Юнги вальяжно вваливается в забегаловку, а Чимин следует за ним сквозь прозрачные автоматические двери. Альфа, заприметив свободный столик, сразу же движется в нужную сторону. Несмотря на поздний час, тут довольно много народа, так что Чимин набрасывает на голову капюшон и следует за Юнги, торопящимся занять место.
Как только они усаживаются, к ним тут же подскакивает официант, чтобы принять заказ.
— Что ты будешь? — спрашивает альфа, убирая светлые волосы с глаз.
— Только кофе, я поел, — отвечает Чимин.
Внутри него бурлит тревожное предчувствие. Во-первых, из-за того, что Юнги сказал в машине. Как друг вообще мог подумать, будто Чимин спит с хёном? Да почему такое вообще в голову могло прийти? Нет, Чонгук очаровательный мужчина. Он красивый, заботливый и сексуальный, этого не отнять. Однако Пак даже не задумывался никогда о чём-то подобном, не рассматривал альфу, как объект симпатии или желания. Все его мысли постоянно крутились только вокруг Тэхёна и проблемы с тем, как дальше дружить с ним, не выдав себя, в чём давно, оказывается, не было нужды.
И Юнги, конечно, огорошил Пака, сказав, что Чонгук не мог просто так по доброте душевной приехать за ним ночью. Чимин не хочет, чтобы даже такие мысли водились в его голове. Хён — это хён. Они просто связаны общими делами. В сознании невольно всплывает то, как Чонгук сегодня обрабатывал его раны. То, какими мягкими и осторожными были его пальцы, какой тёплой кожа на руках. И то, как альфа улыбался и шутил впервые рядом с ним. Словно приоткрыл небольшую дверцу в более глубокую стезю своего нутра, пропуская оттуда лучики солнца, которые позволил Чимину увидеть.
Нос чешется, словно Пак хочет чихнуть, и он потирает кончик, не прислушиваясь к тому, что заказывает друг поесть.
Второй причиной волнения для Пака является то, что Юнги вынудит его рассказать о Тэхёне. Он не успокоится, пока не поймёт, что омега с ним честен, что рассказал всё без утайки. Это пугает. Никто не знает о том, какие чувства на самом деле он испытывает к лучшему другу, даже Юнги. Тем более Юнги. Ему не следовало и знать, но друга уже не переубедишь.
И Чимин не знает, с чего должен начать рассказ о произошедшем. Взгляд Мина, когда официант отходит, — пристальный, настойчивый — не оставляет попыток, чтобы ретироваться, и омега сжимается от желания сползти под стол.
— Выкладывай, — взмахивает он рукой, вынуждая Чимина сглотнуть от нервозности. — Всё начистоту, Минни.
Ласковое прозвище, которое использует только Мин, заставляет чуть расслабиться — альфа уже не так сильно злится на него, раз использует уменьшительно-ласкательную форму имени. Чимин сглатывает и нервно выпрямляется, бросая несмелый взгляд. Юнги терпеливо ждёт, но видно, что запасы этого самого терпения уже на исходе.
— Чёрт, да мне тяжело тебе об этом рассказать! — почти хнычет Чимин, заливаясь краской, а Юнги приподнимает брови.
— Заказать тебе соджу, чтобы было легче? — тянет альфа, усмехаясь, когда тот зло зыркает на него, прикрыв лицо ладонями, между пальцев.
— Я влюблён в него, — выпаливает Чимин, и вдруг внутри что-то вздрагивает, когда Юнги моментально становится серьёзнее и мрачнее. — С младшей школы. Всегда был. Сколько себя помню, я любил Тэ. И… сейчас люблю, — голос садится, руки начинают дрожать, из-за чего Пак хочет их спрятать между бёдер, но Юнги хватает ладонь и переплетает пальцы в знак поддержки.
— Хорошо, я понимаю тебя, — кивает Юнги, заглядывая Чимину в глаза. — Из-за этого поссорились? Ты признался?
Омега отрицательно вертит головой и кусает остервенело губы.
— Я… Незадолго до тусовки, в вечер, когда Тэхён застал Донхуна за изменой, он пришёл ко мне. Плакал, материл его. Мы решили напиться, — лицо альфы по мере продвижения рассказа становится всё каменнее. — Мы сильно напились, — с нажимом проговаривает Пак, но Юнги продолжает слушать и кивать, словно не понимает. — Господи, Юнги! Переспали мы по пьяни.
Мин давится воздухом, когда Чимин выдаёт это агрессивным шёпотом, чтобы никто поблизости не услышал этого отчаянного писка.
— Я… я всё помнил, а Тэхён будто нет. Он не… — к горлу подступают слёзы, и омега снова закрывает лицо ладонями, сдерживая плач.
