистая правда, но сказал, что всё очень скоро закончится: полиция, а будет надо и армия тоже, быстро переловят и уничтожат бунтовщиков. Кирихара ответил: этого не произойдёт в том случае, если у мятежников будет доступ к информации о предпринимаемых британскими властями мерах. Если их станут прикрывать изнутри самой той структуры, которая их и преследует. А затем… он сделал мне предложение… стать этим человеком. - И вы, надо полагать, его приняли? - Не сразу. Но аргументы Кирихары оказались очень убедительными… Уильям Бартли улыбнулся. - Небось, ещё хрустели - такие убедительные, не так ли? Или всё было без наличных? Ну, разумеется, банковские счета… - Нет-нет, он действительно говорил очень… разумные вещи. Кирихара сказал, что через месяц, не более, Одиннадцатая зона станет банкротом - и это будет катастрофа. Причём огромного масштаба. И не только в смысле достаточно условных цифр финансовых потерь, но и в самом буквальном: тысячи, сотни тысяч людей окажутся без работы и за чертой бедности. Что они тогда предпримут – одному богу известно. Сопротивление в Японии было и до этого. Слабое, способное разве что прижать в переулке какого-нибудь британца, избить его и ограбить – разница с обычными бандитами лишь в том, что нападающими будут произноситься патриотические фразы вместо нецензурной ругани. А вот когда вся социальная сфера полетит к чёрту, когда людям будет нечего есть, не на что надеяться – тогда всё может очень быстро принять угрожающие формы, вплоть до высадки японских эмигрантов под восторженные крики и при поддержке местных… То, что предлагал Кирихара – это был выход. Пусть необычный, пугающий. Но выход! Он создает под своей эгидой и на деньги Киото организованное сопротивление, снабжает его оружием, дает ему координаты каких-то горных оборонительных сооружений, которые готовились ещё до войны, они с опорой на эти базы начинают действовать, а я снабжаю их информацией. Основной целью ударов боевиков станет транспортная и припортовая инфраструктура, что сразу создаст потенциальную угрозу вывозу сырья. В свою очередь я от лица правительства предприму ряд интервенций на рынке ценных бумаг, усиливая панику. При этом всё должно было находиться под полнейшим контролем: насколько мы не желали допускать немедленного подавления подполья, настолько же не собирались и слишком много ему позволять, напротив… Это… Представьте себе паровой котёл: что будет, если из него не выпускать пара? Избыток давления, а потом, пусть не сразу, но взрыв! Мы с Тайзо Кирихарой могли контролируемо стравливать уровень недовольства низов ради общей пользы! Ведь всё оправдалось! Полностью, до точки! Доходы пошли вверх со скоростью экспресса. Мы достроили несколько новых районов. Почти совершенно расчистили от завалов и руин территорию старого токийского поселения. Мы добились уровня социального обеспечения и гарантий, не уступавшего довоенной Японии ни в чём, а во многом её превосходившего! Господи, да мы даже находили средства на все чудачества и прихоти Его Высочества! На археологические раскопки, на новый ипподром, на художественную галерею, на… Поймите, господа… Не стану лгать, тем более, что вы всё равно узнаете – тут имелась и моя личная выгода. Финансовые показатели колонии сделались просто превосходными, я твёрдой ногой встал на службе, мне увеличили жалование. Со своим уровнем осведомлённости я извлекал очень недурственные доходы, играя на бирже. Но это не было единственной причиной, нет! И… Всё это время генерал Дарлтон молчал. Он был охвачен… даже не гневом, нет – слишком уж простое название для той комбинации ненависти, презрения и недоумения, невозможности понять, которые единым потоком клокотали у него в груди. Эндрю было отвратительно уже то, что тон беседы после прозвучавших признаний Эдуарда Хоппа ничуть не изменился: адмирал Бартли не выглядел ни поражённым, ни возмущённым. Он не изменился в лице и не повысил голоса. А сам Дарлтон… вдруг почувствовал себя устаревшим. Эдаким реликтом, родом из прошлого, почти атавизмом – в его голове просто не укладывались эти слова, это преступление нового времени. Можно… украсть миллион, или… убить богатого дядюшку, который что-то уж очень зажился на свете