Знамена в дыму

Рядовой Джон Чиверс шёл по улице вместе со своим другом, засунув руки в карманы, глядел в небо и насвистывал. Казалось бы, ничего особенного, но всё вышеперечисленное доставляло ему такое блаженство, что он был бы не прочь идти вот так до тех пор, пока только ноги несут. Ярко светившее закатное солнце согревало спину и одновременно особенным, только для этого краткого момента суток характерным образом меняло цвет всех вещей на… какой-то более тёплый что ли. - Чего такой улыбчивый, Чиверс, награда сердце греет? - Майк Пламм поддел его локтем. - Да, наверное… - ответил Джон рассеяно. В действительности, он почти позабыл о полученном Ордене Британской империи, который и сейчас сиял голубой эмалью на его груди. Орден… не только знак отличия и почёта, но и точка отсчёта потенциальной карьеры, пропуск в другой мир. Да. Мир значительных людей. Воспользуется ли он им? - По правде сказать, старина, я не больно-то много думаю о нём сейчас. И вообще он не идёт к моему цвету волос и веснушкам! - Много ты в этом понимаешь! Что, не видишь, какие взгляды на тебя девушки кидают? Ты ж ведь уже как лорд почти! - Ммм... Лорд… окопной грязи! И герцог изношенных сапог! Что же до местных девушек, Майк, то говорил ведь уже: не могу я на них смотреть… так… как мужчина способен смотреть на женщину. Странные они. Маленькие, как девчонки, ужимки будто у обезьянок. Не моё это. - Да уж, не то, что в наших краях фермерши да доярки – кровь с молоком! А вот моя Джейни маленькая, тихая, ловкая, как мышка. Но когда надо – горячая, ты уж поверь! - Охотно, Майк, охотно… А вообще на слово верить – дело напрасное. Для надёжного установления истины необходим, так сказать, эксперимент, - Джонни искренне и громко рассмеялся. - Ты это… не шути так, - ответ Майка прозвучал неожиданно серьёзно. - Почему? - Я… Волнуюсь я в общем. Как оно там всё… ну, с тех пор, как я её оставил? Верна ли? Помнит ли? Обрадуется ли, когда вернусь? Улыбнётся ли? - Улыбнётся ли? Да конечно, дружище! Глядя на твою физиономию не то, что улыбнёшься, а сразу в голос захохочешь! А если серьёзно - точно ждёт. - Уверен? -Абсолютно. И Майкл Пламм расплылся в широкой и немного глупой улыбке. А потом они вместе, не сговариваясь, спели на пару песню о «Девушке, которую я оставил». Майк, конечно, знатно фальшивил… Эта их черта – делать одно не сговариваясь – существует ли на свете более твёрдое и ценное свидетельство дружбы? Эх! Джонни было легко и весело. Что может быть лучше увольнительной!? Чиверс вертел головой то туда, то сюда: чистая улица, дома с лепниной и колоннами – прямо Европа или Метрополия. И тут же характерные вывески, разносчики с лотками, где продаётся всякая специфическая снедь – очевидная Азия. Спешащий куда-то народ. Смешной парикмахер из местных — весь на виду через большую витрину своего заведения: низенький, толстый, круглый, похожий на популярную у одиннадцатых фигурку какого-то божка. А вот дама с собачкой – британка и настоящая леди, вне всяких сомнений: зонтик от солнца, маленькая шляпка, бежевое платье и лицо, преисполненное достоинства и важности, что очень смешно сочеталось с крохотной истошно визжащей на проехавшего мимо велосипедиста псиной с ухом не то отгрызенным, не то утраченным из-за какой-то болезни. Мальчишка в штанах на подтяжках и с огромным рожком мороженного в руках. Тощий джентльмен с газетой в огромных очках, делающих его похожим не то на стрекозу, не то на какое-то ещё насекомое. Вся эта совершенно бесхитростная картина казалась Джонни очень приятной. Почему? Он не знал и сам. - Что-то ты всё же улыбчивый сегодня, это самое… до подозрительности. Будто кот, который стащил чего-нибудь со стола, а никто и не заметил. - Да вот… на небо смотрю… - И что? - Так: синева, птички, солнце, тучки, что твои овечки. Красиво это всё, Майк, и как-то… правильно. Как было и должно быть на земле от века. А вспомни-ка небо над Кюсю? Что там было? - Дым. Ещё самолёты были. Снаряды тоже то и дело сыпались, да шрапнель, как злой горох. - И чего ты ожидал, глядя в него? - Как-то не до того было в основном знаешь ли. Всё больше в землю смотрел. А вообще… ну… Ранения, наверное, — Майкл Пламм поёжился, — Я его всё время ждал. И боялся – даже больше смерти. Был у моей родни сосед – он уже несколько лет как покойник, но дело не в том. Вот он ещё молодым, почти как мы с тобой, на стройке работал, и на него сверху упал мешок с песком. Не убил, но поломал: кривой, косой, ноги отказали. Что за человек – одно несчастье! Ни жены у него, ни детей. Пока брат его был жив – ничего, ухаживал за ним, а потом пришлось ему побираться. Ну и церковь ещё тоже совсем пропасть не давала. А всё же несчастный он был: как понял, что срок ему пришёл отходить, так, говорят, даже радовался. Вот я и боялся больше всего, что ррраз – прилетит что-нибудь сверху – и тоже стану таким. Жуть! Ну да обошлось. - Вот. А теперь – красотища! Идешь себе, не пригибаешься, не дергаешься, не ждешь подвоха от атмосферы. Целый