Юнги не торопит его. Он откидывается на спинку оранжевого дивана и теребит серьгу в губе, ожидая, пока Чимин окажется в состоянии говорить дальше. Несколько слезинок всё же срываются с ресниц, и омега зло вытирает их, надеясь, что друг не заметил. Хлюпает носом и отнимает руки от глаз, собираясь продолжить рассказ.
— Он лишь делал вид, что не помнит. Я с ума сходил ту неделю перед тусовкой, грыз себя изнутри, потому что хотел ему всё рассказать и поговорить о том, что между нами случилось. Хотел сказать, что это ни к чему его не обязывает. Я не собирался признаваться, что люблю его. Он только расстался с Донхуном, и я был на взводе из-за случившегося.
Юнги молча слушает, буравит взглядом омегу и продолжает покусывать шарик циркуляра в губе.
— А на вечеринке… ты сам видел, что он со мной делал, — отчаянно выдыхает Чимин, и Юнги виновато отводит взгляд. — Он буквально давал мне надежду каждым своим взглядом. Он, блять, вталкивал мне в рот свой язык так, будто хочет повторить произошедшее ночью. А когда я дважды его поцеловал после, он не отталкивал меня. Не продолжал, но и не отталкивал! — Чимин ненадолго замолкает, когда официант приближается с большим подносом.
Молодой омега выгружает к ним на стол заказ: стакан Рафа для Чимина, соджу и пиво для Мина, жареную курочку и тушёный в сливках и панировке кальмар. Они дожидаются, пока поднос опустеет, благодарят сотрудника и ждут, когда тот отойдёт, чтобы продолжить разговор.
Чимин чувствует снова поднимающуюся бурю внутри. Его выворачивает наизнанку. Слова льются потоком, но выталкивать их из себя оказывается безумно тяжело. Чимин не думал, что придётся вот так всё рассказывать Юнги, однако становится чуть менее больно, когда он обличает свои эмоции и переживания в слова. Он ненадолго замолкает, и, видимо, выглядит настолько подавленным, что Юнги пересаживается к нему, до этого сидя напротив. Альфа, снова взяв друга за руку, крепко обхватывает его за плечи и прижимает к себе.
Злость испаряется из Мина, как будто той не было, а Чимин снова ощущает, что с ним рядом мягкий и понимающий Юнги, готовый поддержать в любом случае. Произошедшая ситуация и последующая за ней ссора сильно давили на всех троих, а тот ещё и был в неведении, находясь меж двух огней — Чимина и Тэхёна. Пак рвано выдыхает и хватает друга за полы джинсовой куртки. Он утыкается носом в его ключицы, чувствуя отголоски терпкого одеколона на коже, шлейфом захватывающего обоняния. Приятно. Спокойно.
Кажется, словно прошла вечность с тех пор, как они могли без проблем между собой поговорить. Больно было ходить и молчать, держа всё в грудной клетке. Ту всё это время распирало от чувств, а теперь, когда Мин вынудил Чимина высказаться, становится гораздо легче. Можно вдохнуть полной грудью, а глаза начинает щипать от облегчения. Чимин искренне старается сдержать слёзы, ему всегда было проще выплакаться наедине с собой, однако сейчас, когда он ощущает, как длинные пальцы альфы размеренно поглаживают его по крашеным волосам в успокаивающем жесте, то в носу собирается колкое желание заплакать.
Чимин утыкается в шею Мина сильнее и даёт себе небольшую вольность. Тот не замечает слёз, пока Пак не всхлипывает, а после начинает сразу же волноваться и напрягаться, когда омега, спрятавшись от окружающего мира за его широкими плечами, выплёскивает из себя стресс. Долго Чимин не плачет. Ему попросту не хочется проливать слёзы в присутствии множества людей, сидящих сейчас в кафе. Те, пусть и не смотрят на него, но напрягают неимоверно.
Юнги смотрит за тем, как омега вытирает салфетками лицо и шмыгает носом. Он не отсаживается, просто придвигает к себе тарелки и остаётся рядом с Чимином. Тот слышит щёлкнувшую крышку соджу и шипение наливаемого в бокал пива.
— То, как вёл себя Тэхён в тот вечер, и у меня вызвало подозрения. Я думал, вы повздорили из-за этого, потому что в какой-то момент Тэ перешёл грань допустимого, но не ожидал, что всё… так. Я мог бы понять по его поведению, скажи ты, что Тэхён сам на тебя вешался, — бубнит Юнги, пока Чимин помешивает остывающий кофе десертной ложкой и вынуждает пышную пену осесть и смешаться с напитком.