и не желает оставлять родне наследство. Это Эндрю ещё мог как-то понять. Но как понять высокопоставленного негодяя, который ради личной, частной наживы, толкал народы к войне!? Как понять человека, который сейчас, глядя ему, боевому генералу, в глаза, говорит о том, какие многочисленные плюсы были у его предательства!? Когда Дарлтон лично отправлял солдат в бой у гор Нариты, видел эти искорёженные тела, с глазами, полными ужаса, а ртами – земли после рукотворного оползня... Как можно понять человека, сообщавшего террористам сведения, при помощи которых они безнаказанно подрывали, убивали, захватывали в заложники!? У Эндрю на мгновение даже потемнело в глазах — а потом он выхватил пистолет, приставив его ствол точно между глаз Хоппу! Министр финансов осёкся на полуслове. Адмирал резво повернулся и неодобрительно посмотрел на своего временного коллегу, но, прежде, чем тот успел что либо сказать, Дарлтон прорычал словно взаправдашний бенгальский тигр: - ТЫ, ЖАЛКАЯ ДВУРУШНАЯ ДУШОНКА, ПРЕДАТЕЛЬСКАЯ ШКУРА!!! ТВОЯ ЖИЗНЬ НЕ СТОИТ И НЕСКОЛЬКИХ ГРАММОВ СВИНЦА!!! Но я сделаю для тебя одолжение, если ты сейчас же не скажешь, кто такой Зеро! – с этими словами генерал одним движением снял оружие с предохранителя. - Я не знаю этого, сэр, - сказал Хопп на удивление спокойно. Эндрю не сразу решил, что сказать в ответ, а его собеседник тем временем продолжил: - Мне неизвестно, кто он. Но я твердо знаю, что именно Зеро нас и погубил. Он выскочил, как черт из табакерки – икс, неучтенный фактор! До самого момента его появления все было просто, можно даже сказать надежно: я и Кирихара обладали исчерпывающей полнотой информации о действиях партнёра и в случае необходимости друг друга выручали. Когда у него в движении стал назревать путч замаявшихся без «настоящего дела» (это при том, что в действительности оно наверняка стало бы для них последним) старых офицеров, я быстро отыскал им возможность спустить пар. Когда же его бойцы слишком зарывались, он сообщал мне места расположения конспиративных квартир, схронов оружия и тому подобного... Я наладил контакт с несколькими руководителями в полиции - аресты и облавы происходили быстро и четко. Главным во всем этом было не привлекать излишнего внимания, не допускать вмешательства внешних сил. В тот момент, когда все началось, цены стали немного снижаться, и мы решили, что следует малость повысить градус: нужно нечто большее, чем очередной взрыв, или атака полицейского участка. Я случайно узнал (вы же помните, Бартли, когда принц говорил о чем-либо, то он обычно хотел, чтобы окружающие его слышали — и иногда машинально сохранял эту свою манеру) про ту лабораторию, пропади она пропадом. Про какие-то военные исследования, которые... - Это мне известно, - властно сказал адмирал, — Дальше. - Я решил, что она станет достаточно важной мишенью, чтобы вызвать некоторую напряженность. О! Боже, как же я был прав! Кирихара сказал, что у него как раз есть ячейка, которая преодолела какие-то организационные сложности - кажется, там лидер сменился или что-то в этом духе – она с готовностью за это возьмется. Я дал добро. Они организовали налёт. А потом начался хаос и кошмар. В самом начале при атаке погибло несколько больше людей, чем я предполагал - это уже было неприятно, повышало риски. Но когда через час с небольшим вся колония встала на уши, когда наш августейший художник вдруг поднял в ружье солдат, а потом сам повел их на Синдзюку, когда там началась эта операция, больше похожая на бойню... Боевой газ, да, Бартли? Вы, однако, игрок по крупному! Если бы эта дрянь вырвалась... - Молчать! Вы отвечаете на вопросы, а не задаете их! Голос адмирала звучал грозным и раскатистым басом, но почему то Эндрю на несколько мгновений показалось, будто в нем проскальзывает и нотка облегчения. Что ж, похоже, в этом их паучьем мирке свои тайны есть у всех. И все же лично он, генерал Дарлтон, не собирался давать мерзавцу спуска: - Как вы смеете так говорить об этом, Хопп!? Вам ещё хватает наглости разглагольствовать о рисках, об опасной игре, когда вы же ее затеяли! Именно из-за вашей подлости над Новым Токио нависла чудовищная угроза! Всё - благодаря вам! На вашей совести все жертвы