и живой – чего ещё надо человеку? - Да мало ли что нужно! Но ты, конечно, прав. Мы с тобой – везучие. - Так ли уж? - А то! Вот взять хотя бы, что не нам, а этим гвардейцам расфуфыренным на охране стоять. Да, в самом деле, части гвардейского Колдстримского полка прибыли в Одиннадцатую зону, чтобы выступить в качестве стражи на предстоящем официальном мероприятии. По идее это и в самом деле было немалым облегчением, но, тем не менее, Джонни не слишком радовался: - Ну, тут бы я поспорил – думаю, что всё же было лучше, если бы там стояли именно мы. - Это почему!? Ааа, чтобы в телевизор попасть? Хотя, ты ж у нас скромник – даже и про орден свой забыл. Нет… Или охота на нобилей поглядеть? Уж чего ты там такого не видел… - Я действительно был бы не против посмотреть на молодую принцессу, да и вообще на всё это – не каждый день можешь поучаствовать в том, что непременно попадёт в учебники… - Ага. Вот скажи мне – ты вроде как умный – за что этим узкоглазым такая честь? Особая Зона какая-то, чего-то мутное… С этими словами Майк хотел было сплюнуть себе под ноги, но, оценив чистоту мостовой, в последнее мгновение передумал. - Ну, мутного тут как раз ничего нет. Всё просто. Вообрази, что тебя в виде наказания за какую-то провинность, или наш старина майор решил эдак пошутить, вместо Майкла Пламма станут именовать исключительно рядовой, или вообще по номеру – понравится это тебе? - Ерунду городишь, дружище. Не случится никогда такого. - Да не в том дело! Ты представь. Будешь ты тогда доволен? - Нет. - То-то! А у них именно это и произошло – они как войну нам проиграли, так и имя своё потеряли. А оно у всего на свете должно быть своё, вот что я тебе скажу, Майк! У всех людей так уж точно. И теперь им хотят снова вернуть его, человеческое… Да только я не окончил – не в одном любопытстве дело. - А в чём ещё? - Неопытные они. Столичные, не нюхавшие пороха. И снобы из знати, а значит, жизни не знают, и обвести их вокруг пальца – раз плюнуть. Лучше бы там был кто-то понадёжнее, вроде нас, а то и покрепче. - Зачем? - А так вернее. Мало ли что может случиться, особенно с этим прохвостом в маске – с Зеро. Тут бы отловить черта, наконец, после нашей победы, а его чуть не в гости приглашают. Надо чтобы были начеку. - Ясно. А почему он прохвост? - Потому, что в маске. Не будет хороший человек таиться. - Нуу, скажешь тоже – его бы так вмиг поймали. - Может да, а может, нет. Но так бы люди могли б ему хоть в глаза посмотреть. А то говорит, обещает, призывает – а их не видно... - Чепуху ты какую-то порешь, Джон. И вообще, давай веселей! Как бы там ни было с их Особой Ерундовиной, а мы в этот самый день отчаливаем. Домой, понимаешь!? Ты матросов с «Ольстера» — вроде как наш транспорт будет — видел? Бравые ребята! И с юмором. Есть там компашка – за старшего Шкипер (это, вроде как, прозвище, хотя, может он и правда шкипер). Так вот они тоже со вчера в увольнительной. Гуляли, пару стаканчиков грога пропустили, ум, так сказать, прогрелся. И чего придумали: идёт целый отряд школьниц этих местных в матросках – они потолковали, дали им по шиллингу на нос и прошествовали с ними по городу квартала три строем, распевая «Что же нам делать с пьяным матросом»! Эх, умора была, особенно с этими их кошачьими голосами. Пигалицы, букву «Л» не признают, как и все здесь… А как шагали, как шагали! - Да уж, могу себе представить! - Мдеее… А вот ты мне скажи – чего у них за обида такая на букву «Л»? Что за… это самое… дискриминация, о! - Честно? Не знаю, Майк. А тебе что за дело? - Да мать у меня Лилиан зовут – помнишь ведь, наверное: это как же она по-ихнему звучать будет!? Странные они, вот что я тебе скажу! Всё у них не как у людей! - Может быть… А может это у нас, а, Майк? - Ну, нет! - А почему ты так уверен? - Мы – цивилизация! И победили же мы их, в конце концов, а не они нас! Верно? - Да. Верно. Но похожими на британцев они от этого всё равно не стали. Хотя, вообще… Знаешь, Майк, все мы – люди, все по одной земле ходим, на одно небо смотрим, а кто какие буквы выговаривает, да кто как одет – это ерунда. - Вспомнил! Был вот у меня приятель в школе, так он до самого конца шепелявил страшно. Уж и чего с ним ни делали – и били, и хвалили за старание, кто только его ни пытался выучить, а чёрта лысого получили! - Да я не о том, Майк, а о… - Всё то ты в какую то философию ударяешься, как… адвокат. - Ха! Это почему адвокат? - Да они вечно так скажут, что нечего не поймешь, и всё наоборот выведут. Не люблю я их! - Я тоже. Майк ещё что-то говорил, но Джонни Чиверс уже не очень слушал его – он смотрел на последние лучи заходящего солнца и вспоминал закаты над родными холмами и полями. Вспоминал о доме. Не было ни страха, ни напряжения, ни цепкой вымученной чуткости человека, постоянно ждущего опасности. Он вдыхал воздух полной грудью, воображая себя на палубе пересекающего океан корабля. И вновь и вновь повторял мысленно, вспоминая атаки и пальбу на Кюсю: «Как же, черт возьми, хорошо быть живым!».