— Он это, по сути и делал, но я так и не понял его мотивов. Он помнил, что между нами произошло. И знал, оказывается, что я влюблён, — расстроенно хмыкает Пак, отпивая первый глоток.
Он наблюдает за тем, как Юнги вытаскивает из жареного в панировке крылышка курицы косточки, чтобы потом протянуть омеге. Чимин ненавидит ковыряться в костях, не любит острое, потому Мин знает, что если и станет что-то есть мясное, то явно не на косточке. При их извечных походах в фастфуд или ресторанчики с курицей Юнги постоянно так делает.
Бросив остатки на специальное блюдечко, альфа не глядя протягивает Чимину крылышко, Чимин же шмыгает носом и принимает еду, тут же увлечённо принимаясь хрустеть мясом.
— И теперь я сам не знаю, что делать, — вздыхает Юнги, откусывая кусок от своей порции закуски. — Вам в любом случае нужно поговорить. Он с ума тоже сходит, да вот только теперь у меня появилось желание надрать засранцу задницу.
— Я пока не могу перебороть это, — морщится омега, отправляя курицу в рот. — Не понимаю, как я должен после всего с ним разговаривать, смотреть в глаза, когда осознаю, что он год знал о моих чувствах. Что помнил о случившемся и ни слова не сказал, а вёл себя так, будто всё хорошо.
— Складывается впечатление, будто он хотел… проверить? — осторожно спрашивает альфа, оставляя кости в положенном месте и пригубливая пиво.
— Именно. Словно сомневался, — стискивает Чимин челюсти и тянется за салфеткой, чтобы вытереть пальцы от панировки. — Он только расстался с Донхуном, а тут ещё и переспал со мной, так что… Возможно, он сомневается, я не могу знать, что у Тэхёна в голове.
Они разговаривают ещё долго. Пока не пустеют окончательно тарелки, не заканчивается небольшая бутылка соджу, а Юнги не расслабляется рядом с Чимином, периодически зависая в пространстве и собственных размышлениях.
— Прости за мою злость, — хриплым низким голосом произносит он, поворачиваясь к омеге. — Я ничего не понимал, оттого и злился. Тэхён ревёт мне в трубку, просит с тобой поговорить и убедить встретиться с ним. Ты ходишь, словно фурия бешеная, Хосок ещё…
— А этот чего? — кривит губы Чимин, допивая уже холодный кофе и отодвигая стакан, испачканный следами молочной пены, в сторону.
— Чёрт, я, конечно, знал, что ты ему нравишься, но чтобы настолько, — округляет глаза альфа, фыркая. — Он словно помешался с той вечеринки. В тот вечер он был занят своим бывшим, слава богу к тебе не лез. А после, когда видел, как сонсен-ним тебя забирает, словно с катушек съехал.
Чимин напрягается. Хосок ему неприятен, несмотря на то, что он — друг Юнги.
— Да плевать, — отмахивается он, а альфа устраивает светлую голову у него на плече, вздыхая. Они с Юнги похожи — оба тактильные до ужаса и тают от одного прикосновения.
— Меня лично это напрягает, — переводит Мин на него взгляд. — Пусть мы и дружим, я не хочу, чтобы он досаждал тебе, но разве этот придурок меня слушает вообще? Сегодня тоже примчался на всех порах на обеде, тряс меня, как куклу, выспрашивая, правдивы ли слухи.
— Ему-то какое дело? — изгибает бровь Пак.
Юнги усмехается, глядя на омегу.
— Ты порой такой наивный, Минни, — Чимин сразу же насупливается. — Теперь я понимаю, почему ты так редко с кем-то вообще сближался. Из-за чувств к Тэ ты не видишь окружающий мир, а ведь много кому нравился и нравишься.
— Ну и что, они меня не интересуют, — безразлично отвечает он, поглаживая волосы Юнги. Им бы покинуть кафе и не занимать место.
— Вот именно, — смеётся Мин. — Хосок поехал на тебе крышей, а ты даже не замечал, что каждый его новый омега всё больше похож на тебя.
— Я и не должен, — жмёт плечами Пак. — Хосок меня интересует только в моменты, когда ему хочется дать в лицо, желательно с ноги.
Юнги грустно и горько улыбается.
— А что если, когда вы поговорите с Тэ, очертите границу? — осторожно спрашивает он, смотря в сторону. — Что ты будешь делать тогда? Рано или поздно вам придётся как-то прийти к миру.
Чимин сжимает губы. Он был поглощён обидой и даже не задумывался ни об одном из исходов того, что им вдвоём придётся пережить.
— Я не знаю, — шепчет омега, и Мин его слышит. — Я правда не знаю, что буду делать в любом из случаев. Я запутался.