того дня! Вы убийца и... - Бросьте. Я в жизни никого не убил, сэр. Даже вид крови переношу с трудом. Я не нажимал на курок, не отдавал приказ и не знаю никого из тех, кто это делал. Так где же тут убийца? Я всего лишь подсчитываю цифры и помогаю им становится больше... В этот момент в Эндрю окончательно сорвало с резьбы что-то. Он молча, быстро, без размышлений и патетических фраз, крепко ударил сидящего рукоятью пистолета в нос. Красные брызги, жалкая, скорчившаяся на полу фигура, которая стонала, взывала к гуманности и цивилизованности, что-то бормоча о славной и доблестной армии. А еще то и дело произносила «За что?». Это самое «За что?» в исполнении Хоппа привело Дарлтона в настоящее исступление, достойную древних скандинавских берсерков ярость. Генералу едва ли не впервые очень сильно захотелось избить лежачего – беспощадно, засаживая с размаху сапогами в живот. Он был даже благодарен адмиралу, без напора, но твердо взявшему его за плечо. - Я думаю, что больше у нас не будет... инцидентов, и мы можем продолжить. А еще, Хопп, прекратить скулить. Я не одобряю методов моего коллеги - сейчас, во всяком случае - но вы сделаете нам большое одолжение, если перестанете пытаться изображать невинную травоядную козочку. Итак, что было дальше? Министр финансов Одиннадцатой колонии с трудом заполз обратно на стул. - Дальше, как я сказал, было что-то чудовищное. Уже сама в высшей степени нервная реакция, которую вызвала атака на лабораторию, не входила в наши планы. Но убийство принца... - Значит, вы отрицаете свою причастность к смерти Его Высочества Кловиса Британского? - Разумеется! Да это было худшее, что вообще могло случиться! Кловис являлся едва ли не главным условием для успеха всего нашего с Кирихарой предприятия. Он никогда не пытался ревизовать источники дохода Одиннадцатой зоны (для центральных ведомств в метрополии я всегда мог изобрести правдоподобную историю), а с другой стороны не был сторонником политики насилия и подавления. Иными словами, нам не грозило введение военного положения в ответ на наши действия с перспективой появления на территории колонии десятков тысяч солдат, и, что еще хуже, ищеек Секретной службы. Смерть же Кловиса немедленно поставила колонию в центр всеобщего внимания. После такого события нечто серьёзное неизбежно должно было быть предпринято. И еще, поймите, всё оказалось для нас полной неожиданностью. Это... это как если бы вы сами себе построили дом: нашли инженеров, материалы, украсили фасад, обжили его, а потом, вдруг, гуляючи, обнаружили в нем тайную комнату, да еще такого размера, что в ней слона можно поместить! Смерть генерал-губернатора от рук неведомого убийцы… Это было шоком. А ещё – угрозой. Но если бы всё на том и кончилось! - Ещё раз, чтобы внести полную ясность: вам неизвестно, кто скрывается под именем Зеро? - Нет. Неизвестно. - А вашим контактам из Киото? Кирихаре? - Полагаю, что тоже нет. Я… не думаю, что он когда либо был полностью откровенен со мной, но такое… Поймите, это словно бы в сантиметре от вашей головы просвистел меч. Ведь всё не ограничилось убийством, как будто его было мало! За ним последовало настоящее представление с освобождением Сузаку Куруруги – намеренная игра на публику, которая окончательно приковала к нам внимание уже не только руководства Британии, но всего, чёрт бы побрал, мира! После этого исчез всякий шанс, что дело может окончиться быстро и сравнительно тихо. Это был громогласный вызов, и равнозначный ответ на него должен был стать не менее шумным. В Одиннадцатую зону тут же понаехало журналистов, военных, сыщиков, прибыла принцесса Корнелия, известная своей бескомпромиссностью и умением доводить до конца дела. Она воин, не детектив — но тех и без того было достаточно, а уж потом, после разоблачения, её твёрдость гарантировала бы нам дорогу в один конец до виселицы... Какая удача, что всё произошло во время пребывания здесь Его Высочества Шнайзеля! Я почти не надеялся, что нам удастся продержаться столь долго. Мерзкое подозрение зародилось в уме у Эндрю Дарлтона. Он поспешил убить его на корню, задавить и задушить в колыбели решительной фразой. Громким басом и резким наклоном фигуры генерал почти вдавил