Он снова поникает, и альфа, видя это, просит официанта принести счёт. Чимин витает в мыслях, не обращая ни на что внимания, пока Юнги не зовёт его.
— Останешься сегодня у меня? — как ни в чём не бывало спрашивает он, в момент, когда они выходят из тёплого помещения кафе в прохладу весенней ночи.
— Останусь. Хочу ещё порыдать, пожаловаться на жизнь и тебя побесить, — усмехается Пак, обходя «Вольво» и устраиваясь с водительской стороны.
Юнги же счастливо расплывается на пассажирском сидении и щёлкает песни на панели магнитолы, пока Чимин осторожно выруливает с парковки заведения. Он давно сдал на права, но на машину хотел заработать сам, потому пока, являясь студентом, катается на верном велосипеде. Кстати, о нём. Нужно будет сбегать и забрать двухколёсного друга с парковки у подъезда Чонгука.
Они быстро доезжают до дома Юнги, и альфа расслабленно потягивается, как только выходит из салона. Для них подобные ночёвки не в новинку. Никакого подтекста не несут, обычно друзья собирались, чтобы посмотреть какой-нибудь сериал или фильм, ели кучу вредной еды и спали потом на огромной кровати Юнги, порой напившись вусмерть. Просто тогда они были все вместе, а теперь — вдвоём. Неловко, конечно, немного, но не настолько, чтобы отказаться от общества человека, выслушавшего его и теперь знающего, что происходит внутри Пака.
Чимин привычно шаркает ногами по полу в прихожей, огибает кухню и сразу идёт к лестнице, чтобы подняться в комнату Мина. Юнги остаётся на первом этаже на кухне, пока омега роется в его вещах, ведь надо в чём-то спать. Одолжив у него просторную футболку и штаны, принимает душ.
Когда выходит — Мин уже валяется в домашних вещах на здоровой круглой кровати и листает что-то в смартфоне.
— Он опять пишет, что я должен ему ответить? — страдальчески тянет альфа. — Я надеюсь, что вы как можно скорее разберётесь в этой ситуации. Я как гусь, которого перетягивают между собой, решая, на суп тот пойдёт или на рагу! — Юнги закрывает лицо подушкой, а Чимин, усмехнувшись, падает на соседнее спальное место и утыкается лицом в матрас.
— Позже. Я поговорю с ним позже.
— Не станет ли слишком поздно? — тихо спрашивает Мин, но ответить Чимин не успевает.
Оставленный на кровати альфы телефон начинает разрываться входящим звонком. Чимин приподнимает брови, не понимая, кто так поздно может ему звонить, ведь время уже близится к двум часам ночи, а перевернув смартфон, удивленно округляет глаза. На дисплее высвечивается неожиданное «хён». Юнги любопытно засовывает свой нос, но омега упирается в его лицо ладонью и отпихивает от гаджета, тут же принимая звонок.
— Хён? Ты чего так поздно не спишь? — осторожно спрашивает он, слыша звук воды на фоне.
— Ты доехал домой? — вместо ответа на вопрос спрашивает тот хриплым голосом. Видимо, всё же спал. И чего это он переживает, омега ведь сказал, что поедет с Юнги.
— Я… — Мин испытывающе глядит на него, перевернувшись на бок и подперев голову рукой, согнутой в локте. — Я остался у Юнги, не переживай.
Альфа вдруг тихо бьёт себя ладонью по лбу и трясёт ею перед лицом друга, беззвучно матеря его.
— Всё нормально у тебя? — подозрительно спрашивает Чонгук, а Юнги надувает щёки и шумно выпускает воздух изо рта.
— Да. Всё хорошо, не тревожься, — непонимающе отвечает Пак.
— Ладно, — после паузы произносит на выдохе Чон. — Тогда доброй ночи.
— Спокойной ночи, хён, — пискляво отвечает отчего-то взволновавшийся омега, и звонок прерывается.
Как только он откладывает смартфон, Юнги с визгом хватает подушку и принимается лупасить друга по всем частям тела.
— Какой же ты придурок, Чимин! — причитает Юнги, продолжая лупить сопротивляющегося и возмущённо вскрикивающего омегу. — Ну как можно быть настолько слепым?
Они падают оба на пружинящий матрас, и Мин хмурится, глядя в потолок.
— Я не верю, что у сонсен-нима могут быть ко мне чувства, Юнги, — тянет устало он. — Во-первых, что между нами может быть общего? Я просто работаю на него, плюс я его студент. Из этого вытекает «во-вторых». Даже если и так, то ничего быть не может из-за универа. К тому же… чёрт, Юнги, чувства хёна — последнее, что мне сейчас нужно, правда.
Альфа щурится и вздыхает устало. А Чимин только расстроенно прикусывает нижнюю губу, глядя, как после тот отворачивается и обнимает подушку.
***
И как теперь Чимину остаться наедине с мыслями о том, на что недавно намекнул ему Юнги? Он не хочет верить в подобное только из-за слов друга, однако с тех пор, как альфа указал ему на поведение сонсен-нима, Чимин неосознанно начинает присматриваться к каждому его шагу. Они с Юнги долго разговаривали, почти до утра омега изливал ему душу, рассказывая, насколько приходилось тяжело, а Мин слушал и поддерживал его то молчаливо, то высказывая свою точку зрения.
Сперва показалось, что стало легче, однако… Мысли о том, на что наталкивает его Юнги, снова не позволяют здраво рассуждать. Он не хочет поступать как Тэхён — если хён действительно что-то к нему испытывает, об этом нужно разговаривать сразу, без обиняков. Вот только как? Отчасти теперь Чимин может понять мотивы поведения Тэхёна: если предположить, что догадки Мина реальны и имеют место быть, то как Пак должен завести разговор?
«Сонсен-ним, я вам нравлюсь?» — не подойдёт и не скажет же омега в лоб Чонгуку. А если это лишь фантазии? Если неправда? Тогда Пак будет выглядеть смехотворно и может испортить пока хорошие отношения со старшим.
Да и сомнения, что это просто предположения Мина, путающего доброту с симпатией, не оставляют душу. Потому Чимин начинает неосознанно приглядываться к Чонгуку. Даже сейчас, сидя на паре и слушая его размеренный красивый тембр во время преподнесения материалов лекции, Чимин не может отвести от альфы взгляда. Он анализирует его, сидя за первой партой, пропускает данные мимо ушей, о чём, скорее всего, после пожалеет, пока Чонгук настойчивый взгляд в конце концов не замечает.
Альфа пересекается с ним глазами, моргает, словно оказывается в ступоре от такого активного внимания Чимина, и нервно чешет шею сзади. Тёмные волосы немного прикрывают уши — они знатно отросли, — ясные, глубокие глаза внимательно буравят Чимина, пока это не становится неприличным, и Чон не отводит взгляд. Но с этого момента он вдруг становится более нервным, голос кажется ниже, и сонсен-ним словно пытается больше не обращать внимания на столь настойчивый взгляд омеги. А напряжённая линия челюсти говорит о том, что он немного нервничает.
Вообще-то, конечно, неприлично пялиться так, особенно учитывая слухи, ходящие по университету про них. Да, лживые, однако если они будут контактировать, то могут вызвать ещё больше подозрений в вечно бдящих за яркими новостями студентах. Чимин знает, просто взгляд сам собой находит профиль преподавателя, а тот, словно ощущая его, напрягается сиюминутно.
Пак грызёт кончик карандаша, так и не записав ни слова лекции. Придётся как-то после оправдываться перед Чонгуком и просить его повторить, но сейчас сознание переполнено волнением по поводу сказанного Мина. Чонгук прикасается к мобильному, что-то быстро щёлкает на дисплее, не прекращая общаться с учащимися по поводу данного материала и отвечать на вопросы. Он опирается бёдрами о край своего рабочего стола, рукава белой рубашки закатаны, а воротник ослаблен, отчего взгляд Чимина оказывается прикован к выступающему кадыку, когда Чонгук сглатывает слюну.
Телефон вибрирует в кармане, и Чимин осторожно достаёт гаджет, видя, что, чёрт возьми, Чон ему написал. Слава богу, он сегодня сидит один, если бы кто-то из сокурсников увидел, что Чонгук ему смс-ит, то было бы плохо.
от: хён
Прекрати.
Чимин вздрагивает. Он уже представляет этот наставнический тон альфы, его чуть сведённые к переносице брови и скрещённые на груди руки. Поднимая взгляд на преподавателя, вздёргивает уголок губ, потому что Чонгук действительно выглядит именно так. Он серьёзен, и Чимин отчего-то ещё пуще не может оторвать взгляд. Закусывая кончик карандаша сильнее, омега не прекращает, как велел хён.
Он обводит взглядом вену на шее, край красивых тату, выглядывающих из-под закатанного рукава, рассматривает натянувшуюся на крепких плечах рубашку. Чёрт. Красив до ужаса. И чего это омега так пристально его оглядывает, а? Какого думает о том, что Чонгук красивый? Нет, Пак и до этого момента знал, что Чон — притягательный, статный альфа, но чтобы подобные мысли посещали его голову… Так странно.
Омега смущается сам себе и отводит всё же взгляд.