арестованного в стул: - Уж не думаете ли вы, что для вас что-то действительно может измениться? Предательство никогда не получит прощения! А что до принца Шнайзеля… Не могу судить о его политических расчётах, но вот что я знаю, ибо видел не раз своими глазами за время службы: после успешного завершения дела мусор непременно убирается, Хопп. И уж во всяком случае весь этот разговор будет до последнего слова передан Её Высочеству. А она не потерпит, чтобы тот, кто обманывал её, изменял прямо под носом, подставлял солдат и гражданских под огонь, смог кончить иначе, чем верёвкой. - Генерал, я ценю ваш… праведный пыл, но сейчас нам нужно добиться результата, получить максимум возможной информации. Хопп – конченый человек. Он и сам понимает это лучше всех. А вот мы должны ещё многое сделать на этих островах, чтобы, как вы выразились, убрать мусор. - Да… вы правы, - сказал Дарлтон сквозь зубы. - Что вы предприняли в результате? Каковы были ваши действия? — вновь обратился Бартли к допрашиваемому. - Залечь на дно. Установить режим максимальной тишины. Медленно, аккуратно, зачищать следы. - Каким образом? - Уничтожить кое-какие документы, обеспечить молчание нескольких персон, которые знали часть истины. Сегодня, к слову, я как раз этим и был занят, пока вы нас не прервали, - Хопп криво улыбнулся. - Не слишком правдоподобно – уж очень активизировалась деятельность японского подполья, чтобы поверить в то, что вы решили просто тихо отсидеться… Кроме того, меня всё ещё интересует Зеро. По нашим сведениям основу его организации – Ордена чёрных рыцарей, составили именно бывшие бойцы сопротивления. Значит, контакт всё же был? - Ну, я не стану скрывать, что Кирихара стремился его наладить, хотя и сам этого опасался. Но не вышло. То есть, смотря как взглянуть на это дело – на уровне организаций всё было действительно, достаточно неплохо: Зеро получал от Киото и оружие, и приказы. Первое он использовал. Вторые – по большей части игнорировал. Но вот инкогнито своего он так и не открыл никому, а я сам с момента битвы у Нариты вообще ничего не знаю – связь было решено полностью прекратить. - Значит с того времени вы и ваша группа не оказывали влияния на события? - Только если косвенно, в силу тех решений и действий, которые были предприняты раньше. Планы они, знаете ли, похожи на физические тела: много энергии требуется не только на то, чтобы привести их в движение, но и чтобы остановить. И уж точно это нельзя было бы осуществить по-настоящему тайно. - Но, я полагаю, так или иначе, вы сохранили какие-то экстренные каналы связи? - Хотите, чтобы я помог вам выманить этого старого хитрого лиса из норы? - Требуем, мистер Хопп, требуем. - А почему бы вам просто не взять его? Он сейчас в Киото на известном всем и каждому месте и не обладает такой охраной, чтобы это составляло какую-то сложность… - Любопытство – в своём роде порок, Хопп. Арестованный до странности громко рассмеялся: - Тогда вы очень порочный человек, адмирал. - Сэр Уильям, возможно, будет больше эффекта и пользы, если вопрос задам я? – начал было Эндрю. - Не трудитесь, здесь нет особенной тайны. Я свяжусь с ним, и вы сможете делать всё, что пожелаете. Есть телефон, номер которого известен мне одному. По нему не говорят – только звонят, тем самым заявляя о намерении встретиться. Примитивный механизм, но на удивление надёжный: никаких посыльных и вообще третьих лиц, но, в то же время, никакой информации, которую можно бы было прослушать… - Что ж, превосходно, а теперь… С этими словами Бартли встал, а затем с неожиданной резкостью и силой поднял бывшего министра за воротник со своего места, завёл его руки за спину и застегнул на запястьях неизвестно откуда взявшийся металлический браслет наручника. - Я был откровенен. Полезен. Я сразу понял вас и сотрудничал. Надеюсь, это будет принято во внимание? – робко и дребезжаще прозвучал голос Хоппа. - Безусловно, принц отдаст на ваш счёт необходимые распоряжения… когда все дела будут успешно окончены. Проводите! – Бартли произнёс это громко — и немедленно явившиеся из-за дверей на зов дюжие солдаты подхватили и почти унесли криво улыбающегося финансиста. - Адмирал, я… понимаю всё: политические