— Пак, — произносит сонсен-ним. — Вы не пишете лекцию, — взгляд у Чонгука строгий, даже немного сердитый, как и пристало учителю, заставшего студента за святым занятием ленью.
Чимин вдруг вздрагивает от пронзивших поясницу мурашек и ёрзает на месте.
— Простите, сонсен-ним, у меня очень болит голова, — нагло врёт Чимин, опустив ту самую вышеуказанную пониже. Так, чтобы светлая чёлка прикрывала заблестевшие глаза. Строгий Чонгук почему-то вызывает внутри дрожь.
— Отправляйтесь в медпункт, — отвечает альфа, и Чимин, кивнув, подчиняется. Когда он, спустившись по ступеням амфитеатра, проходит мимо Чонгука, тот сжимает губы и на омегу не смотрит. Злится.
От этого неясная щекотная волна проходится под рёбрами. Чимин, по всей видимости, сбрендил, раз так себя ведёт. Ему уже страшно от собственного поведения. Это всё проклятый Юнги!
И Пак не медлит: сразу же хватает смартфон и пишет в мессенджере другу самые колкие и обзывательные слова. Мин отвечает через секунду гневным смайликом, на что Чимин торопливо печатает ответ:
Вы:
Из-за тебя меня выставили с занятия!
от Юнги-я:
Я причём? Вообще в другом корпусе сижу и с какого-то фига оказываюсь виноват.
Чимин кусает губу и усаживается на подоконнике, продолжает клацать по сенсорной поверхности.
Вы:
Я пялился на хёна и он выставил меня из кабинета (
Юнги-я:
А я чего?
Вы:
Твоя вина! Это ты позавчера ляпнул такое!
Юнги отправляет стикер с закатывающим глаза человечком, и Чимин закрывает переписку. Он вышел из кабинета и должен был направиться в медпункт, но туда идти совсем не хочется. Остаётся сидеть на подоконнике, а потом и вовсе решает свалить из здания и спрятаться в курилке. Сегодня хороший день: небо чистое, солнышко светит с высоты, и даже появляется зеленеющая трава. Чимин хочет на улицу.
Быстро забрав куртку из гардероба, омега вылетает из строения и шагает в сторону курилки, надеясь, что его никто не заметит по дороге. Уже на подходе нащупывает полупустую пачку сигарет и тонкую зажигалку. Омега прячется под навесом, зажимая между губ никотиновую палочку, чиркает кремнием, позволяя зажигалке заработать и исторгнуть язычок пламени. Первая затяжка после нескольких дней без сигарет кружит голову, принося какое-то извращённое удовольствие: вроде, головокружение, а становится донельзя приятно. Но то лишь на секунду, потому что в следующий миг в курилке Пак оказывается не один.
Тэхён входит на территорию, отведённую для курящих, неуверенно. Он, замечая Пака, мнётся и прячет кисти в карманы объёмной куртки, а Чимин морщится. Рановато вообще-то для разговора. Он не готов. Пусть злость и остыла, однако обида горьким комком гложет его изнутри, прикусывает плоть сердца, а при виде лучшего друга, выглядящего таким бледным и уставшим, словно действительно плачет вечерами, оно ещё и сжимается болезненно.
Омега приближается к Чимину и довольно решительно становится напротив. Он ненавидит это место, сам не курит и не любит, когда это делают другие. Тэхён нередко называет Юнги пепельницей, а чем дольше и чаще проводит с ним времени Чимин, тем реже курит. Сейчас он делает это довольно часто, по сравнению с прошлыми неделями. Но тем не менее, Ким, прикусывая красивые губы, становится напротив и даже бровью не ведёт, когда Пак специально выдыхает сигаретный дым в его сторону.
— Давай поговорим, прошу тебя, — голос кажется немного хриплым, интонация выдаёт нервозность Тэхёна, а у Чимина болезненно сворачивается желудок. Он отворачивается, однако друг хватает его за рукав куртки. — Пожалуйста, Чимин. Я хочу поговорить, я извиниться хочу за то, что натворил. Да, я мудак, каких поискать, я обидел и ранил тебя. Но я не хочу терять то, что между нами было!
В голосе омеги слышатся слёзы, отчего Чимин всё же застывает на месте, но не оборачивается.
— Прошу тебя, — дрожит Тэ, отчего слабая сторона начинает жалостливо к лучшему другу тянуться, а Пак её отчаянно сдерживает. — Дай мне шанс исправить.
— И как ты собираешься исправлять? — довольно резко оборачивается он, глядя на слезы, безостановочно стекающие по чужим щекам. Сердце в груди вздрагивает.
— Я хочу для начала поговорить, — умоляюще произносит Тэ, утирая манжетой рукава лицо. — Пожалуйста, Чимин.
Он понимает, что эта беседа может закончиться ссорой, но и убегать вечно не способен. Тут Юнги прав — они рано или поздно всё равно будут обязаны разобраться. Их скрепляет многолетняя дружба, да и из-за ссоры ни один, ни второй любить друг друга (по крайней мере, как друзья) не перестали. Тэхён дорог ему во многом, и из-за его поведения хочется думать, что это взаимно. Омега всё вытирает слёзы, отпускает его рукав, а Чимин затягивается последний раз и выбрасывает окурок в урну не глядя.
— Ну, пойдём поговорим, — жмёт он плечом и выходит с территории курилки.
Чимин получит по голове, потому что все свои вещи, кроме телефона, оставил в кабинете Чона, но с этим он разберётся позже.
Они в гнетущем молчании добредают до кофейни — их любимой — на территории кампуса, берут по чашке кофе и располагаются на скамейке недалеко от заведения, аккурат под цветущей вишней. Чимин первым говорить не намерен. Внутри него слишком много чувств, он пока не в состоянии их побороть. Тэхён же сидит, словно на иголках: покусывает губы, ёрзает, закидывает на колено то одну ногу, то меняет их и никак не может, кажется, подобрать слова. Но омега всё же берёт себя в руки, шумно выдыхает и поворачивается к Паку, разглядывающему серый асфальт под подошвами кроссовок.
— Прости меня, — выдыхает едва слышно Тэ, он стискивает пальцами картонный обруч, защищающий пальцы от горячих стенок стаканчика, наполненного кофе. — Прости меня, Чимин. Я не должен был так поступать. Я полный придурок, — голос его снова дрожит, вынуждая Пака поднять взгляд.
Тэхён ненадолго замолкает, понимая, что друг пока намерен только слушать. И потому продолжает:
— Когда я понял, что нравлюсь тебе, то потерялся. Я не знал, что мне делать, как себя с тобой вести, что вообще происходит — не понимал. Мне было трудно, я метался и не знал, как с тобой об этом поговорить. Ещё и Донхун ведь… — Тэхён переводит дыхание и нервно сёрпает напиток. — Я долго думал над всем этим, не понимая, как поступить. А ты продолжал вести себя так же. Я вообще чудом заметил твою симпатию и очень испугался её. А ты жил как жил, так же дружил со мной, заботился. И тогда я понял, что лучше… оставить всё, как есть. Если ты не хочешь мне признаваться, значит, так и должно быть.
Тэ снова переводит дух.
— Поначалу было трудно. Я всё время, при каждом твоём прикосновении вспоминал об этом, мне было неловко, но чувство, что мы отдалимся, если всё вскроется, вводило меня в ужас. Я не хотел терять тебя, у меня нет никого дороже. А потом… это прошло. Ты вёл себя, как и прежде, и я тоже решил не переживать на этот счёт, пока не понадобится.
Чимин жуëт кончик языка от нервов, глядя за тем, как сменяются эмоции на лице друга.
— Да, возможно, это было глупо и надо было поговорить сразу. Но я так боялся сделать тебе больно, — несчастно выдыхает Тэ. — Мне казалось, что если я заведу эту тему, то раню тебя. И в итоге я всё равно ведь ранил, — омега снова начинает тихо плакать и остервенело вытирать лицо. Раньше Тэхён никогда и ни с кем таким эмоциональным не был, в этом они с Паком похожи — все переживания живут только внутри них. — А потом ублюдок Донхун изменил мне. Я ни к кому другому с разбитым сердцем не пришёл бы и не доверился, даже Юнги. Он наш друг, но это другое. Я не знал, что так получится, что мы напьёмся и… — Тэ задыхается, словно ему ужасно стыдно говорить об их сексе. — Что мы переспим. Я не помню, кто это начал, я отчётливо вижу перед глазами только отрывки из-за выпивки. Я помню, что мне было горячо и хорошо, но с утра меня накрыло такой волной стыда, что я думал умру на месте, правда. Я не понимал, что должен делать и говорить. А ещё ты выглядел так, словно вот-вот сердечный приступ получишь.
Тэхён замолкает, вытирает мокрое лицо, а Чимин пока ничего не отвечает. Лишь пригубливает кофе, уже потихоньку остывающий в прохладе апрельского дня. Тэ же переводит дух, часто шмыгает носом и говорит снова:
— Я струсил. Я просто струсил, что после этого наши отношения изменятся. Эгоистично решил притвориться, что ничего не помню. Потому что мне страшно потерять тебя, страшно сделать больно, а в тот момент я не понимал, насколько уже это делаю сильно. Всю неделю я наблюдал за твоим состоянием, я видел, до чего тебя довожу, но собственная трусость давила на глотку. Я погряз в ней, мне казалось, что уже нет выхода из этой ситуации, корил себя, что не поговорил сразу, а в тот миг не понимал, как безболезненно разрешить всё это, — Тэхён допивает свой кофе и выбрасывает стакан в урну рядом.