расчёты, игры, хитрости. Но неужели этот мерзавец избежит кары!? Это же подлец самой низкой пробы, Иуда Искариот, который практически в буквальном смысле продавал жизни по тридцать серебряников за штуку! - Он полезен, генерал, а значит, пока должен быть цел и мотивирован к работе на нас. Мы используем Хоппа, а после Его Высочество примет своё решение. И, как вы верно заметили, он вряд ли оставит мусор неубранным. Пока же мы должны выжать максимум из этого сукина сына. Наша работа не способствует, так уж повелось, идеальной белизне перчаток. - Не говорите мне о боязни запачкать руки, сэр! Я – солдат, они у меня в крови! Да! В крови, в грязи, в копоти. Но они никогда не сходились в рукопожатии с таким вот мерзавцем. - О, это поправимо, сэр, и изменится очень скоро, - в голосе адмирала, видимо задетого фразой Дарлтона, прозвучал неприкрытый сарказм. - Что вы имеете в виду? - То, что на встречу с Кирихарой и остальными изменниками из Киото пойдёте именно вы. Один, инструкции здесь однозначны, - по интонации адмирала от разведки остро чувствовалось, что он не слишком доволен подобным решением. Сам Эндрю мог бы с лёгкостью сказать о себе то же самое – уже этой, с позволения сказать, беседы ему было более чем достаточно. Это не его… дело, чуждая для него среда. Он не может, сохраняя вежливую улыбку, говорить с теми, кого считает висельниками, каторжниками, самыми отвратительными из подонков, что ему доводилось встречать. И именно ему, тем не менее, придётся этим заниматься. - Разве речь идёт не об аресте? Я неплохо стреляю и не жалуюсь на отсутствие силы, но всё же одного человека может оказаться мало... Эндрю и сам не решил до конца, чем была его фраза: грустной иронией, или озвученной вслух последней надеждой избежать заранее вызывающего отвращение свидания с лидером Шести домов Киото, замаскированной под глупое, едва не комичное непонимание сути. - Это не арест. Это… беседа, а по сути своей деловое предложение. Вы же – курьер, задача которого передать его слово в слово, ничего не прибавляя от себя и ничего не убавляя. Принц рассчитывает на то, что Киото окажет большую помощь в пересоздании Японии, а значит их лояльность необходимо закрепить. Будущее страны должно строиться на надёжном фундаменте. Эндрю ожидал подобного ответа, и всё же финальная часть сказанного Уильямом Бартли буквально вынудила его переспросить: - Надёжном фундаменте!? Я не ослышался!? Значит они, предатели и лжецы, лицемеры и притворщики, станут основой для будущего островов? Не понесут никакой кары, добьются новых постов, положения, титулов? Значит, они победят? - Генерал, подобного рода вещи – не наша с вами прерогатива и забота. Его Высочество решил: Шесть кланов Киото будут полезны, и мы должны сделать им это предложение… - Ещё раз, в чём его суть? - В том, что, как вы верно заметили, по законам Британии все они – предатели, государственные изменники. Отложенные мертвецы, чья жизнь висит на тонкой нити: уж чего-чего, а доказательств при живом Хоппе, да и остальных тоже, нам хватит, чтобы всё было быстро и точно. Не говоря о том, что в критической ситуации можно действовать и без них. А вот в Японии – новой Японии - они уважаемые люди. Те, кто способствовал её экономическому и культурному возрождению. Как я понял, Шесть кланов Киото во главе с Кирихарой должны признать и подтвердить права Сузаку Куруруги на престол, свидетельствовать перед всем населением, что он – не самозваная марионетка, а действительный потомок и наследник. А тот в свою очередь, как только они станут гражданами новой самостоятельной - по крайней мере, формально - страны, издаст указы об их полном помиловании. - И что потом? - В каком смысле? - После этого… Они будут жить? - Да, сэр. Полагаю, они будут жить. - И я должен стать тем, кто принесёт им весть о том, что продажа индульгенций открыта? - Боюсь что так. Приказ есть приказ. Генерал выпрямился до хруста в спине. - Приказ есть приказ, - Эндрю Дарлтон сказал это медленно, ровно, глядя в потолок, а потом повторил ещё и ещё раз…, - Приказ есть приказ. Приказ есть приказ. Адмирал удовлетворённо кивнул. Приказ есть приказ, подумал Эндрю. Всё верно. И он его выполнит. Вот только можно ли приказать совести?