Чимин ждёт, пока друг успокоится. У самого — буря из чувств внутри, она крутится, вертится, так сильно, что омега не замечает, как в кармане куртки вибрирует смартфон.
— А потом на тусовке… чёртов Донхун подослал Хосока с просьбами поговорить, я так сильно разозлился, так завёлся, что думал — убью его. И ты тут… я вспомнил то, что происходило, то, что мне с тобой было хорошо. Я был пьян, и пусть это — не оправдание, я знаю, но мне… мне хотелось забыться, — слёзы снова срываются с ресниц Тэхёна. — Вот только это было ошибкой. Сначала чёртова игра, потом ты поцеловал меня в гостиной, и я вздрогнул. А в спальне Юнги…
Тэ замолкает и затыкает рукавом куртки рот, сдерживая плач.
— Мне жаль, — выдыхает едва слышно и сипло он. — Мне так жаль, Чимин. Я поступил, как сволочь, я чувствовал боль и делал больно тебе. Мне не нужно было молчать, я должен был сразу поговорить с тобой.
Тэ часто дышит в попытках успокоиться.
— Мне нужно было поговорить с тобой ещё год назад, — всхлипывает Ким. — Я боюсь, что не простишь меня. Боюсь, что больше не смогу тебя увидеть, посмеяться. Что мы больше не будем гулять, что я не буду смотреть твои видео, которые ты мне в тик-токе присылаешь. Да, я никогда не отвечаю, но смотрю каждое. Мне жаль, что я такой идиот. Я не хочу тебя терять, Чимин, я так сильно тебя люблю, ты ведь мой лучший друг, ты мне как брат родной…
Тэхён снова начинает плакать, и ему нужно чуть больше времени, чтобы успокоиться. И Чимину это время тоже на руку. После сказанного Тэхёном ужасно больно, особенно из-за его чувств. Он тоже страдал. Да, поступил эгоистично и по-сволочному, однако сделал это не со зла. Чимин поджимает губы. Его обдало холодом от последней фразы омеги. Однако… помимо холода и того, что его уже отвергают, приходит какое-то облегчение. Ему вдруг становится дышать.
Именно это Пак хотел. Именно этого желал всегда — грани. Плотной, толстой линии, очерчивающей их с Тэ отношения. То, что ждал уже давно, а не последний год или даже годы. Он желал, чтобы Тэхён отвергнул его, потому что у них бы не получилось, они просто друзья, что бы там Пак не испытывал к нему. Ему больше всего нужна была ясность, чтобы он понял — рассчитывать не на что, чтобы получилось переболеть и переплакать, а после — двигаться дальше.
Он хотел этого от Тэхёна в тот момент, когда проснулся роковым утром, хотел всю неделю и на тусовке. Свободы. Потому что у них бы всё равно ничего не вышло. И с его плавным, добавленным в контекст отказом, стало лучше и проще.
— Я не знаю, что с нами будет дальше, — обессиленно проговаривает омега, стискивая свой рукав и глядя заплаканно на Чимина. — Но я не хочу и не буду тебя терять.
Чимин вздыхает, только собираясь ответить ему, как телефоны у обоих начинают буквально разрываться. Тэ выуживает свой из кармана и моментально бледнеет, а Чимин пока занимается собственным гаджетом, внутри что-то холодеет.
От: хён
Где ты?
Чимин?
Возьми трубку, прошу тебя.
Где тебя носит?
Чимин с опаской глядит на сообщения от Чонгука, а потом открывает групповой чат их курса, везде копятся сообщения без остановки, а после омега слышит вздох Кима и отчаянное «блять» с его стороны. Пак пытается долистать до того, что вызывает такую реакцию, но не успевает — лучший друг суёт ему свой телефон, а внутри Чимина всё обрушивается.
В групповой чат скинули скриншот сайта университета. Официальные данные, информационный стенд, лучшие студенты и преподавательский состав. А в самом ёбаном центре — фотография. Тёмная, но достаточно освещённая для того, чтобы разглядеть. На ней Чонгук несёт вцепившегося и полураздетого Чимина на руках к машине.
Всё обрывается внутри и падает ужасающим камнем в бездну, Чимин едва не задыхается и впивается зубами в нижнюю губу почти до крови. Теперь ничто им не поможет, ничто не убережёт от гнева декана, потому что уж эту фотографию оправдать не получится никак.
